9 июля 1941 года. «Линия Сталина». Обершютце Вальтер Бирхофф.
- Давай, давай, давай, Виннету! Вперед!
Вождь команчей, то есть апачей, был бледен как чахоточная девица. На лбу его выступили крупные капли пота. Он прижался к земле всем телом и никак не мог заставить себя подняться. А в руке его было зажато спасение для всего взвода. Ящик со взрывчаткой. Саперов не хватало, потому штурмовые отряды сформировали из привычной к дерьму пехоты. Только вот как заставить себя бежать под ненасытным пулеметным огнем? 
И огнеметные танки не помогли справиться с этими бетонными вместилищами смерти.
А, по началу, так понадеялись на них!
Бронированные черепахи из числа французских трофеев на счастье, казалось бы, оказались рядом с дивизией. Отдельный огнеметный батальон, ага. Могучие, толстомясые, с непробиваемой, казалось бы броней, они лениво подползли на прицельную дальность огнеметов.
Год назад они воевали на другой стороне. Двухпушечные машины могли тогда сломать тонко-синюю стрелу блицкрига в самой ее шее. Могли бы. Если бы оказались в умелых руках. Но у французов было мало умелых рук. А, самое главное, мало было смелых сердец и хладнокровных голов. Если бы все французы были как Пьер Арман Гастон Бийот, то война закончилась бы в Берлине еще в осенью тридцать девятого. И немецкие панцеры горели бы в железнодорожных эшелонах, как сегодня горят советские танки. Но не было в те дни у Франции Наполеона. Был лишь Пьер Бийот, который на своем «В-1 бис» уверенно и спокойно въехал в деревню Стони, где за один бой уничтожил две немецких «четверок» и одиннадцать «троек». Танк капитана выдержал сто сорок попаданий. И ни одного пробития, ни одного ранения.
Если бы все французы были такими… Но…
Но!   
Бой выигрывают герои. Сражение выигрывают таланты. Войну выигрывают мудрецы.
Практичные немцы оценили потенциал этих танков, так бестолково использованных французами. Немцы вообще все оценивали, если что. Не вписывается в доктрину блицкрига? Что ж, найдется и другое применение. Мало ли на свете линий укрепления, которые придется прорывать? Еще до принятия плана «Барбаросса» «Б1-бис» начали переделывать в огнеметные танки.
Вместо 7,5 сантиметровой гаубицы немцы воткнули сопло огнемета. Бак для него поставили на корму за толстобронной башней, обшив  его трехсантиметровой броней. Фламменпанцерверферы медленно, но верно поползли по советской земле.
Всего этого Вальтер, естественно, не знал. Откуда он мог знать? В бронированном немецком зверинце не смогут разобраться даже историки будущего, что уж говорить об обычном пехотинце?
Он просто оглянулся на ровный рокот моторов.
Оглянулся и удивился: такого он еще не видел. Высотой в полтора человеческих роста, крутогрудые, широкие, в шесть с половиной метров длиной танки неторопливо подползали к дотам.
Русская артиллерия немедленно открыла по ним огонь. Этим воспользовались пехотинцы. До того, они и голову поднять не могли. Сейчас же, воспользовавшись передышкой, быстрым броском вперед скатились в противотанковые рвы.
Тем временем, один из танков был подбит. Его пушчонка рявкала до последнего, хотя ее снаряды только выщербляли прочный бетон. В конце концов, когда на неподвижный танк перенесли русские весь огонь, экипаж успел покинуть машину за секунду до взрыва бака с горючей смесью. Воспользовавшись смертью товарища, другие огнеметчики постепенно подползали на дистанцию смертоносного выстрела. Так, да… Гибель одного это шаг вперед для других.
Но вот взорвался и второй танк.
Оставалось еще шесть. Большевики не успевали их остановить. А фламменверферам не нужно было переползать через ров. Да и не смогли бы они.
Гудящая струя огня ударила по дотам. Немедленно вспыхнули кучи бревен, оставшиеся от развалившихся маскировочных «домов». Пламя заревело, брызгая искрами во все стороны. Большевики замолчали.  Вот тут-то и заорал Ковальски:
- Давай, давай, давай, Виннету! Вперед!
Трусость Швайнштайгера спасла ему жизнь. Вот никогда в бою не поймешь, что лучше: трусость или храбрость?
