III
В море близ Одессы
Минный крейсер «Казарский»
Л-т Иконников
- Англичане хотят повторить то, что делали в апреле пятьдесят четвертого. - заметил Иконников. - Выстроятся двумя линиями и будут бить по городу и судам в Практической гавани. - Англичане хотят повторить то, что делали в апреле пятьдесят четвертого. - заметил Иконников. - Выстроятся двумя линиями и будут бить из корабельных пушек по городу и судам в Практической гавани. Вон их там сколько...
- Ввряд ли они будуь высаживать  десант. - кивнул штурман. - Кораблей сейчас поменьше, много ли на них войск?
Лейтенант Климов был переведен на «Казарского» с корвета «Андромаха». В апреле прошлого года этот корвет пришел в Одессу сразу после набега англо-французской эскадры, команда помогала тушить пожаров в порту и городе.
Штурман поднял к глазам бинокль. Отряд держался к весту от британской эскадры, так что силуэты фрегатов отчетливо рисовались на фоне светлеющего неба.
- Головным идет паровой линкор. Скорее всего - «Дюк оф Веллингтон, он почти не получил повреждений при Варне. За ним в кильватере  два  колесных фрегата, и еще три, парусных.  Замыкают ордер два парохода, у них на буксирах какие-то лоханки, никак не разберу.
Ползут медленно, едва-едва делают шесть узлов.  А в охранении что?
- На траверзе, ближе к нам - паровой корвет, еще три или три парусных шлюпа впереди и по сторонам от ордера.
- Негусто. И транспортов нет. Похоже вы правы, Михаил Михайлович, десанта можно не опасаться.
- Под Одесе сейчас шестнадцатая дивизия, - отозвался штурман.  - и англичане наверняка об этом знают. Стоит сунуться на берег - суздальцы с владимирцами их встретят, приходи кума любоваться!
После того, как войска союзников в Крыму сложили оружие, два полка дивизии генерала Кривицкого, Суздальский и Владимирский, были переброшены морем в Одессу, на усиление Дунайской армии Горчакова. Остальные части, Углицкий пехотный и егерский Великого князя Михаила Николаевича вместе с приданными казачьими полками следовали на соединение с дунайцами сухим путем. А в скором времени в Одессу собирались перебросить  часть спешно формируемой в Евпатории ударной бригады. Потому и послали отряд Иконникова на рекогносцировку. 
Не зря, как выяснилось, послали...
- Итого - десятка полтора  вымпелов.  - подвел итог Климов. - Один линейный, паровой, три парусных фрегата, два колесных, четыре шлюпа. Только вот с каракатицами, что они волокут в хвосте ордера... Александр Алексеевич, нельзя ли поближе?
Иконников задумался.
- Могут засечь с корвета. А, впрочем, бог с ним. Разглядеть нас на темной стороне горизонта нелегко, силуэты низкие. Да и не достанут, если что, из своей мелочи.  Водяницкий? - крикнул он в переговорную трубу.
В ответ невнятно буркнуло.
- Вели своим духам, не слишком шуровать в топках. Пойдем на малых оборотах, не дай бог, будут факела над трубами - шкуры спущу! 
***
- Вот это сюрприз!  - удивлялся Климов. - Броненосные батареи, сразу две!
- Они, родимые. - подтвердил Иконников. - По Морскому корпусу помню - после октябрьской бомбардировки Севастополя император Наполеон приказал заложить  пять штук. Три - «Девастаьон», «Лэв» и «Тоннат» - участвовали в разгроме Кинбурна. Выходит, достроили раньше срока?
- Выходит, так. Наполеона III-го сейчас со всех сторон шпыняют за крымское позорище. Вы ведь видели последние газеты?  Во Франции неспокойно, в Париже мятеж, чуть ли не уличные бои. Может, император решил подправить с помощью этих утюгов свою репутацию? Какая-никакая, а все же победа.
- Непонятно только, зачем их волокут  к Одессе? Крепости, как в Кинбурне, здесь нет, береговые батареи - старье. Чего ради стараться?
- Никак не забудут полученных в прошлый раз  тумаков. - усмехнулся Климов. - Я сам видел остов «Тигра» на отмели, да и другим крепко досталось. К тому же они пуганые после Варны, вот и дуют на воду, обжегшись на молоке.
- Что ж, тем лучше. Если бы не эти бронекорыта, англичане еще вчера были бы у Одессы. Юнкер Штакельберг! Вызывайте «Котку», имею передать приказ.
