Глава II.

Когда князь и исправник ушли, Ремизов и Бычков остались в коморке сторожа вдвоем.
- Это хорошо, что они ушли, - пробормотал Акакий Акакиевич, ставя свой чемоданчик на табурет, - по крайней мере, мешать не будут.
Михаил понимающе кивнул и извлек из фотоаппарата уже использованную, процентов на сто, пленку. Ему довольно много пришлось сделать кадров во дворе и на улице. Опасался, что некоторые могли плохо получиться. В итоге были заняты следующие места: во-первых, это панорамный снимок усадьбы. Причем с трех ракурсов. Во-вторых, двор, где нашли труп сторожа. Затем самого покойного.  Причем и в этом случае одним кадром обойтись не удалось. Окурок папирос фабрики «Таварищъ», что лежал рядом с урной. Ружье. После этого вошли в дом. Тут Михаилу пришлось сделать несколько снимков дверей. В его объектив попали все замочные скважины на первом этаже. Не зная, как другие, но Ремизов сделал вывод, что двери не закрывались, наверное, с тех самых времен, как тут был создан музей. Не допустимая оплошность, решил Акакий Акакиевич, но ничего не сказал, и так было ясно, что к такому же выводу пришли все полицейские.
В каморку сторожа они с Бычковым заглянули вовремя. В тот самый момент, когда Косолапов крутил в руках один из стаканов. Хорошо, что Акакий Акакиевич успел его остановить. Оставили бы пальчиков да усложнили работу. Вот теперь, когда они ушли, Ремизов облегченно вздохнул. Достал из чемоданчика масштабную линейку, измерительную рулетку, дактилоскопический порошок «Сапфир», магнитную и ворсовую дактилоскопические кисточки, светлую дактилоскопическую пленку и само собой перчатки. Михаилу, пока он тоже не наследил, сказал:
- Постой в дверях. Как все будет готово, скажу. Успеешь еще сфотографировать.
Осмотр начал Ремизов с окна. Убедился, что оно не было открыто. Еще на улице Акакий Акакиевич обратил внимание, что все окна в доме закрыты. Если бы вор уходил именно так, то хотя бы одно, но было бы распахнуто. И все же регламент заставлял убедиться, что они закрыты.
- Идеальная чистота, - проговорил Ремизов касаясь стекла рукой, - идеальная.
Подошел к столу. Взял в руки один из стаканов. Принюхался – чай. Посмотрел на свет. Отчетливо виднелись пальчики. Вот только чьи?
- Будем надеяться, - прошептал Акакий Акакиевич, - что не нашего исправника.
Вернул на место и растянул между стаканами рулетку. Поставил картонки, извлеченные из кармана пиджака, с цифрами у каждого и подозвал Бычкова. Фотограф уже был готов к работе. Он щелкнул затвором и с нескольких ракурсов. В кадр попали и стаканы и рулетка. Сфотографировал бутылку с пивом. Взглянул на Ремизова в ожидании нового указания.
- Доставай блокнот и записывай. – Проговорил Акакий Акакиевич. – Пока твой фотоаппарат нам не понадобится.
Михаил убрал фотоаппарат и извлек из кармана блокнот. Достал ручку и приготовился записывать.
- Значит так. На столе, - Ремизов потрогал столешницу, и добавил: - на дубовом столе два стакана и пивная бутылка.
Акакий Акакиевич взял в руки зеленую бутылку и посмотрел ее под светом лампы.
- На ней пальчики. Скорее всего, принадлежат одному человеку. Пиво, судя по марке, «Калинкинъ» (5), производство… - он с трудом прочитал мелкие буковки, - Калинкинским пиво-медоваренным товариществом в Санкт-Петербурге. А это значит дорогое, что? Это значит довольно дорогое. Не иначе барин баловал своих служащих, - сделал вывод Ремизов. Неожиданно он взглянул на Бычкова. - Михаил, ты когда-нибудь пивал пиво «Калинкинъ»? – Полюбопытствовал он.
- Да, что вы, Акакий Акакиевич, я в основном местным «Степан Разин» (6) балуюсь. Оно мне больше по вкусу. Пробовал и «Мюнхенское» (7), и «Амстердам» (8), но лучше нашего череповецкого ничего не нашел.
- «Калинкинъ» лучше во всей империи. Он ведь до сих пор является поставщиком его императорского двора. Так что не каждый его себе позволить может.
- Думаете? – Спросил удивленный Михаил.
- Ничего я не думаю, - отмахнулся Акакий Акакиевич, - а всего лишь констатирую факт. Оно ведь знаешь - сколько стоит?
