Продолжение:
Глава 13
Небольшая команда русских добровольцев, возглавляемая младшим лейтенантом Куликовским (это звание получил одновременно с пилотским свидетельством и разрешением на отпуск по семейным обстоятельствам), прибыла в Преторию-Филадельфию в начале января тысяча девятьсот третьего года, в самый разгар здешнего лета. Уже третьи сутки подряд шел проливной дождь, но было не прохладно, а жарко и даже душно, однако русские уже знали, что для здешних мест это нормальное явление. Лето тут действительно жаркое и дождливое, а зима чуть прохладней, примерно как лето в Питере, но зато дождей зимой практически не бывает.
Добровольцы привезли с собой не только самолет М-2У с большим количеством запчастей к нему и два дельтаплана, но и полторы тонны керосина, тонну авиационного бензина и триста пятьдесят литров касторового масла. Русский военный атташе в Трансваале генерал Максимов обещал, что керосин тут найдется, а вот с бензином ничего не получится, его никто продать не может. Однако бывший студент Лев Валахов, ныне механик по обслуживанию дельтапланов, сказал, что их моторы после перенастройки карбюраторов смогут работать и на спирту, и единственное, чему нет замены – это касторовое масло, отчего его и привезли так много.
Помимо всего перечисленного, в объемном и тяжелом багаже группы добровольцев были три тепловых воздушных шара. Их запросил у Петербурга Максимов, ибо у англичан один уже появился и довольно успешно использовался для корректировки артиллерийского огня. И в связи с этим звезда балета Матильда Романова, бывшая Кшесинская, вдруг прониклась сочувствием к бурам и пожертвовала на покупку шаров больше половины своего гонорара за бенефис в Мариинке. Куликовский был уверен, что вспышке чувств балерины предшествовал разговор с его императорским величеством, но считал, что так и должно быть. Ей, в конце концов, дали разрешение выйти замуж не за кого-нибудь, а за великого князя, двоюродного дядю императора! Так пусть теперь отрабатывает, небось это у нее не последний бенефис.
Он же, Николай Куликовский, здесь в первую очередь как русский офицер, для которого честь и присяга – не пустые слова. Хотя, конечно, есть и еще причина, имя которой – Ольга. Ну и какое-то сочувствие к бурам, на которых, оказывается, вероломно напали англичане, тоже имеется. Но слабенькое, больно уж те, с которыми успели познакомиться русские, были несимпатичными, да и мыться они, судя по запаху, тоже не очень любили.
На четвертый день после прибытия в столицу Куликовского принял сам президент, Пауль Крюгер. Был он седым, обрюзгшим, спесивым и с невразумительным подобием бороды на физиономии, зато с несколькими лентами на пузе и десятком каких-то незнакомых Николаю орденов на нем же. В общем, по сравнению с его величеством Александром Четвертым просто какой-то провинциальный клоун, мысленно усмехнулся Куликовский, выслушивая не очень связную речь на неважном английском про братство русского и трансваальского народов. Но, наконец, папаша Крюгер (так его здесь все звали) закруглился и сказал, что предлагает добровольцам отправиться к Кимберли, где воюет доблестный генерал Кронье. Так как это полностью соответствовало приказу генерала Максимова, то Николай поблагодарил его превосходительство президента за оказанное доверие, на чем прием был благополучно завершен.
Генерал Кронье так и не смог с ходу взять Кимберли, как, впрочем, и предполагали почти все, знающие обстановку и его лично. Слишком у осторожен был генерал, у него не получилось даже блокировать город. И сейчас война на западном фронте явно переходила в позиционную фазу, в отличие от юго-востока, где де ла Рей уже взял Дурбан и теперь пытался выдавить англичан подальше на юг, чтобы портом можно было пользоваться без опасения его внезапно потерять.
