Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
Продолжение (предыдущий фрагмент на стр. 19)
Никогда еще граф де Бар и де Лош, принц Блуа не чувствовал себя одновременно полностью готовым к смерти и… совершенно к ней не готовым. Визит старого учителя нарушил его спокойствие, вдребезги разбил ощущение воцарившейся в его резиденции гармонии. Сейчас он особенно остро ощущал, как многое не успел. Не успел узнать, почему солнечный луч, проходя через цветное стекло, меняет цвет. Не успел достоверно проверить, как образование меняет простолюдинов, возвышая их до благородных дворян. Испытать идею друга о возможности полностью обезопасить людей от оспы с помощью болезни коров и лошадей он тоже не успел. Как и реализовать собственные советы Александру по управлению Нидерландами. Все его мысли, все еще пока несвязные идеи остались только строчками на бумаге, только словами, а не действиями. В его душе разгорался пожар, и он подумал, что, наверное, ему и правда стоит объявить пост, чтобы притушить это пламя.
Жорж-Мишель не боялся смерти. Ему столько раз случалось смотреть ей в лицо — и как полководцу, и как врачу, что при мысли о ней его не охватывала дрожь, а его сердце не начинало биться в горле. И все же было ужасно обидно, что костлявая явится за ним именно теперь, когда он так близко подошел к воплощению своих идей и стремлений в жизнь. Это было неправильно и несправедливо, как было несправедливо взваливать на друга все свои заботы, обрушивать на него ношу, которую и вдвоем-то нести нелегко.
Александр справится, он все время это себе твердил, но это также означало, что он уже не поможет дорогим для себя людям — не протянет руку друга и ничему не научит сыновей. Мысль изнуряла, и Жорж-Мишель ткнулся лбом в переплет окна. Солнечный луч проходил сквозь цветное оконное стекло, завораживал красками и, казалось, манил в более светлый благородный мир, и в этом состоянии грезы смертник словно наяву увидел друга… Верхом на великолепном белом коне, в роскошных доспехах, с султаном полководца на шлеме, он что-то оживленно говорил молодому всаднику с таким же полководческим султаном. Жорж-Мишель узнал Армана — повзрослевшего, но еще юного, не мужчину, но уже и не мальчика, пылкого, строгого, готового отстаивать то, что было им дорого. Учитель и ученик, названный отец и приемный сын — они были прекрасны, и тогда Жорж-Мишель ощутил, как сердце неожиданно забилось в горле, а руки похолодели.
А потом непривычно бледный управляющий доложил, что за ним явился господин де Луаньяк. Жорж-Мишель подумал, что королю надоело ждать. Давно заготовленные слова сами собой слетели с его уст. Управляющий издал звук, очень напоминающий всхлип, украдкой смахнул слезу и заторопился выполнить распоряжение господина.
Когда через три четверти часа Франсуа де Луаньяк смог войти в кабинет принца, Жорж-Мишель был полностью одет.
На какое-то мгновение капитан Сорока Пяти забыл, как дышать. Он знал, что принц Блуа имеет право на одежду цвета крамуази. Знал, что по приговору его высочество мог сам выбрать для себя наряд. И все же вид принца с головы до пят в алом потрясал и сбивал с ног. Никогда прежде его высочество не пользовался этой привилегией.
Жорж-Мишель еще раз оглядел себя в зеркало и неторопливо повернулся к офицеру:
— А, это вы, Франсуа, — с ласковой снисходительностью проговорил он. — Как видите, я готов. И да, возьмите вот это, — Жорж-Мишель кивнул Луаньяку на папку, обтянутую той же тканью, что и его роскошный наряд. — Это приговор, — любезно пояснил он. — Без него действия палача не будут законными.
Однако когда он взял со стола шпагу, офицер встрепенулся.
— Не надо так волноваться, Франсуа, — с легкой насмешкой проговорил Жорж-Мишель. — Я не привык разгуливать по Парижу без оружия. Я не ходил без шпаги с того дня, как приехал в Париж без малого четверть века назад, и я не считаю, что приговор является достаточным основанием для нарушения моих привычек.
Луаньяк попытался что-то сказать, но наткнулся на неприязненный взгляд капитана швейцарцев, пришедшего к кабинету Жоржа-Мишеля сразу вслед за ним. И на лицах его лейтенантов было то же выражения неприязни. «Еще два дня, — казалось, говорили они. — Целых два дня! Король обещал…»
— Успокойтесь, Луаньяк, — вновь заговорил Жорж-Мишель. — Я прекрасно понимаю, что осужденные не носят оружие у пояса. Но шпагу осужденного вполне может кто-то нести.
Придирчиво осмотрел капитана Сорока Пяти, озабоченно покачал головой.
— У вас приговор, значит… — Жорж-Мишель решительно тряхнул головой и повернулся к капитану швейцарцев. — Шевалье, окажите мне честь сопровождать туда, куда будет угодно отправить меня его величеству, и прошу вас нести мою шпагу. Клянусь, после меня, не было более достойных людей, которые могли бы прикоснуться к этому клинку.
Капитан принял шпагу с благоговением, а Луаньяк вдруг с изумлением понял, что если бы не приговор и скорый конец его высочества, эти люди пошли бы за ним в огонь и в воду. И все же приказы короля надо было выполнять, какие бы мысли и воспоминания не тревожили душу. Капитан уже хотел по артикулу сказать «Следуйте за мной!», когда принц Блуа вновь нанес удар по его спокойствию и выдержке.
— Корону!
Луаньяк не знал этого, но у наряда принца был один изъян — Жорж-Мишель не предусмотрел для него шляпу. Да и зачем она была нужна, если умирать он должен был во дворе собственного особняка, а шляпа могла помешать палачу?
Но раз король решил нарушить данное слово, выходить в Париж с непокрытой головой он не собирался. И все же его вид в наряде цвета крамуази и в короне, которую он надевал всего один раз — почти семь лет назад при официальном признании его принцем, оказался настолько величественным и грозным, что Жорж-Мишель понял, что один его вид может спровоцировать бунт.
Короля жалко уже не было. А вот Париж было.
Жорж-Мишель бросил беглый взгляд на свое отражение и снял роскошный венец. Водрузил его на алую папку с приговором.
— Вот так, — объявил он, будто собирался не в последний путь, а на коронацию. — Я готов.
От последних слов принца Луаньяк снова вздрогнул. В словах, тоне и виде принца не было ничего от смиренного узника. Он видел полководца, готового к битве.
Продолжение следует....
