Добро пожаловать на литературный форум "В вихре времен"!

Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
Для начинающих писателей, желающих показать свое произведение критикам и рецензентам, открыт раздел "Конкурс соискателей".
Если Вы хотите стать автором, а не только читателем, обязательно ознакомьтесь с Правилами.
Это поможет вам лучше понять происходящее на форуме и позволит не попадать на первых порах в неловкие ситуации.

В ВИХРЕ ВРЕМЕН

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Произведения Андрея Величко » Точка бифуркации (Юрьев день - 3)


Точка бифуркации (Юрьев день - 3)

Сообщений 61 страница 70 из 185

61

Продолжение:



                                                             Глава 13

  Небольшая команда русских добровольцев, возглавляемая младшим лейтенантом Куликовским (это звание получил одновременно с пилотским свидетельством и разрешением на отпуск по семейным обстоятельствам), прибыла в Преторию-Филадельфию в начале января тысяча девятьсот третьего года, в самый разгар здешнего лета. Уже третьи сутки подряд шел проливной дождь, но было не прохладно, а жарко и даже душно, однако русские уже знали, что для здешних мест это нормальное явление. Лето тут действительно жаркое и дождливое, а зима чуть прохладней, примерно как лето в Питере, но зато дождей зимой практически не бывает.
  Добровольцы привезли с собой не только самолет М-2У с большим количеством запчастей к нему и два дельтаплана, но и полторы тонны керосина, тонну авиационного бензина и триста пятьдесят литров касторового масла. Русский военный атташе в Трансваале генерал Максимов обещал, что керосин тут найдется, а вот с бензином ничего не получится, его никто продать не может. Однако бывший студент Лев Валахов, ныне механик по обслуживанию дельтапланов, сказал, что их моторы после перенастройки карбюраторов смогут работать и на спирту, и единственное, чему нет замены – это касторовое масло, отчего его и привезли так много.
  Помимо всего перечисленного, в объемном и тяжелом багаже группы добровольцев были три тепловых воздушных шара. Их запросил у Петербурга Максимов, ибо у англичан один уже появился и довольно успешно использовался для корректировки артиллерийского огня. И в связи с этим звезда балета Матильда Романова, бывшая Кшесинская, вдруг прониклась сочувствием к бурам и пожертвовала на покупку шаров больше половины своего гонорара за бенефис в Мариинке. Куликовский был уверен, что вспышке чувств балерины предшествовал разговор с его императорским величеством, но считал, что так и должно быть. Ей, в конце концов, дали разрешение выйти замуж не за кого-нибудь, а за великого князя, двоюродного дядю императора! Так пусть теперь отрабатывает, небось это у нее не последний бенефис.
  Он же, Николай Куликовский, здесь в первую очередь как русский офицер, для которого честь и присяга – не пустые слова. Хотя, конечно, есть и еще причина, имя которой – Ольга. Ну и какое-то сочувствие к бурам, на которых, оказывается, вероломно напали англичане, тоже имеется. Но слабенькое, больно уж те, с которыми успели познакомиться русские, были несимпатичными, да и мыться они, судя по запаху, тоже не очень любили.

  На четвертый день после прибытия в столицу Куликовского принял сам президент, Пауль Крюгер. Был он седым, обрюзгшим, спесивым и с невразумительным подобием бороды на физиономии, зато с несколькими лентами на пузе и десятком каких-то незнакомых Николаю орденов на нем же. В общем, по сравнению с его величеством Александром Четвертым просто какой-то провинциальный клоун, мысленно усмехнулся Куликовский, выслушивая не очень связную речь на неважном английском про братство русского и трансваальского народов. Но, наконец, папаша Крюгер (так его здесь все звали) закруглился и сказал, что предлагает добровольцам отправиться к Кимберли, где воюет доблестный генерал Кронье. Так как это полностью соответствовало приказу генерала Максимова, то Николай поблагодарил его превосходительство президента за оказанное доверие, на чем прием был благополучно завершен.

  Генерал Кронье так и не смог с ходу взять Кимберли, как, впрочем, и предполагали почти все, знающие обстановку и его лично. Слишком у осторожен был генерал, у него не получилось даже блокировать город. И сейчас война на западном фронте явно переходила в позиционную фазу, в отличие от юго-востока, где де ла Рей уже взял Дурбан и теперь пытался выдавить англичан подальше на юг, чтобы портом можно было пользоваться без опасения его внезапно потерять.
  Ну, а под Кимберли обе стороны укреплялись, однако по-разному. Англичане строили люнеты, реданы и даже редуты, а буры рыли окопы. Практика уже начала показывать, что в условиях применения противником интенсивного артиллерийского огня бурские укрепления предпочтительней, но армейский консерватизм победить трудно, и пока англичане в землю не зарывались, из-за чего несли не такие уж малые потери от крупповских гаубиц трансваальцев.
  В тактическом плане генерал Кронье был прав – избранная им оборона без попыток контрнаступления способствовала максимальным потерям у англичан и минимальным – у буров, но стратегически это означало утерю инициативы, что в конце концов могло привести обе южноафриканские республики к поражению. Это понимал не только Максимов, но даже Куликовский, а вот папаша Крюгер – нет.
  Для борьбы с бурской артиллерией, наносящей им чувствительные потери, англичане начали применять корректировку огня своих пушек с помощью воздушного шара, и военный атташе поставил команде авиаторов и воздухоплавателей две задачи:
  - Первая – прекратить или как минимум затруднить воздушную разведку англичан
  - Вторая – организовать свою собственную, причем желательно более эффективную, чем у противника.
  Ну, со своей все ясно – первым делом надо обеспечить регулярные подъемы одного, а лучше даже двух аэростатов, плюс обеспечить им телефонную связь с артиллеристами. А вот как прекратить полеты англичан? Буры уже пытались обстреливать их шрапнельными снарядами, но получалось плохо. Один раз удалось заставить шар спуститься раньше времени – видимо, у него появились пробоины. Но на следующий день их заделали, и шар начал подниматься снова.

