Добро пожаловать на литературный форум "В вихре времен"!

Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
Для начинающих писателей, желающих показать свое произведение критикам и рецензентам, открыт раздел "Конкурс соискателей".
Если Вы хотите стать автором, а не только читателем, обязательно ознакомьтесь с Правилами.
Это поможет вам лучше понять происходящее на форуме и позволит не попадать на первых порах в неловкие ситуации.

В ВИХРЕ ВРЕМЕН

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Лауреаты Конкурса Соискателей » Михаил Токуров "Любимый город"


Михаил Токуров "Любимый город"

Сообщений 331 страница 340 из 426

331

Застенчивая невеста

Вернувшись в столицу, цесарь пригласил к себе маршалов Сейма и Сената. Дело, к которому он собирался теперь приступить, было не столь впечатляющим, сколь назревшим и необходимым. За последние десятилетия правовая система Цесарства весьма усложнилась. Сейм утверждал законы (конституции), цесарь издавал универсалы – и все эти правовые акты во многих случаях принимались под влиянием требований текущей ситуации, но оставались в силе надолго, противореча один другому в различных пунктах. Особенно "прославилась" количеством принимаемых конституций эпоха "Золотой Вольности" (1740-1753), когда послы руководствовались в первую очередь соображениями, имевшими мало общего с государственными интересами.
Передвигаться в этом "правовом море" было нелегко. Далеко не всякий адвокат мог разобраться в хитросплетении статей, параграфов и примечаний. Тем более что внутренние противоречия в законодательстве позволяли ссылаться одной из сторон на один закон, а другой – на другой. Путаница усугублялась наличием "комиссариальных законов", во многом противоречащих актам, утверждаемым центральными органами власти.
Поэтому на аудиенции с маршалами Александр поднял вопрос о немедленном проведении упорядочения и кодификации существующих законов. Эта работа должна была стать для Сейма и Сената первоочередной задачей. Более подробно цесарь изложил своё видение этого вопроса во время своего выступления на совместном заседании обеих Палат 30 июля 1753 г.
Речь цесаря (позже её развёрнутый вариант был опубликован отдельной брошюрой под названием "О законах Цесарства" – современники обратили внимание на схожесть названия с заглавием знаменитого трактата Монтескье "О духе законов") была посвящена предстоящему началу работы по разработке нового кодекса законов.
Монархия объявлялась наилучшей формой государственного устройства. Монарх, согласно Александру – главный источник власти, он "соединяет" общество, создаёт и толкует законы и, вообще, отвечает перед Богом за "блаженство и процветание вверенного ему государства". Вместе с тем, в условиях такой большой страны, как Цесарство, даже цесарь не может охватить своей мыслью все без исключения уголки края и учесть все народные нужды. Поэтому он нуждается в органе народного представительства – Цесарском Сейме. Но и Сейм не может учесть всех локальных нужд – это уже задача Сеймов Комиссариальных. Чтобы не возникало путаницы, закон должен чётко определять круг тех вопросов, которые дозволено обсуждать на уровне комиссарии, и тех, которые подлегают исключительно ведению центральной власти.
Взаимодействие цесаря и Сейма должно, утверждал Александр, подчиняться гармонии. Цесарь доверяет мнению Сейма, особенно в вопросах  финансов, а Сейм доверяет воле цесаря. Для этого все принимаемые Сеймом законы должны быть утверждены монархом. Принятые Сеймом и утверждённые цесарем законы обязательны к исполнению для всех подданных цесаря и на всей территории Цесарства. За исполнением законов должна следить подчинённая цесарю "средняя власть" – так Александр Собесский называл власть исполнительную. Роме законов, существуют подзаконные акты (к ним, в частности, относились цесарские универсалы). Они имеют ограниченный срок действия и могут быть отменены в зависимости от "нужд момента" ("potrzeb chwili").
Те лица, каковые не исполняют законов, подлежат неизбежному наказанию. Они попадают под юрисдикцию власти судебной. Власть судебная, по мнению цесаря, не должна зависеть ни от Сейма, ни от "средней власти". Высший надзор за судьями принадлежит исключительно самому цесарю. В уголовном законодательстве действует принцип "Neminem captivabimus", т.е. никто не может быть подвергнут заключению без решения суда. Исключением являются только "государственные преступления" ("przestępstwa stanu"), связанные со злоумышленными действиями против "государственного порядка" и лично монарха.
