И потянулись чередою обеды, вечера, где Екатерина чувствовала на себе пристальные взгляды придворных. Его Императорское Высочество вел себя с женою отстраненно холодно, но с удовольствием развлекался и шутил беспрестанно с другими. Он постоянно был окружен знатными дамами и кавалерами – кругом общения, к которому Екатерина не принадлежала. Но грустить ей не давали: едва она выходила ко двору, тут же окружали мужчины, а подругой была княгиня Дашкова, постоянно отпускающая колкости. Некоторые Екатерину забавляли, некоторые казались неуместными.
           Заметив холодок, с каким Ее Высочество встретила подругу, та решила вернуть потерянные позиции.
          - Ваше Императорское Высочество, я пыталась к Вам прорваться, но меня не пустили! Не слушайте никого, я преданна Вам! – поспешила заверить Екатерину княгиня Дашкова, с первых же слов идя в атаку: - Все готово! Только подайте знак, и Ваши преданные друзья спасут Вас от тирана!
          - Пока не время, не от кого меня спасать, - поморщилась Екатерина, Дашкова удивленно посмотрела на нее и пошла на попятную:
          - Как будет Вам угодно.
          «Какая ж скука, пора спать» - решила Екатерина и отправилась к себе.
Шаргородская ловко помогла ей переодеться, расчесала волосы и ушла в  маленькую комнатку рядом с гардеробной, а высочество решило занять  себя просвещением и направилось в кабинет. 
          Шел десятый день ее пребывания, ностальгия по прошлому не мучала, одолевала лишь грусть по несостоявшимся свиданиям с мужем, да его отчуждение в последующие два дня. 
          «Ничего, впереди вся долгая жизнь!» - оптимистично заключила Екатерина и открыла томик с Вольтером – совершенствовать французский и пополнять знания, которые раньше ей были не нужны. Но Вольтер  на ум не шел, буквы затейливого шрифта расплывались, и она решила лечь спать пораньше, уже поставила книгу на место, как в спальне послышался громкий шум.
         -Топ-цок-топ-топ-цок… Бум-цок!
         Екатерина вбежала в комнату.
          У ее кровати стоял высоченный детина в мундире зеленого цвета, стоял на одной ноге в белом чулке. Снятый сапог валялся рядом, мужчина пытался стянуть второй, но шатался и с трудом удерживал равновесие. Незваный гость весьма обрадовался, завидя хозяйку:
         - Катенька! Я так рад! Я пришел! – растопырил руки, чтобы обнять-поприветствовать, и запрыгал зайчиком на одной ноге, с трудом лавируя между мебелью, постоянно на нее натыкаясь, а порою и снося. 
        - Кто Вы?! Как посмели?! – увернулась Екатерина, отбежав и встав за кресло. 
         Незнакомцу это не было преградой, приняв все за игру, он отшвырнул кресло в сторону, показав невиданную силу и, произведя грохот, похожий на выстрел пушки, сграбастал ее в объятья. Прижал настолько крепко, что перекрыл кислород. Екатерина забилась в его руках, но гость не обращая внимания, дотащил до кровати и кинул на нее. 
         - Катенька, любовь моя, какое счастье, я дошел! – и рухнул рядом.  
         Екатерина было обрадовалась – вырубился – от гостя нестерпимо разило перегаром. Но не тут-то было.
         Мужчина подпрыгнул, встал на колени и, утопая в перине, принялся срывать с себя одежду: первым, птицей, полетел камзол, за ним расхристанная до пояса батистовая рубашка, обнажив мощный, накачанный торс, какой бывает только у спортсменов или статуй из древних времен. Внутри Екатерина обомлела от такой красоты.  Намерения незнакомца стали ясны. Но на Екатерину приготовления впечатления не произвели, она подтянула ноги к груди  и одним точным ударом обрушила их в красивейший пресс – мечту всех девушек далекого интернетного будущего, когда у многих мужчин, от долгого сидения за компьютером, на месте желанных кубиков отрастает округлый животик.
         - Любимая, ненаглядная, Катенька-а-а-а… - прервался пьяный бред, что неумолкаемо лился. Гость слетел с кровати. Раздался стук – тело приземлилось. Катя, подобрав ночную сорочку, обождала пару секунд и  спрыгнула следом. 
       Распростертое тело стонало, мотало ушибленной головой и силилось понять, что происходит. Гость сел, заулыбался по-дурацки, и снова полилась песня:
           - Катенька, любимая, не переживай, я дошел! – словоизлияние сопровождалось глупой улыбкой, произносилось нараспев, особое ударение гость делал на слове «дошел».
          «Дошел? Дополз!» 
          Гость потянулся к ней, Катя ударила по рукам:
          - Убирайтесь!
          - Как убираться? Я только пришел! Ты меня прогоняешь? Не может быть! Я так долго шел! – и вновь сильные руки приняли попытку ее сграбастать в объятия, подмять под себя, прямо на жестком полу.
          Екатерина утонула в жарких, проглатывающих поцелуях, которыми осыпал незнакомец. Его жадные руки были одновременно везде, сминая полы длинной ночной рубашки, не давая женщине опомниться, прийти в себя от такого натиска, легко отметая ее слабые попытки высвободиться. 
          «Курсы самообороны, мощная и несокрушимая защита слабого от сильного! Какая дура - такие деньжищи отдала, а с пьяным мужиком справиться не могу!» - она усиленно сопротивлялась. 
