- Сядьте! – адмирал указал на кресло и, подойдя к иллюминатору, на несколько минут замолчал. Мурзин терпеливо ждал решения.
- Предположим, что я допускаю возможность вам поверить, - наконец заговорил Эссен. – Чего вы хотите?
- Николай Оттович, грядёт война. Долгая война, страшная  война. В моём мире она закончилась для России катастрофой. С вашей помощью я надеюсь изменить её ход, спасти страну и народ от тех ужасов, которые их ожидают. Повторяю: прошу подвергнуть меня аресту и дождаться начала июля.
- Да? – неожиданно весело посмотрел на своего собеседника командующий. – Вы хорошо устроились, Александр Васильевич! Позвольте мне уже по привычке называть вас именно так – вы свалили мне на голову некоторую совершенно невероятную фантасмагорию, связали меня словом, и хотите отсидеться под арестом пока я с этим буду почти две недели жить? Чтобы я оказался в бедламе раньше вас? Нет уж, голубчик, теперь рассказывайте. Не менее часа рассказывайте – если вы сказали правду, то для вас это не составит труда, а если всё-таки лжёте, то даже самой изощрённой фантазии не хватит, чтобы не попасться на противоречиях в самые же первые минуты. Я слушаю!
Вот это да! То бишь, есть шанс? Выслушает??
- Знаете, Николай Оттович, - после десятисекундного раздумья решил Мурзин, - я, пожалуй, освобожу вас от слова, которое вы дали. Вскрывайте конверт и читайте. Орфография будет не совсем привычна – так пишут в моё время, но общий смысл поймёте.
- Да? – удивился Эссен. – Благодарю! Не премину воспользоваться вашей любезностью.
Несмотря на то, что в голосе адмирала сквозила открытая ирония, он подошёл к сейфу, открыл его, извлёк конверт… Было видно, что любопытство так и бушует в старом морском волке – конверт он распечатал даже до того, как снова запер дверцу сейфа.
- Действительно странно написано… А почему карандашом?
- Я плохо умею пользоваться перьевой ручкой – у нас давно уже другие.
- Ладно, подождите… - командующий углубился в чтение.
Для того, чтобы пробежать текст глазами достаточно было и минуты, ладно, учитывая непривычные в начале двадцатого века стиль и грамматику – двух. Но вот осмысление требовало времени… А осмысление явно происходило – не то что лицо, даже лысина Эссена побагровела.
- Ну, предположим… - командующий смотрел на лжеКолчака отнюдь не по-доброму. – кстати, достаточно убедительно и не противоречит логике. А можно полюбопытствовать: Как и когда умру я? Если этого нельзя изменить, то не отвечайте.
- Это можно изменить, поэтому отвечу…
- Ещё одна оговорка, - забеспокоился адмирал. – Если спасение моей жизни связано с нарушением воинского долга или чести вообще – приказываю молчать!
- Ну что вы, Николай Оттович, я бы и не позволил себе открывать вам ТАКОЕ будущее. В моём мире вы умерли весной следующего года от воспаления лёгких. Поэтому, очень вас прошу: что бы не произошло со мной – берегите себя. Хотя бы от такой, нелепой для боевого моряка, смерти.
- Стоп! – Эссен дышал тяжело, и Александр начал всерьёз беспокоиться, не разобьёт ли командующего Балтийским флотом удар прямо сейчас…
- Александр Васильевич, я принял решение.
- Подчиняюсь ему без возражений, - наклонил голову Сашка.
- Вы отправляетесь под арест…
- Слушаюсь!
- Не перебивайте! Под домашний арест. Ваша семья в Сестрорецке? На даче?
Да хрен его знает, где она…
- Не знаю, ваше превосходительство.
- Я знаю – там. Вот туда вас и доставят. Поклон супруге от меня лично. Считайте себя арестованным. Когда вы мне понадобитесь – вам сообщат.

