Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
I.
Гардемарин Овчинников нарушал. Причём нарушал злостно - прятался ото всех глаз в зачехлённой шлюпке, вывешенной на шлюпбалках по левому борту канонерской лодки - между кургузой, скошенной назад трубой и единственной, тоже слегка наклонённой в сторону кормы мачтой. Убежище казалось надёжным - шлюпка висела выше уровня палубы, и даже с крыла мостика заглянуть внутрь неё было невозможно. Правда, присмотревшись внимательнее, можно обнаружить, что чехол, затягивающий шлюпку сверху, не натянут, как положено - идеально, без единой морщинки, на радость боцману - а как-то вмят внутрь. Но лейтенанту Шамову*, вахтенному начальнику «Дождя», стоявшему на левом крыле мостика, возле револьверной пушки Гочкиса, сейчас не до мелких упущений в корабельном хозяйстве. Мичман, величественно заложив руки за спину, озирает панораму Транзунского рейда, куда канонерка пришла три дня назад - да так и застряла из-за пустяковой поломки в холодильниках. Командир «Дождя», капитан второго ранга Константинов, решил произвести ремонт своими силами, здесь же, на рейде - в результате канлодка уже который день торчит в семи с четвертью кабельтовых от «обсервационной» баржи, и гардемарины ежеутренне наблюдают на её палубе знакомую суету.
#* В реальной истории Александр Сергеевич Шамов в звании капитана 2 ранга участвовал в Цусимском сражении. Погиб, командуя миноносцем «Блестящий».
Николка точно знал расстояние до баржи - вчера днём, закончив перетаскивать на «Дождь» оборудование, он опробовал, выделенный для экспедиции лазерный дальномер. Его доставил на «Дождь» Никонов - капитан 2-го ранга вчера утром явился на рейд на приданной Отряду миноноске № 141; вместе с ним прищёл пароход «Вайткуле», наскоро переоборудованный в минный транспорт. Пароход тянул на буксире барказ для постановки мин - теперь на Транзунском рейде собрался весь «Особый отрядтряд минного комитета»
Часа в три пополудни принялись за дело: брали засечки по неподвижным объектам, вроде обсервационной баржи или створового знака на берегу. Штурман «Дождя», молоденький, похожий на девицу мичман Посьет пересчитывал показания, сверяясь с таблицами - и всякий раз удивлялся точности измерений.
Поупражнявшись на неподвижных объектах, Никонов велел приступать ко второму этапу. Дали сигнал на миноноску - та отбежала от борта «Вайткуле» и описала дугу по акватории. Никонов называл ориентиры - миноноска шла от одного буя к другому, а Посьет старательно фиксировал команды, отмечая курс миноноски. Георгий, преисполненный сознания собственной значимости, работал с дальномером; Николка же репетовал флажковые команды по рации. На миноноске, с рацией работал Иван; миноноска выполняла повороты и меняла курс за несколько секунд до того, как сигнальщик успевал отмахать команду флажками. Никонов довольно улыбался, а Посьет недоумённо хмурился, черкая в блокноте.
Описав три широкие циркуляции, миноноска подошла к «Дождю». Это было забавное судёнышко - узкое, длинное, похожее на гоночную гребную восьмёрку. Построенная десять лет назад на Балтийском заводе, она поначалу имя «Коноплянка» и была вооружена шестовыми и буксируемыми минами. Но прогресс не стоит на месте - два года назад «Коноплянку» переименовали, заменив имя безликним номером и перевооружили, воткнув на неё два метательных минных аппарата. Иван немало подивился, разглядывая эти творения военно-технической мысли. Сигарообразные, двух с половиной метров в длину, метательные мины, несмотря на название, походили скорее на артиллерийские снаряды, нежели на «мины Уайтхеда» - так здесь называли торпеды. Своего двигателя у метательной мины не имелось; ее выстреливали зарядом пороха из трубы пусковой установки, после чего мина шла к цели по инерции.
Чтобы ударить такой миной по вражескому кораблю, требовалось подойти к нему на сто двадцать футов, или сорок метров; начинку мины составляли полтора пуда динамита или пироксилина. Осмотрев это грозное оружие, Иван поведал товарищам, как в начале двадцатого века, при осаде далёкой китайской крепости Порт-Артур из таких вот «миномётов» русские солдаты обстреливать минами японские окопы. Николка припомнил пейнтбольную мортирку - оказывается, первый образец такого орудия - конечно, не для стрельбы краской! - уже доводят до ума на Тульском оружейном заводе; Корф постарался.