  Николай сходил на передовую и в мощный бинокль внимательно разглядел шар, болтающийся примерно в пяти километрах от линии фронта на высоте метров четырехсот. А ведь аэростат-то, похоже, водородный, а не тепловой, как у нас, удовлетворенно подумал младший лейтенант. Не видно горелки или еще чего-нибудь похожего, да и сам шар, если приглядеться и прикинуть размеры, довольно маленький. А это значит, что могут пригодиться особые патроны, пятьсот с небольшим штук которых волонтерам перед отбытием в Африку передал сам генерал Мосин. От обычных они отличались тем, что в пуле было запрессовано какое-то горючее вещество, воспламеняющееся в момент выстрела. Вообще-то это имело целью облегчить прицеливание, ибо такие пули видно в полете, но ведь они, кроме того, могут и поджечь водород в шаре! В отличие от шрапнельных осколков, которые просто дырявят оболочку. Вот с проверки этого предположения и было решено начать.

  Куликовский не ожидал, что английский шар столь эффектно взорвется. Первая короткая очередь, данная летчиком-стрелком Нудельманом, прошла выше шара, но благодаря ясно видимым трассам новых пуль он быстро скорректировал прицел и успел всадить еще одну почти в самый центр, прежде чем Куликовский отвернул самолет вправо. Поначалу не происходило вообще ничего, потом ближе к верхушке шара из-под обшивки вырвался язык пламени. Даже, пожалуй, язычок – мелкий такой, неуверенный… и почти сразу исчез. Николай начал было ложиться на курс для второго захода, но тут от шара сначала донесся повышающийся свист, а потом там как бабахнет! Был бы ближе, могло бы и задеть, подумал пилот, направляя нос самолета в сторону солнца – туда, где в десяти километрах от передовой располагалось летное поле. Слишком близко? А что вы хотели – говорят, когда-то этот аппарат и вправду мог продержаться в воздухе тридцать пять минут, расстроенно думал Куликовский, заходя на посадку. Но сейчас-то старая калоша хорошо коли за двадцать пять минут весь керосин не сожжет! И это только если вообще не выводить двигатели полную тягу, иначе минут пятнадцать – и все. Вот и приходиться базироваться чуть ли не сразу за окопами, хоть это и опасно.
  На следующий день младший лейтенант вспомнил гимназию, где он узнал, что ежели где-то чего-нибудь убудет, то, значит, в другом месте обязательно прибудет. Имени кого был такой закон природы, Николай не помнил, но в небе сейчас, слегка покачиваясь на слабом ветру, висело убедительное подтверждение. Стоило только убыть английскому аэростату, как ввысь поднялся бывший русский, а ныне трансваальский.
  Англичане, ясное дело, тут же начали его обстреливать шрапнелью, но, так как шар висел дальше от их позиций, чем недавно взорвавшийся английский от бурских, да и поднялся он повыше, у них практически ничего не получилось. Только на второй день в шаре появились две маленьких дырочки, которые пилот и заметил-то не сразу. Уже через час после посадки они были заклеены, и на следующее утро шар снова поднялся в воздух.
  Эффективность огня буров от корректировки сверху заметно возросла – теперь гаубицы стреляли реже, а жертв и разрушений у англичан стало больше. Вовремя, ибо снарядов тратилось больше, чем подвозилось! И Куликовский считал, что островитяне этого так не оставят. Или они попытаются снова перевести войну в маневренную фазу, обойдя укрепленный лагерь буров, или попытаются как-то уничтожить шар. Причем скорее всего начать они попытаются именно с этого – потому что оно проще. Всегда люди сначала ищут под фонарем, и только если там ничего не находится, расширяют зону поиска. Кронье это тоже понимал и выделил для охраны летного поля еще шестьдесят человек помимо тех тридцати, что этим уже занимались изначально. А вот в возможность флангового обхода он не верил, и Куликовский не мог понять, почему. Ведь местность на север от линии соприкосновения войск вовсе не была непроходимой! Да, так уж просто там не пройдешь и артиллерию сразу не протащишь, но ведь можно же, если всерьез захотеть! Да и с юга при желании тоже можно пробраться, хотя там, конечно, сделать это будет труднее. А пока черт знает что – две армии (небольших, по российским меркам ближе к дивизиям) уперлись лбами, как бараны на узком мосту, и ни туда, ни сюда.
  Куликовский несколько раз отправлял дельтапланы в глубокую разведку мест предполагаемого отхода и даже слетал сам, но ни в одном полете никаких признаков движения войск или даже подготовки к нему обнаружить не удалось. Неужели английский командующий генерал Метьюэн такой же упертый дуб, как наш Кронье? В авиаотряде склонялись именно к такому мнению.
  Англичане действительно предприняли попытку уничтожить бурский шар, но не путем диверсии, как это ожидалось, а совершено иначе.
  Однажды утром, когда аэростат еще даже не поднялся на всю длину связывающего его с землей троса, послышался звук, напоминающий тарахтение мотора дельтаплана. А вскоре появился и сам дельтаплан.
  - Английский, что ли? – удивился Боря Нудельман. – У нас такие сняли с полетов еще в позапрошлом году, сейчас крыло делают другой формы. Ну да, смотрите, как он руки держит! Управление-то у него трапецией, а не ручкой.
  Англичанин тем временем снизился, сделал круг над воздушным шаром, и вдруг с него выпало и затрепыхалось на веревке что-то небольшое и блестящее – не то нож, не то серп, не то лезвие косы. И дельтаплан снова развернулся в сторону шара, пытаясь пройти прямо над ним, чтобы поразить своим болтающимся снизу оружием. С первого раза это у его не получилось, но во втором заходе нечто острое на веревке все-таки чиркнуло по верхушке аэростата.
  Если бы это был водородный шар, то тут бы ему и конец, но в тепловом имелась возможность вывести горелку на форсированный режим, чтобы как-то компенсировать утечку горячего воздуха, и пилот ей воспользовался. Кроме того, тепловой шар был заметно больше аналогичного водородного, в силу чего имел большее аэродинамическое сопротивление. То есть работал как очень плохой, но все-таки парашют.
  Разумеется, шар все же упал, но скорость в момент удара о землю была не очень большой, так что пилот отделался ушибами. А вот оболочка загорелась от пламени горелки, и в результате у авиаотряда теперь оставалось только два аэростата.
  - Дня три шар не поднимаем, - озвучил свое решение Куликовский, - пока не я не закончу ремонт левого движка на самолете. А там посмотрим, насколько хорош пулемет Мосина против аппаратов тяжелее воздуха.
  - Да как же в него попадешь, Коля, он же вертеться будет, как уж на сковородке?
  - С таким управлением и вовсе без руля поворота? Сомневаюсь. Видел, по какому радиусу он второй раз на шар заходил? В общем, разберемся. Думаю, Боря попадет. Не с первого раза, так со второго, а я, пожалуй, и третий заход успею сделать, если понадобится.