Только он собрался с духом, испуганно глядя в черный зрачок пистолета Ковальски, только он начал подниматься с колен, как русский пулемет из ближайшего ДОТа дал очередь над головами пехотинцев. За ним вслед бахнуло орудие. Огнеметчики немедленно выпустили еще одну струю, затем еще. Во время залпа русские замолкали, а потом снова открывали огонь. Неуязвимые? Проклятье…
А нет! Все же ДОТ номер четыре замолчал. Видимо, горючая смесь проникла внутрь, или нерасторопный боец не успел закрыть бронезаслонку… Содрогнулась земля. Взрыв разметал горящие бревна. Одному аминь. Еще пять осталось…
Линия ДОТов была продумана грамотно. Мертвых зон практически не было. Один прикрывал другого, другой третьего… Можно было попытаться обойти далеко по флангам, на границе их прицельной стрельбы… Но время, время, время! И кто даст гарантию, что там нет группы ДОТов? Кто даст гарантию, что там нет минных полей или русской пехоты?
Вальтер едва-едва приподнялся над краем рва, буквально на секунду. Успел нырнуть вовремя. Пулеметная очередь взбила фонтанчики по краю рва. На месте русских он бы сейчас выбил огнеметы и ударил в контратаку. Но большевики медлили, непонятно зачем. А если непонятно, тогда еще страшнее.
И тут танки начали отползать, продолжая бесполезно бить из орудий.
Опять все предстоит решать пехоте… «Ну как же так? Почему мы прикрываем танки, а не они нас?» - с отчаяньем подумал Вальтер.
- Давай, Виннету! Вперед или пристрелю как свинью!
Швайнштайгер вдруг дико заорал на Ковальски, схватил ящик со взрывчаткой и, выскочив изо рва, побежал к плюющемуся огнем русскому ДОТу.
Сидящие там бойцы отвлеклись на отступающие танки и пропустили Виннету. А прикрывавший фланг пулеметчик соседей уже сгорел.
Бывший молодежный вождь вскрыл ящик, вытащил оттуда трясущимися руками тротиловую шашку. Сунул ее в нагрудный карман. Затем достал вторую, вставил в нее фитиль бикфордового шнура, поджег кое-как, потом вскарабкался на крышу дота, раздвигая всем телом тлеющие обломки и бросил шашку в трубу вентиляционного отверстия. Тут же бросил и вторую.
Через несколько секунд под землей гулко грякнуло. Бронелист одного из окон выгнуло наружу. ДОТ замолчал. Мертвая зона стала еще больше. А Виннету скрючился на бетонной крыше как младенец.
- Вперед, - радостно заорал Ковальски. – Вперед, камрады! Вечно жить не запрещено!
Взвод поднялся и бросился вперед, пользуясь замешательством противника. Но тут же бросился назад.
Из густого дыма вдруг показались…
Это как в замедленном кино.
Сначала появляются острия штыков. Потом крепкие руки на цевьях винтовок. Потом, почему-то, зеленые каски с красными звездами, потом могучие усы, потом раззявленные щербатые рты, кричащие что-то несуразное.
«Почему они кричат про карандаши?» - машинально подумал Вальтер.  И мысль была медленнее ног. Развернувшись, он прыгнул обратно в ров. Хватит уже рукопашных, хватит. Башка до сих пор болит от той русской лопатки, что едва не срезала ухо под Дубно.
Взвод Ковальски побежал. За ним побежала и вся немецкая пехота.
Немецкая атака сходу была отбита. Отбита немногочисленными гарнизонами советских ДОТов и ротой хлебопеков, оказавшейся в нужное время и в нужном месте.
С того дня немецкое слово «Бляйштифт», а русское «Карандаш» стало ругательным во взводе унтер-офицера Ковальски.
А вождь команчей, то есть апачей, Виннету Швайнштайгер пропал без вести.
За дело пришлось взяться зенитчикам. «Ахт-комма-ахты» с предельной дистанции начали долбить по ДОТам «Линии Сталина».  Помогало мало. В конце концов, пока не подвезли 21-сантиметровые мортиры, сопротивление ДОТов сломлено не было.
Авиация же так и не появилась. Слишком много было вызовов для люфтваффе. Не справлялись асы Геринга, не справлялись.
10 июля 1941 года.  Село Любары. Панцершютце Макс Штайнер.
Танковый полк пришлось отвести на север. Пока пехота взламывала «Линию Сталина», танкисты занялись обычным делом: подгонка, мелкий ремонт и прочая нудная работа. Но одна беда случилась. Охранения не случилось. Пришлось мастерам бездорожья и королям дорог всем своим боевым братством распределяться экипажами на охранение.
