Продолжение 12-й главы, где русская экспедиция попадает в плен.
***
- Сколько ж к примеру, на ишо тута гнить, Олег Иваныч? Сил боле нет, давайте уж удумаем что-нить! А то сидим как мышь под веником - и двинуться не моги! Не по нашему это, как хотите…
Забайкальцы и правда совсем приуныли. Посадив нас под стражу на Центральной станции, Жиль будто и думать забыл о своих пленниках. Видимо, дело было в пароходе - ремонт затягивался, а отправлять пленников другим транспортом - например, на тех же туземных пирогах - Жиль категорически не желал. Так что - дни тянулись невыносимо; по вечерам из-за хижин, занятых неграми, доносился барабан и заунывное пение. Днём никакого веселья - только жалобные вопли избиваемых палками чернокожих работников да не стихающие ни на минуту окрики надсмотрщиков. Овчарок только не хватает - а то был бы концлагерь в чистом виде. Ежедневно путешественники становились свидетелями жестоких расправ, порой выливавшиеся в казни; провинившимся неграм обыкновенно перерезали горло тесаками; особо «отличившихся» вешали на специально вкопанных между хижинами и бараками столбах. Пару раз русские становились свидетелями возвращения карательных - а как их ещё назвать? Отрядов; те приплывали на лодках и всякий раз доставляли на Центральную станцию большие группы пленников. Несчастные были в кандалах, все, как один, избиты и крайне истощены. Гибли эти рабы во множестве; трупы никто не хоронил, предпочитая куда более экономную похорон - могильщиками служили крокодилы, во множестве собирающиеся к гнилому берегу на малейший всплеске. Вот, к примеру, почему ещё станция не охраняется с воды: здесь иначе как на лодке не проберешься, съедят - а лодки все на счету.
- Почему же бельгийцы устраивают такое вот мучительство? - продолжал допытываться у Семёнова урядник. - Нет, душегубов и у нас хватает, но чтобы вот так-то над людьми изгаляться - где ж такое видано? Насмотрелись мы в Туркестане да в Китае, как тамошние чиновники простой люд тиранят - но чтобы так…
- А европейцы негров отродясь за людей не считали. - лениво отозвался Садыков. Он возлежал рядом с Семёновым на травке - в тени хижины. Делать больше было решительно нечего - несмотря на многочисленные просьбы, Жиль не позволил дать пленникам ни записных книжек, ни карандашей. О каких-либо книгах или газетах никто и не спрашивал - понимали нелепость подобных претензий. Один только Садыков ухитрился как-то сохранить клочок бумаги и огрызок синего карандаш - и несколько раз, пока не видит охрана, пытался что-то карябать..
Поручик совершенно оправился от болезни, так что Семёнов начинал уже прикидывать, а не последовать ли совету неугомонного урядника? Их шестеро взрослых, сильных мужчин; охрана, при всей кажущейся строгости, мышей не ловит и более-менее бдила разве что первые три дня. Оружия, правда, не имеется - но урядник с оставшимся забайкальцем божатся что в темноте, по тихому, придавят часового, а уж там… Семёнов верил - насмотрелся на ухватки своих спутников и понимал, что чернокожие охранники, скорее всего, и пикнуть не успеют.
Останавливали два соображения. Во первых - Берта. С первого дня Жиль поселил свою вчерашнюю хозяйку отдельно, и путешественники лишь раз-два в день видели, как она выходит на прогулку - всегда под охраной двух здоровенных негров-солдат с палками. Охрана эта, разумеется, была направлена скорее на то, чтобы защитить белую госпожу от назойливости чернокожих обитателей станции - но всё рано, решись путешественники на побег - Берту пришлось бы отбивать.
Вторым соображением была добыча экспедиции. То, ради чего они и явились сюда, в экваториальную Африку: загадочные артефакты Скитальцев. Статуя тетрадигитуса, металлическая картотека, планшет-тинтура, мешочек с «зернышками»… ну не мог Олег Иванович бросить это сокровище, даже под страхом смерти! Остальные прекрасно понимали начальника - в конце концов, все они были людьми военными, и что такое долг - понимали прекрасно. Олег Иванович успел развернуть перед своими спутниками радужные перспективы, которые откроются перед ними самими и всей Россией, если только удастся доставить добычу в Петроград - так что теперь все воспринимали успех миссии как совё личное дело. Больше других был, наверное, увлечён Садыков - потому чт он один осознал всю глубину грядущих перемен в жизни каждого человека.