  Однако, как известно, человек предполагает, а высшая сила – в данном случае начальство – располагает. Максимов по своим каналам разузнал, что к англичанам прибыли новые пушки, и приказал поднять в воздух шар – посмотреть, так ли это и если пушки прибыли, то где их устанавливают.
  - Опять этот гад прилетит, - вздохнул пилот-аэронавт фон Экке, - а у меня еще с прошлого раза синяки не зажили. Я, пожалуй, с собой пистолет возьму. Или даже винтовку.
  - Ты из нее прямо через шар стрелять будешь? Англичанин же сверху атакует. Нет уж, ты лучше сиди в корзине тихо, без стрельбы, и, как увидишь англичанина, сразу начинай снижаться, причем порезвее. А мы с Васиным попробуем подловить его на дельтапланах. Зря, что ли, из Питера маузеры везли?
  В свое время, еще при подготовке, Куликовский отказался от предложенных в качестве личного оружия пистолетов Роговцева, отдав предпочтение немецким «Маузер С-96». Да, они были тяжелее и вчетверо дороже, но зато имели кобуру-приклад и могли стрелять метров на двести. Вот, значит, теперь они и пригодятся, ибо пилот дельтаплана во время полета может освободить только одну руку, то есть винтовка в качестве оружия ему не подходит.

  Увы, сбить или даже повредить английский дельтаплан не удалось – получилось всего лишь отогнать.
  - Кажется, мы в него все-таки разок попали, - заявил сразу после посадки пилот второго дельтаплана корнет Васин. Он подался в добровольцы из кавалерии, не успев получить авиационного звания, но теперь был настроен на дальнейшую службу в авиации. – Англичанин после нашего огня как-то скособочился, да и за трапецию держался одной рукой.
  - Это он просто пытался смотреть назад, не отрываясь от управления, - не согласился Куликовский. – А вообще можно сделать вывод, что атаковать снизу аппарат, имеющий такую же максимальную скорость, как наши, нельзя. Мы вынуждены были идти с набором высоты, а он, наоборот, снижался, отчего ему и удалось оторваться от нас. Вывод - если есть такая возможность, атаковать нужно сверху.
  - Ну, от твоего «эм-два» он и со снижением не уйдет, - заметил Васин.
  - Этот, может, и не уйдет. А если у англичан появится что-то вроде нашей «эмки»? Дельтаплан же они как-то построили, хоть и слегка устаревший.

  Неизвестно, получил ли англичанин хоть одну пулю, но дельтаплан противника больше не мешал корректировке артогня с шара. А вскоре в расположение авиаотряда прибыл русский военный журналист Немирович-Данченко.
  - Знаете, как вас называют буры? – спросил он у Куликовского. – «Лейтенант сорвиголова»! Вот я хочу написать про вас, дабы о ваших делах узнали не только тут, но и в России.
  Николай чуть не ляпнул «кому положено, и так все прекрасно знают», но вовремя осекся. Кому положено, те, конечно, знают. А кому не положено? Ольге, например. В письмах всего не выразишь, тут талант нужен, так пусть она в газете или журнале прочитает написанное тем, у кого этот талант точно есть. Значит…
  - Спрашивайте, Василий Иванович, мне особо скрывать нечего.