Ремизов назвал стоимость. Фотограф от удивления присвистнул.
- Да и в городе его днем с огнем не сыщешь. – Добавил Акакий Акакиевич.
Вернул бутылку на прежнее место. С помощью порошка, кисточки и пленки снял пальчики. Сразу же их убрал в отдельный карманчик в чемодане.
Чай и пиво в стаканах наводили на размышления. Тут было одно из двух. Либо кто-то из них не пил (точно можно будет узнать после вскрытия трупа – кто именно), либо, что тоже было правдоподобно, что сторож (ну если он был, конечно же, один) отчего-то передумал, оставил чай и по какой-то причине переключился на более крепкие напитки.
- М-да. Вот пойми тут. Один человек тут наследил или уже несколько, - проворчал Акакий Акакиевич
Пока со стаканами возился, приоткрылась дверь и в проем просунулась ухмыляющаяся (так показалось Ремизову) голова князя Чавчавадзе.
- Ну, что тут у тебя, Акакий Акакиевич? – Поинтересовался Ираклий.
- Да немного осталось, - отмахнулся эксперт.
Чавчавадзе что-то ляпнул про городового и собаку. Ремизов удивленно на него взглянул и спросил:
- Шутить изволишь, ваше сиятельство? Мне, что больше заняться нечем?
- Да не шучу, Акакий Акакиевич, не шучу. Не до шуток сейчас. Вот изловим душегуба, вот тогда и шутить будем.
Выяснилось, что собачка с делом как-то связана.
- Хорошо, схожу, взгляну, - проговорил Ремизов, а когда дверь закрылась, продолжил осмотр каморки. – Точно сказать один он был или не один только после доскональной экспертизы и скажешь. На этом стакане, - он указал на тот, в котором был чай, - отпечатки четкие, на этом, - перс указующий был направлен на пивной, - размытые. Ладно, гадать на кофейной гуще не будем. Будем надеяться, что хозяин этих пальчиков в нашей картотеке обнаружится. Не дай бог, какой залетный господин.
Когда закончили, а Михаилу пришлось сделать еще несколько снимков, они вышли в коридор. Там, примостившись на лавочке, сидел городовой. Увидев их он встал, вытянулся, словно это были какие-то важные шишки, а не штатные сотрудники полиции и произнес:
- Ваше благородие, его сиятельство просил, как только вы закончите с этим делом за мной проследовать.
- Что там еще? – Спросил Акакий Акакиевич.
- Нужно тут одну собачку осмотреть.
- Так это не ко мне, а к ветеринару, - попытался пошутить Ремизов, но городовому явно было не до шуток.
- Собачка та мертвая. И вполне возможно, что была убита этой ночью.
Эксперт удивленно взглянул на Бычкова.
- А вот это уже интересно. Думаешь, связана с нашим делом? – Спросил Ремизов у городового.
- Так точно, ваше благородие.
- Ну, раз связана. Тогда веди.
Вслед за городовым они вышли из дома во двор. Тело сторожа уже увезли, а на плитке остались только очертание и кровавые коричневые пятна. Городовой невольно перекрестился. Акакий Акакиевич взглянул на место преступление и только после этого вышел на улицу. За ними увязались зеваки, но Фрол Игнатьевич цыкнул и те отстали. Обогнули дом и направились к реке Ягорбы, но не дошли, а свернули на Дворянскую. Тут уже собралась целая ватага местных мальчишек. Второй городовой, явно вызванный для усиления, всеми правдами и не правдами пытался их разогнать.
- Плохо, очень плохо, - проворчал Акакий Акакиевич. – Небось, уже все следы затоптали.

Теперь, когда появился смотритель музей, дела пошли быстрее. В течение каких-то десяти минут они осмотрели первый этаж. Дольше провозились с дверью, где когда-то была комната горничной. От волнения старик все никак не мог подобрать ключ. В замочную скважину пихал от своей квартиры. Пытался провернуть, но у него ничего не получалось. Наконец Ираклий не выдержал и спросил, действительно ли это тот самый ключ. Старик вытащил и посмотрел. Выругался.
- А вы не спешите, уважаемый, - проговорил князь, затем взглянул на дверь и полюбопытствовал: - отчего все двери в доме открыты, а эта – закрыта?
Смотритель вытащил из кармана другой ключ.
- Это подсобное помещение. Когда-то тут была комната нянечки Верещагиных, но когда дед Кирилла Андреевича создавал тут музей, он отдал его под бухгалтерию. Сюда посторонним входа нет.