Экипажу Штайнера очень не повезло. Ну, по крайней мере, так посчитал сам Макс. Оно и подумать! В четыре утра выходить в караул!
- Чего не повезло-то? – сказал Мюллер. – Хуже, когда ночь рваная. Только ты спать лег, а часа в два тебя будят и пошел гулять как звезда по кочкам. И, главное, в четыре уже не спится. Уже и смысла нет спать. А тут хоть без рванины…
- Не, Клаус, - фамильярно зевнул в кулак Макс. – Сам смотри. Вот если сразу с вечера в карауле… Это не обсуждается же. Правда? Это самое самокатное. В разрыв это хуже. А с утра совсем хреново. Я это еще по лагерям «Гитлерюгенда» помню. Первое время: как и нормально так. А с завтрака рубить начинает на сквозняк.
- Чего? – не понял радист Демме.
- Ну… Ну вот ты сейчас бодрячком?
- Так точно.
- Спорим, что после завтрака ты уснешь? И пока до двенадцати не продрыхнешь, будешь как вареный рак. Если сквозняка не будет. Спорим?
- На что?
- На сигареты. Ставлю три, что ты умрешь после восьми утра.
- Пять, если не умру.
- Мюллер, банк принимаешь?
- Да. Но ставлю на Демме.
- Чего это? – обиделся Штайнер.
- Кто рано встает, тому Бог подает. Это банальная, но вечная истина, - изрек Мюллер. – Ты коров доил хоть раз?
- Нет, а причем тут?
- Не встанешь рано, не подоишь корову, не будет молока, не будет денег. Зато у коровы будет мастит. Мастит – зло. Понял?
- Неа. А что такое мастит?
- Когда титьки болят у баб. А когда они болят, то ни молока, ни ебли. Потому и у кого рано встает, тому баба дает.
- Это банально, папаша!
- Нет ничего банальнее вечности, - отрезал Мюллер. 
- Тихо всем! – рявкнул командир экипажа Вейнингер. – На месте. Сидеть тихо. Не спать. Не курить. Не разговаривать. Смотреть туда.
И ткнул указательным пальцем в сиреневый туман, сквозь который торчали верхушки деревьев.
- Чего? – шепнул Штайнер радисту. – Он всегда такой правильный?
Демме приложил палец к губам. И уставился в указанную сторону.
«Да» - подумал Макс. - «Брандт был как-то человечнее…» . Одновременно вздохнул и. уложив ствол «МП» на бруствер, уткнулся взглядом в светлеющую восходом мглу.
Оттуда дул легкий ветерок, освежавший лицо. Тихо звенели комары. Макс натянул пилотку на уши. Хуже нет, когда эти твари в уши лезут. Не, ну пусть руки едят! Чего они в уши-то стараются попасть! Да… На этой войне даже комары за большевиков… А чего они… Ну, вон в руки… Кусайте… Кусайте в руки… Спать нельзя… Спать…
Хлоп!
Да заколебали в уши лезть!
Макс еще туже натянул пилотку. Протер глаза. Помахал руками перед собой, расталкивая кистями полчища комаров. Суки! Через китель лезут! Тойфель, уже и в трусах чешется!
Или пусть едят? Главное, спать нельзя. А я и не сплю. Не сплю, не сплю, не сплю, несплю, несплюнесплю…
Цикады какие-то орут…
- Щирр…
- Щирр…
- Щирр…
- Щирр…
Не спать. Спать нельзя. Спать, не спать, не спать, не спать… Спать…
Едва слышно звякнул металл о землю.
Штайнер уснул. Уснул лопоухий радист Демме. Уснул неразговорчивый наводчик Шёнинг. Уснул и командир Отто Вейнингер. Так нечаянно уснули, совершенно не собираясь этого делать.
Только бывший крестьянин Клаус Мюллер не спал. Привык он не спать. Или Святой Николаус сидел в это утро рядом?
Святой Николаус в окопе, вырытом наспех первой сменой караула. И стальная каска поверх огненного нимба… Пламенный меч сквозь окопы…
Кивать головой, стукаясь подбородком о грудину…
Не спать…
В мутном тумане проявились смутные тени.

У стрелы нет шеи, но есть основание

Да я с этим основанием вчера полчаса мучался. Основание - оно как бы в начале, да? А как назвать ту часть стрелы, которая сразу под головкой?

Это короткоствольная пушка

Перепиши, иначе выходит, что они шесть метров шириной были