На этом гидрографические изыскания первого дня и закончились. С утра машинная команда «Дождя» возилась с разборкой холодильников, матерно понося халтурщиков Балтийского завода и свою нелёгую долю. С Вайткуле» на минный барказ передавали конические мины Герца и тщательно укутанные мешковиной новые шаровые «якорные мины с тележкой» системы капитана Никонова. Их предстояло опробовать завтра - никоновские изделия будут ставить и с миноноски, на корме которой наскоро приспособили рельсовый слип, вмещавший три минные тележки, и с барказа, оснащённого особой грузовой стрелой. Промеров и дальномерных работ на сегодня назначено не было, так что мальчики, устроившись, кто где, занимались зубрёжкой - через две недели предстояло сдавать испытания по морской практике. Принимать их назначен старший офицер «Дождя», тот самый мичман, что торчал сейчас на мостике, возле прикрытой парусиновым чехлом револьверной пушки.
Николка вздохнул и открыл учебник:
«Вооруженiе военныхъ судовъ», капитанъ 1 ранга К. Посьетъ. Санктпетербургъ, въ типографiи Морскаго кадетскаго корпуса. 1859 год.
«Интересно, а кем приходится автору наш штурман? - лениво подумал Николка. - Судя по году выпуска - отцом, или, может, дядей? Но как же зубрить неохота…
Тем не менее - с тяжким вздохом открыл раздел «Такелажныя работы»:
«Первою заботою офицера, приступающаго къ вооруженiю, долженъ быть прiемъ различныхъ тросовъ; для стоячаго и бѣгучаго такелажа судна, и различныхъ линей и ворсы, на обдѣлку онаго. По порядку службы, этот прiемъ долженъ производиться вмѣстѣ съ ревизоромъ и шкиперомъ; а для руководства при ономъ, въ Штатъ 1840 года помѣщены слѣдующiя правила:
«1-е. Пробу смоленаго новаго такелажа, при прiемѣ съ заводовъ и отъ поставщиковъ, производить посредствомъ навѣшенной тяжести на нитяхъ 6-и футовой длины и рвать ихъ порознь, дѣлая для каждаго троса не менѣе 10-ти пробъ, и если таковой длины нити, или каболки № 20-го (*) выдержатъ вѣсъ въ сложности на каждую каболку въ тросовой работѣ въ 3 пуда 30 фунтовъ, въ кабельной въ 3 пуда 20 фунтовъ, а в ликъ-тросовой № 37-го въ 2 пуда 30 фунтовъ, то таковые тросы, кабельтовы и ликъ-тросы признавать к употребленiю благонадежными…»
***
- Так отец твой сейчас в Египте? Древности ищет?
Иван покосился на источник голоса. Справа, на песке, с удобствами разлёгся гардемарин второго специального класса Воленька Игнациус. Голландка, вместо того, чтобы украшать торс гардемарина, снята и подсунута кулём под голову - чтоб было мягче. Игнциус с утра был отряжён в команду для производства "работ по особому Минному комитету» - приставлен за старшего к Ване и Георгию, отправленых Никоновым на берег, делать фотографическую съёмку работ по минной постановке. Причём снимать предстояло и на видоокамеру (с чем прекрасно справлялся Иван) и на громоздкий, заряжаемый стеклянными пластинками фотоаппарат. Воленька как раз и умел с ним обращаться. К тому же, Воленька Игнациус был в Морском училище фельдфебелем роты, в коророй состояли мальчики - и здесь, на практике, на него возложили обязанности присмотра за необычными кадетами.
Чтобы не рисковать минами - опытных, »никоновских», имелось всего шесть штук, - место выбрали недалеко от берега, там, где мелководье сменяет подходящая для минной постановки глубина. Длинная каменистая коса - та самая, на которую запоролся злосчастный «Дождь», - прикрывало место работ от волны из залива - иначе дорогущие мины могло унести в открытое море.
Никонов, сообразив, что из-за «Дождя» предстоит еще долго торчать на Транзунском рейде, договорился с училищным начальством - и теперь привлекал к работам гардемаринов с обсервационной лоханки. Начальство не возражало - и теперь воспитанники училища на яле-шестёрке с утра нащупывали промерами кромку песчаной мели, за которой дно шло на глубину. Границу отмели обозначали красными буйками, составленными из стопок пробковых кружков.
