А точно здесь должна быть запятая?
Спасибо за вычитку. Надо будет исправить.

Мирная передышка

После заключения Карловацкого мира Цесарство могло несколько перевести дух. Фактически, главным выигрышем Многих Народов от мирного договора было прекращение партизанской войны "вишневчиков" в южных окрестностях цесарской столицы. Селим-Гирей и крымская аристократия понимали, что возобновление войны чревато ни много, ни мало, как гибелью их государства, и без того приведённого в упадок двумя походами Яблоновского. Поэтому мятежным казакам был выдвинут ультиматум: или они переселяются в восточные пределы Ханства, на Кубань (хан надеялся использовать "вишневчиков" против тамошних черкесских племён, стремившихся воспользоваться трудностями хана для того, чтобы от него отложиться) либо вообще покидают крымские владения.
Сопротивление хану не входило в расчёт – ханское войско, хоть и сильно потрёпанное, обладало достаточной силой, чтобы уничтожить казаков начисто. В качестве "демонстрации силы" татары разорили Запорожскую Сечь, восстановленную казаками в низовьях Днепра. "Бездомным" казакам, оставшимся один-на-один со своей горькой судьбой, оставалось только уходить, не оглядываясь, на чём свет стоит ругая "клятих здрадникiв-басурман". Ведь возвращаться им было некуда – на Украине "вишневчиков" ждали только виселицы. Под конвоем татарских всадников караван повозок с небогатым скарбом, женщинами и детьми (многие казаки обзавелись семьями, а некоторые так целыми семьями и бежали) прошёл через Перекопские ворота к порту Гезлёв, где "вишневчики" погрузились на шаланды и фелюги, для переправы на кавказский берег Чёрного моря. Пройти по степи не было возможности – цесарские войска не пропустили бы стольких вооружённых людей вблизи Азова.
В то время казацким гетманом (официально – "старшим") был избран Семён Палий. Решительный неприятель "ляхов", он, тем не менее, отдавал себе отчёт в происходящем. Чтобы избежать ханских репрессий, он сделал вид, что принимает предложение Селим-Гирея о переселении на Кубань. Это позволило ему получить возможность отступить на восток спокойно, без конфликтов и стычек с татарами. Но на месте он уже не вёл себя так спокойно. Он действительно рьяно взялся за войну с черкесами – и ему удалось освободить от них крупную территорию. Видя успех своего вассала, хан присылал тому деньги и порох. Палий демонстрировал свою верность бахчисарайскому владыке и порадовал его, доставив во дворец несколько голов мятежных черкесских князей. Но на уме у гетмана было уже нечто совсем другое.
В Швеции внимательно наблюдали за ходом борьбы на юге, хоть и не вмешивались. Фредрик Гогенцоллерн не видел для себя никакой выгоды во вмешательстве в конфликт на какой бы то ни было из сторон. По его мнению, момент для войны ещё не настал. Швеция наслаждалась миром (если не считать нескольких пограничных конфликтов с датчанами) и готовилась к будущим сражениям. Фредрик чувствовал себя на троне достаточно комфортно. Многочисленные магнаты, в начале его царствования рассчитывавшие на то, что юный монарх станет орудием в их руках, горько раскаялись в своих намерениях. Гогенцоллерн быстро сориентировался в сложном раскладе сил при стокгольмском дворе и использовал это себе на пользу. Настроив одни придворные группировки против других, он быстро оказался хозяином положения. Некоторые магнаты не пожелали с этим смириться и составили заговор с целью официально ограничить власть короля. Но риксдаг, на который они рассчитывали, на своём заседании в октябре 1676 г. отклонил их требования. Король выступил с зажигательной речью, в которой обосновывал божественное происхождение королевской власти, и депутаты поддержали его, согласившись с тем, что риксдаг должен в дальнейшем играть исключительно совещательную роль при монархе. В Швеции официально установился режим абсолютной монархии.
