Да, это я промахнулся - сейчас исправлю.

Нет, именно "киян". В этом мире рулит польский язык, так что для колорита некоторые слова заимствованы из него. В частности "kijanie" - "киевляне".

Кровавое наследство

Цесарские военачальники рассчитывали на успех. Действительно, всё было уже давно готово к войне, любой солдат в Короне знал, что главный враг цесаря – еретический шведский король. Генералы имели перед собой давно подготовленные планы наступления, карты местности, чертежи прусских крепостей. Увы, настолько давно, что все это материалы успели устареть: к уже учтённому в старых разработках войску Карла-Эмиля добавились несколько дополнительных полков, присланных в Пруссию Фредриком (в прусско-бранденбургской транскрипции – Фридрихом I) морем из Швеции, несколько батальонов местных ополченцев и большое количество наёмников из германских государств. Кроме того, пруссаки тоже имели подготовленный план обороны – по пути цесарского войска были заранее вывезены или уничтожены все запасы продовольствия. Прусские крестьяне скрежетали зубами, уничтожая только что созревший урожай, но подчинялись своему повелителю. На всём пути до Крулевца  цесарские солдаты не могли найти ни кусочка хлеба.
Прусская столица тоже оказалась укреплена гораздо лучше, чем ожидали поляки. Стены и башни, отмеченные на их чертежах, как недостроенные или полуразрушенные, были починены и выглядели, как новые. Но, несмотря на явный провал своей разведки, было решено штурмовать город. Штурм 8 сентября закончился неудачей. Началась подготовка ещё одного штурма – поляки рассчитывали на свою многочисленную артиллерию. И здесь цесарских генералов ждал ещё один неприятный сюрприз. Будучи уверены в своём превосходстве, они ещё раз забыли о разведке.
И поплатились – 15 сентября они были атакованы несколькими полками кавалерии, пришедшей на подмогу городу со стороны шведской Померании. Для осаждённых это послужило сигналом. Ворота Крулевца распахнулись и оттуда начали выходить прусские солдаты и строиться в боевые порядки. Полагая, что это не более чем незначительная вылазка пруссаков, с которой справится своими силами одна пехота, польские пушки были передвинуты во фланг, чтобы обезопасить лагерь от атаки со стороны близлежащего леса, где после своей первой атаки скрылись кавалеристы.
Занятый высматриванием между деревьев вражеских всадников, генерал Станислав Яблоновский (сын знаменитого гетмана) слишком поздно обратил внимание, что из города продолжают выходить солдаты, число которых уже достигло нескольких тысяч – как оказалось позже, командующий обороной города шведский генерал Хеннинг Рудольф Горн сконцентрировал их там, рассчитывая именно на такое развитие событий. Отдав себе, наконец, отчёт в том, что прусская пехота собирается идти в атаку, он отдал приказ срочно развернуть пушки в сторону города. И это решило судьбу битвы – пока артиллеристы разворачивали свои орудия, из леса вырвалась злосчастная кавалерия. Остановить их огнём было уже поздно: когда многострадальные пушки снова были развёрнуты в сторону атакующих и заряжены картечью, время было упущено – драгуны ворвались на польские батареи. Хуже того – они спешились и, развернув орудия (который уже раз за этот день) в сторону цесарского войска, начали обстреливать его – в составе всадников оказалось достаточно артиллеристов. Среди попавших в ловушку цесарских солдат началась паника. Управление войсками было потеряно, каждый думал только о собственном спасении.
Те, кто не успел убежать (преследуемые всё той же кавалерией), оказались прижаты к берегу реки Прейгель и через некоторое время сложили по приказу Яблоновского оружие. Разгром многократно превосходящего цесарского войска стал великим триумфом шведско-прусской армии. Героем дня стал командовавший цвайбрюккенскими драгунами молодой полковник Карл фон Виттельсбах, граф Цвайбрюккенского Палатината.