Ну, а под Кимберли обе стороны укреплялись, однако по-разному. Англичане строили люнеты, реданы и даже редуты, а буры рыли окопы. Практика уже начала показывать, что в условиях применения противником интенсивного артиллерийского огня бурские укрепления предпочтительней, но армейский консерватизм победить трудно, и пока англичане в землю не зарывались, из-за чего несли не такие уж малые потери от крупповских гаубиц трансваальцев.
В тактическом плане генерал Кронье был прав – избранная им оборона без попыток контрнаступления способствовала максимальным потерям у англичан и минимальным – у буров, но стратегически это означало утерю инициативы, что в конце концов могло привести обе южноафриканские республики к поражению. Это понимал не только Максимов, но даже Куликовский, а вот папаша Крюгер – нет.
Для борьбы с бурской артиллерией, наносящей им чувствительные потери, англичане начали применять корректировку огня своих пушек с помощью воздушного шара, и военный атташе поставил команде авиаторов и воздухоплавателей две задачи:
- Первая – прекратить или как минимум затруднить воздушную разведку англичан
- Вторая – организовать свою собственную, причем желательно более эффективную, чем у противника.
Ну, со своей все ясно – первым делом надо обеспечить регулярные подъемы одного, а лучше даже двух аэростатов, плюс обеспечить им телефонную связь с артиллеристами. А вот как прекратить полеты англичан? Буры уже пытались обстреливать их шрапнельными снарядами, но получалось плохо. Один раз удалось заставить шар спуститься раньше времени – видимо, у него появились пробоины. Но на следующий день их заделали, и шар начал подниматься снова.
Николай сходил на передовую и в мощный бинокль внимательно разглядел шар, болтающийся примерно в пяти километрах от линии фронта на высоте метров четырехсот. А ведь аэростат-то, похоже, водородный, а не тепловой, как у нас, удовлетворенно подумал младший лейтенант. Не видно горелки или еще чего-нибудь похожего, да и сам шар, если приглядеться и прикинуть размеры, довольно маленький. А это значит, что могут пригодиться особые патроны, пятьсот с небольшим штук которых волонтерам перед отбытием в Африку передал сам генерал Мосин. От обычных они отличались тем, что в пуле было запрессовано какое-то горючее вещество, воспламеняющееся в момент выстрела. Вообще-то это имело целью облегчить прицеливание, ибо такие пули видно в полете, но ведь они, кроме того, могут и поджечь водород в шаре! В отличие от шрапнельных осколков, которые просто дырявят оболочку. Вот с проверки этого предположения и было решено начать.
Куликовский не ожидал, что английский шар столь эффектно взорвется. Первая короткая очередь, данная летчиком-стрелком Нудельманом, прошла выше шара, но благодаря ясно видимым трассам новых пуль он быстро скорректировал прицел и успел всадить еще одну почти в самый центр, прежде чем Куликовский отвернул самолет вправо. Поначалу не происходило вообще ничего, потом ближе к верхушке шара из-под обшивки вырвался язык пламени. Даже, пожалуй, язычок – мелкий такой, неуверенный… и почти сразу исчез. Николай начал было ложиться на курс для второго захода, но тут от шара сначала донесся повышающийся свист, а потом там как бабахнет! Был бы ближе, могло бы и задеть, подумал пилот, направляя нос самолета в сторону солнца – туда, где в десяти километрах от передовой располагалось летное поле. Слишком близко? А что вы хотели – говорят, когда-то этот аппарат и вправду мог продержаться в воздухе тридцать пять минут, расстроенно думал Куликовский, заходя на посадку. Но сейчас-то старая калоша хорошо коли за двадцать пять минут весь керосин не сожжет! И это только если вообще не выводить двигатели полную тягу, иначе минут пятнадцать – и все. Вот и приходиться базироваться чуть ли не сразу за окопами, хоть это и опасно.
