Глава одиннадцатая

- Вот, господа, прошу любить и жаловать - товарищи моего сына по корпусу, Валентин Бармин и Иван… Семёнов, кажется? Да, верно. Несмотря на молодость, они уже успели изрядно отличиться.
При этих словах Воленька слегка покраснел. Он всякий раз чувствовал себя неловко, когда дифирамбы, предназначенные нам, доставались и ему - он, похоже, остро ощущал ничтожность собственных «отличий» на фоне наших медалек «за заслуги» и Николкиного креста за бой со шведами-контрабандистами. Кресты тогда кроме него получили весь экипаж миноноски номер 141 - и, разумеется, гардемарин Морского Училища Георгий Романов - тот, кто, собственно, и командовал судёнышком вовремя минной атаки, заменив убитого мичмана. У меня имелось подозрение, что столь высокие награды посыпались на экипаж миноноски именно з-за Георгия - неудобно было бы наградить его одного, обойдя остальных участников боя - но в любом случае они были вполне заслужены. Надо было видеть, с какой гордостью носил Георгий этот крестик, предпочитая его всем остальным полагавшимся ему  "церемониальным" звёздам.
Что же касается Воленьки и меня - мы, как отсидевшиеся в безопасности на "Дожде", были отмечены "лишь" личной благодарностью Государя. Так что сколько бы мы с Николкй не распинались с тех пор на тему славы и наград,  Воленька всякий раз мрачнел и на некоторое время замыкался в себе.
С отцом Николки я встречался всего-то в третий раз. Сначала, ещё в мае,  меня познакомили с ним перед самым нашим отбытием на корабельную практику. Дмитрий Петрович, старший брат Николкиного дяди, владельца того самого дома на Гороховской улице в Москве, служил на Черноморском флоте в Севастополе. Он занимал должность старшего офицера на одном из самых необычных кораблей за всю историю русского флота - круглой броненосной плавучей батарее «Вице-адмирал Попов» и страстно мечтал об океанах. Дмитрию Петровичу было тесно в замкнутой на замки турецких батарей акватории Черного моря - тем более, что и боевую единицу, на которой он тянул не самую лёгкую во флотском реестре должностей лямку (должность старшего офицера крупного корабля спокон веку считалась собачьей - и вполне заслуженно), при всём желании трудно было назвать «мореходной» в полном смысле этого слова. Да, «поповки» несли черепаший панцирь толстой брони и два орудия чудовищного калибра, но… достаточно увидеть эти творении кораблестроительного гения рядом с самой захудалой гафельной шхуной - как всё вопросы отпадали сами собой. Уделом "поповок" остаётся защита берегов, артиллерийский бой в прикрытиях береговых фортов и крепостных минных заграждений - дальние походы не для этих диковинных круглых броненосцев.

