- Отворачивай! - приказал Гюнтер. - Держи его за кормой!
Но Рамон и так уже крутил штурвал, уводя флейт влево. Капитан никогда не признал бы это вслух, но ему чертовски понравилось колдовство седого чернокнижника по имени Мирослав. Сбросить оковы капризного ветра, править куда хочется и как хочется, когда корабль зависит лишь от воли капитана и руля - и больше ни от чего. Это было ... восхитительно!
И немного страшно.
- Не успеем, - прокричал в ответ Ланга. - Резко поворачивать нельзя, или мачты переломаем, или на бок запрокинемся, бочки посыплются! Он нас перехватит на развороте!
Гюнтер развернулся к Мирославу. Ведьмак скрипнул зубами и достал из-за пазухи вторую веточку.
- Держитесь, - негромко посоветовал он.
- Держись!!! - во всю мочь заорал Швальбе. - Сейчас рванет!
И Мирослав сломал ветку.
Флейту как будто дал пинка сам великан Пантагрюэль из антипапского пасквиля Рабле. Корабль буквально подпрыгнул на мелких волнах и рванул вперед в оглушительном треске кое-как устоявших мачт. Паруса даже не хлопали, но басовито гудели на одной ноте под напором сверхъестественного ветра. Ланга выкручивал штурвал по дюйму, словно гимнаст на канате, выискивая тончайший баланс меж силой безумного урагана, прочностью парусов и углом встречи с вражеским галеоном. Тот также разворачивался, но чуть медленнее.
- Проскочим, - кратко отрапортовал Рамон. - Но едва-едва...
- Левый борт, готовьсь! - скомандовал Швальбе, вытирая мокрое лицо. Вода стекала по усам, оставляя во рту соленый привкус, как будто ландскнехт напился крови. Гюнтер мимоходом подумал, что ему начинает нравиться море. Было нечто притягательное в безумной скачке по волнам. Природное колдовство против малефиков, буйство истинного ветра супротив поднятой со дна ужасающей твари. Если придется разбежаться с Дечином, возможно стоит поискать удачи в морской пехоте Испании ? На Средиземноморье кастильцы постоянно в деле - гоняют магрибских пиратов и прочую басурманщину...
Оставалось только, чтобы должным образом сработали "игрушки" Абрафо. Даже бесконечно далекий от морского дела Швальбе чувствовал, что паруса долго не выдержат. И когда первый из них хлопнет разорванным краем, запряженному Кракену лучше было бы уже сдохнуть. Гюнтер поймал себя на том, что ему даже не хочется представлять размеры создания, способного тянуть нагруженный галеон. А то ведь, затем придется думать - повредят ли хоть в малости такой громаде крошечные пороховые бомбы...
Молнии ударяли все ближе, вставая стеной света. Хотя солнце давно скрылось за горизонтом, было светло как ... нет, не днем. Сравнить это оказалось не с чем. Просто было очень светло так, что испытывай Швальбе пагубное пристрастие к чтению, то мог бы сейчас разобрать самые мелкие буквы.
Ланга таки вывел флейт, вписав корабль в идеальную кривую разворота. По правому борту мелькнул бушприт галеона - и остался за кормой. Вся носовая оконечность вражеского судна была опутана диковинной конструкцией из тонких цепей, связанных кожаными ремнями со множеством заклепок и узлов. Сбруя уходила под воду, натянутая, словно пучок струн, и оставляла бурный пенящийся след.
Гюнтер глянул за борт, невольно отшатнулся. Море отливало обсидиановой чернотой, отражая любой свет, как магическое зеркало. Однако в этой тьме проступили контуры чего-то невообразимо громадного. Тень в тени, тьма во тьме. Флейт подрезал галеон и проскочил над глубинным призраком, разворачиваясь левым бортом. Вода за кормой как будто вскипела, но флейт уже вышел за пределы досягаемости отца спрутов.
- Стекло! - скомандовал меж тем Абрафо.
Команда левого борта освобождала запалы на бочонках от стеклянных стаканов-предохранителей. Стекло - чтобы можно было следить за состоянием запалов и в случае чего, немедленно избавиться от опасного предмета. Под защитными склянками скрывались колбы из медной сетки с крошечными отверстиями. Сквозь дырочки просыпались мелкие белые крупинки и быстро таяли, растворяясь в соленой воде.