Глава 3. Про Любовь…

«Лейтенант Бураков» доставил флаг-капитана на место. Вельбот с четырьмя матросами и мичманом подгрёб к деревянному пирсу.
- Спасибо, братцы! – поблагодарил гребцов «Колчак», - Спасибо, Николай Евгеньевич! – это уже мичману.
- Хорошо отдохнуть, Александр Васильевич! – крикнул мичман с отходящего от пирса вельбота.
- Рад приветствовать ваше высокоблагородие, - поклонился встречающий на пирсе матрос.- Разрешите вещички принять?
Вещей у Александра было всего-ничего – пара портфелей, но если матросу не дать поднести… Да фиг его знает… Пусть хоть один поднесёт.
- Этот возьми! – Мурзин сам презирал себя в данный момент – ну не привык он требовать от кого-то выполнять работу, которую и самому сделать совсем не сложно.
Хотя на тральщике, в пору службы срочной, имелся у них мичман Чехлов, который даже килограммовую ношу считал перенести ниже своего «звёздопогонного» достоинства, если в обозримом пространстве наблюдался хоть какой-нибудь матрос.
- Пошли, что-ли? – повелительно-вопросительно обратился «Колчак» к матросу.
- Так только вашего приказа и ждал, - пожал плечами парень, и потопал по доскам пирса…
- Саня! – из-за подстриженных в лучших традициях Лувра кустов навстречу вышла женщина невероятной красоты. – Тебя Николай Оттович отпустил к нам? Надолго?
Нет, Софья Фёдоровна Колчак, конечно, не была «сногсшибательной и ослепительной», тем более, что в то время выглядеть таковой женщине тридцати восьми лет возможностей двадцать первого века не предоставлялось. Но Александр поневоле залюбовался высокой фигурой, высокой же и очень тонкой талией, очень милым лицом с огромными глазами – она не ослепляла, она завораживала. Заворожила с первого взгляда…
Да и вообще никогда не понять, чем покоряют нас, мужчин, женщины. Ну, ведь не только своей «анатомией», это точно – иногда видишь перед собой ну просто идеал, классику красоты, а ничего не шелохнётся в душе. А в другой раз – ну просто никакая вроде бы. Что по фигуре, что по чертам лица - ну ни разу не укладывается в стандартные параметры, но столько в ней женственности, столько грации, такая она гармоничная, что у любого мужика при одном только взгляде полное обожание на лице и непреодолимое желание обнять, прижать к себе и грозно зыркать по сторонам, чтобы больше ни одна особь мужского пола приблизиться не смела…
- Сааш, очнись! – жена подбежала и обняла своего мужа. «Колчак-самозванец» не мог не ответить тем же. Господи, каким нежным и хрупким чувствовалось её тело при этом недолгом объятит!
- Здравствуй, Сонечка! Извини, что без предупреждения, но всё случилось так неожиданно…
- Что-то случилось? – отпрянула супруга. – Что?
- Ничего особенного, - попытался придать своей физиономии нейтральное выражение лжемуж. – Где Славка?
- Спят после прогулки. И Слава, и Маргарита. Ты проголодался?
- Нет, спасибо. Пару часов вполне себе обойдусь.
- Так что случилось? – на лице жены читалось нешуточное беспокойство. – И не надо меня обманывать, я не первый год за тобой замужем. Если бы «ничего особенного», то твой Эссен тебя бы к нам не отпустил.
- Да… Стыдно сказать – свалился за борт при коордонате. И головой ещё при этом приложился. Вот на обледенелой палубе в Северных морях или в Артуре ни разу не поскальзывался, а тут… Извини, Сонечка, иногда амнезия теперь случается, так что не удивляйся, если чего-то не вспомню…
- Господи! – всполошилась жена. – Сейчас как себя чувствуешь? Пойдём в дом!