И вот - пока не получилось выяснить, где предатель Жиль держит захваченное имущество экспедиции, приходилось гнить в этой обрыдшей хижине, кормить москитов и прочих кровососов да присматриваться исподволь, надеясь приметить что-то полезное. А в оставшееся время - которого хоть пруд пруди - точить лясы на любые подвернувшиеся темы…
- Так вот, случилось мне пролистать книжонку англичанина Джона Ханта«Место негра в природе» , - продолжал Садыков, - так тот заявляет:
«Кроме примитивных представлений о металлургии у африканцев нет искусства. Они ментально пассивны и нравственно неразвиты, а также наглы, неосторожны, чувственны, тираничны, имеют хищную натуру, угрюмы, шумливы и общительны».
Казаки, конечно, не поняли мудрёного слова «ментально» - однако ж слушали внимательно. Урядник, силясь вникнуть в учёную речь поручика, даже приоткрыл рот.
- А другой британец, сэр Чарльз Дилке - между прочим, депутат парламента - так и вовсе заявил: «Постепенное уничтожение низших рас — это не только закон природы, но и благословение для человечества».
- «Низшие расы»? - Кондрат Филимоныч ожесточённо поскрёб в затылке. - А что, видал я, как английские моряки на банановых да всяких кокосовых островах с тамошними папуасами обращаются - будто те не люди вовсе. Что хотят - отымают, баб сильничают, убивают почём зря. А офицеры ихние на эти безобразия вовсе не смотрят, быдто так и надо.
А они и уверены, что так и надо! - тут же ответил поручик. У них даже в газетах прописано: «…Ненависть к ниггерам, которая возникла на протяжении жизни всего одного поколения, теперь странно характерна почти для всех англосаксов, за исключением профессиональных и сектантских филантропов»*.Филантропы - это такие люди, которые другим за просто так помогают, за ради бога. - поспешил пояснить Садыков, заметив тяжкое недоумение на лице почтенного кондуктора.
- Странноприимцы, значить… - глубокомысленно кивнул урядник. - Как же, слыхать доводилось…
#* Газета «Вестминстер ревью», 1865 г.
- Поручик совершено прав - вступил в беседу Семёнов. - Подобное насилие по отношению к чернокожим в х родных странах у англичан, да и у бельгийцев, их, можно сказать, дрессированных болонок, преступлением не считается. Некий. Карлайл, юрист, так и утверждал: «Только жёсткая диктатура способна дисциплинировать ленивого чёрного «джентльмена» с бутылкой рома в руке, безштанного, глупого и самодовольного». Или вот посол английский в Турции - «…Восточные люди физически и умственно определённо отличаются от нас. У них более низкая организация нервной системы, как у грибов или рыб».
- Так ить мы для них тоже, вроде как восточные люди? - поинтересовался Антип. Он редко участвовал в беседах, предпочитая отмалчиваться и только слушал. - - Что ж, православные человек - он для аглицкого или бельгийского жителя - вроде как гриб или какая иная растения?
- А ты только заметил? - хмыкнул урядник. - сидим вон тут в дерьме и киснем - чем не грибы? У нас в станице как-то один начитался питембурхских журналов и решил у себя в подполе выращивать энти, как их… шипиньёны. А выращивать их надоть на свином дерьме пополам с опилками. Так у его изба до того этими шипиньёнами провоняла - пройти мимо срамно было. А грибы получились вовсе даже мусорные - мелкие, бледные, на поганки похожи. И вкусу в их никакого - не то что, скажем лисички. Те - как поджаришь на сале, ла с картошечкой и лучком… Да и то скащать, экая глупость - рази ж в тайге грибов кому не хватает?
Разговор перетёк на более понятные и близкие темы - в итоге, как всегда, собеседники сошлись на том, что всё русское заведомо лучше любого аглицкого и, паче тога, африканского блюда; жирафий язык, конечно, хорош, но пусть им поганец жиль и подавится, а англичане - известное дело ненавистники русских людей и веры им нет и быть не может. А тем более - каким-то там бельгийцам, о которых добрые люди и вовсе слыхом не слыхали. Да и зачем это народ ещё такой - бельгийцы, разве мало на свете иных проходимцев - скажем, цыган?
Олег Иванович перевернулся на спину и, закинув руки под затылок, принялся смотреть в бездонное белёсо голубое африканское небо. «Ну вот, ещё один день плена - а что делать, совершенно неясно… нет, хватит тут гнить, подобно шампиньонам - дождаться, когда очередной отряд «Общественных сил» отправится на охоту за невольниками. И вот когда на станции станет поменьше вооружённого народа - можно и попробовать…»
- Герр Семёнофф! Майн готт, вы ли это? Не обманывают ли меня мои глаза?
Олег Иванович вскочил - и замер, как громом поражённый. За шипастой изгородью, отгораживавшей «тюремную» хижину стоял Курт Вентцель - дочерна загорелый, осунувшийся, с ног до головы покрытый машинным маслом и угольной пылью.
Отредактировано Ромей (16-12-2014 16:17:33)