Карл только несколько лет тому назад стал графом Цвайбрюккена после смерти своего отца. Юноша мечтал о военной славе, но никакой войны поблизости от его княжества как-то не происходило. Поэтому известия о возрастании напряжённости между Швецией и Цесарством были для него трубой архангела. От тут же начал собирать из таких же, как он, молодых авантюристов, кавалерийский полк. Добавив к нему уже имевшийся у него в наличии второй полк "старых" драгун, он отправился на помощь шведам и пруссакам (к Швеции он с детства питал некоторые сантименты, поскольку его бабка была сестрой герцога Густава-Адольфа Зюдерманландского). Некоторые советники убеждали его остаться, но он решительно ответил им: "Лучше уж я умру полковником в Пруссии, чем графом в Цвайбрюккене!" – и   выступил на восток. Опередив своих людей, не спеша двигавшихся через Померанию, он прибыл в Крулевец к только что назначенному туда Горну и убедил его согласиться на его план.
Изначально осторожный Горн намеревался ограничиться обороной города, а драгунам намеревался поручить партизанскую войну в окрестностях прусской столицы. Как  именно горячему юноше удалось убедить генерала поддержать его собственную, граничащую с авантюризмом, идею, остаётся загадкой по сей день. Вероятно, сам Горн в глубине души всегда мечтал именно о такой успешной авантюре. Во всяком случае, в дальнейшем на все вопросы о мотивах своего решения он отвечал исключительно уклончиво.
Катастрофа на Прейгеле стала не единственной неудачей Цесарства Многих Народов в этой войне. Не удалась также попытка наступления со стороны Москворуссии и Литвы с целью захвата Пскова. 29 сентября в битве под Островом войска Цесарства потерпели поражение и были вынуждены отступить, практически спасаться бегством. От перехода поражения в разгром, аналогичный прейгельскому, их спасли только начавшиеся осенние дожди, сделавшие бесполезными усилия пустившейся за ними в погоню нюстадской конной гвардии. На этот раз всё было даже хуже, так как поражение потерпел уже не сын, а отец – "великий и непобедимый" гетман  Яблоновский.  Свидетели рассказывали, что, получив известие о пленении сына, он стал сам не свой, вся обычно переполнявшая его энергия куда-то пропала, а вместо излучаемая ним обычная уверенность в победе сменилась подавленностью и предчувствием неудачи. Вскоре после неудачи под Псковом гетман сложил с себя полномочия командующего москворусским войском и выехал в свои поместья в Короне, которые с тех пор не покидал вплоть до своей смерти в 1702 г. В том же году в шведском плену скончался и его сын, неудачливый генерал Станислав. Москворусское войско перешло под командование москвича – его возглавил Борис Госевский, получивший к тому времени чин гетмана. Главной его задачей теперь было противодействие подошедшей к стенам Твери большой шведской армии. Составлявшие её костяк новгородцы горели желанием вернуть себе свой потерянный некогда город.

Отредактировано Московский гость (14-08-2010 01:32:23)

Год катастроф

На другом конце европейского континента тоже ярко вспыхнул огонь военного пожара. Разногласия между Австрией и Францией в вопросе о наследовании вакантного после смерти короля Карла II испанского трона. Покойный Карл не имел детей (что при его умственной и физической болезни не вызывало удивления), и поэтому с его смертью пресекалась "испанская  линия" династии Габсбургов. Император Леопольд намеревался сделать испанским королём своего сына эрцгерцога Карла, что не устраивало французского короля Людовика XIV, опасавшегося возрождения империи Габсбургов, окружавшей Францию с двух сторон. С другой стороны, кандидатура французского принца Филиппа Анжуйского не устраивала Австрию и Англию, поскольку это, в свою очередь, привело бы к чрезмерному усилению Франции, особенно после того, как Филипп унаследовал бы ещё и французский трон.
