IХ
- В общем, Евгений Петрович, съездил я не зря. Такое змеиное гнездо разворошили - боже ж ты мой, как говаривала тётя Циля из Житомира…
Несмотря на то что Яша давным-давно освоил уже правильный московский говор, порой - особенно в минуты раздумчивости и созерцания - в нём вдруг прорывались былые местечковые нотки. Он смеялся сам над собой, что подражает покойному часовщику Ройзману - правда тот переходил на арго привоза и Молдаванки только в минуты сильнейшего раздражения и волнения. Корф знал об этой особенности своего собеседника - как и о том, что при нужде Яша прекрасно сможет сымитировать что московский, что вологодский, что одесский говор - у юноши оказался врождённый талант не только к  сыскному делу, но и к лингвистике.
Сразу после памятного марта 1887 годя барон отправил Якова в Париж -  учёбу в русском пансионе, а потом и на первом курсе Сорбонны оплачивал Департамент Особых Проектов. Но наивен был бы любой, поверивший, что учёба и некоторые извинительные радости жизни были единственным занятием этого весьма необычного студента.
А почему, собственно, необычного? Ну как же - когда было такое, чтобы из России приезжал молодой человек, не владевший французским? И не  в Ниццу, на Лазурный берег - а в Сорбонну, с целями, далёкими от прожигания жизни? Впрочем, уже к концу годя Яков довольно сносно болтал на языке Дидро и Вольтера - что не снимало другой странности. Никакими лингвистическими ухищрениями невозможно было замаскировать Яшиного происхождения - а вся университетская Европа отлично знала, что молодые люди еврейской национальности предпочитают учёбу в германских, на худой конец - австрийские учебные заведения. Ну, может ещё итальянские -если речь шла об изящных искусствах…  Но  Сорбонна, Париж? Положительно, в этом таилась загадка.  Как и в том,  что молодой человек исправно посещал вовсе не синагогу в квартале Марэ, а лютеранский собор Сен-Жан. Впрочем, кто их поймёт, этих русских?
Разгадывать загадки ни у кого охоты не нашлось. Ну приехал и приехал - его охота. Как говорят забавные русские купцы, выдающие себя за аристократов княжеских кровей - «хозяин-барин, хочет живёт, а хочет - удавится». Пока молодой человек, которого консьержка и приятели в ближайшей кофейне быстро стали называть Жакоб, исправно платил за квартиру и место на университетской скамье - он волен был делать в столице прекрасной Франции всё, что заблагорассудится. Не выходя за разумные рамки, конечно…
А рамки эти в самом галантном городе мира весьма и весьма широки - а при большом желании их всегда можно раздвинуть ещё чуток.  Хватало бы авантюризма - ну и наличных средств, разумеется. Деньги, как известно, всегда помогали удовлетворять самое изощрённое любопытство.
А в средствах молодой Жакоб недостатка не испытывал. Нет, деньгами он не сорил - в отличие от иных своих соотечественников.  Не назвёшь ведь мотовством то, что новоиспечённый студент зачастил на показы  «Ателье мадемуазель  Вероники» - громко заявившего о себе год назад модного дома, уже успевшего потрясти дам всей Европы невиданными образчиками белья и купальных костюмов? Право же, извинительное для молодого человека пристрастие - особенно если учесть, каких красавиц отбирает хозяйка ателье для демонстрации своих изделий.
В общем, ни чем особенным русский студент не выделялся. Проучившись около года на юридическом факультете Сорбонны, он, сдав в срок полагающиеся экзамены, весной много, 1888-го года отправился на родину - отдохнуть от напряжённой учёбы и навестить родительский дом,  как он говорил владелице пансиона в Латинском квартале, где провёл почти два года.  к родным осинам. Правда, если бы тот  вздумал проследить маршрут «мсье Жакоба», то немало удивился бы, узнав, что город с непроизносимым названием Jitomir (где, по его же уверениям и увидал свет мсье Жакоб)  находится на берегах Невы, в Санкт-Петербург, который, как хорошо известно парижанам, есть столица Российской Империи. Но почтенному мэтру Дюкло, как раз и владевшему пансионом, уже не первое столетие  дававшим кров студентам Сорбонны,  конечно же , не могла прийти в голову столь нелепая мысль. Зачем? Сказал - домой, значит домой… и нечего совать нос в чужие дела. На то есть тайная полиция, у них есть мсье Альфонс Бертильон*, с его методом, о которым повсюду трубят газетчики - вот пусть и работают...

#* Альфонс Бертильон французский юрист, изобретатель системы бертильонажа — системы идентификации преступников по антропометрическим данным.

Так что юный обитатель пансиона мсье Дюкло, счастливо избежав по пути в Россию излишнего внимания, сидел теперь у камина, дома у барона Корфа, начальника загадочного Департамента Особых Проектов и наслаждался заслуженным покоем.

Отредактировано Ромей (27-12-2014 13:35:51)