Вот те раз. Так телепатические возможности вовсе не являются нормой для этого мира? Значит, мои мысли никому не доступны? Не скажу, что это мне не нравится. Но почему тогда слышу ее? Кстати, о чем думал Айболит я не слышал. Да и о чем думает эта женщина, мне, похоже, тоже не совсем доступно. Понимаю только посылы, обращенные непосредственно ко мне.
- Извините, - говорю смущенно разведя руки. – Я вообще ничего не помню. Даже не знаю, кто я такой. Я, вероятно, чем-то тяжело болел? Вы моя мать?
- Бедное мое дитя, - красивые глаза женщины наполняются слезами.
Вдруг становится искренне жаль ее.
- Но зато я чувствую себя физически вполне здоровым, - говорю, чтобы успокоить Нату.
Она снова улыбаеится и гладит меня по плечу.
- Это самое главное, сынок. А память вернется, - и, спохватившись, добавляет: - Надо скорее сообщить отцу радостную весть.
- Я пойду с тобой, - принимаю неожиданное решение. – Только подскажи, во что мне одеться.
Раз уж попал в новый мир, то нужно скорее в него влиться, ибо нет смысла оттягивать.
Мать подает сапоги-чулки из тонкой кожи и одну из безрукавок. После того, как одеваю все это, она протягивает какую-то сбрую с вдетыми в нее четырьмя маленькими топориками на длинных ручках. Вот и нафига мне эти томагавки? Задаю этот вопрос мысленно. Однако она не слышит.
- Зачем мне это? - спрашиваю вслух.
- Ты вырубил собственное жилище и отвез семя зуха на Священный остров. Даже целых два семени. Теперь ты полноценный мужчина, - вероятно, посчитав объяснение достаточным, Ната вкладывает сбрую мне в ладони.
Покрутив полученное снаряжение, накидываю два ремня, соединенных сзади чем-то наподобие патронташа, на плечи. Подвешенный на них широкий ремень застегиваю на животе с помощью большой бляхи, сделанной то ли из кости, то ли еще из какого-то непонятного материала. Все подогнано точно по мне. По бокам в небольшие петли на ремне вставлены топорики. Интересуюсь, для чего нужен патронташ на спине? Оказывается – для дротиков, которые постоянно носить вовсе не обязательно.
Бросаю взгляд на висящие на стене большие топоры. Хорошо, что их не нужно постоянно таскать с собой.
Пройдя через большую комнату, на обстановку которой впопыхах не обращаю внимание, выходим на высокое крыльцо. Увиденное снаружи не то чтобы поразило меня, но удивило довольно-таки сильно. Представьте себе гибрид груши с тыквой размером с дом. Именно такие желто-песочные плоды-монстры, тянувшиеся двумя рядами, образуют довольно широкую улицу. Каждая тыквогруша обнесена невысоким плетеным заборчиком, как обычные земные деревенские хаты. В стенах плодов прорезаны окна и двери. Сбегаю с крыльца и задираю голову, оглядывая дом, из которого вышел – такой же гигантский плод. Интересно, дома действительно растительного происхождения, или здесь такой причудливый архитектурный дизайн? Просто страшно представить дерево, на котором растут подобные груши…
Наш дом от околицы отделяет всего два двора. У соседнего плетня копошится парочка обнаженных по пояс малышей. Непривычно видеть на их голых спинах по четыре шевелящиеся лопатки. Увидев нас, они подскочили, какое-то время молча смотрели, а как только мы прошли мимо, понеслись по улице с криками:
- Леег не умер! Леег живой!
Ната, оглянувшись на них, улыбнулась и взялась за мою руку, будто проверяя, не мерещусь ли я.
Сразу за околицей простирался широкий луг. За ним поднималась стена леса. По законам земного мира на таком лугу просто обязаны были пастись гуси или коровы. Однако здесь было пусто. До меня дошло, что и в самой деревне не хватало обычных земных звуков, таких как лай собак, кудахтанье кур петушиные крики.
Пройдя половину луга, обращаю внимание на рощу интересных деревьев, резко отличающихся от остальной лесной массы. Эти деревья напоминают земные баобабы, только карликового размера. Бочкообразные стволы возвышаются не более чем на три метра. Широкие кроны буквально смыкаются друг с другом. Видно, что деревья не одного возраста – ближе к лесу стволы повыше и потолще, ближе к деревне попадаются совсем маленькие, вплоть до еле показавшихся ростков.
- Что это за роща? – спрашиваю идущую рядом женщину.
- Поселковое кладбище, - отвечает та после некоторой паузы, на протяжении которой, замедлив шаг, пристально смотрела на меня.
От дальнего конца рощи доносятся звуки частых ударов топора по дереву. Проходим между деревьев в ту сторону и выходим к просеке между рощей и лесом. Широкие пеньки разной степени замшелости указывают на места, где некогда росли мини-баобабы.
Картину, которую вижу далее, не могу назвать иначе, как деревообрабатывающий комбайн или машина по производству щепы. Коренастый коротко стриженный мужик с такой скоростью работает одновременно четырьмя топорами, что ему позавидовала бы машина по измельчению пеньков, которую я когда-то видел в городах того мира. Шаолиньские монахи, увидев такое искусство владения оружием, или в данном случае орудием труда, моментально эмигрировали бы в Японию, записались там в самураи и сделали себе харакири. Ибо нет смысла жить, зная, что не способен даже приблизиться к совершенству.
Остановившись, заворожено смотрю, как в поваленном дереве, с которого уже срублена крона, буквально на моих глазах появляется углубление длинною с человеческое тело.  Концы срубленного ствола закруглены и обработаны довольно гладко, словно их и не топорами обтесывали. Но никакого другого инструмента рядом не вижу.
Непроизвольно бросаю взгляд на свои ладони. Неужели и я смогу также лихо орудовать топорами? Или уже умел? Нет, так конечно не умел, ибо молод еще слишком. А сколько, кстати, мне лет? М-да, сколько ж еще предстоит выяснить, и в первую очередь о себе. Ну что ж поделать, таков результат скоропостижного вселения в первую попавшуюся оболочку.

Отредактировано Nikin (27-08-2011 15:45:54)