Швальбе кинул безумный взгляд на галеон, на тень, что оставалась за кормой, а затем на Абрафо. Теперь все зависело от оружейника, от его прикидки - как быстро вода растворит сахар в колбах, освобождая пружины с бойками из гвоздей. Мавр порылся в карманах своей овчины. От воды шерсть намокла и повисла неряшливыми клочьями, так что дородный Абрафо стал похож на темнокожего сатира. Оружейник достал из кармана старый деревянный компас и глянул на маленькое круглое стекло. Ощерился в злой ухмылке. Швальбе хотел было выругать мавра самыми скверными словесами, напоминая, что вообще-то сейчас рота на грани смерти. Однако не успел.
- Пошел левый борт!!! - громоподобный рык чернокожего оружейника перекрыл даже вой бури.
- Как скинут, перекладывай направо, - скомандовал Гюнтер капитану. Испанец молча кивнул, вцепившись в полированные ручки здоровенного рулевого колеса.
Ландскнехты с обильной и разнообразной бранью споро резали сети, рубили канаты, освобождая бочонки с лучшим порохом, замешанным на индийской селитре. Каждый требовалось отправить за борт - быстро, но вместе с тем нежно, словно кувшин с бесценным вином. Не дай бог потревожить запал с гремучей начинкой - и все. Абрафо вложил в каждую емкость балласт из чугунных чушек, тщательно рассчитав тяжесть, так что бочки шли на дно, однако не слишком быстро.
Флейт начал разворот вправо. Ничего не происходило. Абрафо стиснул кулаки и дал волю чувствам, выкрикивая бессвязные ругательства на турецком.
- Не свезло, - прошептал Гюнтер.
И тут флейт ощутимо тряхнуло. Почти сразу снова, затем в третий раз, и четвертый. За кормой поднялся пенный бурун, вслед ему последовали другие. Швальбе показалось, что галеон ощутимо дрогнул, словно упряжь крепко дернули далеко внизу, однако поручиться не мог бы, слишком уж все быстро происходило.
- Работает! Работает! - Абрафо приплясывал на мокрой палубе, разбрызгивая лужи воды. - Теперь ждем, правый готовьсь!
Тесаки и топоры замерли в готовности. Галеон меж тем приближался.
- Хорошо идут, узлов десять делают, - с ледяным спокойствием констатировал Ланга. - А то и все одиннадцать.
- Ждем! - орал мавр, для большей убедительности страшно вращая глазами и размахивая руками. - Ждем!
Кричали все, до последнего человека. Кто-то просто вопил от безысходного, нечеловеческого ужаса. Кто-то в голос молился, кто-то просто ругался. В основном брань чередовалась с молитвами в равных пропорциях. Громадный мечник Вольфрам вырвал из палубы свой зловещий инструмент и размахивал им над головой, призывая все кары небесные на головы нечестивцев с галеона.
- Давай!!! Бросай!!! - проревел оружейник, и топоры вновь застучали по дереву. Скользили под ногами резаные веревки, сами похожие на щупальца морской нечисти.
- Вольфрам, Отакар, сюда! - потребовал Абрафо, не дожидаясь, пока последняя бомба покинет борт. - Мортенсен, готовь вертельник!
Мелкий наемник, похожий на ученую крысу в треснувших очках, скользнул меж собратьев. В руках он сжимал изогнутый S-образный ключ, каким заводят пружины в больших музыкальных шкатулках.
Пока за бортом, на малой глубине грохотала вторая партия бомб, Мортенсен заводил детонаторы на здоровенных бочках из последней партии, один за другим. Здесь запалы были другими - чисто механические. Абрафо успел сделать лишь три и поставил их на самые большие бомбы, свой последний резерв.
- Ну, с Богом, - выдохнул мавр. Он присел на корточки, резко выдохнул, и одним рывком поднял над головой первую бочку, едва от нее отскочил Мортенсен. Бочка едва заметно жужжала - заведенная до упора спиральная пружина начала раскручиваться, готовясь разбить бойком стеклянный пузырек с гремучим зельем.
Отакар хотел было ехидно спросить, какого бога призывает на помощь магометанин Абрам, но промолчал и лишь примерился ко второй бочке, над которой уже колдовал Мортенсен с ключом. Вольфрам развел руки, как ярмарочный борец перед сшибкой, и приготовился принять третью бомбу.
- Машалла! - рыкнул Абрафо и метнул бочку за борт.
Отакар вздернул свою бомбу, переступил с ноги на ногу, едва не уронив ее, и с натугой гаркнул, швыряя убийственный снаряд. Искоса глянул на Вольфрама, которого терпеть не мог и с которым все время втихую соперничал - кто сильнее.