- Понятно, - проговорил Ираклий. – А где у вас хранятся запасники? – Поинтересовался он.
Князь прекрасно понимал, что, как и в любом другом музее, тут должны были существовать запасные фонды, чтобы время от времени обновлять экспозицию. Смотритель задумался, казалось, он впервые об этом слышал.
- У нас нет запасников, - проговорил Поликарп Федорович.
- А если вдруг понадобиться отреставрировать картину, что тогда?
- Тогда на стенку висится табличка, что произведение на реставрации. Картину барин отвозит в Санкт-Петербург в Русский музей.
Наконец смотрителю удалось открыть дверь. Полицейские вошли внутрь. 
- Да тут, уважаемый, даже черт ногу сломает, - молвил князь Чавчавадзе, - выходит, вор и тут побывал. Вот только как он сюда проник, если дверь была закрыта?
В помещении царил беспорядок. Папки, бухгалтерские книги, тетради все это лежало где попало: на черном деревянном столе, на диване, на стульях, в шкафу, на подоконнике и даже на полу. 
- Боюсь, что вы ошибаетесь, ваше сиятельство, - сказал Поликарп Федорович, - это стандартная обстановка. Тут всегда так.
- На вашем месте я бы выгнал бухгалтера, - не выдержал Косолапов. Серафим Григорьевич и сам не ожидал, когда в ответ услышал:
- А барин его и выгнал.
- Эвоно как, - удивился он. Вот и появился первый подозреваемый. Правда фигура не значительная, но и ее исключать нельзя. – Когда? – Задал он свой вопрос.
- Недели две назад. Барин не выдержал и рассчитал его. Даже считаться с тем, что он отменный специалист не стал.
- Любопытно, - проговорил исправник и сделал запись в блокноте. – Ревизию провели?
- Собирались, - молвил Поликарп Федорович.
Косолапов еще раз оглядел комнату и вновь спросил:
-  А теперь, кто это все разгребать будет?
- Так нового бухгалтера барин уже на следующий день нанял. Ему его порекомендовал Алексей Гальской.
Алексей Гальской был предводителем местного дворянства. Его усадьба находилась на противоположном берегу реки Шексны, и попасть туда можно было только на пароме. Дворянин руководил местным футбольным клубом «Шексна» и параллельно являлся в нем голкипером.
- Назовите, пожалуйста, Поликарп Федорович, фамилии обоих бухгалтеров. – Попросил Косолапов.
- Вы думаете? – Молвил смотритель, прикрывая рукой рот: - Что они…
- Не исключаю. Если вдруг обнаружится, что ничего в доме не пропало то тогда…
- Думаю нужно сюда направить Акакия Акакиевича, - произнес князь Чавчавадзе.
Смотритель назвал две фамилии. Косолапов записал в блокнот и поинтересовался адресами.
- Я на память не знаю, - проговорил Поликарп Федорович, - мне нужно посмотреть в книге.
- Хорошо, - молвил князь, - сначала осмотрим музей, а уж потом адресами займемся.
Чавчавадзе еще раз оглядел комнату и уточнил:
- Вы уверенны, Поликарп Федорович, что тут ничего не пропало? При таком бардаке лично я бы не был уверен.
Старик обошел комнату. Хотел, было прикоснуться к бумагам, но князь его вовремя остановил и произнес:
- Вроде все в порядке.
- Будем надеяться, - проговорил князь. – На всякий случай все же нужно послать сюда Акакия Акакиевича.
Покинули помещение, вернулись в коридор. Ни городового, ни экспертов уже не было.
- Собачку пошли осматривать, - констатировал Косолапов.
Поднялись на второй этаж. 
Начали с женского будуара. Только сейчас Серафим Григорьевич обратил внимание, что каждая комната в доме тематическая. Если гостиная была посвящена туркестанскому периоду творчества Василия Васильевича, князь даже обратил внимание, что среди эскизов был набросок «Апофеоза войны», небольшой такой двести на двести, то в женской комнате он был связан с японцами. Вся мизансцена была сосредоточенна вокруг изящного бюро-секретера и столика для рукоделия. В этой комнате, по замыслу отца Кирилла Андреевича, подчеркивался образ жизни женщины в конце  XIX века. Именно в таких комнатах дамы проводили свободное от светских обязанностей время. Мать Василия Васильевича должна была заниматься рукоделием, чтением. Тут же она вела переписку.
Князю Чавчавадзе понравился удобный и весьма емкий – бюро-секретер. С выдвижными ящиками и ящичками он произвел на сыщика неизгладимое впечатление. Именно о таком мечтала вот уже столько лет его супруга. Рукой коснулся туалетного столика, состоящего из комода на высоких ножках и зеркала. Тут же получил замечание от смотрителя, что касаться музейных экспонатов руками не желательно.