На следующий день младший лейтенант вспомнил гимназию, где он узнал, что ежели где-то чего-нибудь убудет, то, значит, в другом месте обязательно прибудет. Имени кого был такой закон природы, Николай не помнил, но в небе сейчас, слегка покачиваясь на слабом ветру, висело убедительное подтверждение. Стоило только убыть английскому аэростату, как ввысь поднялся бывший русский, а ныне трансваальский.
Англичане, ясное дело, тут же начали его обстреливать шрапнелью, но, так как шар висел дальше от их позиций, чем недавно взорвавшийся английский от бурских, да и поднялся он повыше, у них практически ничего не получилось. Только на второй день в шаре появились две маленьких дырочки, которые пилот и заметил-то не сразу. Уже через час после посадки они были заклеены, и на следующее утро шар снова поднялся в воздух.
Эффективность огня буров от корректировки сверху заметно возросла – теперь гаубицы стреляли реже, а жертв и разрушений у англичан стало больше. Вовремя, ибо снарядов тратилось больше, чем подвозилось! И Куликовский считал, что островитяне этого так не оставят. Или они попытаются снова перевести войну в маневренную фазу, обойдя укрепленный лагерь буров, или попытаются как-то уничтожить шар. Причем скорее всего начать они попытаются именно с этого – потому что оно проще. Всегда люди сначала ищут под фонарем, и только если там ничего не находится, расширяют зону поиска. Кронье это тоже понимал и выделил для охраны летного поля еще шестьдесят человек помимо тех тридцати, что этим уже занимались изначально. А вот в возможность флангового обхода он не верил, и Куликовский не мог понять, почему. Ведь местность на север от линии соприкосновения войск вовсе не была непроходимой! Да, так уж просто там не пройдешь и артиллерию сразу не протащишь, но ведь можно же, если всерьез захотеть! Да и с юга при желании тоже можно пробраться, хотя там, конечно, сделать это будет труднее. А пока черт знает что – две армии (небольших, по российским меркам ближе к дивизиям) уперлись лбами, как бараны на узком мосту, и ни туда, ни сюда.
Куликовский несколько раз отправлял дельтапланы в глубокую разведку мест предполагаемого отхода и даже слетал сам, но ни в одном полете никаких признаков движения войск или даже подготовки к нему обнаружить не удалось. Неужели английский командующий генерал Метьюэн такой же упертый дуб, как наш Кронье? В авиаотряде склонялись именно к такому мнению.
Англичане действительно предприняли попытку уничтожить бурский шар, но не путем диверсии, как это ожидалось, а совершено иначе.
Однажды утром, когда аэростат еще даже не поднялся на всю длину связывающего его с землей троса, послышался звук, напоминающий тарахтение мотора дельтаплана. А вскоре появился и сам дельтаплан.
- Английский, что ли? – удивился Боря Нудельман. – У нас такие сняли с полетов еще в позапрошлом году, сейчас крыло делают другой формы. Ну да, смотрите, как он руки держит! Управление-то у него трапецией, а не ручкой.
Англичанин тем временем снизился, сделал круг над воздушным шаром, и вдруг с него выпало и затрепыхалось на веревке что-то небольшое и блестящее – не то нож, не то серп, не то лезвие косы. И дельтаплан снова развернулся в сторону шара, пытаясь пройти прямо над ним, чтобы поразить своим болтающимся снизу оружием. С первого раза это у его не получилось, но во втором заходе нечто острое на веревке все-таки чиркнуло по верхушке аэростата.
Если бы это был водородный шар, то тут бы ему и конец, но в тепловом имелась возможность вывести горелку на форсированный режим, чтобы как-то компенсировать утечку горячего воздуха, и пилот ей воспользовался. Кроме того, тепловой шар был заметно больше аналогичного водородного, в силу чего имел большее аэродинамическое сопротивление. То есть работал как очень плохой, но все-таки парашют.
Разумеется, шар все же упал, но скорость в момент удара о землю была не очень большой, так что пилот отделался ушибами. А вот оболочка загорелась от пламени горелки, и в результате у авиаотряда теперь оставалось только два аэростата.