Значительную роль в победе короля сыграли выборные от "Нюстадланда". Вообще, политика интеграции жителей завоёванных русских земель в политическую жизнь Королевства Трёх Корон, начатая ещё Вальдемаром II, принесла большие успехи. Как уже было сказано, депутаты от северорусских земель традиционно показывали себя сторонниками королевской политики. В шведской армии было сформировано несколько "русских" кавалерийских и пехотных полков. В последней войне с Данией прекрасно показала себя "нюстадская гвардия" – новгородцы и плесковичи первыми ворвались на датский редут и подняли там королевское знамя.
Важной причиной этого была деятельность на завоёванных землях ордена иезуитов. Последователи Игнатия Лойолы делали упор на развитии собственной системы образования. В Новгороде (1625) и Пскове (1628), а затем в Тихвине и некоторых других городах, были созданы иезуитские школы и коллегии, где молодые люди дворянского и купеческого происхождения могли получить прекрасное образование. Католическое вероисповедание не было обязательным условием поступления а коллегию, но, само собой, в процессе обучения студентов всячески убеждали в примате Папы Римского. Разумеется, большинство воспитанников иезуитов пополняли собой паству католической церкви. Позже, при желании, они могли продолжить обучение в университетах Упсалы, Стокгольма или Дерпта, где, опять же, абсолютное большинство студентов было католиками. И таким образом элита Новгородской земли стала к концу XVII в. почти сплошь католической.
Но и простой народ тоже не обходила стороной деятельность "служителей Папы". В 1630 г. в г. Тихвине была (по соглашению с местным православным духовенством, настроенным на сотрудничество с завоевателями) провозглашена уния с Римом. Согласно условиям Унии, отныне главой церкви признавался Папа, вместе с тем все обряды православной церкви сохранялись без изменений. Фактически, простые крестьяне даже не заметили разницы в богослужении, и не обратили внимание на имя, поминаемое в конце службы. Разумеется, не обошлось без сопротивления  приверженцев старого православия. Но их позицию ослабляло то, что как раз в это время в Москве проводились иоасафлянские реформы, так что они были во многом дезориентированы. Некоторые православные священники бежали в Москву, некоторые – в Кострому, а Новгородчина в целом подчинилась духовной власти Рима в той или иной форме.
Не стоит и говорить, что основной опорой короля в Новгороде и Пскове стали купцы. За возможность продавать новгородские лес и пушнину через шведские балтийские порты в Европу они были бы готовы не только сменить веру, но и продать душу любому дьяволу.
Итак, во внутренней политике ничто не угрожало Фредрику Первому. Во внешней политике же он ориентировался на союз с Бранденбургом, где правил вначале его отец Фридрих-Вильгельм, а после его смерти в 1688 г. – его старший брат Карл III Эмиль Гогенцоллерн. Будучи вассалом Цесарства как прусский герцог, он был вынужден отправить несколько региментов прусской армии на войну с Турцией. Это послужило для него хорошим предлогом для увеличения имевшейся у него в распоряжении армии Пруссии. Бранденбургская же армия росла, как на дрожжах, не будучи ограниченной подчинением цесарю. Воинственный Карл-Эмиль не мог дождаться момента, когда он сможет увидеть свою армию в настоящем сражении. Он твёрдо намеревался выполнить мечту своих предков и принести своей родине независимость. В союзе с сильной Швецией это выглядело вполне реально.

