Еще вариант

ПЕТРОГРАД 27 февраля (12 марта) 1917 года.

- Он все-таки улетел...
Возбужденный и раскрасневшийся с улицы Керенский несколько мгновений не мог вымолвить ни слова. Только что он вбежал в кабинет к Родзянко с целью поведать ему о судьбах революции и о значении Лично Керенского для будущего России, а тут его с порога сбивают с настроя. Ну, кому это понравится? Но будучи опытным политиком он сдержал раздражение и вежливо поинтересовался:
- Кто улетел, Михаил Владимирович? И куда?
- Миша. Улетел на «Муромце» в Ставку. И это, Александр Федорович, меня сильно беспокоит.
Керенский в возбуждении прошел по кабинету. Затем повернулся к Родзянко и воскликнул:
- Я, право, удивлен! Михаил Владимирович, вот я не думаю, что сейчас есть время думать о Мише! Об этом ничтожестве! Каких вы ожидаете от него проблем, я не понимаю?
- Да нет, проблем быть не должно, но все же... Что-то меня гложет. Он меня удивил.
- Чем же, позвольте узнать?
- Мне казалось я контролирую процесс. С ним было договорено, что он едет в столицу, а здесь я бы полностью контролировал этого восторженного романтика. Но вот, подкупленные слуги Михаила сообщают о странных событиях. Он вместе со своим секретарем пытается покинуть Гатчину, но вовсе не в сторону Петрограда. Хотя, благодаря хаосу на железной дороге, как и ожидалось, выехать поездом в направлении от столицы ему не удалось, но, как оказалось, я не учел возможности покинуть Гатчину по воздуху. Мне пришлось его срочно вызывать к телеграфу и обещать с три короба.
- И что? Неужели не клюнул?
- В том то и дело. А это так не похоже на прежнего Мишу. Да и разговаривал он со мной как-то... В общем даже огрызнулся.
- Я уверен, что вы себя просто накрутили! Я Мишу отлично знаю!
Родзянко поднял на Керенского взгляд и молча протянул телеграфную ленту разговора с Михаилом Александровичем. Керенский бегло просмотрел переписку и изрек:
- В любом случае, чем нам может помешать этот романтический охотник за чужими женами? Кстати, я уверен, что это козни Брасовой.
- Вряд ли. Я уверен, что она спит и видит себя регентшей.
- А я уверен, что вы напрасно уделяете Мише и Брасовой столько внимания! Не цари с князьями творят историю ныне! Я только что с заполненных народом улиц и вот, что я обязан сказать в это торжественный час - на улицах нынче творится история! Я уверен, что старая власть доживает последние дни! Да, что там дни — последние часы, я бы сказал!  И тот, кто поднимется над толпой, покорит ее своим напором и суждениями, кто сумеет возглавить ее, тот и станет новым вождем — вождем революции! И я прилагаю все усилия для того, чтобы революция победила, дорогой мой Михаил Владимирович! Именно улица, именно народ, в эти судьбоносные дни призовет к правлению новую власть — призовет нас!
Керенский постоял выпуская пар, а затем заговорил уже тише, но все так же с напором:
- А касаемо того, что Миша укатил к Николашке, так может это именно Брасова  мужа надоумила, что нужно быть ближе к царю, на случай падения короны. Чтобы, так сказать, успеть подхватить!
Родзянко хмуро смотрел на традиционно рисующегося Керенского. Всех политиков раздражала эта его особенность — не делать различий в своем поведении, как перед многолюдным собранием, так и перед одним-двумя собеседниками в приватной атмосфере. Кереснкий всегда вел себя так, словно он римский трибун — он вещал пафосно и с надрывом. Но вслух Родзянко решил завершить беспокоившую его тему.
- Может быть. В любом случае необходимо воспрепятствовать их возможной встрече с царем. По моим данным рано утром царь выедет в Царское Село. А значит, до утра Миша не должен оказаться в Могилеве. По-хорошему, он вообще не должен там оказаться. Генералы поддерживают смещение царя, но они против упразднения монархии как таковой. И нам совсем не нужно, чтобы рядом с Алексеевым оказался регент. Тогда армия может оказаться совсем не на нашей стороне. Придется задействовать наших людей на местах.  А вы, Александр Федорович, на всякий случай, будьте добры отправить одну из ваших великосветских проныр к Брасовой. Пусть разузнает что там и как.
Керенский покачал головой и заявил:
- Вы снова меня удивляете! Мы радоваться должны, что Миша укатил подальше от Брасовой. Чем нам помешает в Ставке его простодушное высочество? Алексеев отнюдь не оратор и не мастер убеждения. Вряд ли он сумеет быстро склонить Мишу на свою сторону, вы слишком хорошо с ним поработали. А через несколько дней регент будет никому не нужен! Бросайте хмуриться! История ждет!