+32

62

И еще:


                                                          Глава 14

  Вряд ли кто станет возражать против того, что даже один-единственный идиот из лучших побуждений может испортить самый красивый замысел. Я это в общем-то тоже знал, а летом третьего года получил дополнительное подтверждение. Правда, поначалу посчитал дураком (а также дебилом и недоумком) не того, кого следовало. Мне потребовалось минут пять, на то, чтобы разобраться, кто тут больше всех напортачил своей неумеренной мозговой активностью. И результат был неутешительным – пресловутым идиотом оказался я. Да-да, мое императорское величество Александр Четвертый. А вовсе не бывший лейтенант, ныне уже штабс-капитан Куликовский! Куда ж денешься – пришлось присваивать внеочередное звание. Он-то как раз действовал логично и в рамках поставленной перед ним задачи. Как она выглядела? Иди и совершай подвиги во имя прекрасной дамы, а заодно и к вящей славе российского оружия! И кто такое ему повелел? Да государь же!
  Вот только инструмент предоставили не очень подходящий – неудачный, хотя и довольно крепкий самолет, и два одноместных мотодельтаплана. И с чего я решил, что Куликовский, поняв ублюдочность врученного ему оружия и ограниченность рекомендованной тактики, не попытается улучшить ни того, ни другого? Тем более что сам император (то есть я, кусок идиота) сделал ему немаловажную подсказку. Или даже две, просто вторую довольно давно и не ему лично.
  Все началось с того, что англичане приволокли на фронт два новых воздушных шара взамен одного сожженного. И, ясное дело, возобновили корректировку артиллерийского огня с аэростата. Столь же очевидно, что наш герой вознамерился этому помешать, вот только с первого раза это у него не получилось. Самолет был встречен залповым винтовочным огнем с земли, а потом в дело вступили еще и три пулемета. Получив несколько дырок в фюзеляже и крыльях и сообразив, что при попытке приблизиться к шару из него сделают решето, Куликовский отвернул. Но, приземлившись, он начал думать. Итак, шар обычно висит на высоте метров триста-четыреста, и с горизонтали к нему не подойти – собьют нафиг. Значит, надо атаковать с вертикали! Тем более что сам император подсказал, как можно избежать чрезмерного набора скорости в пикировании. Надо просто включить реверс моторов, он же контрпар! Этот режим был задуман для торможения аэроплана при пробеге, ведь посадочная скорость была довольно высокой – семьдесят километров в час. Или для разворота на месте при рулежке, если включить моторы враздрай – один вперед, другой назад. Ну, а сейчас пусть при помощи контрпара самолет притормаживается в воздухе.
  К чести Куликовского, он не кинулся тут испытывать только что придуманный прием на противнике, а сначала выполнил три пикирования над летным полем, после чего внимательно исследовал сам самолет и оба мотора на предмет возможных повреждений. Затем у самолета появились две дополнительных растяжки от носа к крыльям, а в моторах были усилены обратные упорные подшипники валов винтов, детали для этого сделали в Претории по заказу Максимова. И, наконец, Куликовский, видимо, вспомнил историю авиации – когда тринадцатилетний великий князь Алик настоял на двойном увеличении давления пара в котле первого самолета Можайского, без чего тот аппарат просто не взлетел бы. И пожертвовал запасным котлом, снятым с разбитого еще в Гатчине самолета, постепенно повышая давление в нем, пока тот не разрушился. После чего предельное давление котла рабочего аэроплана было повышено на сорок процентов. Только после этого состоялся вылет, в котором Куликовский, пикируя с высоты километра, расстрелял шар сверху, не получив ни одной пробоины от огня с земли. Вот тогда-то Куликовский и задумался, а потом начал действовать.
  Место для второго пилота было переделано так, что при необходимости снять все к нему относящееся стало возможно за полчаса, а поставить обратно – минут за сорок. Это давало хоть небольшую, но все же экономию веса.
  Такая модернизация привела к тому, что полезная нагрузка возросла как минимум вчетверо, с пятидесяти килограммов примерно до двухсот. И время в полете немного увеличилось – теперь летающий паровоз мог реально продержаться в воздухе тридцать пять минут. Ну, а уж наладить полукустарное производство десятипудовых бомб с начинкой из пироксилина особого труда не составило, как и установить на носу самолета примитивный прицел. И у англичан настали черные дни.
  Сбить пикирующий самолет ружейным огнем оказалось невозможно, а точность бомбометания оказалась достаточной для попадания в объект размером с небольшой дом с вероятностью процентов пятьдесят. В результате уже в третьем вылете был уничтожен штаб английской группировки вместе с генералом Метьюэном, а потом началось планомерные бомбежки всего, в чем можно было заподозрить хоть какой-то склад. Или артиллерийскую батарею, они тоже вызывали интерес у неугомонного Ромео-Куликовского. Ну, а личный состав английского корпуса получал свое попутно, особенно сначала, когда у него еще не выработался рефлекс рассредоточиваться и вообще убегать подальше при появлении аэроплана в поле зрения. Именно так, ведь паровозы не тарахтят в полете, и на слух их обнаружить затруднительно.