Через несколько минут корабли разошлись. «Котка», развив пятнадцать узлов пошла в обгон британского ордера, нацеливаясь на головной «Дюк оф Веллингтон». "Казарский" же  подкрадывался на семи узлах с кормовых румбов, намереваясь выйти в атаку на французские броненосные батареи.

I
В море близ Одессы
Минный крейсер «Казарский»
Лейтенант Иконников
Из трубы клубами валил жирный угольный дым.  Пелена его разрывалась, дымные клочья уносило за корму, и было видно, как они низко стелились по волнам.  Минный крейсер, накренившись на правый борт, описывал циркуляцию на «полном вперед». Иконников оглянулся. Минеры возились у аппарата; дальше, у кормового орудия,  стоял с биноклем в руках лейтенант Климов. Форштевень с глухим шипеньем резал воду, ритм винтов отдавался в  подошвы  биением великанского сердца.
«Почему французы не стреляют? Дистанция всего ничего, миля с четвертью. Тьфу, пропасть,  все время вылетает из головы, что здесь за пушки...»
Что ж, тем лучше. Иконников развернул дальномер, припал к кожаным наглазникам. В круге скачками понеслась тусклая вода, мелькнул и пропал низкий борт броненосной батареи. Удержать ее в поле зрения было нелегко, мешала тряска. Иконников оторвался от дальномера, вскинул «Цейсс». Далеко за линией чужих кораблей проступал в рассветной мгле высокий берег, на его фоне чернели бесчисленные мачты в Практической гавани.
На Черном море все обожают Одессу, подумал Иконников. Молиться готовы на нелепую лестницу, каштаны, бронзового идола в дурацкой тоге. Он терпеть не мог этот городишко, с его вечной вонью жареной рыбы, пылю, суетой, кофейнями, греками, лапсердачными евреями, бессарабскими селянами в постолах и соломенных шляпах. Один сплошной привоз: жулье, ворье, потаскухи, гешефтмахеры в потных манишках, с черными от грязи ногтями, липкий местечковый говорок, которого век бы не слышать. А уж шуточки - за каждую так и заехал бы по зубам...
Но сейчас это дела не меняет. Никак.
«Близко, мать их так! Четверть часа такого хода - и англичане начнут бомбардировку...»
- Машинное, держать обороты! Салотопов, на дальномер!
- Господин лейтенант! - раздался мальчишеский голос. Юнкер Штакельберг.
- С «Котки» передают - пустили торпеду, видели попадание, взрыва нет. Запрашивают указаний.
Иконников в сердцах выматерился. Как же, попадание! Влупили в белый свет, как в копеечку!
Хотя, может и правда? У них толком не было времени проверить торпеды. Черт знает, сколько они пролежали на минных скдладах в Севастополе? Вполне могло и не сработать...
Теперь гадать поздно. Из двух торпед осталась одна, та, что лежит в аппарате «Казарского». Малокалиберками эскадру не задержать, особенно это броненосное корыто.  Древность, конечно, похлеще североамериканской «Виргинии», но на дистанции в полторы мили, пожалуй, выдержит...
И в этот момент плавучая батарея окуталась клубами дыма. Мгновением позже до мостика долетел низкий рык, вода вокруг минного крейсера вскипела от падающего чугуна.
«Хорошо  стреляют, черти! С первого залпа, считай, накрытие. Сколько у них время перезарядки - минута, полминуты? А, черт, не помню...»
- Правая на реверс!
Иконников отпихнул плечом рулевого и сам стал к штурвалу.
- Обе полный вперед!
Он бросал корабль  из стороны в сторону; батарея снова ударила залпом, прямо по носу выросли низкие всплески. Отвратительно взвизгнуло над головой, сзади послышался мокрый шлепок, будто кусок сырого мяса с размаху бросили на железный стол. Лейтенант обернулся: рулевой, с которым они поменялись местами,  валялся в луже крови, конечности мелко  подергивались. Головы у него не было.
Можно было пустить торпеду и с полутора миль, не подставляясь под огонь. Но и вероятность промаха вырастет многократно - Иконников не обольщался насчет выучки своих минеров.
А торпеда всего одна. Промахнуться никак нельзя, вот и приходится подставляться под французский залп.
- У аппарата, товсь!
Минер завертел штурвальчик, вскинул руку - «готово».
- Салотопов, руби дистанцию до броненосца!
- Четырнадцать кабельтовых, вашбродие!
-Пли!
Длинное масляно-стальное тело выскочило из трубы, облачко дыма от вышибного заряда унесло к корме потоком воздуха. А торпеда уже шла, волоча за собой пенную дорожку, точно в бок броненосной махине.
«...девять... восемь... семь...»