- Да пойдём, конечно, - Колчак поднял с земли портфель, стоявший поодаль матрос поспешил поднести ему второй. Его немедленно подхватила Софья.
- Дорогая, я себя уже очень хорошо чувствую, - возмутился Александр. – Уж два портфеля-то я донести до дома способен. Спасибо, братец! Можешь возвращаться на эсминец.
Дача совсем не напоминала то, что обычно представляют в качестве места отдыха «Кровопийцев народных тех времён» - капитан первого ранга арендовал для  своей семьи на лето одноэтажное строение в четыре комнаты: спальня, детская, столовая и комната прислуги, вернее, комнатёнка. Плюс кухня и санузел.
- Кофе будешь?
- Спасибо, родная, выпью, пожалуй. Ты со мной?
- Что «с тобой»? – не поняла жена.
- Кофе выпьешь, - улыбнулся Колчак-Мурзин. – Составишь компанию?
- Конечно. Потерпи десять минут. Можешь покурить пока на террасе.
- Я не курю…  Уже пять дней, - поспешил поправиться Александр, увидев удивлённое лицо жены. – Надеюсь бросить совсем.
- Саня, - супруга была просто ошарашена, - ты серьёзно? Выдержишь?
- Постараюсь, солнышко – не так это и трудно, оказывается. Я жду свой кофе и свою жену!
Пока Софья кулинарствовала, Сашка попытался попридумывать ещё хоть что-нибудь, чем сможет помочь Флоту и России в грядущей войне. И кое-что надумал: глубинные бомбы – идея-то проста как блин. Бочка с взрывчаткой и взрыватель срабатывающий при определённом нажиме. Технически, конечно, повозиться придётся, но, главное, принцип – и уже в первые годы войны эсминцы будут не просто палить по вражеским субмаринам совершенно неэффективными и дорогими ныряющими снарядами, а проходя над местом предполагаемого нахождения подлодки, сбрасывать на неё десятки, а то и сотни килограммов взрывчатого вещества, которое превратится в стремительно расширяющиеся газы на заданной глубине. И они шибанут гидравлическим молотом по пока ещё очень слабым корпусам немецких лодок…
- С кардамоном, как ты любишь, - вышла на террасу супруга с подносом. – Коньяк к кофе не предлагаю – рановато пока, но булочки Тереза Генриховна испекла сегодня чудесные. Ещё тёплые, попробуй!
Аромат от кофейника распространялся действительно очень приятный, и не совсем привычный. Ну что же – попробуем с кардамоном.
Оказалось на редкость вкусно. А булочки, хоть Мурзин уже давно весьма прохладно относился к всевозможным мучным изделиям за исключением просто хлеба, были чудесны.
- Саня, в самом деле всё в порядке? – обеспокоено посмотрела на мужа Софья Фёдоровна.
- Всё хорошо.
- Не скажешь по тебе – мрачный, задумчивый. Всё-таки в семью вернулся. Две недели не виделись. Мог бы хоть изобразить радость.
- Сонечка, милая, я действительно очень рад тебя видеть. И детей обнять не терпится, но не будить же их? И мы будем все вместе ещё целую неделю как минимум…
- Вот это-то меня как раз и удивляет в первую очередь, - жена пристально посмотрела на Колчака. – Я не первый год за тобой замужем. И если Николай Оттович отпустил тебя летом на целую неделю к семье, то значит, произошло что-то очень серьёзное. Что?
- Ну да, блин! – чуть ли не матернулся про себя Сашка: «У тебя там не закрытый, а открытый перелом!..»
- Папа! – спас положение звонкий мальчишеский голос.
В дверном проёме стоял мальчишка лет четырёх-пяти, и спросонья щурился на летний день.
- Славик! – вскочил ему навстречу Колчак. – Иди ко мне!
Пацанёнок взвизгнул от восторга и затопал босыми ногами по дощатому полу. Несколько секунд, и он повис на шее у отца.