- Прошу прощения, - проговорил князь. – К сожалению, пристанет отказаться на время от правил. Боюсь, что если мы сейчас обнаружим пропажу, то так или иначе, но нашим криминалистам придется снимать пальчики. Вполне возможно, что вор тут наследил. – Он взглянул на стол, и спросил: - А, что это за стиль? Не встречал.
- Столик для рукоделия, - пояснил Поликарп Федорович, - украшен в восточном духе, с японскими мотивами в сложной технике росписи по лаку.
Князь покачал головой. Экак смотритель завернул пописанному, словно они не полицейские, а экскурсанты, пришедшие в музей поинтересоваться жизнью и творчеством Василия Васильевича Верещагина.
- То-то я погляжу, что почти все картины тут связанные с Японией. – Проговорил Косолапов.
- Обычно в дамской комнате мы заканчиваем экскурсию, - пояснил Поликарп Федорович, - ведь именно во время Русско-японской войны погиб Верещагин.
Инспектор понимающе кивнул. Историю жизни знаменитого земляка знали почти все черепане. Кроме памятника, установленного напротив его дома, в городе в честь него были названы улица (в Новом районе), городская публичная библиотека, созданная когда-то Иваном Андреевичем Милютиным, школа изобразительного искусства. Местные власти пытались вырастить еще не одного талантливого художника, но у них этого пока не получалось.
Смотритель обошел женский будуар.
- Ну, пропало тут что-нибудь? – Поинтересовался князь.
- Нет. Все на месте. – Проговорил он: - Картины не перевешаны и весят, как и висели всегда.
- Замечательно, - проговорил Косолапов, - тогда не будем задерживаться и продолжим.
Прошли в столовую. Самая светлая и уютная часть в доме. В самом центре – раздвижной стол «сороконожка». Когда-то за ним собиралась многочисленная семья художника. Серафим Григорьевич на мгновение закрыл глаза и представил. Вот во главе стола – Василий Верещагин (отец художника), напротив него (в противоположном конце) – супруга. Лицом к окну Василий  и  Николай, а смотрящий на двери – Александр. Даже показалось, что бренчат ложки и поблескивает в солнечных лучах фарфор. В углу застекленный шкаф горка, в котором выставлены из фарфора, фаянса, стекла.
Стены, как и во всем доме, украшены картинами. Центральным является  портрет «Старухи-агаларки в национальном головном уборе». Между окнами «Раненый», «Черное море. Мыс Фиолент вблизи Севастополя». У голландской печки – «Отставной дворецкий» и «Афганец».
Кроме картин еще несколько фотоснимков, на одном из которых князь Чавчавадзе признал художника. Два других заинтересовали его больше.
- А это кто? – Поинтересовался он у смотрителя.
- Брат Василия Васильевича – Александр. – Пояснил тот. Должен сообщить, господа, что все вещи в столовой находятся на своих местах.
- Вы уверены?
- Уверен, ваше сиятельство.
- Тогда продолжим, - проговорил князь.

окончание первой главы.

Вседорожник «КаЗаВоС» (9) подпрыгнул на неровной дороге. Двигатель неожиданно заглох и автомобиль остановился. Участковый пристав, посланный за Кириллом Андреевичем Верещагиным, выругался. Дорога, ведшая в усадьбу, находилась в безобразном состоянии. Оставалось доехать всего чуть-чуть и тут такой. Шофер повернулся к нему и произнес:
- Походу приехали, ваше благородие.
- Думаешь серьезная поломка? – Спросил пристав.
- Не могу знать. Нужно посмотреть, что там произошло…
- Ну, так, что сидишь, иди и смотри.
Сергей Евграшин отворил дверцу и выбрался из машины. Подошел к капоту и открыл. Оттуда вырвался черный дым. Шофер замахал руками, стараясь разогнать. Когда это у него получилось, он выругался и произнес:
- Приехали, ваше благородие. Походу мотор перегрелся. Сами видели, как гнали. Евгений Васильевич, что делать-то будем?
Евгений Васильевич Максимов вздохнул. Действительно спешили. Рассчитывали добраться до Верещагиных как можно раньше, понимали, что в сложившейся ситуации (кто знает, что там, в городе произошло?) промедление смерти подобно. Успели на оба парома. Казалось уже чуть-чуть и вот она усадьба… И тут такое. Пристав распахнул дверь и выбрался из машины. Подошел к капоту и заглянул.
