Глава двенадцатая
- Встать! Руки за спину! Выходи по одному!
Лающая, отрывистая фраза на немецком - уже две недели каждое утро для узников начиналось одним и тем же. Круглая туземная хижина, обнесённая для верности оградой из колючей лианы на криво вбитых кольях - ну да, раз уж такого достижения цивилизации, как колючая проволока, под рукой нету…
Интересно, а почему липовый стюард говорит по-немецки? Впрочем, если вспомнить, сколько столетий именно Германия -точнее, пёстрый калейдоскоп княжеств, герцогств, микроскопических королевств, который был на месте нынешнего Второго Рейха - поставлял всей Европе офицеров, наёмников и вообще, разнообразных авантюристов, то удивляться, пожалуй, не приходится. По выговору Жиль, вчерашний слуга мадемуазель Берты точно не немец - может и природный валлон или фламандец,а может и вовсе выходец из Голландии. Впрочем, он и русский, как оказалось, знает отлично - именно он одним недобрым утром разбудил экспедицию резким криком на чистом русском языке: - «А ну всем встать!» - и выстрелом поверх голов. И второй выстрел в грудь Проньке, который спросонья не понял, как нехорошо оборачиваются дела, схватился, было за наган - и тут же повалился на спину, пуская кровавые пузыри. Олег Иванович еле удержал Антипа, метнувшегося к карабинам - иначе лежать бы отставному лейб-улану простреленным на берегу проклятой речки Уэлле…
Хоронить Проньку не стали - тело столкнули в реку, предоставив заботу о погребальном обряде крокодилам. Олег Иванович отвернулся, не в силах заставить себя смотреть, как гребнястые спины нарочито медленно заскользили по тёмной утренней воде к месту падения, и как вскипела мутью вода.
А вот урядник смотрел, не отрываясь - как и второй забайкалец и кондуктор Кондрат Филимоныч. И такой тёмной злобой наливались их глаза, что Семёнов невольно поёжился - смерть была в них, лютая, неотвратимая, дай только добраться до револьвера, шашки или, на худой конец, хоть до засапожного ножика. Но увы, бельгийские вертухаи отлично знали своё дело - узникам не позволено было даже прикоснуться к верхней одежде, прежде чем её не перетряс самолично мсье Жиль. Вчерашний стюард подошёл к делу с редкой старательностью - даже швы прощупал. Всё изъятое у путешественников - начиная с прозрачной статуи «тетрадигитуса», заканчивая последним карандашом ножиком - было тщательнейше укупорено в тюки. Олег Иванович с Садыковым стали свидетелями того, как Жиль собственноручно пристрелил одного из своих чернокожих солдат, который припрятал складной ножик Садыкова.
Лагерь экспедиции обложили на рассвете; паскудник Жиль тюкнул по голове караульного-забайкальца поленом, да так ловко, что тот свалился, не издав и звука. Выскочив на выстрелы из палаток, русские увидели только уставленные на них стволы карабинов в руках двух десятков негров и полудюжины европейцев - и холодную, презрительную усмешку Жиля. Слава богу, все, кроме Проньки сумели сохранить хладнокровие, иначе трупов могло бы оказаться куда больше. А так - супостаты убили одного лишь Кабангу. Даже пули тратить не стали - отвели за палатки, поставили на колени и снесли голову широким, ржавым лезвием, вроде мачете - бельгийским сапёрным тесаком, какие болтались на поясе у чернокожих стрелков «Общественных сил». Офицеры были вооружены более изысканно - у того, что командовал разбойничьим отрядом, имелась даже сабля. Впрочем, он ни разу её не доставал, ловко обходясь стэком из чёрного дерева, украшенные серебряными накладками. Повинуясь знакам этого стэка, негры вязали путешественникам руки; мадемуазель Берта была, впрочем, избавлена от этой унизительной процедуры. Её отвели в сторону - там молодая женщина и стояла, не удостаивая даже взглядом что жиля, что распоряжающегося офицера. На ею лице было написано холодное презрение - и лишь раз, когда глаза её встретились о взглядом Семёнова, в них промелькнула беспомощность и отчаяние. Молодая женщина будто бы пыталась взглядом попросить прощения за всё, что творилось... Семёнов не выдержал, и отвернулся. Все планы летели в тартарары; экспедиция в полном составе угодила в плен, двое его спутников распростились с жизнью - а он думал лишь о том, причастна ли эта бельгийская вертихвостка к подстроенной русским ловушке или, как и они сами, оказалась жертвой предательства? Подчёркнуто-вежливое, даже предупредительное отношение к пленнице как со стороны бывшего стюарда, так и белокожих бандитов, только запутывало ситуацию - как ни присматривался Олег Иванович, он так и не сумел найти в их поведении указания на истинный статус пленницы.
- Эй, вы, русские, выходите! - снова заорал Жиль. Олег Иванович встал, потянулся - за ночь в тесноте хижины все члены тела изрядно затекли, - и, согнувшись в три погибели, выбрался на свет.
- Эвон как по нашему чешет, нехристь, Навуходоносор! - злобно покосился на надсмотрщика Кондрат Филимоныч. - А с нами, небось делал вид, что ни бельмеса не понимает, иуда…
- Ничаво, отольются ему наши слёзы. - пообещал урядник. - Проньку я этому кату нерусскому нипочём не прощу. Попомнит, как забайкальцы умеют за обиды спрашивать. И образин энтих черномазых тоже не забуду - самолично всем кровянку сцежу…
Отредактировано Ромей (11-12-2014 23:13:49)