Государство – это единый организм, провозглашал цесарь Александр (повторяя в этом своего противника Фредрика Шведского). И подобно, как в любом организме каждый член выполняет свою функцию, так и в государстве предназначенную ему функцию должно выполнять каждое сословие. Программа Александра была программой сословного общества – отмена сословий была бы губительна для Цесарства. Цесарь упомянул о свободе. Под ней он понимал "спокойствие духа. проистекающее от сознания собственной безопасности". Свобода, вместе с тем, не является абсолютной и не может подчинить себе "государственную гармонию". В качестве отрицательного примера "злоупотребления свободой" Александр приводил недавнюю эпоху "Золотой Вольности", приведшую Цесарство к "великим потрясениям". Вопрос об отмене крепостного права не поднимался – оно по-прежнему должно было составлять основу экономики Цесарства.
Для обсуждения и подробной разработки предстоящей законодательной реформы Сейм и Сенат утвердили специальную комиссию, получившую название "Большой Комиссии" ("Wielka Komisja"). Задачи, которые стояли перед ней, действительно были великими – предстояло подробно разобрать существующее законодательство и внести в него изменения с учётом пожеланий цесаря и мнений на местах. Впрочем, послы были к этому готовы – как-никак именно в этом и заключались их прямые обязанности.
Пока Большая Комиссия изучала и обрабатывала собранные материалы, цесарь и его канцлер решали текущие вопросы. Одним из них был вопрос о женитьбе Александра. Рассматривались различные кандидатуры. Дело, однако, решил случай. В 1764 г. была достигнута договорённость между регентом Саксонии Францем-Ксаверием (он возглавил Саксонию после смерти своего брата Августа и племянника Фридриха-Кристиана) и венским двором о женитьбе  овдовевшего наследника австрийского трона эрцгерцога Иосифа на дочери покойного электора Марии-Кунигунде (на тот момент 24 года). Жених и невеста встретились в Теплиц, неподалёку от саксонско-австрийской границы. Мария-Кунигунда при этом так разволновалась, что не смогла произнести ни единого слова, кроме "Да, Ваше Высочество". Эрцгерцог вернулся в Вену, объявив о расторжении помолвки.
Услышав об этом, канцлер Меншиков решил действовать немедленно. Александра не было в Киеве (он инспектировал войска в Короне), поэтому старый канцлер предпринял смелую акцию на собственный страх и риск. Он отправил двух курьеров – одного в Дрезден с письмом "от имени и по поручению цесаря" с предложением выдать Марию-Кунигунду за своего государя, а другого – во Львов к Александру с изложением своего плана "перехвата" саксонской невесты и извинениями за свою "чрезмерную смелость". Александр Собесский, однако, и не подумал обижаться, оценив всю красоту меншиковской комбинации, позволяющей "увести" невесту (а вместе с ней и Саксонию) из-под носа своего австрийского "брата". Он (ещё из Львова) написал учтивое письмо Францу-Ксаверию с подтверждением слов своего канцлера и вернулся в Киев. "Вы без меня меня женили, дядюшка", – весело сказал он "графу Олеку", – "но я не в обиде. Австрияку не по душе застенчивая невеста, а по мне так – в самый раз. Молчаливая жена – о чём ещё можно мечтать?".
Иосиф, вернувшись в Вену, собирался продолжить переговоры о саксонской женитьбе – на этот раз на кузине Марии-Кунигунды. Но регент, обиженный "афронтом", который достала в Теплиц его племянница, уже согласился на нового жениха для неё. Не последним аргументом стало для него согласие цесаря "пойти навстречу" саксонскому двору в некоторых финансовых вопросах. Александр оказался щедрее Иосифа, что в немалой степени способствовало успеху высочайшего сватовства. Императору Иосифу II (к этому времени его отец Франц I уже скончался) пришлось "кусать локти" – в марте 1765 г. Мария-Кунигунда фон Веттин стала супругой цесаря Александра I, а Саксония – союзником Цесарства Многих Народов.
К сожалению, канцлеру Меншикову не удалось увидеть своего успеха – 27 ноября 1764 г. он скончался в своём киевском дворце. Новое время – новые люди.