- На долго? – Поинтересовался у шофера он.
- Не могу знать, ваше благородие. Нужна вода, а где тут ее возьмешь. Придется на Мологу возвращаться.
До реки пешком час-полтора, да еще обратно. И так время поджимало, а теперь вот это.
- Вот, что, братец, - проговорил Максимов, - ты тут жди, а я к усадьбе пешочком пойду. Попрошу, чтобы помощь послали.
- Это сколько же времени уйдет, ваше благородие. – Пробормотал Евграшин.
- А ты, что предлагаешь из лужи или из болота? – Шофер отрицательно мотнул головой. К своему старенькому «Бекасу» (10) он относился с любовью, и какую попало воду в автомобиль заливать, явно не собирался. – Ну, вот. Это по дороге около часа, а на прямик минут за десять доберусь. Усадьба, сам видишь, на пригорке виднеется.
На пригорке, чуть правее от небольшой рощицы, что была за полем, виднелся барский дом. Двух этажный особняк из стекла и бетона. Казалось, что до него рукой подать.
- Так, что я пойду, а ты сиди и жди.
С утра дозвониться до Верещагиных сразу не получилось. Как назло никто трубку не брал. Только с пятого раза удалось. Сначала надеялись, что, узнав об ограблении и убийстве, Кирилл Андреевич сам примчится в город (это же, сколько времени бы сэкономили), но не получилось. Дворецкий (судя по голосу - дряхлый старик) на просьбу позвать барина к телефону заявил, что того сейчас нет. Спросил - где он? Оказалось на охоте. Ушел еще вчера вечером. Когда вернется? Не знает. Барин может и на сутки, и надвое уйти в леса.
- Незадача, - проговорил урядник Лопухин, взглянул на участкового пристава, тот как раз чайку зашел к нему испить и попросил: - будь другом, Евгений Васильевич, возьми машину да съезди к Верещагиным в поместье. Кирилл Андреевич нам сейчас позарез как нужен. Если будем ждать… - Он махнул рукой в отчаянии.
Когда Максимов уходил, тот как раз исправнику начал звонить. По тому, что Михаил ругался Евгений Васильевич понял, что и до Косолапова с первого раза дозвониться не получалось.
Гнали машину. Спешили, а что толку.
Максимов взглянул на вседорожник. Подвел. Застегнул пуговицу на мундире, поправил фуражку (не хорошо к барину в непотребном виде являться) и направился прямиком, через поля к усадьбе. Уже на полдороги развернулся, взглянул на шофера. Тот сделал несколько кругов вокруг любимого «Бекаса», не выдержал и забрался в кабину. Максимов не сомневался, что тот включил местное радио.
Дорога заняла минут десять-пятнадцать. Пришлось обойти небольшой пруд, с дороги, как теперь выяснилось его не было видно. Уткнулся в металлическую ограду, которая казалось, тянулась куда-то в бесконечность.
- Не рассчитал, - прошептал пристав и отправился искать ворота или на худой конец какую-нибудь калитку, ведшую в сад.
Нашел довольно быстро.
Металлические ворота со страшным скрипом открылись, и участковый пристав вошел на территорию усадьбы. Остановился, решая, куда теперь идти. Английский сад. Все деревья аккуратненько пострижены. В основном клочки и пихты. У двухэтажного особняка несколько березок и сосен. Всюду клумбы. Цветы желтые, красные, синие и пестрые. В глазах зарябило. Невольно пристав развернулся и посмотрел на дорогу. Такая красота тут и такой беспредел там. Тут даже тропинка (не говоря уж об автомобильной дороге), ведущая от ворот до дома, выложена плиткой. Чуть поодаль от особняка небольшой деревянный дом, скорее всего баня, чуть поодаль от нее виден еще один пруд. С другой стороны дом из красного кирпича, по-видимому, для прислуги. Гараж. Между двух сосен растянут гамак. Легкий ветерок донес до Евгения Васильевича запах жареного мяса. Рассчитывать, что хозяева предложат отведать его (а он находился в дороге два часа) не приходилось. Будь Максимов – исправником, то и вопросов бы не было. Сразу же бы накрыли стол. Участковый же пристав - мелкая (для птиц такого полета, как Кирилл Андреевич Верещагин) фигура.
На всякий случай (хоть бы на прислугу произвести впечатление) пристав прошествовал до дома важно. Остановился у парадного входа и огляделся. Из дома тут же выскочил дворецкий, тот самый, что разговаривал с Лопухиным по телефону. Действительно старик. Одет он был в голубую ливрею, короткие штаны и белоснежные чулки. На голове белый парик. Евгению Васильевичу на мгновение показалось, что он попал в XVIII век. Дворецкий вопросительно взглянул на пристава.
