Человек предполагает, а Бог располагает

Турецкая армия вошла в Яссы 15 октября 1772 г. Мятежники бежали из столицы, "французы" ликовали. Праздник торжества прогресса портили только приходящие с занятых турками территорий жалобы на весьма вольное обращение "освободителей" с имуществом "освобождённых". Это, впрочем, виделось совершеннейшей мелочью по сравнению с возвращением Молдавии на путь просвещения. На всякий случай, однако, канцлер Жора обратился к австрийскому послу с просьбой склонить своего партнёра к "большей умеренности". Австрийцы могли чувствовать себя довольными – план Кауница по привлечению Молдавии на свою (а не турецкую) сторону начал давать свои плоды.
Одновременно в Киеве нарастали настроения тревоги. "Садовники", украинцы, теперь молдаване – всё это представлялось в Мариинском дворце звеньями одной цепи, одним единым заговором, направленным против Цесарства. Даже то, что "традиционный враг" на Севере не подавал признаков враждебности, казалось подозрительным. Выше уже объяснялись причины, склонившие Фредрика (по-прежнему) Молодого к невмешательству в дела Цесарства, но "кияне" отнюдь не были уверены в том, что такое миролюбие будет продолжаться долго. Поэтому, несмотря на угрозу на Юге, гарнизоны в Прибалтике и Новгороде не ослаблялись. Александр предпочитал "дуть на воду".
К счастью, к концу 1772 года пламя мятежа Огродницкого удалось, в основном, потушить. Кровавые методы Ксаверия Браницкого принесли свои результаты. Хлопуша был схвачен и отправлен в столицу в цепях, а остатки отрядов "садовников" были изведены под корень, превратившись не более чем в разрозненные шайки лесных разбойников, не требовавших для борьбы с собой целых армий. Теперь способности цесарского генерала могли быть успешно использованы на другом фронте против других мятежников. Против украинцев Перебийноса.
Браницкий оценивал свои силы, как недостаточные для наступления на Черкасск. Тем не менее, он рассчитывал, что ему удастся успешно сдерживать мятежников в границах "их" комиссарии, пока главные силы цесарского войска будут заняты войной с Турцией. Гетман Перебийнос же, в свою очередь, понимал, что если он хочет уцелеть, он должен перейти в наступление немедленно. Украинские войска начали вторжение в "чужие" земли одновременно с турками – того же самого 30 сентября, когда турки громили войско молдавских бояр под Фокшанами, украинцы предприняли штурм стоящего на берегу Дона Воронежа, относящегося к Москворуссии.
Ни для кого не было секретом, что в Москворуссии на конфликт между Киевом и Черкасском смотрели, как на ещё один спор о полномочиях между различными ветвями власти. Будучи лояльными подданными цесаря, они, тем не менее, не особенно стремились поддержать своего суверена в его конфликте с черкасским гетманом. Впрочем, и сам Перебийнос не мог рассчитывать на какую бы то ни было поддержку ни у комиссара Салтыкова, ни у москворусских послов как центрального, так и комиссариального Сейма. Москва, фактически, самоустранилась от участия в разрешении "украинского кризиса", не встав ни на ту, ни на другую сторону. Конец этому "безразличию" как раз и положило вторжение украинцев на земли Москвы.
Перебийнос, лично возглавлявший поход на Воронеж, планировал захватить город внезапно. Воронеж был крупным торговым центром, так что к его набережным причаливали торговые суда как из Москворуссии, так и с Украины, а рынок был всегда полон самых разных торговцев, в том числе и из Гетманщины. Поэтому проникновение в город не представляло для украинцев проблемы. Затем Перебийнос рассчитывал, что его люди, заранее предупреждённые о приближении гетманского войска (его авангард плыл по Дону под видом купцов), захватят городские ворота и набережные и будут их удерживать, пока главные силы будут входить в город. Но гетмана подвели вспыльчивые черкесы – на одной из стоянок между одним из украинских "купцов" и остановившимися по соседству на ночлег москворусами произошла ссора, и черкесы схватились за сабли, которых у них оказалось слишком много для мирных купцов. Большую часть москворусских купцов украинцы перебили, но в ночной темноте одному из них удалось уйти.
Добравшись до Воронежа, он рассказал местному воеводе, что к городу приближается враждебно настроенное украинское войско. Воевода, также опасавшийся украинцев (правда, его беспокоили в основном участившиеся беспорядки в черте города) решил принять меры безопасности. По его приказу украинским торговцам было предписано немедленно покинуть город "по причине военного положения". Люди гетмана, узнав об этом, решили напасть на него немедленно. На улицах Воронежа начались вооружённые схватки между городской стражей и солдатами гарнизона с одной стороны и заговорщиками с другой. Но поскольку последние так и не дождались гетмана, перевес оказался на стороне "москалей" – восстание в Воронеже было подавлено.
Поэтому, когда Перебийнос подошёл к Воронежу, ему никто не открыл  ворот, а даже напротив – его встретил орудийный огонь со стен. Однако гетман не отступил, а повёл своих людей на штурм. Москворусы были готовы к его отражению, и около тысячи украинцев осталось лежать под стенами. Не удалась и атака с реки – у воронежских артиллеристов было время хорошо пристреляться, и теперь они одно за другим топили суда гетмана. После провала штурма гетман взял город в осаду. Но перелом в войне уже произошёл: теперь Москворуссия помимо своей воли стала одной из сторон конфликта – и не на стороне Украины.