  Вот такие сведения я получил сначала из Южной Африки, а потом и из Лондона, откуда мне привезли подборку газетных публикаций на тему похождений русского самолета в Трансваале. Причем почти половина из них была про то, что родился новый вид военной техники – и, значит, Англия должна не хлопать ушами, а начинать развивать свой воздушный флот в добавление к морскому.
  А ведь как красиво все было задумано! Казалось, что мне уже удалось убедить мир в мизерной боевой ценности аппаратов тяжелее воздуха. Последний штрих – беспомощная возня русских летающих машин в Южной Африке – и готово. Все по примеру Вильгельма кинутся строить дирижабли. Ну что Ольге стоило влюбиться в какого-нибудь ветеринара или даже библиотекаря? Хотя они-то бывают разные, ведь, например, Сергей Зубатов начинал трудовую деятельность именно библиотекарем. Но это ладно, а теперь-то что делать?
  Жизненный опыт подсказывал мне, что, раз уж все пошло наперекосяк, надо постараться найти в происходящем хоть какую-то положительную сторону. И акцентировать внимание именно на ней, объявив, что мелкие недостатки выбранного пути подлежат оперативному устранению, а все остальное так и было задумано. То есть раз уж не получилось преуменьшить военные возможности авиации, их надо преувеличить, только и всего. И начать следует с того, что самому разобраться в реальных возможностях того, что у меня уже есть. То есть дельтапланов, учебных У-2, псевдоштурмовиков и недобомбардировщиков «мошек», и якобы учебных, а на самом деле ублюдочных паровых аэропланов М-2У. Правда, таковой сейчас всего один, да и тот в Африке, но их производство возобновить нетрудно, благо поначалу заложили шесть штук, а достроили только два, но вряд ли ли все заготовленное, но не пошедшее в дело пропало. Значит, можно быстро возобновить серию, причем уже с теми доработками, что Куликовский сделал сам и на коленке. А вот все остальное лучше не выпячивать, с первого взгляда оно не имеет особых преимуществ перед летающими паровозами. И главный фактор тут – мизерная мощность имеющихся в моем распоряжении моторов.
  Что можно сделать быстро, я придумал почти сразу. Да просто взять уже выпускающийся мотор М-11, который и в этом мире я назвал точно так же, и спарить его! То есть позади одной звезды присобачить точно такую же. Слегка повернув, чтобы задние цилиндры смотрели в интервалы между передними. Так как цилиндров всего пять, то первая звезда не будет затенять охлаждающий поток воздуха для второй. Новым будет только общий картер – ну и, пожалуй, карбюраторные коллекторы, все остальное можно не менять. С такой задачей на Невском заводе справятся и сами, без Луцкого, которого лучше не отвлекать от доводки большой девятицилиндровой звезды. А вот авиаконструкторов придется озадачить, решил я и потянулся к телефону.

  Яков Модестович Гаккель при жизни Можайского был его правой рукой, а после смерти Александра Федоровича возглавил его КБ. Многие, в том числе и главный теоретик авиации Жуковский, считали, что он слишком молод для такой должности – тогда ему было двадцать пять лет, но я напомнил сомневающимся, что сам сел на трон вообще в двадцать один год, и ничего, как-то вроде справляюсь. В общем, Гаккель занимался конструированием, а Жуковскому было поручено организовать в Москве авиационный институт. Я лично его напутствовал, подчеркнув, что придаю очень большое значению этому учебному заведению. Очень хотелось сказать, что лично мне учеба в МАИ, который теперь предстоит основать Николаю Егоровичу, дала многое. Но я, понятное дело, сдержался.

  - Вы предлагаете мне заняться доработкой М-2? – спросил Гаккель после того, как ознакомился с кратким перечнем геройств Куликовского в Южной Африке.
  - Нет, это вы кому-нибудь поручите, а сами лучше займитесь «мошкой». Задача – сделать так, чтобы она могла пикировать круто, а не под углом сорок пять градусов, как сейчас.
  - Можно попытаться разработать винты, шаг которых будет изменяться в полете в широких пределах, - начал рассуждать Гаккель, - но наверняка это окажется непросто, надежность скорее всего понизится. А главное – у «мошки» винты расположены спереди аэродинамического центра, в то время как у «эмки» - сзади. Такое расположение уменьшает устойчивость в нормальном полете, но, как следует из доклада господина Куликовского, увеличивает ее при торможении двигателями. У «мошки» все будет наоборот. Можно, конечно, развернуть моторы винтами назад, но тогда это будет уже совсем другая машина.
  - Которая к тому же нам совершенно не нужна, - уточнил я. Действительно, такое расположение моторов приводило к заметному усложнению пилотирования, что было совершено ни к чему. – Но зачем обязательно тормозить винтами? Для этого можно использовать специальные щитки. У вас же почти закончена экспериментальная «мошка» с двухкилевым оперением? Вот на ней и можно опробовать щитки, выдвигающиеся во время пикирования. Один поставить там, где обычного самолета киль, а второй – снизу, для симметрии. Собственно, это, наверное, лучше сделать в виде примерно вот таких решеток.
  Я протянул собеседнику эскиз.
  - Неплохо, - одобрил Гаккель, - можно отдавать в детализацию.
  - Кроме того, вам будет еще одно задание. Подумайте, что нужно усилить в «мошке» для установки вдвое более тяжелых и вдвое более мощных моторов.
  - Такая работа уже идет, мы ее запустили инициативным порядком. Спарить «эм-одиннадцатые» – это же очевидное решение.
  - Вот и хорошо, а теперь переводите на нормальный режим. Жду от вас предложений по изменению финансирования, срок – два дня. Успеете?
  - Да, Александр Александрович.   