         - Отвали! – мотала Екатерина головой, уклоняясь от губ. Уж как ей удалось, но она немного вывернулась ужом, высвободив правую руку. 
         Конечно, ей повезло. Наглец, в полном непонимании от полученного сопротивления, решил рассмотреть не покоряющуюся крепость, что яростно трепыхалась под ним – вдруг не та, и приподнялся на руках. Этим и воспользовалась жертва, стукнув его по голове каблуком, валявшегося рядом сапога, а другой въехав в глаз (метила в переносицу):
        - По-лу-чи, фашист, гранату! 
        Вылезти из обмякшего тела помогла Шаргородская, которая прибежала в комнату, но стояла под дверью, боясь вмешаться.
        - Что стоишь, идиотка?! Помогла бы!
        - Так… испугалась, матушка, не гневись, мало ли чего, вдруг помешаю… Ой, шевелится…
        - Врага нужно до-би-вать! – с этими словами Екатерина, не разбирая, схватила и опустила на голову тяжелую фарфоровую вазу.
        - Какой же это враг, Ваше Императорское Высочество?! Это ж Григорий Григорьевич Орлов! Цалмейстер 1/ Артиллерийского ведомства, ваш друг, бли…ближайший… Потому и не вмешалась…
        - Друзья в пьяном виде по ночам не шастают! Вот что, Катя, куда нам его теперь деть?
         - Не поднимем, если на кровать-то … Богатырского сложения Григорий Григорич…
         - Ну ты и дура! Я его только с кровати спихнула!
         - А, понятно, в отставку, значит, отправили?
         - Что?!. Эх, все равно тебе не объяснишь, в отставку так в отставку! Думай давай, как от тела избавляться будем! 
         - Для чего избавляться, - глаза Шаргородской округлились и чуть не выпали, - Может, еще помиритесь, не понимаю вас, пусть лежит, где лежит, проспится - сам уйдет.      
        - Всю ночь? Здесь?!
        
***
1/ Цалмейстер – казначей.
						 - Да. Может, и утро захватит, видать много на грудь принял, сердешный, - горничная присела у тела Григория Григорьевича и легко его потрясла, - Спит, аки херувимчик… - на губах Шаргородской расползлась мечтательная улыбка, она с восхищением окинула взглядом расслабленное тело полуобнаженного «Аполлона», вздохнула, как-то жалостно, совсем уж по-бабски, и, склонив голову на бок, произнесла, - Экий красавец наш Григорий Григорьевич!
         - Катя, прекрати! Позови слуг, охрану и пусть вынесут его из моих покоев! Слышишь?! – ткнула кулачком горничную в бок Екатерина, желая прекратить любование.
        - Да кого ж я сейчас найду? – изумилась Шаргородская, - Переполошу только всех. А сраму потом будет, разговоров, не оберешься. Может, пусть тут полежит?
          - Катя! – заорала на нее самозванка, боясь только одного – не разбудить тело. Пришлось топнуть ногой для острастки, чтоб горничная наконец-то начала соображать. С этим у Шаргородской не ладилось, пришлось Ее Высочеству самой придумывать, как избавиться от тела. Придумала, а куда деваться.
         Для начала Катя перекатила (только так можно было Григория Григорьевича супротив его воли перемещать) на пару льняных крепких простыней; побросала, прям на грудь тела, «крылья»: камзол гвардейский и растерзанную рубашку, аккуратно сбоку положила саблю и собралась уже закатать, как мумию сначала в простыни, потом в ковер, но вмешалась горничная. Нежное сердце видать не вынесло – всплеснула руками, догадавшись, что сие тело ожидает, кинулась к кровати, схватила думочку, заботливо подсунула, храпевшему в пьяном непробудном сне, гостю под голову. Метнулась в глубины покоев в гардеробную и, шубку прихватив, споро так и ловко определила ее под спину.
           Катерина поморщилась от этих нежностей и успокоилась – не ее шубку утянула, а свою, но для строгости пробурчала:
           - Вот пусть новую шубку тебе он и покупает, от меня не жди!
           - Так откуда ж он прознает чья, поди,  глазом-то никогда и не отмечал, матушка, - печально взглянула на госпожу Шаргородская, и Катя ощутила себя настоящей свиньей. Но сдержалась. 
         Потом горничная вышла, вернулась с двумя здоровыми молодцами, в таких же мундирах, что был на госте. Гвардейцы резво попытались подхватить «мумию», крякнули, присели под тяжестью, но осилили и вынесли. Шаргородская с подсвечником суетливо убежала вперед светить в темных коридорах.
        - Что гвардейцам сказала? – встретила горничную Екатерина, когда та вернулась с раскрасневшимися щеками через час,  - По всему дворцу, что ли бегала, никуда пристроить не могла, никому не надобен сказался? – усмехнулась Екатерина, не получив ответа на первый вопрос, настолько Шаргородская завитала в облаках с «херувимом». 
         - Сказала, столик опрокинули, огонь от свеч потушили, но вино и чад  крепко вонять стали, вам спать мешают.
        - Вынесли куда?
        - На конюшню. Оттого и долго,  - горничная залилась румянцем еще пуще.
        - Ясно дело, Катя! А на улице оставить нельзя было?
        - А вдруг дождь, матушка, не гневись! Пока размотала Григория Григорьевича, вот и задержалась.
       - Ладно, ступай, добрая душа, я спать хочу! – Екатерина влезла на кровать и попыталась уснуть, едва ей это удалось, скрипнула дверь, и потянуло сквозняком. Хотела было окликнуть горничную, но не стала.