- Разрешите представиться, - проговорил Максимов, прикладывая к фуражке руку: - Участковый пристав - Евгений Васильевич Максимов. Прибыл к Кириллу Андреевичу Верещагину из Череповца по важному делу.
- Вынужден огорчить вас, ваше благородие, но боюсь, вы только зря потратили время. – Молвил старик: - Барин еще вчера вечером ушел на охоту, а когда вернется никому в доме неведомо.
- А супруга барина? – Поинтересовался пристав.
- Спит матушка.
Максимов уже хотел потребовать, чтобы старик разбудил хозяйку, как вдруг она сама вышла на крыльцо. Розовое шелковое платье, изящная прическа – ну дородная матрона. Взглянула сначала на полицейского, потом на дворецкого и спросила:
- Что тут такое, Тихон?
- Да вот барином, матушка, из полиции интересуются…
Дворецкий не договорил, дама сбежала с крыльца. Подошла к приставу и спросила:
- С кем имею честь разговаривать?
Евгений Васильевич представился. Она удивленно взглянула на него и спросила:
- Чем обязаны столь раннему визиту, Евгений Васильевич?
Максимову уже не раз приходилось видеть супругу Кирилла Андреевича по телевидению. Ее частенько приглашали в гости на местный канал. В основном беседовали об искусстве (журналисты отчего-то считали, что супруга владельца музея должна интересоваться искусством). Вот и сейчас, когда она спускалась, он признал ее. Можно было бы сразу приступить, но устав требовал, чтобы он представился.
- Участковый пристав Евгений Васильевич Максимов. – Проговорил он, вытягиваясь по стойке смирно и щелкая каблуками. – С кем имею честь говорить, сударыня?
- Аглая Никифоровна Верещагина – супруга Кирилл Андреевича.
- Я хотел бы видеть вашего супруга…
- Боюсь, в данный момент это не получится, - вздохнув, перебила она, - он уехал на охоту. Когда вернется, не говорил.
- Тогда, может быть, вы сможете мне помочь? – Спросил Евгений Васильевич.
- Пройдемте в беседку, - предложила женщина, - там и поговорим.
Деревянная резная беседка находилась в глубине сада. К ней вела дорожка из желтого булыжника. Внутри был стол и две лавочки. Аглая предложила присесть. Затем села напротив и спросила:
- Так чем я могу вам помочь, Евгений Васильевич?
- Видите ли, сударыня. – Пристав замялся, не зная как сообщить о смерти сторожа и об ограблении музея. Наконец набрался духу и произнес: - Видите ли, сударыня, в вашем доме в Череповце была совершена кража.
Женщина побледнела. Максимову на мгновение показалось, что вот-вот она потеряет сознание. Он вскочил с лавки и попытался помочь ей. Дама застонала и прошептала:
- Все нормально. Мне уже лучше. – Она взглянула на пристава и спросила: - Что украли, ваше благородие?
- Эх, если бы мы знали, сударыня, - проговорил Евгений Васильевич, присаживаясь рядом с ней, - если бы знали… Именно оттого, что находимся в неведении, мене и приказали ехать сюда. Начальство просило, чтобы Кирилл Андреевич прибыл в Череповец.
- Зачем?
- Чтобы сказать, что именно похищено.
- А сторож? Он же мог сказать.
- Боюсь, что сторож убит, сударыня.
Женщина вновь побледнела.
- Воды, - попросила она.
Максимов наполнил стоявший на столе стакан из графинчика.  Подал женщине. Та сделала глоток и прошептала:
- Несчастный Семеныч. – Пояснила: - Сегодня ночью должен был нести службу он. – Затем взглянула в зеленые глаза пристава и уточнила: - А смотритель?
- Смотритель?
- Ну, да. Смотритель музея. В нашем музее, как и во всех, существует смотритель. Он должен быть в курсе, что именно украли.
Максимов неожиданно понял, что насчет смотрителя они с Лопухиным как-то и не подумали. В суматохе забыли. Промолчал.
- А насчет моего супруга, - проговорила Аглая, - так он ушел на охоту, еще вчера вечером. Когда он вернется, - повторила она, - ни кому не известно.
- Нельзя ли послать за ним, ведь наверно известно, где именно он разбил лагерь? – Полюбопытствовал Евгений Васильевич.