Отредактировано Московский гость (02-12-2011 00:34:22)

Человек предполагает, а Бог располагает (продолжение)

Нападение на Воронеж как бы пробудило Москворусскую комиссарию ото сна, в котором она пребывала после окончания Войны за Бранденбургское Наследство. Москворуссия целиком и полностью переключилась на решение повседневных вопросов собственного хозяйства, оставив "высокую политику" на попечение киевского двора. Восстание "садовников", хоть и происходило на землях, по части относящихся к Москворуссии, было далеко и не могло вытянуть местных жителей "из четырёх стен". Не так было с Воронежем, через который шёл основной поток торговли Москворуссии (и Новгорода) с той же Украиной и далее – с Турцией. Военные действия вокруг этого важного города (и вынужденная ими блокада пути через Украину) грозили сильно "ударить по карману" москворусских купцов.
Под давлением общественного мнения комиссариальный Сейм в Москве принял решение о выделении дополнительных средств на формирование сверхсметных полков, призванных направиться на Украину. В Киев была направлена верноподданническая декларация на имя цесаря, где выражались заявления "истинной верности Светлейшему Пану Многих Народов, каковую издавна хранят его москворусские подданные". Это было чистейшей правдой – престиж династии Собесских был в Москве традиционно высок.
На этот раз вместе с "москалями" поддержали эти декларацию и представители Костромы. Властителем дум тамошнего образованного общества по-прежнему был князь Щербатов, занимавший (ещё со времени восстания Огродницкого) максимально "лоялистскую" позицию. Спокойствие Костромы даже позволило вывести из поволжского воеводства три полка (традиционно в Костроме размещались дополнительные силы на случай мятежа) и направить их на помощь гарнизону Воронежа.
Подкрепления подошли  к городу по реке. Перебийнос пытался заблокировать Дон выше по течению своими чайками, но превосходство в артиллерии у его противников расстроило его планы. В конце октября осаждённые получили припасы и подкрепления. Видя, что его шансы удержать осаду города стремятся к нулю, гетман в начале ноября снял осаду и отошёл на юг. Прибывшие из Москворуссии под Воронеж войска присоединились к силам Браницкого, весьма улучшив его положение и, соответственно, усложнив положение мятежных украинцев.
Тем временем не стояли на месте дела в Молдавии. Командующим "молдавской армией" (в смысле, "армией для операций в Молдавии", а не "армией княжества Молдавского") был назначен герой войны со шведами Пётр Румянцев, ставший к тому времени уже гетманом. В Военной Комиссии понимали, что турки будут иметь в Молдавии численное превосходство, поэтому "ставили на качество" – в Молдавскую армию были направлены лучшие военачальники Цесарства, в т.ч. великолепно показавший себя против мятежников Александр Суворов.
Однако начало войны с Турцией поставило Цесарство перед рядом внешнеполитических проблем, требующих немедленного решения. При европейских дворах начали говорить о "бранденбургском вопросе". После войны со Швецией Герцогство Бранденбургские находилось под фактическим протекторатом Цесарства. Польский вельможа Станислав-Антоний Понятовский, ставший герцогом Бранденбургским под именем Станислава-Августа I гарантировал, казалось, вечную верность Берлина Киеву. Тем более что количество польских войск, размещённых в герцогстве, превышало количество войск бранденбургских.
Польская доминация усугублялась ещё и тем, что среди бранденбургских вельмож не было согласия между собой. Среди бранденбургских "партий" особенно выделялось две: партия "придворная" или "берлинская", поддерживавшая политику двора, и партия "генеральская", державшаяся с могучим фельдмаршалом фон Зейдлицем.
Фельдмаршал сыграл важную роль при переходе Бранденбурга на польскую сторону двенадцать лет тому назад, в 1760 г. С тех пор он удержал и даже упрочил свою позицию. Его бывший протектор, генерал фон Цитен, по-прежнему жил в своём поместье, не проявляя никаких политических амбиций, зато громко объявляя о намерении "насладиться плодами мира". "Свято место" тут же занял горячий и решительный Зейдлиц, твёрдо решивший оставаться "на коне" и во время мира. В этом ему помогли его близкие отношения с герцогиней Софией (ей, кстати, союз с бароном оказался полезен в ещё большей степени). Поговаривали даже, что настоящим отцом курпринца Евгения-Августа Понятовского (Kurprinz Eugen-August Poniatowski), родившегося в 1764 г. был на самом деле именно военный министр фон Зейдлиц. Серьёзные историки, впрочем, отвергают эту версию, как досужий вымысел – известно, что в первые годы их брака августейшая чета вела достаточно активную совместную жизнь.