- Дня три шар не поднимаем, - озвучил свое решение Куликовский, - пока не я не закончу ремонт левого движка на самолете. А там посмотрим, насколько хорош пулемет Мосина против аппаратов тяжелее воздуха.
- Да как же в него попадешь, Коля, он же вертеться будет, как уж на сковородке?
- С таким управлением и вовсе без руля поворота? Сомневаюсь. Видел, по какому радиусу он второй раз на шар заходил? В общем, разберемся. Думаю, Боря попадет. Не с первого раза, так со второго, а я, пожалуй, и третий заход успею сделать, если понадобится.
Однако, как известно, человек предполагает, а высшая сила – в данном случае начальство – располагает. Максимов по своим каналам разузнал, что к англичанам прибыли новые пушки, и приказал поднять в воздух шар – посмотреть, так ли это и если пушки прибыли, то где их устанавливают.
- Опять этот гад прилетит, - вздохнул пилот-аэронавт фон Экке, - а у меня еще с прошлого раза синяки не зажили. Я, пожалуй, с собой пистолет возьму. Или даже винтовку.
- Ты из нее прямо через шар стрелять будешь? Англичанин же сверху атакует. Нет уж, ты лучше сиди в корзине тихо, без стрельбы, и, как увидишь англичанина, сразу начинай снижаться, причем порезвее. А мы с Васиным попробуем подловить его на дельтапланах. Зря, что ли, из Питера маузеры везли?
В свое время, еще при подготовке, Куликовский отказался от предложенных в качестве личного оружия пистолетов Роговцева, отдав предпочтение немецким «Маузер С-96». Да, они были тяжелее и вчетверо дороже, но зато имели кобуру-приклад и могли стрелять метров на двести. Вот, значит, теперь они и пригодятся, ибо пилот дельтаплана во время полета может освободить только одну руку, то есть винтовка в качестве оружия ему не подходит.
Увы, сбить или даже повредить английский дельтаплан не удалось – получилось всего лишь отогнать.
- Кажется, мы в него все-таки разок попали, - заявил сразу после посадки пилот второго дельтаплана корнет Васин. Он подался в добровольцы из кавалерии, не успев получить авиационного звания, но теперь был настроен на дальнейшую службу в авиации. – Англичанин после нашего огня как-то скособочился, да и за трапецию держался одной рукой.
- Это он просто пытался смотреть назад, не отрываясь от управления, - не согласился Куликовский. – А вообще можно сделать вывод, что атаковать снизу аппарат, имеющий такую же максимальную скорость, как наши, нельзя. Мы вынуждены были идти с набором высоты, а он, наоборот, снижался, отчего ему и удалось оторваться от нас. Вывод - если есть такая возможность, атаковать нужно сверху.
- Ну, от твоего «эм-два» он и со снижением не уйдет, - заметил Васин.
- Этот, может, и не уйдет. А если у англичан появится что-то вроде нашей «эмки»? Дельтаплан же они как-то построили, хоть и слегка устаревший.
Неизвестно, получил ли англичанин хоть одну пулю, но дельтаплан противника больше не мешал корректировке артогня с шара. А вскоре в расположение авиаотряда прибыл русский военный журналист Немирович-Данченко.
- Знаете, как вас называют буры? – спросил он у Куликовского. – «Лейтенант сорвиголова»! Вот я хочу написать про вас, дабы о ваших делах узнали не только тут, но и в России.
Николай чуть не ляпнул «кому положено, и так все прекрасно знают», но вовремя осекся. Кому положено, те, конечно, знают. А кому не положено? Ольге, например. В письмах всего не выразишь, тут талант нужен, так пусть она в газете или журнале прочитает написанное тем, у кого этот талант точно есть. Значит…
- Спрашивайте, Василий Иванович, мне особо скрывать нечего.