Заинтересованные стороны выдвигали также и компромиссных кандидатов, такие как баварский герцог Иосиф-Фердинанд. Но герцог скончался в 1699 г. и всё началось сначала. Неоднократно предлагался раздел испанских владений (чтобы французы не получили слишком много), но против этого уже выступили сами испанцы – король Карл II готов был признать того или иного наследника, но только, как наследника всей империи целиком. Кроме того, существовали значительные разногласия, кто именно какие именно территории должен получить. Людовик соглашался на кандидатуру Карла, оговаривая, однако, что итальянские владения Испании перейдут в его владение, против чего решительно выступали австрийцы. К моменту смерти Карла Испанского эти важные вопросы не были ещё урегулированы. На испанский трон вступил Филипп V Бурбон. Это был тяжёлый удар по коммерческим интересам морских держав: Англии и Голландии, терявших доходы от торговли с Испанией. Общая угроза привела к сближению их позиций с Австрией, которая собиралась получить (в любом случае) северную Италию и Испанские Нидерланды. Австрийцы сделали первый ход: Евгений Савойский вторгся в Миланское герцогство. Началась война за испанское наследство.
Цесарство сохраняло в "Западной войне" нейтралитет, несмотря на заманчивые предложения французского посла. Французы искушали цесаря перспективой получения австрийской Силезии, но Якуб, не отвергая французских оферт напрямую, затягивал переговоры, настаивая на предварительной выплате ему крупных дотаций. В реальности на тот момент главной целью было отнюдь не завоевание периферийной Силезии, а освобождение от вражеских войск Коронной комиссарии. И как раз в этом французы помочь ему никак не могли. В целом, противостояние Цесарства со Швецией шло один-на-один: Австрия, как было сказано, перебросила почти все свои войска на запад, а Турция и особенно Крым ещё не оправились после войны со Священной Лигой.
Однако король Фредрик имел на конец 1701 года явный перевес над цесарем Якубом. Инициатива в боевых действиях принадлежала ему. В октябре он атаковал Литву. Литовское войско ещё не пришло в порядок после летнего поражения. Радзивилл пытался остановить шведов под Сейнами, но безуспешно. Литвины побежали, не выдержав шведских атак и опасаясь появления в тылу нюстадцев, вошедших на территорию ВКЛ с востока. Сам Радзивилл попал в руки шведов и был в качестве почётного пленника отправлен в Стокгольм.
Король наращивал свою армию дополнительной вербовкой новых солдат не только в самой Швеции её континентальных владениях, но и в прочих германских государствах. Здесь даже наметилась конкуренция между вербовщиками австрийскими и шведскими, что естественно привело к повышению платы наёмникам. Тем не менее, деньги у Фредрика пока что были и он мог себе позволить формирование новых полков. Тем более, его победы служили для "искателей приключений" дополнительным стимулом. Таким образом, потеря полков генерала Виттельсбаха (граф Цвайбрюккенский был вынужден покинуть королевскую армию, чтобы защищать собственные владения, расположенные слишком близко к французской границе) с лихвой компенсировалась появлением новых нескольких новых пехотных и кавалерийских соединений.
Зиму "Фредрик Великий" (как стали его называть после этих невероятных побед) встретил в захваченном Вильно. Тем не менее, он нашёл время прибыть в Стокгольм на открытие Королевской Академии Наук. Создать в Стокгольме (по образцу английского Королевского Общества) академию убедил короля великий учёный Готфрид Вильгельм Лейбниц, с которым Фредрик I несколько раз встречался в Потсдаме и Берлине. Король придавал большое значение не только военным, но и научным победам своей страны.
Весной следующего, 1702 года, король продолжил завоевание Москворуссии. На этот раз к Твери выступили не просто несколько новгородских полков, а пятидесятитысячная армия  с сильной артиллерией. На этот раз Меншикову и Госевскому не сопутствовал успех. Понимая свою слабость, гетман даже не пытался преградить королю дорогу, ограничиваясь партизанскими действиями на его тылах. Упрямый Меншиков, однако, решил оборонять город, несмотря ни на что. Тверь выдержала два приступа, 17 и 21 апреля. Третий, 25 апреля 1702 г. оказался для города роковым – шведские тяжёлые пушки разбили городскую стену и в пролом ворвались добившиеся, наконец-то, своего новгородцы. Разъярённые сопротивлением и жаждущие мести, они не щадили на своём пути никого – даже женщин и детей. Посланный королём полковник Адам Левенгаупт пытался остановить резню, но взбешенные нюстадцы не желали его слушать и даже избили самого.