Было такое. И группами и порознь. В том числе один в царя Николая, а друг евойный в канцлера Вильгельма))))

ГЛАВА 9.  РОССИЯ ВО МГЛЕ. (Черновик. Продолжение)

*     *     *

Телеграмма группы из 23 выборных членов Государственного Совета

«Вследствие полного расстройства транспорта и отсутствия подвоза необходимых материалов, остановились заводы и фабрики. Вынужденная безработица и крайнее обострение продовольственного кризиса, вызванного тем же расстройством транспорта, довели народные массы для отчаяния. Это чувство ещё обострилось тою ненавистью к правительству и теми тяжкими подозрениями против власти, которые глубоко запали в народную душу. Все это вылилось в народную смуту стихийной силы, а к этому движению присоединяются теперь и войска…Мы почитаем последним и единственным средством решительное изменение Вашим Императорским Величеством направления внутренней политики, согласно неоднократно выраженным желаниям народного представительства, сословий и общественных организаций, немедленный созыв законодательных палат, отставку нынешнего Совета министров и поручение лицу, заслуживающему всенародного доверия, представить Вам, Государь, на утверждение список нового кабинета, способного управлять страною в полном согласии с народным представительством. Каждый час дорог. Дальнейшая отсрочка и колебания грозят неисчислимыми бедами.

Вашего Императорского Величества верноподданные члены Государственного Совета.

Барон Меллер-Закомельский, Гримм, Гучков, Юмашев, Савицкий, Вернадский, Крым, граф Толстой, Васильев, Глебов, Зубашев, Лаптев, Ольденбург, Дьяконов, Вайнштейн, князь Трубецкой, Шумахер, Стахович, Стахеев, Комсин, Шмурло, князь Друцкой-Соколинский, Марин.»

*     *     *

МОГИЛЕВ. 28 февраля (13 марта) 1917 года.

Глубокий вдох.
Выбора нет. И дело вовсе не в свечном заводике или в других материальных благах. Как раз они почему-то, за последние сутки, стали интересовать меня все меньше и меньше. Что повлияло? Кто знает. Возможно окунувшись в этот мир, в это время, время эпических страстей и потрясений, я вдруг почувствовал, что банальная куча бабла стала для меня слишком пресной целью? Или, быть может, повлияли тело и память моего прадеда, для которого, возможно в силу его высокого происхождения и обеспеченности, деньги были куда менее ценны, чем любовь, честь, долг, дружба в конце концов?
Делаю первый шаг.
Выбора нет. Я не смогу жить жизнью простого обывателя. И дело не в банальном подсаживании на все увеличивающиеся дозы адреналина в крови. Вернее не только в этом. Я вдруг ощутил вкус к жизни. Вкус свершений и, наверно, самое главное ощутил восторг от возможности что-то совершить значимое, запредельное, что-нибудь такое, о чем в прежней жизни не смел и мечтать. И пусть это звучит напыщенно - возможности банально спасти мир. И почему-то эти высокопарные слова у меня больше не вызывают ироничной ухмылки.
Второй шаг.
Выбора нет. Пусть я еще не сроднился с этим временем, но что-то в душе уже начало таять, стала пропадать отстраненная ироничность всезнайки, который смотрит на происходящее с безразличием телезрителя и апломбом университетского профессора. Я вдруг ощутил, что мне эти люди уже не безразличны. Я перестал их воспринимать тенями давно минувших дней, прахом, который интересен разве что археологам и историкам. Нет же! Люди вокруг меня были живыми! Пусть чужими, но реальными. Со своими страстями и недостатками, характерами и чувствами, стремлением жить и желанием что-то изменить. И вдруг я почувствовал, что именно я обрекаю их на ту страшную судьбу, которая ждет их, ждет не только их, ждет миллионы людей в самом ближайшем будущем. Сегодняшний взрыв, озаривший адским пламенем тихую могилевскую улицу, вдруг стал для меня фантасмагоричной проекцией того, что ждет всех и каждого в ближайшие дни, годы, десятилетия. Чувство вины царапает меня все время, как будто я виноват в том что случится в грядущем, как будто я предатель, который бежит в Рио-де-Жанейро, в бухту у белого города. Города, в котором будет жить на чужие миллионы предатель в белых штанах. Глупое чувство. Но очень больно моей душе.
Третий шаг.
Выбора нет. Если бы мне еще утром об этом сказали, то я бы не поверил. Ни за что бы не поверил. Но, у меня вдруг в этом времени появился человек, который мне стал небезразличным. Вокруг меня было множество людей, они совершали геройские или подлые поступки, спасали мне жизнь или покушались на нее, втягивали меня в интриги или оберегали от опасностей. Но какие-то струны в душе задел лишь один человек. Лишь один маленький человечек — сын моего прадеда Георгий. Совершенно для меня неожиданно тот его возглас «Папа!» что-то перевернул в моей душе. Возможно потому, что у меня самого никогда не было детей и где-то в глубине сознания я мечтал о сыне? Кто знает. Но мне вдруг неожиданно стала небезразлична его судьба.
Шаг четвертый.
Как там сказал Нил Армстронг ступая на поверхность Луны? Один маленький шаг для человека и огромный для всего человечества? Я делаю шаг, который, возможно, станет более значимым для истории человечества чем высадка человека на Луну, хотя знать об этом буду лишь я один. И еще Ее Величество История.
Итак.
Пятый.
- Господа, прошу вас уделить мне несколько минут вашего внимания. У меня такое чувство, что для нас четверых ночь только начинается...