Промеры полагалось делать особым шестом, называемым намёткой - крашеной футовыми отрезками в бело-красный цвет пятиметровой сосновой жердью, нижний конец которой снабжался двухдюймовой латунной трубкой для взятия проб грунта. Но в данный момент гардемарины отлично обходились без этого нехитрого приспособления. С отмели доносились бодрые юношеские голоса:
- Капрочка, мон шер ами, извольте скинуть портки, сигать в воду и маячить!
Гардемарин Алёша Капнист, полуголый, в одних бязевых кальсонах, прыгал в воду и «маячил» - измерял глубину собственным телом, подавая результаты этого своеобразного промера примерно так:
- Эй, на яле! Здесь по колено!
— Иди правее!
Через некоторое время:
— На яле! Здесь по пол-ляжки!
— Иди еще!
Наконец, раздается желательное:
— Эй, на катере! Здесь по брюхо!
И тогда с яла доносится ироничный голос:
- Как вы полагаете, мон шер, брюхо у графа Капниста* соответствует трёхфутовой отметке?
- Нет - слышалось в ответ. - Мелковат. Пишем - «два фута и три четверти по намётке». Капочка, что встал, шагай дальше!
#** В нашей истории граф Алексей Павлович Капнист стал камергером и контр-адмиралом. После Февральской революции - первый помощник морского минстра кабинета Керенского. Убит в 1918 во время Красного Террора.
- Так что, Семёнов? В Египте, или где? - продолжал настаивать Воленька. - Рассказал бы, а то скука…
Иван перевернулся на живот.
- Да, отец сейчас Александрии. Там у него знакомый, немецкий археолог - смотритель собрания тамошнего правителя.
- Хедива? - лениво осведомился Игнациус. - Это которому англичашки в запрошлый год помогли раздолбить мятежников? Вроде бы, там «Сьюперб» с «Инвисиблем» по берегу главным калибром садили? Представляю, что осталось от этого «собрания» - после таких-то бомб…
- Да всё там цело. - отозвался Иван. - Видел я Александрию - ни одного разрушенного дома. А собрание вообще в подземелье дворца - я сам там был.
В подземелье? Настоящем? - завистливо ахнул Воленька. - А мумии там есть? Высушенные, про которые в учебнике?
- А вот я слышал забавную историю о мумиях. - встрял в разговор Георгий. Второй сын Государя Императора Всероссийского валялся на песке полуголый, подстелив под себя голландку - наслаждался жарким июньским деньком.
- Так вот - один генерал-адъютант рара, князь… - в общем, один генерал как раз тогда побывал в Египте - он как раз штабе адмирала Сеймура, во времятой кампании. И вот, когда всё закончилось, поднялся онс группой англичан по Нилу, до самого Асуана - и купил там голову самой натуральной мумии. Ему наплели, что это голова немыслимой красавицы принцессы, фараоновой дочери - и та будто бы, жила четыре с половиной тысячи лет назад. Генерал поверил - и выложил за эту ссохшуюся дрянь триста пятьдесят рублей серебром.
- Так много? - поразился Воленька. - За вяленую голову? Это же…
- А что вы хотели? Все же четыре с половиной десятка веков, это вам не жук чинул. - рассудительно заметил Георгий. Молодой человек был неизменно вежлив с однокашниками, обращаясь ко всем, исключительно на «вы». Ваня подозревал, что делает он это для того, чтобы избавить товарищей от неловкости - не могли же те «тыкать» сыну царя?
- Так вот, - слегка кашлянув продолжал Георгий. - Генерал вернулся в Россию на коммерческом пароходе, как обычный пассажир - и представьте, имел по поводу своего приобретения немалые хлопоты с одесской таможней. Там никак не могли взять в толк, под какую статью тарифа «сию часть мертвого тела» подвести. Потом вмешалась одесская полиция - у генерала потребовали разъяснений, откуда он «сию мертвую голову» получил и не кроется ли тут убийства. Так бы и терзали его, если бы рара... пока из Петербурга не пришёл приказ оставить генерала в покое. И что бы вы думали? Пока тянулось всё это крючкотворство, голову, хранившуюся в таможенной конторе, сожрали крысы!
Мальчишки засмеялись - да так заливисто, что их немедленно окликнули со шлюпки:
- Эй, на берегу! Игнациус, Семёнов! Хватит ржать, давайте-ка сюда, и извольте поторопиться! А то Васильчиков уже изволили посинеть от холода… неженка!