Зейдлицу, разумеется, не нравилось, что ему приходится делить свою любовницу с "ничтожным фигляром" Станиславом-Августом, отличавшимся слабым характером и большей склонностью до поэзии, чем до политики. В реальности тот стал герцогом более благодаря интригам своей "Софи", чем благодаря собственным заслугам (его успехи в качестве цесарского дипломата были, как известно, делом рук его будущей жены). Теперь он также был известен, не столько, как "сильный человек", сколько как покровитель наук и искусств, а также организатор знаменитых "обедов по четвергам" у себя во дворце, на которых присутствовал цвет тогдашней немецкой литературы. Многим обязана Станиславу-Августу также и архитектура Бранденбурга – так по его приказу в Потсдаме в 1764 г. было начато (в 1767 г. завершено) строительство дворцового ансамбля Сан-Суси (фр. "sans soussi" - "без забот"), куда герцог и перенёс свою резиденцию в 1768 г. (эскизы своей будущей резиденции герцог-меценат нарисовал сам). Потсдам, таким образом, превратился в "немецкие Афины", оставив "грязную политику" Берлину, то есть герцогине Софии-Фридерике-Августе Понятовской и её любовнику-сопернику Фридриху-Вильгельму фон Зейдлицу. Герцог писал меланхолические и философские стихи, а его супруга вела государственный корабль Бранденбурга в направлении полной независимости от цесаря.
В этом отношении Софию полностью поддерживал и фон Зейдлиц – он надеялся, что вывод польского войска из герцогства сделает его, военного министра, истинным хозяином Бранденбурга. Вместе с тем и герцогиня и её всесильный министр понимали, что прямое военное столкновение Цесарства и Герцогства чревато для последнего катастрофой. Поэтому герцогиня воспользовалась своим дипломатическими талантами. В первую очередь, она сделала всё, чтобы укрепить отношения с бывшим протектором Бранденбурга – Фредриком II Шведским. Естественно, сделать это таким образом, чтобы её семья осталась в выигрыше. Для этого она разыграла "гольштейнскую карту".
Её (и покойного Карла-Ульриха) сын Пауль-Фридрих по-прежнему оставался герцогом Гольштейна. Все усилия его датских воспитателей, стремившихся выставить его мать в "чёрном свете" не достигли успеха – чувства ставшего совершеннолетним в 1768 г. (по достижении 14 лет) молодого герцога к по-прежнему считавшейся в Гольштейне "persona non grata" Софии-Фридерике-Августе не изменились – она оставалась для него "любимой матушкой". Он сразу же отменил запрет на её пребывание на территории Гольштейна, так что в декабре того же 1768 г. они смогли, наконец-то, встретиться. Датской королеве Анне-Кристине, ясное дело, такие родственные чувства в таком "скользком" контексте не нравились.
Но Пауль-Фридрих был, как ни крути, законным герцогом Гольштейна, так что любая вооружённая акция против него дала бы окружающим державам (в первую очередь Швеции) формальный повод к вмешательству. Сведя вничью недавно закончившуюся (июнь 1768 г. – Гётеборгский мир) войну на море, Дания имела все возможности проиграть гипотетическую войну на суше – сухопутная армия Фредрика Молодого считалась одной из лучших в мире. Как бы в качестве "тонкого намёка" команду над шведскими войсками в Померании принял фельдмаршал де Карналль, имевший репутацию "непобедимого". Цесарство же заявило своё полное "désinteressement" в гольштейнском вопросе, поэтому Анна-Кристина сочла за лучшее согласиться на вежливое предложение герцогини Софии.
Заботливая мать предложила обменять владение её милого сына в обладающем непонятным статусом Гольштейне на власть в принадлежавшем Дании западногерманском Ольденбурге. Позитив для копенгагенского двора был в том, что Гольштейн превратился бы в обычную датскую провинцию. Позитив для Пауля-Фридриха был в том, что в качестве герцога Ольденбургского он стал бы, наконец, полностью суверенным государем и мог бы править, не оглядываясь на Данию. Позитивом же для Софии Понятовской и Фредрика II стало бы заключение шведско-бранденбургского союза, направленного против позиций цесаря Александра в восточной Германии.
"Ольденбургская сделка" вошла в жизнь в мае 1770 г. Пауль-Фридрих стал независимым герцогом Ольденбургским. Цесарь не имел возможности "поставить на своём" в Бранденбурге – в его собственном тылу к тому времени восстали "садовники".  Наконец, после известия о турецком вторжении в Молдавию неутомимая герцогиня решила наконец-то избавить свою землю от иностранного военного присутствия. В своих многочисленных письмах в Киев она всё чаще и чаще стала вставлять всё более ясные намёки на то, что размещённые в Бранденбурге войска цесарь  мог бы с большей пользой использовать против турок.
В этом была доля истины – как уже упоминалось, турецкие силы в несколько раз превосходили направленные против них войска гетмана Румянцева. Когда тексты подобного содержания стали появляться в письмах из Стокгольма, а затем и из Вены, в Киеве поняли намёк. Цесарство должно было вывести Бранденбург из своей "сферы влияния" под угрозой возобновления большой антипольской коалиции. При том, что "традиционный" французский союзник явно не собирался выступить на стороне цесаря, сила была не на стороне польского монарха.
30 апреля 1773 г. цесарь Александр сделал "хорошую мину при плохой игре" и отдал приказ своим войскам покинуть территорию герцогства Бранденбургского, чтобы "идти с сикурсом для Наших войск, противу Турок действующих". Гетман Румянцев получил заметное подкрепление, а женская логика хитроумной "Софи" очередной раз одолела грубую мужскую силу.