Отредактировано Московский гость (26-06-2011 22:54:03)

+2

332

Возник вопрос по карте.
Кола и Белое море на ней входят в Москворусскую комиссарию.
Мне кажется, исторически они должны больше тяготеть к Новгородской, нет?

Да и с южными границами. Мне при описанной развилке представляется более вероятной южная граница по линии Воронеж - Симбирск - Уфа, плюс Астраханский анклав. Сибирская комиссария должна начинаться чуть западнее, практически за Уфой.
И если правильно понимаю, Украина в том понимании скорее соответствует "Казакии" нашего мира? Тогда логичнее её восточная граница до Гродек-Орский. С принадлежностью Царицина затрудняюсь. Наверное, скорее к Астраханскому анклаву Москворусской комиссарии

Отредактировано Ядыгар (25-06-2011 23:11:15)

+1

333

Московский гость написал(а):

Кроме законов, существуют подзаконные акты (к ним, в частности, относились цесарские универсалы

Московский гость написал(а):

Монарх, согласно Александру – главный источник власти, он "соединяет" общество, создаёт и толкует законы

Не лучше бы подстраховаться и написать: "Монарх — есть закон! И отвечает он только перед Богом"

+1

334

Ядыгар написал(а):

И если правильно понимаю, Украина в том понимании скорее соответствует "Казакии" нашего мира?

Это разные казаки. Одно дело - казаки донские + беглые "вишневчики" (~РИ-"запорожцы") + черкесы = АИ-"украинцы". И совсем другое - казаки яицкие (такие же, как в РИ). Условно говоря - два разных "войска".

Старый Империалист написал(а):

Возник вопрос по карте.
Кола и Белое море на ней входят в Москворусскую комиссарию.
Мне кажется, исторически они должны больше тяготеть к Новгородской, нет?