Иван тяжко вздохнул, поднялся с песка и принялся стаскивать штаны.
***
Житья нет от угольной пыли! Она вездесуща: палубы и надстройки покрыты отвратной смесью сырости и чёрного налёта; она облипала лицо, набивалась в волосы, хрустми на зубах. Пыль сводила Воленьку с ума - а погрузка только началась!
Вечером, как раз после того, как мальчики вернулись с берега, машинная команда «Дождя» уже заканчивала ремонт холодильников. Никонов объявил, что назавтра отряд покидает рейд- и лейтенант Константинов велел дополнительно принять с «Вайткуле» уголь. С утра между судами замелькали шлюпки - полуголые матросы, выстроившись в цепочку, подавали мешки с углём, опорожняя их в коффердамы. Канонерка стремительно теряла нарядный вид; Воленька подозревал, что разгром на палубе продлится, самое меньшее, до вечера - а за погрузкой последует приборка. Юноша тоскливо озирался, прикидывая заранее, куда бы спрятаться - иначе боцман «Дождя» отыщет и для него занятие по вкусу. По своему, боцманскому вкусу, разумеется.
От страданий угольной погрузки гардемарины, выполнявшие задачи связистов, обычно бывали избавлены. Никонов, давно оценивший преимущества радиосвязи, разогнал мальчиков по судам отряда, и теперь сигнальщики махали флажками лишь для виду - переговоры шли в эфире. Георгий оюеспечивал связью «Дождь»; Воленька, не успевший освоить премудрости каналов и частот, валял дурака; а младший из гардемаринов, Николка отправился на миноноску. На долю Ивана выпал «Вайткуле» - как раз сейчас гардемарин Семёнов передавал, что на транспорте готовы принять на борт очередную партию мин.
Никонов не хотел перевозить мины на палубе канонерки. Ещё меньше к этому приспособлена миноноска; конечно, мины не несли положенных десятипудовых пироксилиновых зарядов, замененных по случаю испытаний песком по весу, но размах качки вполне мог сорвать деликатный груз со стопоров. Так что деликатный груз было велено сдать обратно на транспорт Миноноске было проще - она шустро подбежала к «Вайткуле», отшвартовалась у борта, и грузовая стрела быстро перекидала железные конусы на его палубу. На «Дожде» всё ещё возились с холодильниками; канонерка не могла дать ход, и пришлось, проклиная всё на свете, перегружать мины сначала на барказ, а уже с него передавать на пароход.
Как раз этим сейчас и занимались; Никонов с озабоченным видом ходил у временного дощатого кормового слипа канонерки, уставленного минами Герца на деревянных поддонах; мины, как пасхальные яйца на подставке, сидели на выпуклом чугунном основании - якоре. Для того, чтобы передать мину на барказ, нужно было зацепить груз талью*, поднять, аккуратно перенести и поставить на настил.
Барказ, приткнувшйся к левой раковине** к борту канонерки представлял собой довольно нелепое сооружение. Два судёнышка, составленные на манер катамарана - слева обычная 14-ти вёсельная шлюпка, а справа - паровой катер такой же точно длины. Посреди катера торчит слегка наклонённая к корме тонкая закопченная труба; из трубы вьется лёгкий дымок, а возле чёрного, масляно отсвечивающего кожуха машины возятся двое полуголых, в саже и жирной смазке, механиков. Поперёк барказа, у самого форпика и ближе к корме были уложены поперечные брусья - бимсы, - скрепляющие всю конструкцию; от кормового бимса и до транцев поперёк обоих корпусов уложен дощатый настил. На кормовой бимс, кроме того, опирается двуногая, железная, буквой «Л» грузовая стрела; она висит под наклоном, удерживаемая двумя парами вантин. Таль пропущена через блок, к ручной лебёдке, установленной посереди носового бимса. С этой стрелы и ставили подводные снаряды - она выдерживала тяжёлую мину Герца с принайтовленным к ней якорем.
#* Таль — подъемно-спусковое приспособление, состоящее из подвижного и неподвижного блоков с гаками, соединенных между собой тросом (лопарём).
#** Раковина — боковой свес в кормовой части судна (по обоим бортам).
Барказ специально предназначался для постановки мин; порой он употреблялся и для водолазных работ. Сейчас в левом корпусе, вдоль бортов были аккуратно уложены принятые с «Дождя» мины. На помосте еще оставалось место для двух или трёх, ждавших своей очереди на палубе канонерской лодки.