Так что, можно сказать, Дмитрию Петровичу повезло. Нет, но честно «выплавал» свой ценз в должности старшего офицера и теперь мог и даже должен был рассчитывать на то, чтобы получить под своё командование корабль второго ранга, но… 20-летняя кораблестроительная программа, стартовавшая в 1881 году, ещё только-только начала приносить свои плоды - на верфях в Николаеве спешно строились паровые барбетные броненосцы  «Екатерина II», «Чесма», «Синоп» и «Георгий Победоносец», а так же несколько отличавшийся от них «Двенадцать апостолов».
С кораблями второго ранга дела обстояли тоже не слишком радужно - во всяком случае, число их куда как уступало числу офицеров, ждущих вакансии, чтобы отплавать положенный ценз на чин  капитана 1-го ранга. Единственным шансом капитана Овчинникова был перевод на Балтику - он уже лва года исправно подавал об этом рапорта по начальству, каковые неизменно откладывались в долгий ящик. И тут - о удача! Громкая история с московскими уличными боями, наше в Николкой представление Государю - всё это сыграло немалую роль и в судьбе его отца. Уже в апреле прошлого, 1887-го года Дмитрий Петрович получил предписание сдать дела на «Вице адмирале Попове» и прибыть в Петербург за новым назначением. Сдача дел преемнику, однако, несколько затянулась - и в итоге отец Николки оказался в Столице Империи только к середине лета - и сразу же получил назначение на клипер «Разбойник» в качестве его командира.
Тогда же я с ним и познакомился - Никол с гордостью представил меня отцу. Надо сказать, они были очень похожи - Дмитрий Петрович тоже был невысокого роста, с острыми, как у сына, чертами лица. В отличие от своего брата Василия, преподававшего словесность в женской гимназии, Дмитрий Петрович не носил пенсне, спину держал исключительно прямо и прямо-таки расточал вокруг себя уверенность и властность. При том - он оказался человеком исключительно приятным и интеллигентным в общении; в первый же вечер мы втроём разговорились в гостиничном номере Дмитрий Петровича (по приезде в Санкт-Петербург он собирался снять, как и подобает, морскому офицеру немалого ранга, хорошую квартиру, но пока не успел) - да так и проговорили до утра.
Дмитрия Петровича немало удивил наш с Николом рассказ. Видно было, что его несколько задело то, что сын почти год скрывал от него такое поразительное известие - путешествие в будущее, знакомство с обитателями 21-го века, возможность прикоснуться к событиям, которым лишь предстояло произойти. Подобно лейтенанту Никонову, капитан овчинников оказался настоящим «фанатом» флота - обо всём, что так или иначе касалось моря, кораблей, морской истории он слушал, затаив дыхание -и только сетовал время от времени, что сын раньше не открылся перед ним. Николка аж извертелся на стуле - он то краснел, то бледнел; было видно, что ему ужасно неловко перед отцом.
Впрочем, Дмитрий Петрович оказался человеком незлопамятным - мы немедленно получили приглашение посетить его новую игрушку, клипер «Разбойник», стоящий у стенки Балтийского завода в ремонте - после пятилетней службы на Дальнем Востоке, откуда он прибыл в прошлом, 1886-м году.

Приглашение, увы, запоздало - на следующее утро нам с Николом пришлось отбыть в Кронштадт, и началась наша двухмесячная эпопея, закончившаяся минной стрельбой в финских шхерах. Так что на «Разбойник « мы попали только в середине сентября - и уже не вдвоём. Я надолго запомнил, каким гневным взглядом прожёг Дмитрий Петрович непутёвого сынка, не удосужившегося предупредить, что вместе с ним и его приятелями - гардемаринами Барминым и Семёновым - на клипер прибудет ещё и лицо, принадлежащее к царствующей фамилии. И не кто нибудь, а второй сын государя Александра 3-го Георгий! И что с того, что визит носил частный, неофициальный характер - посещение военного корабля  особой Императорской фамилии в любом случае есть событие экстраординарное, выходящее за рамки - а посему и подготовка к нему должна быть долгой и вдумчивой.
Всё это Дмитрий Петрович объяснил нам уже после окончания визита, с трудом удерживаясь от того, чтобы перейти на повышенный тон. У Николки физиономия пошла  красными пятнами - во второй уже раз он ставил отца в неловкое положение по собственному недомыслию!

Отредактировано Ромей (09-12-2014 16:41:31)

И тут а помощь снова пришли российские самородки - а куда без них? Не устаю удивляться, сколько удивительных вещей было на самом деле изобретено, придумано, впервые сделано в России - да так и осталось диковинкой, хитрой выдумкой одиночки. А потом оказалось либо украдено, либо заново придумано совсем в других странах - и оттуда начало уже победную поступи по миру. Вот и теперь - откуда мне было знать, что изобретатель гибкой фотографической плёнки, с успехом заменяющей громоздкие, архаичные стеклянные фотопластинки на самом деле работает в двух шагах от нас - на Литейном проспекте, в фотографическом ателье Деньера?
Знакомьтесь: Болдырев Иван Васильевич - фотограф, художник, изобретатель фотопленки. Донской казак, отдавший все силы только-только входящему в моду увлечению «светописью». Сирота, пасший когда-то скотину, своим трудом и мозгами вышел в люди - и вот, пожалуйста - изобретатель не только упомянутой гибкой ««смоловидной плёнки-пластинки с броможелатиновой эмульсией и высокой чувствительностью» (1878-й год, между прочим!) но и кучу разных полезных приспособлений - например,   короткофокусного объектива и  моментального фотозатвора. Большого проку из всего этого этого в нашей истории не вышло - Русское фотографическое общество отказалось утвердить авторство Болдырева и раз за разом не захотело посылать его новинки на разного рода промышленные выставки - что в Париж, что в Нижний Новгород. Зря смеетесь, между прочим - нижегородская промышленная выставка - грандиозное мероприятие, по размаху и "востребованности" мало уступающее парижской выставке; так что никакого глумления в стиле «смешенья языков французского с нижегородским», в этой фразе нет.