- Пусть сам Господь направит мою руку! - воскликнул немец, повторяя движения мавра - присесть, захватить бочку со стороны днищ, рвануть вверх из приседа на одном движении ног. Вольфрам покраснел, как вареный рак, с натугой выдохнул:
- На погибель морской нежити...
И третья бомба ушла под воду почти без всплеска.
- А теперь держи прямо, - сказал Швальбе Рамону почти спокойно, потому что главное было сделано. - Будь готов к тарану.
Последние слова ландскнехта Рамон пропустил мимо ушей, ибо не следует прислушиваться к явно помешавшемуся. Флейт вздрогнул. Три раза подряд - и Абрафо улыбнулся, несмотря на страх, что сковал ему сердце. Хитромудрые механизмы, придуманные второпях и сделанные едва ли не на коленке - сработали, как и было задумано.
Море завыло. Жуткий стонущий звук пронзил весь окружающий мир, поднимаясь из морской пучины. Он заставил задрожать каждую доску, каждый гвоздь, самую мельчайшую косточку в телах команды "Ангела". Это не был уже знакомый стон. похожий на голос исполинского кита. Нет, то был замогильный вой беспредельной ярости и настоящей боли. Что бы не скрывалось под черными волнами, бомбы не прибавили ему ни здравия, ни хорошего настроения.
- Достали, черт возьми, все-таки достали, - вымолвил Гюнтер, чувствуя, насколько же он в самом деле устал после суток бодрствования и сплошных подвигов.
- Мадонна свидетельница, - выдохнул Рамон, - теперь можно и в рай. Я видел в этой жизни все.
- Да ты не торопись, - хлопнул его по плечу Гюнтер, и Ланга только теперь понял, насколько все они вымокли. Одежда не просто пропиталась водой, она словно в саму воду обратилась, облегая тело как вторая кожа. Весьма неприятная кожа, прямо скажем - холодная и противно-липкая. Наверное, похожие мысли посетили и немца, так что Гюнтер попытался снять перчатку, но не смог.
Галеон за кормой флейта быстро отставал и вздрагивал, как будто его молотили по днищу громадными молотами. Раненый или просто взбешенный Кракен вышел из повиновения и обратил гнев на то, что оказалось ближе всего - на своих погонщиков. Корабль едва не выпрыгивал из воды, вокруг него ходили буруны, почти вровень с палубой. Бескостные щупальца морской твари не могли подняться над водой достаточно высоко, зато в своей стихии действовали с ужасающей силой, буквально разнося по доскам борта толщиной в полтора английских фута. А море продолжало выть и стонать, как будто все черти преисподней одновременно вопияли к небу о своей боли и страданиях.
- Давай по кругу, тарань эту посудину, - приказал Швальбе, и Ланга понял, что немец и в самом деле рехнулся. Разумеется, испанец не собирался исполнять указание, справедливо решив, что добрым христианам на сегодня хватит подвигов с избытком. Они и так совершили больше, чем положено самому героическому герою, и не следует испытывать долготерпение Господа сверх необходимого.
Несколько мгновений два капитана мерялись взглядами. Швальбе явственно прикидывал, сумеет ли он сам крутить штурвал так ловко, чтобы править флейтом, не разломав его. Ландскнехт положил руку на рукоять шпаги, и Рамон Ланга отчетливо понял, что сейчас скорее всего умрет. Но как подобает истинному кастильцу, лишь усмехнулся в глаза смерти. Плюнуть ей в рожу не успел, потому что Гюнтер очень тихо (на самом деле громко, однако на ветру казалось, что он шепчет) сказал:
- Они обрубают упряжь. Если спрут их не утопит, поднимут паруса и уйдут. Может потонут, а может и нет. Их нельзя выпускать. Ни за что. С тобой или без тебя, но мы возьмем их на абордаж. А если без тебя - значит, ты не все увидишь в этой жизни.
Ланга все-таки сплюнул, но на палубу. Негоже так поступать моряку, но вокруг было столько воды, что еще от пару капель вреда явно не случится.
- Паруса не выдержат, - отметил испанец, с прищуром оценивая расстояние до галеона. - Скажи своим, пусть готовятся рубить мачты по команде.
- Мирослав, готовь третью хрень! - крикнул Гюнтер. - Братва, к мачтам и рубить по команде под корень!
- Курвяча матка... - непонятно отозвался колдун, и слова его были далеки от смиренной молитвы.
Вольфрам же снова воздел к огненному небу свой меч и прошептал:
- Господи, сначала мы карали малефиков, затем отправили в бездну морского демона, а сейчас будем рубить пиратов и человекоубийц. Столько счастья в один день, я этого недостоин, и склоняюсь в смирении.