Возле этих мин и прохаживался Никонов; гардемарин Игнациус, недолго думая, пристроился за ним. Взятый в Особый отряд за знание фотографии, он проявил интерес к минному делу и теперь пользовался случаем, чтобы набраться практического опыта. Воленька лелеял тайную надежду - и дальше остаться на практику на «Дожде», что, несомненно, куда интереснее пребывания на обсервационной барже. Старший брат Воленьки, лейтенант Василий Васильевич Игнациус*, служивший на Тихом Океане, на клипере «Вестник», тоже был минёром - закончив минные офицерские классы, он успел послужить минным офицером на клипере «Разбойник» и покомандовать миноносками «Курица» и Ястреб». Воленька, обожавший старшего брата, жаждал пойти по его стопам - и собирался вникать во все нюансы непростого минного дела.
#* В нашей истории В.В. Игнациус - капитан 1-го ранга, известный художник-маринист. Погиб при Цусиме.
Дело не ладилось. У минного барказа обнаружились неполадки с машиной, и он уже добрых полтора часа болтался рядом с канонеркой. Помочь с «Дождя» ему не могли - инженер-механик уже сутки не вылезал из кочегарки, а командовавший передачей мин ммичман Шамов, как назло, сильно поранил руку. Тем не менее, мины надо было перегружать, уголь - принимать; но, несмотря на то, что рабочих рук не хватало, Никонов, увидев шляющегося без дела гардемарина Игнациуса, не стал пристраивать его к какому-нибудь занятию, а принялся рассказывать о своих драгоценных минах.
— Вот, — сказал капитан второго ранга, присев перед готовой к передаче миной. Их оставалось на «Дожде» ещё три - остальные были на барказе или уже на «Вайткуле», Никонов провёл пальцем по аккуратному тросовому плетению стопора, подёргал сосновый брусок, на который опиралась мина. Потом выжидающе глянул на Воленьку. Тот подошёл к соседней мине и повторил действия офицера - проверил узлы, убедился, что мина крепко держится поверх якорного «блина». Дело было важное - якорь мины должен быть надёжно принайтовлен к её железному конусу: стоило ему слететь при подъёме, и многопудовый чугунный блин, рухнув в воду, непременно сорвёт с петель вьюшку, закреплённую в нижней части мины.
- Смотрите. - продолжал Никонов, пользуясь тем, что передача мины на барказ откладывается. - В мине системы Герца - как впрочем, и в системе Нобеля, - как вам известно, длину минрепа устанавливают вручную. А в новой конструкции… Никонов говорил тихо и спокойно, будто не сам объяснял, а отвечал урок. «Откуда у него столько такта?» - подивился про себя Валенька.
-… в новой конструкции применён штерто-грузовой метод. - закончил капитан второго ранга. - Как он действует, вы, надеюсь, успели разобраться?
Гардемарин подобрался. Конструкции гальваноударных мин в училище еще не проходили; ни принятых на флоте системах Герца и Нобеля, ни более ранней, времён турецкой войны, мины Якоби. Но за время недолгого своего пребывания на «Особом отряде», Воленька успел поинтересоваться и старыми системами и новинками. Он неплохо - во всяком случае, для воспитанника Училища, - разбирался в минном деле, и спешил теперь блеснуть знаниями.
- Так точно, господин капитан второго ранга! При использовании этого ме… простите, метода лейтенанта Азарова*, вьюшка с минрепом крепится не на корпусе мины, а на якоре - и оснащается стопором, состоящим из щеколды, пружины и штерта с грузом. Когда мину сбрасывают за борт, то она остаётся на плаву. Штерт под действием груза оттягивает щеколду, позволяя минрепу свободно сматываться с вьюшки. Якорь тонет, разматывая минреп; груз на штерте касается дна раньше его, - тогда натяжение штерта ослабевает, и щеколда под действием пружины стопорит вьюшку. Якорь тем временем продолжает тонуть, увлекая мину на глубину, которая точно соответствует длине штерта с грузом. А её можно установить перед минной постановкой, прямо на палубе - и никакие промеры не нужны!
Никонов внимательно выслушал гардемарина и удовлетворённо кивнул.
#* Этот метод установки мин на заданное заглубление был предложен в 1882 году командиром миноносца «Сухум» лейтенантом Н.Н. Азаровым и долгое время был основным в русском флоте.
