Глава восьмая
Лежит в глухом подземелье древний-предревний клад,
За всеми забытой дверью ничей не смущает он взгляд,
К этим угрюмым воротам смертных следы не ведут,
На старых могильных курганах травы забвенья растут.
Мертвых сон не тревожат трели птиц в вышине,
Дует соленый ветер в чистой небес синеве,
Дует над темной горою, где Ночь хранит древний клад,
Пока круг времен завершится и эльфы вернутся назад.
Дж.Р.Р. Толкиен, «Стихи из Алой Книги»
».
Из путевых записок О.И. Семёнова.
Оправданием лишениям, которые выпадают на долю человека, служит обыкновенно целесообразность поставленной задачи - тот, во имя которой и претерпевались эти лишения. Не могу сказать, что на долю нашей экспедиции выпали какие-то уж особые лишения. Приключения - да, в том числе и весьма опасные. Но, как говорится, «они знали на что шли», и жалоб ни от кого из спутников мне до сих пор слышать не приходилось.
А целесообразность - вот она. Неровная дыра в земляном тупике, которым заканчивался тоннель, пробитый в недра странного конусообразного холма, на берегу безвестной речонки в самом сердце Африки. То, к чему я стремился последние полгода; то, что углядели в хитросплетениях ино-мирных символов Евсеин и покойный ныне Бурхардт. Земляные комья с сухим шорохом осыпаются с развороченных краёв дыры; оттуда, вместо сырости и плесени, которая была вполне подошла бы такому таинственному подземелью, тянет сухой, пергаментной какой-то пылью. Невольно лезут в голову байки о «проклятии фараонов» - в бытность мою редактором закадровой озвучки в Останкино, я записал чёртову уйму фильмов для телеканала «ТВ-3» - того самого, «настоящего мистического», - и уж о чем другом, а о «проклятиях гробниц», законсервированных на тысячелетия смертоносных токсинах и прочих чупакабрах, наслушался преизряднейше. Может, с тех пор выработался у меня иронический взгляд на разного рода «таинственную» шелуху - причём ирония эта выставляется напоказ, для внешнего, так сказать употребления. А в глубине души сидит где-то детская, робкая мечта о том, что рухнет однажды под ударом кирки тонкая земляная преграда - и в луче походного фонаря откроется зал, набитый артефактами неведомой расы, самая память о которой давно уже стёрлась. Однако - не поздновато ли на пороге полувекового юбилея предаваться мальчишеским мечтам о том, что можно вырывать тайны у древности с помощью кнута и револьвера?
« - Ты не тот, кого я знала десять лет назад.
- Дело не во времени, детка. Дело в пробеге.»*
Что ж, будем надеяться, что у меня пробег еще не успел накопиться настолько, чтобы подумывать о сдаче в утиль…
#* из ф. «Индиана Джонс: в поисках утраченного ковчега»
Наверное, смятение было слишком уж ясно отразилось у меня на лице, потому что Садыков, охранявший лаз с револьвером в одной руке и с фонарём в другой, озабоченно спросил:
- Вы хорошо себя чувствуете, Олег Иванович? А то может отложим осмотр на завтра? Сейчас прикажу Кондрат Филимонычу сколотить деревянный щит; закупорим эту нору, приставим караул - а сами отдохнём и соберёмся с мыслями. А уж завтра, со свежими силами…
Я усмехнулся.
- Ну что вы, поручик… я, конечно, благодарен вам за заботу, но поверьте - за это время я так изведу себя вопросами и сомнениями, что никакой отдых не пойдёт впрок. Нет уж, чему быть, тому не миновать. Готовы? Тогда пойдёмте!
Я извлёк из набедренной кобуры револьвер - спасибо Ваньке, ещё в сирийской нашей поездке приучил меня к удобному тактическому снаряжению! - потом, словно вспомнив что-то обернулся. До входа в было шагов двадцать, и солнечный свет столбом падал в полу-открытую дверь нашей импровизированной шахты. В дневном свете танцевали пылинки, толоклась разная крылатая мелочь, а лучи мощных светодиодных фонарей бледнели и почти что исчезали.
Всё, ждать больше нельзя, а то и правда сбегу отсюда - и не остановлюсь до самого океана.
Я повернулся к лазу, широко перекрестился - наверное, в первый раз после того, как за спиной у нас обрушились стены Александрийской библиотеки - и шагнул в пролом.
Отредактировано Ромей (25-11-2014 14:12:55)