- Ну, здравствуй, сынок!
- Здравствуй, папочка, а когда мы поедем кататься на лодочке, ты обещал, что когда приедешь, то покатаешь меня! – никаких пауз в этой фразе не было, ребёнок выдохнул её за раз. Вероятно, «оригинал» дал своему сыну слово по поводу морской прогулки при прощании, и тот ждал исполнения этой маленькой, но такой заветной мечты всё это время.
- Конечно, покатаю! – благо, что Александр прекрасно помнил, что рядом с пирсом, к которому приставала шлюпка с «Буракова» имелся какой-то прокат лодок.
- Только после обеда, Слава, - вмешалась мать. – Покушаешь и поедем. Рита проснулась?
- Мамааа! – из дома в качестве ответа донёсся ещё один детский голосок.
- Ну вот и наша спящая красавица очи свои открыла, - улыбнулась Софья. – Пойдём к ней?
Маргарите Колчак уже минуло полтора года, то есть как бы говорить она уже начала, но несведущий человек в её языке разбирался с трудом.
- Ись – папа писёй! – радостно прощебетала кроха, вскочила в кроватке и, лучезарно улыбаясь, протянула руки к отцу. Что означало «ись» Александр не понял, но немедленно подхватил на руки кучерявого ангелочка, который просто светился от счастья.
- Здравствуй, доченька, как поспала?
Просто удивительно, до чего приятно пахнут маленькие дети. Даже когда они едят не только молоко и прочие до невозможности диетические продукты. Колчак просто зажмурился от удовольствия, вдыхая запах детской кожи, когда прижал к себе девочку.
- Хассе пая, - мурлыкнула дочь, крепко обхватывая нежными ручками папину шею. - Пи-пи!
- Ну, тогда иди к маме, - протянула руки Софья. – Давай, давай! Папа никуда не денется, пойдём со мной «пи-пи».
- Папа! – просто удивительно как быстро меняются детские эмоции и выражение милых мордашек вместе с этим. Крошка, кажется, уже была готова расплакаться.
- Мне с тобой нельзя, доченька, - улыбнулся Александр. – Но я тебя жду здесь, обещаю!
- Добрый день, Александр Васильевич! Не ждали вас, - в дверях появилась достаточно миловидная женщина лет пятидесяти. Надо полагать, та самая Тереза, которая испекла те самые булочки к кофе. Говорила дама с лёгким акцентом, но настолько лёгким, что совершенно невозможно было понять, какой язык для неё родной – немецкий, польский и ещё какой-то. Явно не французский.
Рядом с нею на полу стояли две небольших корзинки, из которых торчало столько всевозможной зелени, что казалось, будто укроп, петрушка, лук, кинза и всякая прочая флора собирались устроить фейерверк из своих листьев и побегов. Явно на какой-нибудь местный рынок ходила за припасами…
- Здравствуйте, Тереза Генриховна! – рискнул Александр назвать имя. Не ошибся.
- Какими судьбами к нам?
- Неисповедимы пути морского офицера. Буду вашим гостем ещё как минимум неделю.
- Очень рада. Обед через полчаса. Ничего особенного не обещаю, но на ваших кораблях этим вряд ли угощали.
- Интригуете? А чем?
- Интригую, - улыбнулась в ответ экономка. – Поэтому не скажу. А где Софья Фёдоровна?
- Вышла с Марго по женским делам, - улыбнулся каперанг.
- Понимаю. Тогда вам, Ростислав, придётся помочь женщине принести продукты на кухню.
Александр, мазанув взглядом по корзинам, интенсивно захотел возразить, что пятилетнему ребёнку, пусть он даже и представитель мужского пола, ни одну из них не уволочь. Но сын, до этого времени молча державшийся за папину штанину, бодро затопал к Терезе, внимательно рассмотрел содержимое ближайшей корзины, цапнул оттуда пучок редиски, и гордо понёс его на кухню.