Ядыгар написал(а):

Да и с южными границами. Мне при описанной развилке представляется более вероятной южная граница по линии Воронеж - Симбирск - Уфа, плюс Астраханский анклав. Сибирская комиссария должна начинаться чуть западнее, практически за Уфой.

О точной конфигурации границ комиссарий я ещё подумаю. В любом случае, Симбирску недолго осталось быть москворусским.

Ядыгар написал(а):

Кола и Белое море на ней входят в Москворусскую комиссарию.
Мне кажется, исторически они должны больше тяготеть к Новгородской, нет?

После местной ПМВ и присоединения Новгорода и Пскова Якуб I их передал Москворуссии, чтобы наградить её за верность, а новгородцев сделать более зависимыми ("пусть ещё спасибо скажут, что их самих москалям не отдали").

Старый Империалист написал(а):

Не лучше бы подстраховаться и написать: "Монарх — есть закон! И отвечает он только перед Богом"

Это как-то совсем уж "средневеково" звучит. А здесь суть именно в том, что речь цесаря выдержана в духе Просвещения. Такой АИ-"Наказ Екатерины", но с поправкой на местный парламентаризм и автономию комиссарий.

Отредактировано Московский гость (26-06-2011 12:11:49)

0

335

Новое время для Нового Света

Война за Отвоевание подтвердила силу французского оружия на Североамериканском континенте. Главным "канадским триумфатором" стал после гибели Монкальма губернатор Новой Франции маркиз де Водрейль (его удостоили специальной торжественной аудиенции), хотя, естественно, свою долю славы получили и военные, и моряки. Людовик XV наградил маркиза (не считая десяти тысяч ливров ренты) Большим крестом ордена Святого Людовика. Раздавались, однако, голоса, требовавшие не наградить, а наказать губернатора. Ему ставили в вину огромные расходы, "не всегда обоснованные", которые были сделаны за время его многолетнего пребывания на своём посту. Но король не желал портить атмосферу всеобщего ликования какими-то меркантильными претензиями к герою. "Победителей не судят", – объявил он с высоты своего трона и закрыл несостоявшееся "канадское дело". Но после окончания фейерверков, балов и торжественных приёмов в Версале перед королевством встал вопрос: что дальше?
Возможно, Водрейль и не был безупречен, но в делах вверенной ему колонии он разбирался. Тем более, что он имел много возможностей всё обдумать в период британской блокады американского побережья. А также споров (переходящих в ссоры и скандалы) с покойным Монкальмом, где неоднократно поднимался вопрос о дальнейших перспективах французской Америки, что в случае победы, что в случае поражения. Они были сданы только на собственные силы – и сил этих было явно недостаточно. Губернатор прекрасно понимал, что колонию удалось отстоять только благодаря помощи из метрополии – если бы блокада продержалась хотя бы ещё год, исход войны был бы совсем другим. Так он и доложил своему суверену во время совещания, посвящённому дальнейшей судьбе Новой Франции.
Доклад был долгим – Водрейль представил королю и королеве (Генриетта живо интересовалась положением дел в Новом Свете) не только собственные впечатления, но и таблицы с многочисленными цифрами, иллюстрировавшими подробности франко-британского расклада сил в Северной Америке. Нарисованная губернатором картина выглядела неутешительно – силы Британии превосходили силы Новой Франции в несколько раз. Само только население британских колоний вдоль атлантического побережья составляло около полутора миллионов человек против примерно восьмидесяти тысяч жителей Канады и десяти тысяч (по самым оптимистическим оценкам) – Луизианы. Кроме того, в число канадцев влились те несколько тысяч жителей Акадии, которые были депортированы британцами в начале Войны за Отвоевание, и теперь, согласно условиям Парижского договора, возвратились назад. Возвращение жертв "Великого Переполоха" не могло, однако, изменить подавляющего демографического перевеса британцев.
Во время войны "под ружьё" были поставлены практически все мужчины, способные держать оружие, и, тем не менее, смогли только замедлить продвижение британских войск в направлении Квебека. Вместе с тем, в ходе войны у французов выявилось преимущество перед британцами – отношения с индейцами, в конце войны открыто вставшими на французскую сторону, были близки к идеалу. Без помощи индейских отрядов оборона Канады и последующее наступление стало бы невозможным. Без участия микмаков Монкальму бы никак не удался бы его знаменитый "бросок к Галифаксу", а отсутствие в британском тылу восстания  полковника де Понтиака позволило бы Амхерсту бросить все свои силы на Квебек и Монреаль. И что бы делали французские войска без многочисленных индейских проводников и разведчиков?
Поэтому Водрейль предложил королю Людовику сделать ставку на союз с индейцами. Даже больше – на полную интеграцию индейцев в общество Новой Франции. Формально индейцы уже "были" королевскими подданными, вот только сами ещё об этом не знали. Теперь же   Начало уже было положено решением короля официально присвоить индейскому вождю офицерский чин и возвести в дворянское достоинство. Сам полковник де Понтиак, кстати, тоже прибыл в Версаль вместе с губернатором, произведя при королевском дворе фурор.
В многочисленных воспоминаниях современники отмечали гордость, с которой "этот дикарь" носил французский мундир. Ещё большее впечатление в Париже и Версале произвёл головной убор новоиспечённого виконта (Людовик XV даровал ему титул "виконта дез Утауэ"), представлявший собой обычную французскую офицерскую треуголку, но украшенную по всему своему периметру орлиными перьями. Такие же треуголки (только с меньшим количеством перьев) носили и сопровождавшие его индейские офицеры. Снять перья и привести свои шляпы в "цивилизованный" вид они, однако, отказывались наотрез, так что дело неоднократно доходило до скандалов и ссор. Впрочем, при аудиенции у короля он охотно объяснил причину своей неуступчивости. Каждое перо в таком головном уборе обозначало тот или иной подвиг или великое деяние, совершенное на войне или на охоте, т.е. выполняло ту же самую функцию, что медаль или орден. Головной убор из перьев был частью традиционной боевой одежды индейцев, поэтому они и "присоединили" его к европейским военным мундирам. Логично, что отказаться от "полагающихся" ему "знаков отличия" было бы для уважающего себя индейца позором.
Итак, после встречи с виконтом Утауэ и совещания с Водрейлем король утвердил предложения последнего. 25 июня 1765 г. он издал ордонанс о создании в Новой Франции "Королевского Корпуса Стражей Границы" ("Corps Royale des Gardes de Frontière"). В ведение "стражей" передавалась практически вся южная граница Канады и восточная – Луизианы, отныне составлявшая "Пограничный Край" ("Pays de Frontière"). Пограничный Край подчинялся – и это было новым во французской практике – интенданту, не назначаемому королём, а выбираемому советом представителей местных племён. Интендант "Границы" (как вскоре стали сокращённо называть новый регион), впрочем, подчинялся генеральному губернатору Новой Франции. Фактически это было официальным признанием права индейцев на автономию в составе Французского Королевства.
Первым интендантом стал, естественно, ставший теперь уже генерал-лейтенантом сьер де Понтиак, виконт дез Утауэ. Король лично вручил ему украшенную серебром и бриллиантами шпагу, а также белое знамя с вышитыми золотыми нитями лилиями – и которое отныне становилось символом и святыней для новых подданных династии Бурбонов.