Участковый пристав был уверен, хотя вернее сказать интуиция ему подсказывала, что у Верещагина должно было быть любимое место охоты, где он предпочитал пропадать. Ведь на охоту, судя по всему, Кирилл Андреевич, бывало, уходил не на одни сутки, а раз ушел под вечер, то, скорее всего, разбил лагерь.
- Увы, но я не знаю… Может Тихон знает? – С надеждой в городе проговорила женщина. – Тихон? – прокричала она.
Дворецкий, что стоял у дверей, не зная как поступить в данный момент. Ступать в дом или стоять на крыльце, предпочел последнее. Ждал указания и дождался. Направился к беседке. Когда же заглянул внутрь, то услышал:
- Тихон, не знаешь, куда ушел вчера барин? – Спросила Аглая.
- Вероятно на Тихую заводь. Он вчера в обед разглядывал карту, а вечером ушел с ночевкой.
Понимая, что супруг нужен в Череповце она, наконец, решилась.
- Может Фильку послать, чтобы сбегал, да поискал барина? – с надеждой в голосе поинтересовалась Аглая у Тихона.
- Можно и Фильку, барыня. Он мальчишка смышленый…
- А далеко до Тихой гавани, - перебивая, поинтересовался пристав.
- В часе ходьбы от усадьбы, на юго-восток. Пару дней назад там крестьяне видели уток.
Максимов взглянул на часы. Прикинул и вздохнул. Пока отыщут Верещагина, пока тот вернется в усадьбу. Сколько еще времени уйдет на сборы? Про дорогу до города Евгений Васильевич и думать не хотел. Не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, что в Череповец (это еще при хорошем раскладе, ведь неизвестно, сколько провозится шофер) они прибудут вечером. Перспективы не радужные. 
- Сходи за Филиппом, Тихон. Авось знаешь, где этот паршивец.
- Известно где, барыня, - усмехнулся старик. – Приведу немедленно.
Ушел. Максимов проводил его взглядом. 
- Не желаете откушать, ваше благородие? – Вдруг поинтересовалась супруга Кирилла Андреевича.
От неожиданности пристав вздрогнул. Чего-чего, а этакого поворота он не ожидал.
- Не откажусь, сударыня, - проговорил он.
Женщина встала и вышла из беседки.
- Семен!!! – Прокричала она.
Приблизительно через две минуты из-за другого угла дома вышел тучный мужичок в поварском костюме. Поклонился.
– Семен, - обратилась к нему барыня, - принеси нашему гостю что-нибудь поесть. Только мигом. Одна нога там другая тут.
Повар поклонился. Ушел за угол. Туда откуда доносился запах жареного мяса.
Максимов взглянул на руки и спросил:
- Мне бы ручки помыть, сударыня.
Пока ходил, то подумал, что каким же обманчивым может быть первое впечатление. Не ожидал он, что удастся ему перекусить после долгой дороги, а ведь пристав с самого утра не ел. Стаканчик чая с пряничком, а разве это еда?
Когда вернулся в беседку, появился повар. Шел он не один, а с двумя пареньками. Судя по одежде – тоже поварами. Один из них нес стеклянное блюдо с овощами, второй на шампурах – шашлык. Сам Семен бутылку вина и два бокала. Все это тут же оказалось на столике беседки. Барышня уже собиралась налить красного вина приставу, но Максимов закрыл фужер рукой.
- Мадам, - проговорил он, - я на службе.
- Может тогда минералочки? – Поинтересовалась она. – У моего мужа есть неплохой «Нарзан».
- Водички можно, - согласился Максимов.
Дама кивнула Семену. Тот тут же ушел. За ним засеменили помощники.
- Так что же произошло в музее? – Поинтересовалась она.
- Кто-то проник, и мы не знаем, что похищено.
- И он убил Семеныча, - прошептала она. – Это была его, как он говорил, крайняя смена.
- Крайняя смена? – Переспросил пристав.
- Да. Он собирался в отпуск. Муж дал ему пару недель. Предлагал съездить в Крым развеяться на курорте. А оно эвон как получилась. – Аглая вздохнула, и Евгений Васильевич заметил, как выступили на ее глаза слезы. – Простите меня, - проговорила она, вытаскивая из карманчика на платье платочек и вытирая слезы.
- Вы его хорошо знали? – Спросил Евгений Васильевич.
- О, да. Супруг его нанял на службу давно. Душевный был человек. Увлекался «Русской лаптой».
- Был игроком?
- Болельщиком. Не одного матча не пропускал.
- Любопытно.
Максимов был полной противоположностью сторожа. Спорт его не интересовал. Изредка бывало, совершал он пробежки по городу, да и то для поддержания формы.