В итоге, в мировой киноиндустрии до сих пор играет первую скрипку американцы из «Кодака», а наши Ломоносовы… видели бы вы, какими глазами смотрел Иван Васильевич на мою японскую мыльницу со встроенным же-ка экранчиком! Но ничего,  погрустил-погрустил и только злость к работе почувствовал - берегитесь теперь американские и европейские фотографы! Судьба вам, похоже,  выстраиваться в очередь за лучшими в мире фотоматериалами и камерами фирмы «Болдырев и партнёры». «Партнёры» - это Д.О.П., если кто не понял; во всех «инсайдерских» патентах изначально оговаривается финансовое участие казны. Ибо не фиг.
Мы с  Д.О.П.ом  и с Георгием это дело так не оставим: стоит найти денег и пару-тройку ушлых присяжных поверенных*проще говоря - адвокатов) , которые и оформят  Болдыреву патенты по всему миру - и трындец фирме Кодак. Тем более, что тема фотографии сейчас выделена в отдельную "папку"  и щедро финансируется  - это уже второй «национальный проект», как сказали бы в нашим 21-м веке, - после радиосвязи. Только в отличие от Сколкова тут люди реально занимаются делом, а не парят публике, а заодно и властям мозги нанотехнологиями…
Да разве один только Болдырев? К фото-проекту уже на ранней стадии подключился созданныё ещё 10 дет назад Пятый, фотографический, отдел Русского технического общества (РТО), основанный на базе кружка фотографов-любителей, в который входят, на секундочку, сам Дмитрий Иванович Менделеев - ничего себе фигура, да? Кроме того, в Пятом отделе (целиком передподчинённом теперь фотографическому подразделению Д.О.П.) состоят  такие, профессионалы-фотографы как Левицкий, Деньер, пионеры русской научной фотографии и фототехники Срезневский и Сабанеев - и ещё с полсотни светлых голов.
В общем, дело пошло. Корф нарадоваться не может уже на первые результаты, выдаваемые «фотографами» - особенно после того, как они хорошенько закопались в кое-какие материалы, взятые из нашей «капсулы времени» - так мы с некоторых пор называем запасы информации из будущего. Барон только и успевает шлёпать наших гениев ученической линейкой по рукам; правило для них установлено теперь жесточайшее: сначала патенты, публикации потом.
Так что все-не всё, а хотя бы  самую важную информацию из числа запасённой нами, мы сохранить попытаемся. Десяток фотографов день и ночь щелкают новёхонькими моментальными затворами системы Болдырева (мы не стали ждать 89-го года, когда этому изобретению суждено появиться своим чередом,Ю и подкинули Ивану Васильевичу нужный чертёжик), а еще человек двадцать, в трёх устроенных лабораториях только и успевают обрабатывать негативы. Мы с Николкой ходим, провонявшие реактивами, с руками в пятнах от кислот и щелочей - мне неожиданно понравилось возиться со всей этой вонючей химией. Да, угадайте, где располагается всё громоздкое хозяйство фото-отдела Д.О.П.? Правильно. В рядах воспитанников Морского училища внезапно распространился небывалый интерес к фотографическому делу, а начальству наоборот,  забот прибавилось -  изыскивать новые помещения, обеспечивать их охрану, а потом ещё и терпеть в строгих, овеянных священными военно-морскими традициями коридорах Корпуса кучу разной неорганизованной «стюцкой» публики. Если бы не личное распоряжение Государя - черта с два начальник  Училища,  контр-адмирал свиты его величества Д. С. Арсеньев, смирился бы с  эдакими  безобразиями…

Отредактировано Ромей (09-12-2014 22:19:28)