Отредактировано Московский гость (06-07-2011 01:54:40)

+1

336

Новое время для Нового Света (продолжение)

На поле с золотыми лилиями распластался в полёте коронованный белоголовый орлан, держащий в лапах индейский метательный топорик – "томагавк". Индейцы в совершенстве владели этим оружием и не собирались расставаться с ним и теперь, перейдя в "новое состояние". Томагавки оставались основным холодным оружием "стражей", не дав вытеснить себя шпагам и саблям. Исключение составляли офицеры, носившие полагавшиеся им "по положению" шпаги. Европейские мемуаристы, побывавшие на Границе, отмечали, впрочем, что для большинства "индейских" офицеров шпага осталась более символом статуса, чем реальным оружием – в настоящем бою, а также на дуэлях они предпочитали использовать именно томагавки, ставшие, своеобразным символом "Пограничного Края". Королевские офицеры, учившие новых подданных короля основам европейской линейной тактики, сами учились от своих "учеников" владению этим непривычным для уроженца Европы оружием.
Жизнь индейцев лавинообразно менялась. Стремясь превратить своих союзников в полноценных подданных короля, Водрейль активно и последовательно проводил на Границе свой, утверждённый королём, план "насаждения цивилизации в Америке" ("plantation de la civilisation en Amérique"), известный в историографии, как "план Водрейля". Главными направлениями "приобщения индейцев к цивилизации" было распространение среди них оседлого образа жизни и занятия сельским хозяйством, а также обращения их в христианскую веру.
В этом последнем пункте французы достигли заметных успехов ещё до окончания Войны за Отвоевание. Ряд плёмён под влиянием французских миссионеров (в особенности иезуитов) приняли католицизм. Теперь, после официального признания индейцев полноправными королевскими подданными (и что немаловажно – признания самими индейцами суверенитета короля над "Пограничным Краем"), их деятельность вступила в новую стадию. "Обращение" шло быстро – индейцы гордились своим новым званием "стражей границы" и стремились "соответствовать" своему новому достоинству так, как понимали его они, и как объясняли им их новые духовные пастыри, по мере успехов "цивилизации" превращавшиеся в обычных сельских "кюре", и старые племенные вожди, волей судьбы и "доброго короля Луи" ставшие французскими дворянами.
Последние были особенно заинтересованы в успехе христианизации своих соплеменников. Они быстро поняли, что исповедание христианской религии относится к неотъемлемым обязанностям французского дворянина, соответственно, если они хотят, чтобы их "принимали всерьёз", они должны принять "новую веру" и, более того, стать её самыми горячими проповедниками и распространителями. При такой поддержке и сверху и снизу число "новых рьяных католиков" (как называл их в своих полных восторга письмах в Ватикан епископ Канады Жан-Оливье Бриан) росло в геометрической прогрессии. Это не осталось незамеченным в Ватикане – уже в 1771 г. папа Климент XIV выделил из епархии Новой Франции отдельную епархию Луизианы (термин "Граница" там не употреблялся по политическим соображениям – чтобы не "дразнить" Британию). Одновременно статус Новой Франции был поднесён до архиепархии, так что организационное единство французских владений в Северной Америке сохранилось. Первым епископом Луизианы стал Пьер-Филипп Потье – миссионер-иезуит и учёный-лингвист, автор словаря канадского разговорного языка.
Стратегическое значение для развития Луизианы вообще и Границы в частности имело развитие торговли вдоль Миссисипи и её притоков. Устье реки контролировал порт Новый Орлеан, но теперь торговые интересы требовали создания крупного центра выше по реке. В 1765 г. купец Пьер Лаклед и его пасынок Рене-Огюст Шуто  основали у слияния Миссисипи и Миссури посёлок Сен-Луи. Посёлок быстро приобрёл большое значение, как перевалочный пункт торговли между Канадой и Луизианой и стал быстро расти. Уже к концу 1760-х гг. Сен-Луи превратился, фактически (а через некоторое время и формально) в столицу Пограничного Края. Туда перенесли свои резиденции интендант и епископ (то, что "епископ Луизианы" выбрал для своего постоянного местожительства не формальный её центр Новый Орлеан, а Границу, говорило о многом).
При всех успехах "цивилизации" власть короля (и его интенданта) в Пограничном Крае была весьма неустойчивой. Многие племена воспринимали его по-прежнему исключительно как военный союз против англичан, прикрывающий их от врагов, но ни к чему особенно не обязывающий. Власть интенданта базировалась, в основном, на его собственном авторитете среди вождей, а также на авторитете короля, от имени которого тот осуществлял свою власть. Неофициальным "посредником" между интендантом и племенами стал нерегулярно собирающееся (после 1765 г. в основном в Сен-Луи) совет вождей племён, получивший неофициальное название "Пограничного Собрания" ("Assemblée de Frontière"). Интендант созывал это Собрание тогда, когда нуждался в одобрении своих решений, касавшихся интересов одновременно нескольких племён.
Решения Собрания не были обязательны к исполнению отдельными племенами, но, тем не менее, обычно ими выполнялись. В обеспечении согласия между пограничными племенами значительная роль принадлежала торгующим в бассейне Миссисипи купцам, в частности упомянутому выше Лакледу. В их руках находился важный инструмент влияния на племена – торговые санкции. Не раз после того, как купцы из Сен-Луи и Нового Орлеана в течение продолжительного времени переставали закупать у них меха (и соответственно, доставлять им оружие и порох), "строптивые" племена меняли свою позицию в отношении интенданта на более "лояльную". Понятно, что при таком положении дел Лаклед, имевший монопольное право торговли по Верхней Миссисипи, стал "правой рукой" сьера де Понтиака и вторым человеком в Пограничном Крае.
Такая система управления ("система Понтиака") сохранялась на Границе до 1770 г. Конец ей положила "Война Чероки".