Между тем Аглая взяла бутылку вина и наполнила бокал. Одним залпом осушила и произнесла:
- Пусть земля ему будет пухом.
Максимов с удовольствием составил бы ей сейчас компанию, да только служба не позволяла. Спасение пришло в лице повара. Семен принес минеральную воду. Поставил на стол, и, не проронив не звука, удалился. Евгений  Васильевич наполнил бокал.
- Пусть земля ему будет пухом.
Прибежал мальчишка. Боярыня взглянула на него и спросила:
- Знаешь где Тихая заводь?
Филипп кивнул.
- Хорошо. Тогда ступай и разыщи барина. Да передай, что его ждет полицейский из Череповца. Скажи дело срочное и необходимо, чтобы он немедленно вернулся в усадьбу. Если не найдешь, немедленно возвращайся. Понял?
Мальчишка опять кивнул и тут же припустился бегом.
- Сорванец, - вздохнув, проговорила барыня.
- А он найдет? – Полюбопытствовал пристав.
- Филька-то? – Она впервые за все время улыбнулась: - Он найдет.
Тут Аглая Никифоровна обратила внимание на то, что участковый пристав пришел в усадьбу пешком. Она  пристально посмотрела на Евгения Васильевича и спросила:
- А где ваш автомобиль, ваше благородие? Или вы пришли сюда из Череповца пешком?
- Заглох в двух верстах от усадьбы. Хотел попросить помощи, да за разговорами забыл.
- Сейчас личного шофера пошлем, - проговорила она.
- Лучше бы механика, - поправил ее Максимов.
- Шофер Кирилла Андреевича фору даст лучшим механикам города, - молвила Аглая.
И тут Евгений Васильевич почувствовал себя полным идиотом. Как же он забыл, что у Верещагина есть автомобиль. Уж не на вертолете же Сикорского Кирилл Андреевич сюда летает. Получается, что если к возвращению Верещагина они не успеют отремонтировать полицейский автомобиль, то тогда в город смогут отправиться на личном автомобиле Кирилла Андреевича.
- Если это вас не затруднит, - проговорил пристав, жуя мясо.
По вкусу это была баранина. Сразу видно, что для шашлыка Верещагин использовал только ее, а не свинину (коей баловались городские кабаки) или курицу.
- Тихон!!! – Вновь прокричала Аглая. Старик появился сразу же, словно только этого и ждал: - Тихон, найди шофера Кирилла Андреевича, пусть сюда придет.
Максимову даже стало жалко старика. Дворецкий же обернулся достаточно быстро. Вернулся не один. С ним, в промасленном голубом комбинезоне, с гаечным ключом в руке, шел чумазый шофер Верещагина.
- Виктор, - обратилась к нему Аглая, - в паре верст от усадьбы заглох полицейский автомобиль. Съезди, посмотри, что там. Если можно починить, почини, если нет, то позвони в Череповец в техсервис, пусть пришлют механиков.
Шофер кивнул. Пристав ожидал, что тот поедет в указанное место на автомобиле, а он взял да и укатил на немецком велосипеде. Максимов только и проводил его взглядом.
Пока ждали возвращения, Евгений Васильевич продолжил свой расспрос о стороже. Во-первых, он спросил – были ли у того приятели. Ответ записал в блокнот, извлеченном из внутреннего кармана. А во-вторых, кого, по мнению Аглаи Никифоровны, в краже, если таковая все-таки произошла, можно подозревать.
- В краже? – Переспросила супруга Верещагина.
Пристав кивнул.
- Может, кто-то хотел, что-нибудь из вещей Василия Васильевича купить, а ваш муж отказал? – Пояснил он.
- Не знаю. Если такое и было, то точно без меня.
Максимов сделал отметку в блокноте. Хотел, было еще спросить, да только в воротах появились оба шофера. Шли они пешком. Разговаривали. Виктор вел велосипед. Подойдя к нам, Евграшин сказал:
- Нужна техпомощь, ваше благородие. Поломка довольно серьезная. Уйдет на устранение довольно много времени.
Максимов выругался. Тут же попросил прощение у барыни. Оставалась надежда на автомобиль Верещагина. Спросил насчет машины Кирилла Андреевича.
- Увы, - проговорил Виктор, - но я поставил автомобиль на ремонт. Думал, что он не скоро понадобится. Барин хотел отдохнуть здесь недельку…
Казалось, обстоятельства складывались не так, как хотелось.

9 – «КаЗаВоС» - «Казенный завод военных самоходов»
10 – «Бекос» английская фирма стоявшая у истоков создания «Казенный завод военных самоходов».