Отредактировано Московский гость (18-12-2011 22:20:43)

Резонно. Исправил

Человек предполагает, а Бог располагает (продолжение)

Политические интриги вокруг Герцогства Бранденбургского не остановили войны на юге. Наоборот, понимание того, что соседние державы заинтересованы в максимальном затягивании польско-турецкой войны, цесарь и вслед за ним Военный комиссар требовали от генералов молдавской армии "виктории, виктории и ещё раз виктории" (дословная цитата из послания цесаря Александра гетману Румянцеву от 15 ноября 1772 г.). Гетман не остался в долгу – его вообще не отличала склонность к чрезмерной "осторожности". Молдавская армия изначально приняла наступательную тактику – планировалось вынудить врага дать генеральное сражение и наголову его разбить.
Румянцев вторгся в Молдавию с севера, уже 10 ноября 1772 г. заняв Ботошаны. Одновременно с востока непосредственно в турецкие владения вторгся Суворов – примерно тогда же он без сопротивления занял Хаджибей. Ещё ранее из Балтийского моря в Средиземное были направлены крупные морские силы для отвлечения внимания турок от Александрова и Квиринова, где базировался флот Чёрного моря. Польский флот под командованием адмирала Михала Чапского и турецкий под командованием капудан-паши Джезаирли-Гази-Хассана встретились 20 декабря в Хиосском проливе. Потерпев поражение, Хассан-паша отвёл свой флот из Хиосского пролива. Из-за шторма Чапский не стал его преследовать, но сам укрылся от шторма в расположенной неподалёку, на азиатском побережье, Чесменской бухте. В принципе, в бухте у турок были береговые укрепления, но гарнизон, увидев, с какими силами им предстоит иметь дело, предпочёл оставить крепость и уйти.
Суворов же после взятия Хаджибея двинулся к Бендерам, которые и взял штурмом 20 декабря. Румянцев же в это время был занят наступлением на крупные турецкие силы в районе Сучавы. 80-тысячный турецкий корпус был разбит. Эти победы привели к тому, что уже к концу 1772 г. север и юго-восток Молдавии уже были под полным контролем цесарских войск.
Новый, 1773 г. принёс новые успехи для Цесарства. 10 января Румянцев вступил в Яссы. Командовавший турками великий визирь Ивасзаде-Халил-паша, узнав о битве при Сучаве, решил не рисковать и отступить на юг на соединение с главными силами и ближе к линиям снабжения. Канцлер Жора ушёл на юг вместе с визирем, князь же Мауриций, разочаровавшийся в турецких "союзниках" и потерявший какую бы то ни было надежду на успех, под видом купца бежал вместе со своей семьёй в австрийскую Трансильванию. Побег организовал Зенон Корнеску, возглавлявший Великий Совет, уже потерявший вместе с прочими органами власти Княжества Молдавского всякое значение. В феврале он был уже принят в Вене канцлером Кауницем (император Иосиф II уклонился от встречи с "князем без княжества" из дипломатических соображений), который снова заверил его в дружественных чувствах Австрии к делу Просвещения. Разумеется, никаких обещаний вооружённого вмешательства Маурицию Лупулу дано не было. Но ему, по крайней мере, было назначено "приличное его сану" содержание в одном из замков в Тироле.