Отредактировано Московский гость (22-07-2011 22:53:01)

+2

337

Новое время для Нового Света (продолжение)

В апреле дошло до пограничного спора между чероки и соседним племенем чикасо из-за некоторых земель в долине реки Теннеси ("Tennessi"). Для решения территориальных споров Собрание созывалось интендантом в по возможности полном составе, чтобы иметь возможность сослаться на общее решение всех племён и не позволить обвинениям в самоуправстве разрушить общее согласие племён Границы. На этот раз эта предосторожность не помогла. Хотя все присутствовавшие вожди и поддержали решение  Понтиака (решившего спор в пользу чикасо), представлявший чероки вождь Луи-Жозеф де Чота (при крещении вождь, носивший изначально имя "Аттакуллакулла" стал "Луи-Жозефом" в честь носившего эти "счастливые" имена маркиза де Монкальма, победителя англичан в недавней войне, а "де Чота" – "de Tchota" – по названию своей "столицы" Чота-Танаси) отказался подчиниться Собранию и покинул Сен-Луи.
Собрание заволновалось – неподчинение одного из племён общему решению грозило разрушить мир между племенами Границы. Недопустимой ошибкой стало бы также и попустительство самовольству чероки – это открыло бы "ящик Пандоры" взаимных претензий и также, в конечном итоге, разожгло бы гражданскую войну. Поэтому интендант Понтиак принял единственно разумное решение – заставив оставшихся вождей поклясться в нерушимости принятого решения, он лично с небольшим эскортом отправился в погоню за уехавшим де Чота, чтобы убедить его подчиниться воле большинства племён.
Интенданту удалось догнать вождя чероки только на следующий день (Собрание закончилось поздно вечером). Неизвестно, что именно произошло между Понтиаком и Аттакуллакуллой-де Чото, но 16 мая 1770 г. сьер де Понтиак  был убит. Во время этого инцидента погибли также и все сопровождавшие его люди, так что единственным источником информации о последних минутах жизни первого Интенданта Пограничного Края служат слова его убийц – людей де Чото. Гонец вождя чероки, прибывший 18 мая в Сен-Луи, от имени своего хозяина переложил всю вину за трагическое столкновение на Понтиака. По версии де Чото ссору начали телохранители интенданта, напавшие на чероки. Сам де Чото пробовал утихомирить скандалистов, но те напали и на него самого. Чероки были вынуждены защищаться, и в результате этого и погиб интендант, действовавший вместе со своими людьми.
Разумеется, Лаклед, оставшийся после смерти Понтиака в Сен-Луи за главного, не поверил в объяснения чероки. Однако, разумный и взвешенный, он понимал, что немедленные открытые обвинения в адрес де Чото не приведут ни к чему, кроме немедленной войны. Поэтому он сделал вид, что принимает на веру объяснения де Чото, после чего выслал делегацию стражей за телом покойного интенданта. Одновременно он разослал гонцов к разъехавшимся вождям, сообщая им о произошедших трагических событиях и призывая немедленно вернуться в Сен-Луи на новое Собрание для выборов нового главы Пограничного Края.
Прибывшие в столицу Границы вожди были возмущены убийством своего главы. Многие, особенно оттава (откуда происходил покойный Понтиак), пеория (настроенные наиболее "лоялистски" и "профранцузски" ещё с довоенных времён) и чикасо ("виновники" пограничного спора, приведшего к трагедии, опасавшиеся чрезмерного усиления конкурентов), требовали немедленной войны с чероки. Вместе с тем, некоторые иные племена (особенно соседи чероки чокто и шауни, не желавшие подвергать риску войны "свои" земли), были столь же решительно настроены против разрыва с де Чото. Лакледу удалось удержать присутствующих вождей  от опрометчивых шагов, перенеся принятие решения на время после похорон интенданта, тело которого как раз прибыло несколько дней назад.
Погребальная церемония в кафедральном соборе Святого Людовика, проведённая самим почтенным епископом Потье, успокоила горячие головы и настроила вождей на более конструктивный лад. Прежде чем начинать войну, следовало избрать нового интенданта. Среди племенных вождей не было никого, столь авторитетного, как покойный сьер де Понтиак. Кроме того, вожди опасались выбрать кого-то из "своей" среды, чтобы "его" племя не возвысилось за счёт других. Поэтому идеальной компромиссной фигурой оказался для всех сам основатель Сен-Луи – известный всем (и потому влиятельный) посредник в запутанных делах, не принадлежавший, вместе с тем, ни к одной группе индейцев. 1 июня Пограничное Собрание избрало Пьера Лакледа новым Интендантом и вручило ему все полномочия по разрешению возникшего кризиса.
Тем временем положение продолжало обостряться. Узнав об избрании Лакледа, де Чото написал письмо (разумеется не лично – сам он был неграмотен, а через посредство секретаря) Водрейлю, где оспаривал законность избрания Интенданта, поскольку он сам на Собрании не присутствовал. Добился он и некоторых дипломатических успехов – вожди чокто и шауни, по-прежнему опасаясь войны с чероки, отказались от поддержки Лакледа и выступили перед Водрейлем с предложением провести новые выборы, на этот раз с участием всех вождей племён без исключения. Имелся у них и собственный кандидат – сам де Чото. Пока что же, не признавая интенданта, чероки отказывались подчиняться каким бы то ни было его распоряжениям – между чероки и чикасо начались военные действия.
Лаклед ответил на эти самоуправные действия, как обычно, торговой блокадой, но чероки парировали его удар, заключив соглашение с губернатором Северной Каролины, согласно которому губернатор обязывался помогать чероки оружием и порохом в обмен на передачу колонии некоторых территорий на юго-востоке владений чероки. Де Чото рассчитывал "скомпенсировать" эту потерю за счёт земель чикасо.
А интендант продолжал изображать из себя миротворца. Он знал, что, выступи он против де Чото напрямую, многие вожди его не поддержат, а, возможно и наоборот – выступят против него вместе с чероки, чокто и шауни. И что хуже всего – будут иметь реальную возможность представить виновником всей "смуты" именно его, Пьера Лакледа, узурпировавшего должность интенданта. Поэтому он действовал исключительно осторожно, стремясь спровоцировать своего противника на открытое выступление против королевской власти. Поэтому он ещё раз созвал Собрание (учитывая более чем напряжённые отношения между его участниками, вожди собрались в соборе Святого Людовика – чтобы в "доме Божьем" ни у кого не возникло "соблазна" убить конкурента).
Там он предложил присутствующим (на этот раз здесь были представлены все племена) отложить споры и "отдаться на волю короля". Королевское имя пользовалось среди американских индейцев великим уважением. По воспоминаниям европейцев, "стражи границы" исключительно серьёзно трактовали слова "королевская власть исходит от Бога", так что отказаться от королевского арбитража никто из вождей (даже таких непримиримых противников Лакледа, как де Чото) никак не мог. 23 августа 1770 г. Пограничное Собрание обратилось к королю Людовику XV с просьбой разрешить их спор – выбрать одного из двух кандидатов на должность Интенданта Границы.
Это было хитростью со стороны Лакледа – так он собирался гарантировать себя от "неожиданностей" как со стороны вождей, так и со стороны двора. В этой интриге его полностью поддерживал губернатор. Водрейль, кроме официального письма, пересказывающего решение Собрания, направил личное послание морскому министру Морепа, где без обиняков просил убедить короля утвердить интендантом именно "своего верного слугу" Лакледа, а не "скрытого мятежника" де Чото. Он знал, что к мнению Морепа прислушивается "мама Генриетта", а король сделает так, как скажет она. И действительно, в октябре 1770 г. на очередном Собрании Лаклед зачитал текст королевского ордонанса, официально утверждавшего его в должности интенданта.