На счете «три» грохнуло. У низкого борта выметнулся выше мачт столб воды с гнойно-желтым дымом. Стрельба сразу прекратилась, только из головы британского ордера неслись сочные «бабахи» пексановских орудий.
Штакельберг!
- Я, Александр Лексеич!
- Радио на «Котку»: «Отойди на две мили к весту, занять место в ордере».
О плавбатарее можно забыть. Она еще держится на воде, но после торпеды в борт у французов нет ни единого шанса. Как, впрочем, и у любой здешней посудины.
«Эх, жаль на «Котке сплоховали...»
Иконников взглянул на часы. Четыре - двадцать восемь. Совсем рассветлелось, над  морем летел редкий туман, маслянистые волны прокатывались почти вровень с палубой. В такт их толчкам  справа, на крыле мостика что-то металлически скрежетало. Лейтенант покосился - так и есть, железные стойки, снесенные, видимо, тем же ядром, которое убило рулевого, повисли на  обрывках лееров и с размахами качки скребли по обшивке.
- Вахтенный, на мостик! Прибрать немедленно!
Убитого сволокут вниз, наскоро замотают парусиной и принайтовят на машинном люке, чтобы не мешался под ногами. Крошечный «Казарский» - это не броненосец, бани, куда во время боя стаскивают мертвые тела, здесь нет.
- Боцман, осмотреться, доложить о повреждениях! Машинное, держать три четверти!
Лейтенант Климов поднялся по короткому трапу и встал рядом с командиром. Иконников заметил, что севастополец старается не попасть ботинком в кровяную лужу на железе.
- Вахтенный, что за кабак? Окатить палубу, живо поворачивайся!
И чуть посторонился, давая место матросу с брезентовым рукавом брандспойта. Климов суетливо попятился от струи воды, смывшей красное за борт, в низкие волны.
- Михаил Михайлович, надо повторить атаку. Торпед у нас больше нет, снаряды - старые чугунные французские гранаты. В каждом по фунту пироксилина, взрыв пустяковый, осколков, почитай, нету вовсе.  В деревянном надводном борту дырок понавертим, но чтобы под ватерлинию угодить - это вряд ли, будут рикошеты от воды.  Что посоветуете? Я в этих посудинах не очень-то разбираюсь.
Мичман задумался.
- Можно попробовать разбить пароходам колесные кожуха, тогда они сразу лишатся хода.  А если снаряд не разорвется на каркасе и пойдет дальше, в борт - не страшно, за кожухом как раз машинное. Залетит туда - наделает бед. Потопить не потопит, а вот застопорить - это запросто. 
За кормой  дважды квакнул ревун.
- Вашбродие,  «Котка» пишет: «Следую за мателотом»! - заорал Солодовников.
- Передавай: «Держать дистанцию три кабельтовых». - крикнул в ответ  Иконников. - Так говорите, по кожухам? Комендоры у меня, Михаил Михайлович, неопытные. Они из этих пушечек ни разу в бою не стреляли. Половина сухопутные батарейцы, остальные и вовсе только-только к орудиям приставлены. Чтобы прицельно лупить по колесам, придется сближаться кабельтовых на семь, не больше. Иначе только снаряды зря разбросаем.
- Семь кабельтовых - это дальняя картечь, крупная. - тихо сказал Климов. -  У пароходофрегата десяток тяжелых орудий в бортовом залпе, плюс карронады на шканцах и полубаке. Солоно придется, Александр Алексеич, без прикрытия-то...
А ведь верно, подумал Иконников. да деревянных линкорах борта в полтора фута мореного дуба. такую преграду не то что картечь - не всякое ядро пробьет.
- Ничего, - улыбнулся он штурману, - бог не выдаст, свинья не съест.
Севастополец пожал плечами, Лицо у него было бледное, все в бисеринках пота.
«А вроде  и не жарко...»
- Сигналец, пиши на «Котку»: «Делай как я!»
- Слушаю, господин лейтенант!
- Радио на «Алдмаз»: - «Потопил торпедой броненосец, веду бой!»
- С «Котки» отвечают: «Ясно понял»
Лейтенант оглянулся на Солодовникова. Правая рука у него висела на груди, наскоро примотанная сигнальным флагом. На белой ткани расплывалось кровавое пятно.
- Эк тебя, братец... - пробормотал Иконников.
На мостик забрался боцман и скороговоркой стал перечислять повреждения, нанесенные французскими ядрами. Несколько вмятин в борту, разбило ялик, помяло раструб машинного вентилятора. Считай, пронесло.
- Всем надеть спасательные пояса.  Боцман пробегись, проверь!