Отредактировано Московский гость (29-07-2010 00:26:01)

Мирная передышка (продолжение)

Неспокойно было в Венгрии. Между двумя сыновьями Илоны Зриньи пробежала чёрная кошка. Ференц Ракоци, её первенец, чувствовал себя ущемлённым. До десяти лет он был уверен, что именно ему предстоит стать наследником своего отчима, как вдруг всё молниеносно изменилось, когда его мать родила ему брата. Естественно, что Имре Тёкёли немедленно объявил своим наследником Венгрии младенца Петера Тёкёли, именно Петеру (получившего имя в честь деда по матери – казнённого хорватского бана) предстояло править в Буде. Для юного Ференца, ожидавшего того же для себя, это был страшный удар. Он возненавидел своего брата с самого его рождения.
Неоднократно доходило до крупных скандалов. Отмечено, что не один раз Ференц публично употреблял в отношении Петера выражения "бастард" и "найдёныш". Особенно запомнилось всем происшествие на приёме по поводу тринадцатилетия наследника трона. Ференц (который был обязан там присутствовать по настойчивому требованию матери) в ответ на какую-то колкость младшего брата (чувство неприязни было взаимным) заявил ему: "Беги к своей мамочке, ублюдок!". Стоявшая здесь же неподалёку Илона немедленно влепила своему старшему сыну звонкую пощёчину на глазах иностранных послов. Позже Ференц просил прощения у матери, отчима и брата, оправдываясь тем, что был пьян и не понимал, что делает. Приняв извинения пасынка, князь Имре, тем не менее, запретил ему впредь появляться в Буде, приказав впредь безвыездно жить в своём замке в Мункаче.
Ференц, теперь полный ненависти не только к брату, но и к отчиму и даже к матери, удалился в ссылку, но не оставил планов мести. В следующем, 1698 г. он вместе со своими сторонниками организовал конфедерацию и потребовал восстановления своих "законных прав". Венгерский комитат Марамарош запылал. Но попытки Ференца заручиться поддержкой иностранных держав против своего отчима провалились. Ни Цесарство, ни Австрия не желали вмешиваться в венгерскую смуту. Австрийцы, правда, продавали ему из оружие из своих Трансильванских владений, но от более близкого сотрудничества устранялись – война между союзниками (пусть даже и только формальными) могла подорвать их позиции на близящихся к концу мирных переговорах.
В конце года войска Тёкёли во главе с самим Имре (там присутствовал и Петер) осадили Мункач. Ференц оказался в практически полной осаде. Окрестные жители не доставляли в замок припасов и вообще помогали княжеским войскам – они ненавидели примкнувших к Ракоци местных аристократов, обдиравших их, как липку.
Ввиду явного перевеса отчима Ференц пошёл с ним на переговоры (при посредничестве матери). Он объявил о своём раскаянии, примирении со своим младшим братом и признании всех условий Тёкёли. Ему отобрали властные полномочия в комитате, оставив во владении только замки Мункач и Хуст. Ракоци согласился на всё, ни на секунду не сомневаясь в том, что нарушит навязанные ему условия при первой возможности. Петер также не питал иллюзий, но Илона не намерена была допускать войны в семье. На конец XVII в. венгры жили в условиях очень хрупкого мира.
Не лучшим образом развивались семейные отношения и у цесаря Якуба I. Он был очень недоволен самоуправством своей матери, вмешивавшейся в государственные, зачастую в противоречии с политикой своего сына. В Киеве ещё не успели забыть о "деле Заруцкого", как вдруг выяснилось, что цесарева-мать и её любимый сын Александр зондируют почву на предмет ограничения власти Якуба в пользу некоего "Верховного Совета", главную роль в котором должны были играть как раз они. На эту тему они разговаривали с различными людьми, в частности, с гетманом Яблоновским.  Но старый вояка не намеревался топить своего цесаря "в ведре с бабьими помоями" и на тайной аудиенции а мае 1699 г. всё рассказал ему. Якуб Ян Собесский рассвирипел. Он арестовал своего брата, а после недолгого пребывания в заключении назначил его в Тобольск комиссаром Сибири с приказом немедленно покинуть столицу.
Мать же была выслана им на родину, в Москву. Разумеется, все приличия были соблюдены и здесь – в инструкции комиссару Мазепину он прямо указал, что цесарева-мать должна содержаться во дворце в Коломенском со "всеми подобающими её сану почестями". Но, самое главное, от влияния на государственные дела не в меру амбициозная Марысенька была отстранена. Это способствовало значительному росту популярности молодого монарха.
Сам же москворусский комиссар не позволял забывать о себе. Точнее, не он, а его многочисленные враги в Москворуссии. С самого назначения в Киев с потрясающей регулярностью стали приходить из Москвы жалобы и доносы на Ивана Мазепина. Тот оправдывался "кознями завистников". Наконец, в июне 1699 г. (по получении сообщения о казнокрадстве и покровительство контрабанде через шведскую границу) в Москву была отправлена комиссия во главе с литвином Каролем Радзивиллом. Несколько месяцев проверки – и Радзивилл отписал в столицу (а затем и подтвердил лично), что все обвинения в воровстве являются ложными, а Мазепин, напротив, значительно увеличил доходы своей комиссарии (в частности, за счёт введения казённой монополии на винокурение и питейные заведения), которые с завидной регулярностью отправляются под охраной в столицу. Действительно, на дополнительные доходы их Москвы удалось заложить на гданьских верфях несколько изначально незапланированных фрегатов. Иван Степанович мог спать спокойно.

Отредактировано Московский гость (29-07-2010 01:04:43)