Отредактировано Московский гость (23-07-2011 14:18:39)

+2

338

Новое время для Нового Света (окончание)

Де Чото понял, что его провели, и в бешенстве покинул Сен-Луи. Прочие вожди были вынуждены "склониться перед королевской волей". Это был "момент истины" – теперь никто, даже старые союзники де Чото, не мог оспаривать власти Лакледа. Собрание объявило де Чото мятежником. Все племена Границы обязались выставить контингенты для войны с чероки.
Предпринял Лаклед и наступление на дипломатическом фронте – согласно его плану оно имело ничуть не меньшее значение, чем чисто военные акции. Британские колонисты в то время массово стремились переселиться на "Запад", за Аппалачи. В этом движении они встречали сопротивление местных индейских племён. Обычной процедурой была покупка земель у индейских племён властями колоний. Зачастую, предметом таких сделок были земли, являвшиеся предметом спора между различными племенами, так что одно племя могло не признать договорённости с другим. Тогда доходило до вооружённых столкновений между переселенцами и индейцами, в которых первых обычно поддерживала армия, так что индейцы по большей части терпели в подобных войнах поражение и бывали вынуждены примириться с продолжением наплыва "бледнолицых".
С окончанием войны и созданием Границы положение дел изменилось. Теперь появление подданных британской короны на "французских" землях рассматривалось, как вторжение на территорию Новой Франции. "Сепаратные" сделки с отдельными племенами становились теперь невозможными – любые территориальные изменения требовали согласия Пограничного Собрания, а оно обычно говорило в таких случаях "нет". Чтобы избежать конфликтов, которые могли бы спровоцировать новую войну с французами, в 1763 г. была оглашена Королевская декларация, запрещавшая жителям Тринадцати колоний селиться и покупать земли к западу от Аппалачей. Декларация вызвала острое недовольство колонистов и обострила их отношения с британскими колониальными властями. Понятно, что возможность сепаратного договора с вышедшими из-под французского протектората чероки с возможностью приобрести земли на "Западе", стала для губернатора Уильяма Трайона подарком судьбы. А чероки, имея за спиной такого союзника, могли не беспокоиться за свой тыл.
Но интендант намеревался подложить чероки изрядную ложку дёгтя. Британские колонисты готовы на всё, чтобы получить земли для переселения – так дадим им эти земли! Какие именно земли? Разумеется, земли тех же самых чероки. Те же, которые они были готовы отдать, и те, которые они собирались оставить для себя. Щадить мятежников нет смысла – расправа с чероки должна быть показательной!
Исходя из этого, Лаклед тайно направил в Северную Каролину своего пасынка (и ближайшего помощника) Огюста Шуто для встречи с Трайоном с предложением союза против чероки в обмен за передачу колонистам восточной части земель племени. Губернатор вначале был настроен скептически по отношению к предложениям Шуто. "Одна птица в руках лучше, чем две в лесу", – ответил он. Действительно, с английской точки зрения, получить некоторые земли и союз с сильным племенем было лучше, чем получить даже и в два раза больше земель, но получить против себя объединённый фронт французской Границы. Но всё это понимал и Шуто, поэтому он встретился не только с губернатором, но и с некоторыми другими влиятельными в колонии людьми, в частности с судьёй Верховного суда Ричардом Хендерсоном.
Хендерсон, в отличие от губернатора, сразу же "загорелся" идеей соглашения с французами. Его поддержали такие известные в колонии люди, как Даниель Бун и Джозеф Мартин. Идея "французской сделки" быстро распространилась не только в Северной Каролине, но и в соседней Виргинии, также испытывавшей "земельный голод". Под давлением общественного мнения Северной Каролины Трайон был вынужден в январе 1771 г. санкционировать сделку с Шуто.
С формальной точки зрения "французская сделка" была покупкой земель, принадлежавших Границе, одновременно двумя колониями – Виргинией и Северной Каролиной, причём на весьма льготных условиях – деньги должны были быть внесены не немедленно, а в нескольких взносах в течение нескольких лет. Уже весной 1771 г. во владения чероки хлынул поток переселенцев, которые, естественно, столкнулись с не ожидавшими этого индейцами. Не стоит и говорить, что, подписав соглашение с Шуто, губернатор прекратил поставки вооружения для мятежного племени. Дефицит пороха привёл к тому, что чероки потерпели ряд поражений от объединённого ополчения стражей. К неудачам на западе добавились неудачи на востоке – 26 апреля 1771 г. милиция Северной Каролины захватила "столицу" племени Чота-Танаси, а 9 мая – разбила индейцев при Платановых Мелях на р.Ватауга (Wataоuga). Дальше-больше – колонисты заняли долину р.Кентукки и разрушили Чота-Танаси до основания.
Де Чото оказался в безвыходном положении. Его войска были разбиты, все без исключения союзники предали, собственные люди обвиняли во всех свалившихся на племя несчастьях. Именно они и нанесли своему вождю последний "coup de grâce" – 20 мая его люди взбунтовались против своего вождя и убили его в собственной ставке. После смерти Луи-Жозефа де Чото новым вождём чероки стал его тесть Луи-Анри (в честь короля Людовика XV и его великого предка Генриха IV) де Ватауга (также известный под индейским именем Оконостота – "Крадущийся Индюк").