- С «Алмаза» радируют, - крикнул из люка юнкер. -  «Готовимся поднимать гидропланы». Через час будут над вами.
До минного крейсера донесся приглушенный расстоянием хлопок. Потом еще один, и загрохотало по всей линии.
«Странно, почему не видно дымов по бортам?»
- Александр Лексеич! - отчаянно закричал Климов. - Неприятель открыли стрельбу по судам в гавани и берегу!
«Целый час! Плохо дело...»
- У орудий стоять! Солодовников, поднять сигнал: «Веду бой»!

III
Близ Одессы
Куяльник
А. Митин
- Раз-два, взяли! Еще раз - взяли! Подальше вытаскивай, а то первым же ветерком унесет, лови его потом! 
Поплавки «Финиста» нехотя выползли на отмель. «Бурлаки»  направились к следующему гидросамолету,  а Эссен привязал трос за стойку и побрел к берегу. Здоровенные, наглые, как московские голуби, чайки  тысячами облепившие прибрежную полосу, разлетались, давая дорогу командиру авиаотряда. Лениво, нехотя, словно понимали, что не станет ловить их человек, по колено проваливающийся черную, как смертный грех,  грязь.
Грязь, между прочим, не простая, а   чрезвычайно полезная для здоровья, ухмыльнулся Андрей. Недаром лет через тридцать здесь вырастет знаменитый «Куяльник» - первый в России грязелечебный курорт. И ростки грядущего великолепия уже пробиваются - недалеко от берега стоят какие-то домики дачного облика, рядом с ними то ли сарай, то ли барак. Это, надо полагать, и есть те самые «заведения», которые  по инициативе одесского градоначальства возвели здесь в 1833-м...
Эти полезные сведения сообщили Андрею двое малолетних рыбаков из соседнего хутора. Мальчишки собирались домой, когда  с неба в воду один за другим плюхнулись три «Финиста». Разумеется, рыбалка была тут же забыта. Мальцы сначала наблюдали за пришельцами из-за песчаного холмика,  но, услыхав русскую речь и разглядев Андреевские флаги на гидропланах, осмелели и подошли знакомиться. В ход пошли сначала сувениры (за них отлично сошли стреляные гильзы из брезентовых мешков-гильзосборников), а потом и шоколадки из бортовых НЗ.  Через несколько минут самый мелкий, побежал с известием «до хутора», а остальные полезли в прибрежный ил, помогать "летунам". 
Андрей, на правах старшего по возрасту и званию, был избавлен от оздоровительных грязевых процедур. Взамен этого ему было предложено нести боевое охранение, для чего они с Эссеном вытащили из кабины ПКМ бортстрелка. Вот он, стоит, растопырив сошки, в траве, словно диковинное насекомое.
Следует признать - на караульную службу майор ФСБ Митин откровенно забил. Вместо этого он подавал молодежи дурной пример - грелся на солнышке  и наблюдал, как  перемазанные с ног до головы авиаторы  вместе с голоштанными волонтерами вытаскивают на отмель свои  «Финисты». Да и чего, скажите на милось, опасаться  здесь, в бессарабской степи, где со времен суворовских походов не было замечено ни одного супостата? Англичане с французами - и не те сумели высадиться, а разбойников-крымчаков в этих краях отродясь не видали уже лет сто...
Эссен, привязал причальный конец к чахлому полынному кустику, подергал - держит надежно.  Покосился на манкирующего своими обязанностями Андрея, но смолчал, видимо, ему самому не слишком-то верилось в неведомого врага, который вот прямо сейчас появится из жаркого  марева на горизонте. Лейтенант забрался в кабину «тройки»,  и оттуда немедленно понеслись   треск, шипение и прочие эфирные звуки, сопровождающие обыкновенно настройку рации.
Андрей немного послушал, улегся на песок, закинул руки за голову. Когда он вот так лежал и бездумно смотрел в небо? Уж точно, не меньше года назад. Первый Перенос, возвращение, подготовка спасательной экспедиции - валяться на солнышке было решительно некогда.
Он сам не заметил, как уснул. Разбудил его смех, звонкий и, несомненно женский. Хуторянки - старшей было никак не больше двадцати, -  приехали на телеге, запряженной парой рыжих лошаденок, и принялись сгружать наземь корзины, глиняные, замотанные тряпицами, глечики, расстилать на траве вышитые то ли скатерти, то ли полотенца. Андрей с восхищением взирал на это изобилие, а девушки тем временем беззаботно щебетали с авиаторами - молодые, ладные, крепкие, так и хотелось назвать их «селянками». Вышитые малороссийские рубашки, платки, юбки, подоткнутые так высоко, что до самых колен открывают загорелые ноги.