    Если с самолетами у меня была хоть какая-то ясность – раз уж аппараты тяжелее воздуха засветились как сравнительно эффективное оружие, то их боевую мощь надо не прятать, а преувеличивать – то как быть с подводными лодками? Впрочем, я довольно быстро сообразил, что и они тоже успели засветиться. Правда, не мои, но это дела не меняет.
  В другой истории, когда у японцев в самом начале войны подорвались на минах сразу два броненосца, то они первым делом подумали про наши подводные лодки и долго палили по воде из всех стволов, за исключением разве что главного калибра линейных кораблей. А у нас тогда, насколько я в курсе, на Дальнем Востоке имелся только недостроенный подводный миноносец «Дельфин»! То есть нормальных лодок ни у кого еще не было, а страх перед ними уже был. У меня же какие-то, пусть весьма несовершенные, лодки уже сделаны, и теперь настала пора распухать панические слухи. Что, значит, вот этакое чудо подкрадется под водой, раз – и утопит, и никак его не обнаружить до самого момента пуска торпед. Эх, было бы у меня чуть побольше времени! В той истории война началась в конце января тысяча девятьсот четвертого года. Если и у нас она начнется тогда же, до нее осталось четыре с половиной месяца. Наверняка успеем собрать не меньше четырех «эмок», но напугать ими хоть кого-то времени уже не останется. Вот лодки – те есть. Две «Малютки» и аж пять штук полуподводных недоразумений Джевецкого-Яновича. Так много их образовалось потому, что строились они на основе уже имеющихся корпусов для так и не пошедших в серию предыдущих лодок Джевецкого, а стоимость доработки была копеечной. Кстати, для показухи эти лодки подходили прекрасно. Их автономность, примерно сутки, останется за кадром. Скрытность при подходе к цели – почти как у нормальной лодки, а то, что после торпедного залпа это корытце обречено, ведь нырнуть оно неспособно, а скорость позволить уйти только от весельной шлюпки… увы, таковы реалии. Впрочем, героев в России всегда хватало, и экипажи таких лодок не будут чистыми камикадзе, даже если у кого-то хватит ума действительно отправить их в бой. Какой-то шанс уцелеть у них остается – по разным прикидкам, от одной пятой до одной сотой. А экипаж – всего четыре человека! В общем, для показа японцам самое то. Пусть, если уж нападут, теперь постоянно высматривают на воде перископ и нервничают, что могли не заметить.
  Кстати, некоторые в Морведе почему-то считали лодки Джевецкого-Яновича более эффективными, чем «Малютки». Наверное, потому, что они были дешевыми, и их можно при желании настроить много. Что же, теперь надо сделать так, чтобы их воззрения перестали быть тайной для возможно большего количества народа. А мне, пожалуй, пора готовить приказ о срочной постройке десяти… нет, даже пятнадцати лодок типа «Кета» - так они назвались в документах. Имея в виду, что на самом деле будут заложены пять, и суждено ли им когда-нибудь вступить в строй – это пока неясно.

  И, наконец, осталось прикинуть, когда и как можно будет организовать учения с показом подводных лодок и пикирующих бомбардировщиков, причем с привлечением зрителей из Японии и Англии. Желательно, конечно, еще в этом году, но ведь осенью на Ладоге такая погода, что все, предназначенное к показу, может утонуть или разбиться само, без всякого противника, пусть даже условного. Значит, показ должен быть в Кронштадте. Там, конечно, тоже не Сочи, но все-таки есть вероятность попасть в несколько более или менее ясных дней.
  Я взял лист бумаги, ручку и начал соображать, с чего начать пригласительное письмо для Хиробуми Ито, который, хоть уже и не был премьером, все же сохранил вполне достаточно влияния. И, главное, как по сведениям из прошлой жизни, так и полученным в этой, всегда был противником войны с Россией.

+36

63

Avel написал(а):

Англичане действительно предприняли попытку уничтожить бурский шар, но не путем диверсии, как это ожидалось, а совершенно иначе.

0

64

ПМСМы по #63.

Avel написал(а):

отправлял дельтапланы в глубокую разведку мест предполагаемого отхода и даже слетал сам, но ни в одном полете никаких признаков движения войск или даже подготовки к нему обнаружить не удалось.

Видимо, "обхода"?

разузнал, что к англичанам прибыли новые пушки, и приказал поднять в воздух шар – посмотреть, так ли это[ЗПТ] и если пушки прибыли, то где их устанавливают.

И по #64.

У меня же какие-то, пусть весьма несовершенные, лодки уже сделаны, и теперь настала пора распухать[распускать] панические слухи.

+1

65

Пост 63

Avel написал(а):

(это звание он получил одновременно с пилотским свидетельством и разрешением на отпуск по семейным обстоятельствам)

Пропущено "он".

Avel написал(а):

И это только если вообще не выводить двигатели на полную тягу

Пропушено "на".

Пост 64

Avel написал(а):

Затем у самолета появились две дополнительных растяжки от носа к крыльям,

ДополнительныЕ.

0

66

Эх, достали, видимо автора. Обычно таких длинных перерывов с продолжениями не было.

Отредактировано PReDS (01-10-2017 19:43:58)

0

67

Продолжение:



                                                    Глава 15

  Вообще-то я вовсе не был уверен, что война с Японией здесь начнется тогда же, как и там, в покинутом мной мире, то есть в начале четвертого года. Во-первых, потому, что японский флот еще явно не дошел до запланированного количественного состава. Насколько я помнил, тогда у них к началу войны было шесть броненосцев и столько же броненосных крейсеров, а сейчас броненосцев было четыре, а крейсеров – пять. Кроме того, перед самым началом войны они прикупили два крейсера первого ранга у итальянцев, но пригнать их смогли уже после начала боевых действий. Здесь же следов такой операции пока не обнаруживалось, хоть я и специально озадачил Редигера их поиском.
  Сейчас японских броненосцев было четыре, и еще один достраивался в Англии, плюс броненосный крейсер, который Германия должна была поставить Японии в начале следующего года. Да еще два крейсера второго ранга строились во Франции, и все. Это, конечно, могло означать, что в нашей реальности японцы не так спешат с началом войны, но могло быть и просто следствием слабости русских морских сил на Дальнем Востоке.
  Никакого Порт-Артура у нас там не было, а во Владивостоке базировались два броненосца – «Петропавловск» и «Севастополь», плюс крейсеры. Их, впрочем, было больше, чем в другой истории, за счет «Петра Титова» и трех его подобий, недавно построенных на верфях Крампа. Правда, последний еще не успели перегнать.
  То есть против наших дальневосточных сил морская мощь японцев была вроде бы достаточной, но без всякого запаса. Если сейчас, как тогда, они в начале войны потеряют два броненосца, преимущество станет не очень серьезным – то есть его не хватит для гарантированной быстрой победы.
  На суше признаков массовой переброски войск в Корею не было, но это ни о чем не говорило. В другой истории, если я ничего не напутал, эта переброска началась одновременно с началом боевых действий на море.
  Вот такая обстановка сложилась к концу октября тысяча девятьсот третьего года, когда в Кронштадте состоялся показ новейшей военной техники для делегаций Англии, Франции и Японии. Французы были мне незнакомы все, среди англичан присутствовал адмирал Джон Фишер – в другой истории он через год должен был стать морским министром, да в этой, похоже, тоже. Японскую делегацию возглавлял маркиз Хиробуми Ито. Немцев официально не было – мы так договорились с Вильгельмом. Пусть присутствующие думают что хотят, но на самом деле ничего такого уж интересного немцы тут увидеть не ожидали, ибо активно помогали мне готовить это шоу. 

  Вот уж что-то, а готовить показухи я неплохо умел и в прошлой жизни – не так уж редко высокое начальство, толком не знающее, чем турбовинтовой двигатель отличается от турбовентиляторного, желало лично увидеть, как обстоят дела на подведомственной ему территории. И в этой тоже не раз приходилось демонстрировать свои и чужие достижения, так что опыт у меня был. Да и у моих подчиненных тоже, так что нам удалось показать замечательную картину морского сражения по новым правилам.
  Сначала налетели пикирующие паровозы – аж целых три! – и отбомбились по барже, изображающей из себя вражеский броненосец. Потом, когда баржа утонула, зрители любовались двумя кусками пятидесятимиллиметрового броневого листа – точнее, тем, что от них осталось после попадания авиабомбы, сброшенной с километровой высоты. Два попадания – это был результат почти месячной работы двух «мошек», в среднем делавших по вылету в день каждая. Причем кусок железа, имитирующий бронепалубу, лежал на земле. Если бы он на чем-нибудь плавал, могли бы и вовсе ни разу не попасть. Но выглядело все очень убедительно. Самолеты прилетают и пикируют на цель? Еще как, аж с душераздирающим воем! Кидают бомбы и попадают примерно в двух случаях из трех. А вот результаты попадания бомб в бронепалубу – любуйтесь.