Новый вождь сразу же направил послов в Сен-Луи с предложением немедленно заключить мир. Он соглашался уступить всем территориальным требованиям чикасо и впредь безоговорочно подчиняться решениям Собрания. Взамен он просил прогнать захватчиков из своих земель на востоке. Лаклед понял, что одержал победу, и его противники наконец-то "ползают у его ног". Но ему мало было просто принять капитуляцию чероки. Для упрочения своей власти он должен был их уничтожить, раздавить, стереть в порошок, чтобы никто и никогда в будущем не посмел восстать против французской короны и её представителя – Интенданта Пограничного Края.
Поэтому на заседании Собрания 10 июля интендант был суров. "Мятеж чероки", – объявил он, – "был не только преступлением против законов и установлений Границы, но и прямым вызовом Его Величеству Королю". "Мятежное племя", – продолжал, – "отринуло ясно выраженную волю Его Величества и, более того, заключило союз с его врагами". "А посему верные подданные доброго короля Луи", – обвёл он взглядом собравшихся вождей, – "не могут питать доверия к этим мятежникам", – теперь его взгляд был направлен на мрачного де Ватауга, сидевшего обособленно от прочих вождей. После такого грозного вступления пришло время на ещё более суровое решение.
Лаклед предложил Собранию изгнать чероки с их земель, которые должны были быть разделены между их соседями – чикасо, чокто и шауни. Восточная же их часть, т.е. долина реки Кентукки и верхнее течение реки Шованон ("Shauvanon", но британские колонисты использовали название "Камберленд" – в честь знаменитого двукратного победителя якобитов герцога Камберленда), а также земли на юг от Шованнона вплоть до озера Чикамога, по условиям "французской сделки" отходили Британии, и интендант не собирался отступать от уже подписанного договора. Чероки же должны были покинуть свои "старые" земли и переселиться на территорию на запад от Миссисипи, на берега реки Де-Муан (Des Moines). 
Никто из присутствовавших вождей не высказался "против". Решение о выселении чероки было принято единогласно, о чём Лаклед с гордостью сообщил в своём отчёте губернатору. Соседи несчастных чероки были заинтересованы в их депортации, чтобы принять участие в разделе их земель, а все прочие вожди, видя, какая катастрофа постигла на их глазах некогда могучее племя, не решались возражать, боясь такой же судьбы и для себя.
Де Ватауга выслушал приговор с каменным лицом и немедленно выехал сообщить своему народу о его несчастной судьбе. Переселение чероки на берега Де-Муан осталось в истории, как "Дорога слёз" ("Le chemin des larmes") – одна из трагических страниц в истории Новой Франции. Несколько тысяч чероки погибло, не выдержав тягот переселения без крыши над головой, болезней и голода.
Не закончились проблемы переселенцев и на месте – немедленно по их прибытии у них начались столкновения с местными племенами сок и мескваки. Не принадлежа к Границе, они не изъявляли желания подчиняться губернатору, будучи постоянной "головной болью" как Водрейля, так и Лакледа. Последнего даже в большей степени – сопротивление сок-мескваков сокращало его доходы от торговли по Миссисипи, поэтому его интересы, как интенданта, совпадали с интересами его же, как коммерсанта. Поэтому депортация чероки преследовала скрытую цель – оказать давление на несговорчивых "местных". У чероки не было выбора – полностью завися от поставок извне, контролировавшихся по-прежнему Лакледом, они согласились воевать за его интересы. Сок-мескваки были вынуждены пойти на уступки.
При дворе высоко оценили успехи политики Интенданта Границы. В 1772 г. король даровал сьеру де Лакледу (в дворянское достоинство тот был возведён тем же самым ордонансом, который утвердил его в должности интенданта) титул виконта де Сен-Луи.
Ведь короли всегда награждают своих верных слуг.

Отредактировано Московский гость (25-07-2011 03:27:05)

+3

339

Московский гость написал(а):

Предпринял Лаклед и наступление на дипломатическом фронте – согласно его плану они имели ничуть не меньшее значение, чем чисто военные акции.

оно имело

Московский гость написал(а):

так что индейцы по большей части терпели в подобных войнах поражение и бывали вынуждены примириться с всё наплывом "бледнолицых".

или лишнее, или всё большим, увеличивающимся

Московский гость написал(а):

Теперь появление подданных британской короны на "французских" землях рассматривалось, (как)вторжение на территорию Новой Франции.

Московский гость написал(а):

Идея "французской сделки" быстро распространилась по не только в Северной Каролине, но и в соседней Виргинии, также испытывавшей "земельный голод".

лишнее

Московский гость написал(а):

Его войска были разбиты, все без исключения союзники его предали, его собственные люди обвиняли его во всех свалившихся на племя несчастьях.

кроме первого все лишние

+1

340

Московский гость написал(а):

После такого грозного вступления пришло время на ещё более грозное решение.

Может быть лучше написать: сурового приказа.

+1


Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Лауреаты Конкурса Соискателей » Михаил Токуров "Любимый город"