Сам Меншиков был ранен в одной из стычек с наседавшими нюстадцами. Его солдаты вытащили его из боя и переправили на лодке через Волгу. Лодку для раненого коменданта удалось найти чудом - обезумевшие от ужаса жители в отчаянных попытках спастись бросались в Волгу и пытались переплыть её, цепляясь за бочки, брёвна и доски. Некоторые пробовали плыть сами. Во время "тверской резни" было убито шведскими солдатами и утонуло в реке несколько  тысяч тверичей.  Несмотря на резню, город остался цел. Нюстадцы не поджигали домов, рассчитывая, что он в будущем достанется им - многие из них были детьми и внуками тверичей-католиков, вынужденных покинуть свою землю во времена "иванова нашествия", как они называли завоевание Твери царём Иваном Ягеллоном сорок лет тому назад. Теперь Королевство Трёх Корон снова вышло на свои старые волжские границы.
Уже три комиссарии из четырёх находились под неприятельской оккупацией, а цесарь всё ещё не имел достаточных сил для отпора врагу. Созванный в августе чрезвычайный Сейм, хотя и утвердил запрошенные цесарем дополнительные налоги на войско, не щадил обвинений в адрес цесарских генералов, комиссаров и министров. В приватных же разговорах послы не стеснялись обвинять в несчастьях, постигших государство, и самого Якуба Собесского. Престиж цесаря стремительно падал. Год 1702 принёс Цесарству очередную катастрофу.

Перетягивание каната (продолжение)

Но не дремал тем временем и Якуб. Будучи в курсе, что виновным во всех поражениях считают именно его (и будучи в душе с этим согласным – за неудачи государства отвечает в первую очередь его правитель), он отчаянно нуждался в хоть каком-либо успехе. В Великом Княжестве Русском, единственной не пострадавшей от войны комиссарии, спешно формировались новые полки. Даже утверждённых Сеймом чрезвычайных налогов оказалось недостаточно, пришлось цесарским универсалом установить дополнительные одноразовые (мало кто верил, что этим ограничится) сборы с городов. Народ роптал, но платил.
В результате, тем не менее, удалось сформировать новое, 40-тысячное войско. Не подвели и уральские заводы – оно имело превосходный артиллерийский парк. В апреле 1703 г. оно выступило на помощь Сапеге в Литву. Зная о прибывающей подмоге, комиссар активизировал  свою деятельность. Теперь отряды литовской шляхты уже не ограничивались только нападениями на шведские отряды на лесных дорогах. Теперь не могли себя чувствовать и гарнизоны в маленьких местечках – так, в марте месяце дошло до форменной осады замка в Лиде. Там, правда, "сапежинцам" не удалось захватить город – положение спасло вовремя прибывшее подкрепление. Но уже в Ошмянах им пошло лучше – 15 апреля находившийся в городе батальон шведской пехоты был застигнут врасплох отрядом полковника Синицкого и почти начисто вырезан. Стенбок отправил к Ошмянам полк пехоты, чтобы отбить город, но колонна не дошла до цели, увязнув в боях с непрерывно атакующими её партизанами. Вместе с тем к Синицкому непрерывно подходили подкрепления.