«Да, братцы, это вам не викторианская Англия с ее строгостями. Так бы и смотрел, не отрываясь...»
Хуторские мальчишки (теперь из было втрое  больше) облепили поплавки гидропланов.  Андрей даже с такого расстояния слышал, как они упрашивают «дяденьку летуна», чтобы тот позволил забраться в кабину. Пастораль. «Авиаторы на пикнике с селянками». Жаль, нет поблизости хоть самого завалящего живописца...
Однако, пора и о делах подумать.
Андрей встал, старательно закатал выше колен бриджи (с некоторых пор он предпочитал костюмы начала ХХ века), взвалил на плечо ПКМ и побрел к «Финисту». Эссен высунулся навстречу из открытой двери кабины:
- Андрей Геннадьич, с «Алмаза» передают: сдавшихся британцев зацепили на буксир и тянут в порт. Бутаков с «Херсонесом» на подходе,  через час могут прислать «эмку» с газойлем. Я ответил что не надо, у нас еще есть. Сейчас вот, пообедаем, да и полетим.
Андрей поправил пулемет на плече и расположившихся на пленэре авиаторов.
- Куда спешить-то, Реймонд Федорыч? У Зарина сейчас и без нас забот хватает. Вот разберутся с трофеями, встанут на рейд - тогда уж и мы. Кстати, что там на «Казарском», не в курсе? Все целы?
Эссен ответил не сразу.
- У Иконникова двое убитых и пять раненых. А с «Коткой» дело совсем худо: Иконников попытался дотянуть ее до мелкой воды, но не успел, потопла.  Им пексановская бомба пробила борт и разорвалась в  машинном. Разворотило котел, кочегаров, машинистов, обварило, на палубе тоже есть побитые. Охотин, слава богу, цел. Раненых забрали на «Алмаз», теперь вся надежда на вашу медицину.
Андрей ощутил мгновенный укол совести. Они тут принимают грязевые ванны, на солнышке греются, закусывают, любуются икрами селянок, а там... Ему доводилось видеть людей, обваренных перегретым паром. Давно, еще на срочной, у них в части взорвался отопительный котел,  пострадали три человека. Андрею еще являлись в кошмарах  уродливые белесые пузыри, покрывающие почти все тело, лоскуты кожи, слезающие с багрового мяса, вопли, не стихавшие, пока не прибежал, наконец, фельдшер со своим шприцем...
Веселье на берегу стихло. Авиаторы услышали слова командира - и теперь поднимались, отряхивали с галифе песок -  серьезные, враз посуровевшие.
- Сколько кораблей взяли? - спросил он, чтобы переменить тему. Война есть война, без потерь на ней не бывает, и кто  знает, чья теперь очередь?
- Буксирный пароходик, два колесных фрегата, один парусный. Еще два и уцелевший французский утюг пытались отстреливаться, но  «Живой» их быстро приголубил. Плавбатарею  торпедировал,  а фрегаты так исколотил гранатами, что  «Алмазу» даже пострелять не пришлось. Шли, понимаете, драться, а вместо этого «просвещенных мореплавателей» из воды вылавливают. Говорят, все море в головах! 
- И что, ни один корабль не ушел? 
- Вроде бы, парусный шлюп. Гнаться не стали, пусть катится. Узнают, как мы тут ихнего брата встречаем - глядишь, больше не сунутся!
Убитых, конечно жаль, подумал Андрей. Да и потопленный миноносец - безвозвратная потеря, здесь еще долго не смогут строить такие. А может, не так уж и долго?
- Андрей Геннадьич, сюда, скорее! - закричал вдруг Эссен. Севастополь на связи! Прибыл Великий князь, а с ним наш прапор, Лобанов-Ростовский, и господин Велесов. Он сейчас на "Адаманте",  хочет с вами поговорить!
Андрей торопился так, что поскользнулся и во весь рост шлепнулся вместе с пулеметом в черную прибрежную грязюку. Выматерился, попытался наскоро отмыть физиономию, а  заодно и  ПКМ, от целебной пакости. Набежавшие мальчишки помогли ему подняться, и вот он уже сидит на поплавке, отплевываясь от насыщенного соляного раствора, по недоразумению именуемого здесь водой.  Улыбающийся Эссен протягивает пилотский шлем на витом шнуре интеркома.
- Привет, Серега, рад тебя слышать!
- Здоровеньки булы, Андрюха! Вы там, говорят, снова англичан расколотили? Ну, давай, хвастай, джедай...

Конец второй части