— Разрешите закрывать? - вытянулся довольный Воленька, указывая на жёсткий брезентовый чехол, прикрывающий мину в походном положении.
— Пожалуйста. А третью я сам проверю. — И они перешли к следующей мине.
Спустя час, когда машина на барказе наконец заработала и мины, как им и полагается, встали на его настиле и неспешно, на трёхузловом ходу поползли к «Вайткуле», Никонов с Воленькой Игнациусом спустились в кают-компанию «Дождя». Помещение было тесным - едва-едва устроиться четырём офицерам канонерки да паре гостей. Сейчас народу здесь было мало; механик по-прежнему пропадал в низах, а Шамов с замотанной рукой давно отправился на «Вайткуле». Угольная погрузка заканчивалась, сверху доносился зычный голос мичмана Посьета, командовавшего к приборке. В кают-компании находился только командир лодки, лейтенант Константинов. Он сухо кивнул Никонову, удостоив привествия и Воленьку - после чего уткнулся в бумаги. Капитан предпочитал работать здесь: на малых кораблях традиции кают-компании были не так строги, как на броненосных фрегатах или клиперах - сказывалась всеобщая теснота. Никонов оглянулся, потрогал зачем-то спинку стула и присел, указав гардемарину Игнациусу на соседний стул. Воленька с готовностью сел.
- Так вы хотите пойти дальше по минной части, гардемарин? Похвально; дело это новое и будет бурно развиваться - сделаете карьеру, коли хорошо изучите это дело. Скучать не придётся - на миноносцах служба самая лихая, за этими корабликами будущее. Кто у вас преподаёт гальваническую часть?
- Старший инженер-механик* Лессер.
- Знаменитый Лёнчик? Хотя какая разница - вы всё равно ни гвоздя не знаете, сужу по своим гардемаринским годам. - Никонов закашлялся и помахал ладонью перед собой, разгоняя дым.
#* Старший инженер-механик — должностное звание VII класса Табеля о рангах на русском императорском флоте. Введено в 1886 г. взамен звания подполковника Корпуса инженер-механиков флота.
- Не беда, научитесь. Главное - не стесняйтесь спрашивать, если что непонятно. И добавил после короткой паузы: - Я из вас сделаю минёра.
— Есть!— ответил Воленька, возликовав в душе. — Разрешите закурить?
— Запомните, юноша - заговорил вдруг из своего угла командир. В кают-компании для этого ничьего разрешения вам не требуется.
- Держите спички. - Никонов слегка усмехнулся смущению гардемарина.
— Благодарю, господин капитан второго ранга.
Никонов поднял голову к подволоку и густо выпустил дым.
— Опять неверно: Сергей Алексеевич. Традиции кают-кампании незыблемы, юноша, даже на таких маленьких кораблях. Вне службы- только без чинов, по имени-отчеству.
-Ясно, госп… Сергей Алексеевич! - радостно отчеканил Воленька. Жизнь определённо налаживались.
По трапу простучали башмаки и в дверь влетел встрёпанный гардемарин Романов. Никонов удивлённо поднял брови - вид у царского отпрыска был далеко не парадный. Раскраснелся, щека поцарапана, голландка в угольной пыли. В руке - чёрный пластиковый чехол с рацией. Увидев офицеров он тут же подтянулся.
— Дозвольте обратиться… господин лейтенант?
Константинов отложил бумаги.
— В чём дело, гардемарин?
Георгий повертел в руках рацию и выпалил:
- Господин штурман передаёт, что свободных людей нет - шлюпки после угольной погрузки мыть некому.
— Нехорошо, — согласился Константинов. — Вот что, гардемарин… и поглядел на Воленьку. - С вашего позволения, о минном деле вы потом побеседуете, а пока…
Гардемарин обречённо кивнул. Отвертеться от приборки, похоже, не получится.
- Да и вы, гардемарин, - обратился к Георгию командир. - оставьте пока ваше… устройство, помогите товарищу. Сергей Алексеевич, вы ведь обойдётесь некоторое время без этого беспроволочного телефона?
Никонов кивнул:
- Угольную погрузку мы закончили, мины с барказа на пароход приняты. Пока - обойдёмся флажками, не горит. Ступайте, господа. - кивнул он мальчикам.
Георгий с Воленькой переглянулись, чётко, по уставному повернулись через левое плечо и полезли на палубу. Служба продолжалась.