Стенбок решил во что бы то ни было разбить "сапежинцев" до подхода главных сил. Поэтому он выступил из Вильно со своими главными силами. 17 мая он подошёл к городу. Но не только он – в Литву уже вступила армия генерала Станислава Лещинского. Всё это было частью плана Сапеги – по его приказу Синицкий с апреля готовился к обороне, сооружая земляные валы вокруг города и засеки на лесных дорогах. Как уже было сказано, армия Лещинского была прекрасно вооружена и имела достаточно съестных припасов, а шведы были истощены голодной зимой. Тем не менее, Стенбок решился дать полякам сражение, рассчитывая на лучший боевой опыт своих солдат. Расчёты шведского генерала оказались ошибочными. 19 мая 1703 г. Лещинский и Сапега разбили войска Стенбока наголову, сам раненый шведский командующий попал в плен. 23 мая цесарские войска вступили в освобождённое Вильно. Синицкий, произведённый за доблесть в генералы, был назначен комендантом литовской столицы. В Киеве царила радость. Якуб Собесский был встречен в Сеймовом Дворце овацией - победные реляции из Литвы хоть как-то подсластили пилюлю с новыми налогами. Теперь у цесаря был сильный аргумент, что собранные деньги тратятся с пользой для государства.
В Короне и Москворуссии тем временем ситуация выглядела патовой. Шведы не могли наступать ни на Краков, ни на Москву из-за почти полной дезорганизации своего тыла партизанами, а цесарские силы не могли выбить их из захваченных Варшавы и Твери из-за недостатка сил. Но освобождение Литвы вселяло надежду и здесь. А Сапега к концу лета в основном закончил освобождение территории ВКЛ от захватчиков, обескураженных ошмянским разгромом. Остатки шведов отступили на территорию Курляндии (герцог, не имея выбора, признал себя шведским вассалом и был вынужден смириться с пребыванием на своей территории незваных гостей) и Ливонии. Никто не сомневался в том, что Фредрик постарается отбить потерянное, но не было также сомнения в том, что он не сможет выступить раньше весны. Имеющийся в наличии запас времени было решено использовать для нанесения шведской армии ещё большего урона.
С этой целью Лещинский (усилившийся в течение лета дополнительными подкреплениями от цесаря и присоединившимися к его войску литовскими отрядами) двинулся непосредственно в шведские владения – на Псков. Войско увидело его мощные стены в начале сентября. На предложение сдаться горожане ответили отказом. Лещинский сразу же приступил к осаде. Вскоре пришло известие о движении на помощь Пскову крупных сил новгородцев.  Кроме того, несколько нюстадских полков были вынуждены для этого покинуть окрестности Твери. Новгородцы спешили своим попавшим в беду товарищам.
Эта спешка сыграла с ними злую шутку. Рассчитывая обойти главные силы Лещинского, под городом Великие Луки марширующие из-под Твери королевские войска вышли точно на позиции ожидавших их цесарских полков. К их чести надо отметить, что, попав в окружение, они отказались сдаваться в плен и были перебиты все до единого. Также не удалось пройти к Пскову и полкам из Новгорода, разбитым Лещинским под Дном и вынужденным повернуть обратно. Псков не мог в ближайшее время надеяться на помощь извне, но не собирался и сдаваться – плесковичи не желали подчиняться "еретикам-ляхам", поклявшись на вече стоять "за короля и веру католическую". Вернувшись к городским стенам Лещинский предпринял несколько штурмов, но безуспешно – стены города, остановившие в своё время Сигизмунда Ягеллона, и ныне стояли крепко.
Москворусское войско осадило Тверь. И здесь нюстадцы отказались сложить оружие – сдаваться ненавидимым и презираемым ими "москалям" они считали для себя унижением. Зима прошла в осадах, штурмах и стычках. Положение Цесарства уже не выглядело настолько безнадёжным. К такому выводу, во всяком случае, пришёл датский король Фредерик IV, решивший нанести удар по Швеции, пока силы своего тёзки были (по его мнению) крепко связаны в Цесарстве. 18 марта 1704 г. он начал вторжение в герцогство Гольштейн-Готторп. Однако Фредрик Гогенцоллерн оказался на высоте положения – в августе войска генерала Реншильда высадились в Копенгагене и угрозой разрушения города вынудили датчан заключить со Швецией в гольштейнском замке Трафенталь мирный договор и отказаться от союза с Цесарством. Правда, иной союз предлагали Цесарству французы, но он, разумеется, был направлен не столько против Швеции, сколько против Австрии, что было никак не на руку Якубу I, опасавшемуся приобретать дополнительного врага.