Не посрамил цесарского доверия и действовавший против украинских мятежников генерал Браницкий. После победы под Воронежем он, вместе с москворусским подкреплением, двинулся далее в пределы Украины. 10 января 1773 г., по стечению обстоятельств в тот же самый день, когда Цесарство захватило Яссы, он занял Черкасск. Перебийнос дал ему оборонительное сражение у стен столицы, но проиграл его и отступил вниз по Дону к Азову. Захваченная столица Украины превратилась в обитель скорби – Браницкий производил расправу и казнь над схваченными сторонниками Перебийноса. Репрессии возымели свой эффект – многие из приверженцев гетмана стали всерьёз задумываться о том, что стоит, пока не поздно, "сменить фронт".
К Браницкому в захваченный Черкасск прибыли тайные эмиссары от абадзехов и убыхов, сообщившие, что они, взамен за прощение, готовы выступить против Перебийноса и его людей. Браницкий не доверял хитрым полковникам, но знал, что с мятежом должно быть покончено как можно быстрее. Поэтому он согласился на примирение с "раскаявшимися" старшинами. С формальной стороны дело было представлено так, что мятежники "просто выполняли приказы гетмана", не задумываясь об их правомочности. Но теперь, когда преступность замыслов своего предводителя стала для них окончательно явной, они, полные раскаяния, возвращаются на сторону "Светлейшего Пана". 12 марта 1773 г. во время сражения при Усть-Аксайском стане (примерно 40 с небольшим км к северу от Азова) часть украинского войска ударила в спину своим товарищам.
Остатки войск Перебийноса отступили в Сальские степи, где гетман пытался собрать силы для того, чтобы отбить обратно свою столицу. Но всё было напрасно. Украинские города и станицы один за другим принимали власть Браницкого. Верность "вiльной Украïнi" сохранили только немногие горские племена в отдалённой Кабарде. Так далеко планы Браницкого не простирались – ему было достаточно подчинения Западной Украины и избавления земель ВКР и Москворуссии от возможных нападений мятежников. Универсал цесаря от 25 марта 1773 г. упразднял должность "гетмана" и вообще автономию Украины. Украина преобразовывалась в обычную комиссарию с комиссаром, централизованно назначаемым из Киева. Должность комиссара Украины получил единственный человек, которому цесарь доверял до конца – его друг детства, "вернейший из верных" Кароль "Пане Коханку" Радзивилл. Наотрез отказывающийся командовать войсками в активных боевых действиях, он, тем не менее, был готов принять на себя обязанности по гражданскому управлению недавно "замирённой" провинцией. Александр был уверен, что Украина попала в надёжные руки – политические таланты князя Кароля были ему хорошо известны. Войска же, высвободившиеся после победы над гетманом, были направлены на молдавский театр под командой всё того же Браницкого, получившего за свои победы чин генерала от кавалерии.
Продолжалась война на море. 8 апреля 1773 г. флот Чапского настиг, наконец, Хассан-пашу в бухте Смирны. В результате двухдневного боя практически весь турецкий флот был уничтожен при незначительных потерях среди кораблей Цесарства. Коммуникации турок в Эгейском море были серьёзно нарушены, была установлена фактическая блокада пролива Дарданеллы. Вслед за неудачей на море Османская Империя понесла ряд серьёзных поражений на суше. Суворов разбил Халил-пашу на берегах реки Кагул в Южной Молдавии. Румянцев занял Васлуй и, таким образом, полностью отобрал у османов контроль над Княжеством.

Отредактировано Московский гость (24-12-2011 13:27:03)