Весной шведы действительно перешли в контрнаступление. Первой их целью, разумеется, стал Псков. Лещинский не решился дать бой шведским главным силам под командованием лично "Старого Фреда" и отступил в Литву. В Пскове ликовали, выкрикивали вслед уходящим полякам неприличные ругательства и показывали ещё более неприличные жесты. Своего же короля они приняли восторженно. Для него и офицеров его армии был устроен роскошный пир – продовольственных запасов у предусмотрительных плесковичей было вдоволь.
Но к Твери шведский "сикурс" опоздал. В войсках Госевского было достаточно местных уроженцев, знавших все щели и проходы в городской стене, как свои пять пальцев. Через один из таких проходов цесарские солдаты проникли в город, перебив охрану, открыли главные ворота и впустили в город осаждающих. Нюстадцы сопротивлялись отчаянно – в плен попали только те из них, кто был тяжело ранен в бою и физически не мог сопротивляться. Прочие предпочли смерть позору плена у "москалей".
О падении Твери король узнал под Торжком. Одно дело было отогнать от города осаждающую его армию, разбив её в открытом поле, и совсем другое – осаждать город заново. Поэтому Фредрик развернул своих людей и вернул армию в Нюстадланд – оттуда она должна была делать нападения на земли Литвы, не позволяя расслабиться Сапеге и Лещинскому. Одновременно враждующие стороны вели переговоры об обмене пленных, которых достаточно накопилось с обеих сторон. В конце концов, они согласились обменять шведских офицеров, взятых под Ошмянами, на офицеров цесарских, взятых под Сейнами. Стенбок и Радзивилл вернулись домой. Литовское комиссарство Радзивиллу, впрочем, не вернули, напирая на необходимость приведения в порядок его пошатнувшегося в плену здоровья. Стенбок же, наоборот, немедленно получил командование формируемой в Нюстадланде новой армией.
После бурной весны остальная часть 1704 г. была почти что спокойной: всё ограничивалось отдельными набегами на территорию противника с той и другой стороны. Линия фронта оставалась, в основном, неизменной. Но на юге снова было неспокойно.
Императорскому наместнику Трансильвании Ференцу Ракоци не сиделось спокойно в своём замке в Брашшо. Ему по-прежнему не давало покоя видение Буды, где после скорой (в чём были уверены многие) смерти князя Имре должен был воцариться его ненавистный брат Петер. Ференц готовился к этому моменту, собирая в подвластной ему Трансильвании войско из всех недовольных князем Имре дворян и рассылая письма и прокламации оставшимся в Венгрии "лабанцам". К своему сожалению, он не мог рассчитывать в этом на помощь имперской армии – почти все имевшиеся на востоке войска были отправлены против французов и баварцев. Зато в этом был для него, Ференца Ракоци, и плюс – без "надзора" со стороны австрийских генералов он становился в Трансильвании полновластным "как бы князем".
Летом 1704 г. у него в замке стали появляться беглецы из Венгрии, сообщавшие, что князь Имре вышел на след их заговора и производит аресты среди "лабанцев". Опасаясь лишиться внутренней поддержки, Ференц 21 августа 1704 г. выступил в Венгрию. Разумеется, он не рассчитывал захватить одним ударом Буду, поэтому он начал с земель Марамароша и Верхней Венгрии – тех, где у него и Берчени имелось больше всего сторонников. Услышав о выступлении, "лабанцы" присоединились к нему.
На этот раз Ференц удерживал своих людей от безосновательных насилий в отношении местных жителей. Те, тем не менее, не доверяли ему и сообщали обо всех передвижениях "лабанцев" княжеским воеводам. Войска Имре начали вытеснять повстанцев из Верхней Венгрии. Но сторонники Ракоци засели в своих замках, и князю приходилось оставлять значительные силы для их осады. Заканчивался 1704 год, а восстание "лабанцев", третье по счёту, подавить всё не удавалось.