  Потом на позицию вышла так называемая «первая дивизия подплава», то есть все пять имеющихся в наличии лодок типа «Кета». И веером выпустили по мишени десять торпед. Вообще-то в мишень, стоящую в двух с небольшим километрах от лодок, попасть можно только случайно, причем с мизерной вероятностью, так я на это и не надеялся. И правильно – ясное дело, не попал никто. Из тех, кого мы демонстрировали. Ну, а то, что в трехстах метрах от мишени с раннего утра лежала на дне «Малютка», заранее сориентированная носом точно в мишень, не афишировалось. Звук под водой распространяется гораздо лучше, чем в воздухе, и, если, например, постучать в рельсу, то слышно это будет за несколько километров даже сквозь корпус лодки. Вот им с берега и постучали условным стуком – пускайте, мол! Пора.
  Наблюдатели на мишени услышали удар в днище, а потом у борта из-под воды всплыло облако рыжей краски – есть попадание! Ну, а «Малютка» чуть подвсплыла и, не выпуская перископа, отошла километров на пять мористее. Там она перешла в надводное положение и кружным путем вернулась в Кронштадт.
  - Ваши самодвижущиеся мины могут пройти десять кабельтов? – удивился Фишер.
  - Даже одиннадцать, - скромно подтвердил я. – Это новейшая разработка, однако она уже запущена в серию.
  Сказанное являлось чистой правдой. Парогазовые торпеды у нас пока не получались, но была запущена в производство промежуточная модель – с предварительным подогревом сжатого воздуха. Она могла пройти две с небольшим тысячи метров со скоростью сорок километров в час. Правда, попасть даже в крупный корабль с такого расстояния было довольно проблематично, поэтому в наставлении рекомендовалась дистанция не более восьми кабельтов, то есть полутора километров. Но ведь меня об этом никто не спрашивал!
  Тем временем лодки, отстрелявшись, начали отход, то есть развернулись и потихоньку двинулись к берегу. Быстрее пятнадцати километров в час они двигаться могли.
  - Это оружие для самоубийц, - заметил Фишер. – В реальном бою их давно бы расстреляли, с такой-то скоростью.
  - Она не помешает лодкам незаметно подобраться к вражескому кораблю и поразить его, - возразил я. – Ну, а потом, когда их обнаружат… не знаю, как у вас, а в русском флоте всегда хватало героев, готовых отдать жизнь за веру, царя и отечество. Хватает их и сейчас.
  Ито кивнул. Ну да, у японцев-то камикадзе точно найдутся, причем настоящие! И, значит, маркиз вполне может поверить, что мы действительно будем массово применять в грядущей войне такие лодки.
  - Да, - вздохнул Фишер, - размен нескольких копеечных посудин, в каждой из которых всего четыре человека экипажа, на один даже легкий крейсер выглядит экономически оправданным. А почему вы не снабдили эти лодки аккумуляторами и моторами для подводного хода?
  - Потому что тогда они станут не копеечными, а весьма дорогими. И экипаж им потребуется не четыре человека, а как минимум двадцать.
  - Возможно… но это оружие может использоваться только вблизи базы флота. Какая у них предельная дальность?
  - Сто морских миль. Оборона баз – это тоже важно, но даже обычный крейсер второго ранга может взять на борт три-четыре таких лодки, а специально подготовленный транспорт – до двадцати. Так что их можно использовать и в открытом море, причем не только Балтийском.
  Ито снова кивнул. Он, кажется, уже понял, что весь этот цирк демонстрируется в основном ему, а англичане с французами тут так, для массовки.
  - Разумеется, конструкция лодок позволяет перевозить их на обычных двухосных железнодорожных платформах, и они могут быстро оказаться на любом опасном направлении, - продолжил я (естественно, тоже для японцев). - Сейчас отрабатывается взаимодействие авиации с подводными силами. Первыми налетают самолеты, и их атака позволит подводным лодкам незаметно подойти на дистанцию уверенного поражения самодвижущимися минами. У современных кораблей нет оружия, позволяющего обороняться от самолетов, так что они смогут нападать безбоязненно.
  - Мы уже выпускаем пушки, предназначенные для стрельбы по воздушным целям, - встрял один из французов.
  - По дирижаблям, да и то летящих днем и не очень высоко. А вы попробуйте попасть из своей пушки по самолету! 
  - Но их совершенствование продолжается! – не унимался француз.
  - Наших самолетов – тоже. В частности, сейчас изучается возможность защитить броней наиболее ответственные узлы и экипаж. От прямого попадания снаряда она, естественно, не спасет, но оно крайне маловероятно. А вот защита от осколков вполне реальна.
  - Скажите, а отчего у этих ваших самолетов толкающие винты, как у дельтапланов? Там-то понятно, тянущий просто негде расположить, однако у первого аэроплана господина Можайского, который вы, ваше величество, лично подняли в воздух, винты были именно тянущие, - вопросил майор из свиты Фишера.
  - Хоть это и уменьшает устойчивость аппарата на курсе, однако сбрасываемая бомба не может оказаться в потоке, возмущенном винтом, что заметно повышает точность бомбометания, - ответил очевидной ахинеей я. Впрочем, это она для меня очевидная, англичанин же достал блокнотик и что-то в нем записал.
  - А теперь, господа, - снова привлек я внимание зрителей, - посмотрите на летное поле. Там стоят четыре самолета, а участвовали в бомбометании только три. Это не ошибка и не неисправность, четвертый самолет не боевой, а учебный двухместный. Предлагаю желающим совершить полет, дабы лично убедиться в возможностях нового вида боевой техники. Итак, кто первый?
  Такового почему-то не обнаружилось. Равно как и второго, третьего и так далее. Ни один человек из трех делегаций не рвался в небо, однако Ито повернулся к одному из своих сопровождающих, и тот сделал шаг вперед.
  - Рейтенант императорского фрота Хидэки Аояма. Позворьте мне, ваше веричество!
  С такой траурной физиономией только харакири делать, подумал я и кивнул:
  - С богом, лейтенант.
  Вскоре мы наблюдали с земли за пилотажем М-2У. Разумеется, таким, который был по силам этому самолету – горки, пологие пикирования, крутые виражи. Ни бочки, ни штопора, ни мертвой петли не делалось, больно уж это была опасная машина для выполнения таких фигур.
  После продолжавшегося пятнадцать минут полета японец сошел на землю на своих ногах – правда, они у него слегка подгибались, а лицо приобрело явственный бледно-зеленый оттенок. Он что-то бодро отрапортовал Ито, после чего уже по-русски поблагодарил меня за доставленные незабываемые ощущения. Похоже, ему очень хотелось блевануть, но он сдержался, не посрамил чести самурая.

  На следующий день мы неофициально встретились с Ито и побеседовали с глазу на глаз в Зимнем дворце. Просто потому, что мне попасть туда незаметно было гораздо проще, чем маркизу – в Гатчину. Беседа началась с того, что Ито поинтересовался причиной, по которой я вдруг решил показать технику, которая еще недавно считалась совершенно секретной.
  «Вот именно, что считалась», подумал я, но ответил несколько по-другому, хотя тоже правдиво.
  - Дело в том, что любая техника остается секретной только до того момента, как в заметных количествах поступает в войска. А так как процесс уже пошел, то я счел бессмысленным хранить тайну лишний месяц или два, но упустить при этом немалую выгоду, о чем и хотел бы с вами сейчас поговорить.
  - Ваше величество, я вас внимательно слушаю.
  Так как я, естественно, готовился к беседе, то запел натуральным соловьем. О том, что заказы оборудования для подводных лодок в Германии, хоть и выполняются с высочайшим качеством, обходятся слишком дорого (что в общем-то было правдой). И что мне хотелось бы того же, но подешевле (чистая правда – не отказался покупать то же самое, но раза в два, а лучше в три дешевле). А особое качество мне не больно-то и нужно. Опять же лодки «Кета» хорошие, но слишком маленькие. А строить большие для Дальнего Востока в Германии, да потом еще гнать их на другой конец земного шара – это разориться можно. Корпуса делаются в России, но настолько медленно, что мне иногда хочется перевешать всех причастных (ну, вот это уже не совсем правда, но, конечно, нашим работать побыстрее действительно не помешало бы. И что предлагаю Японии лицензию на постройку лодок «Кета» и «Кета большая» в обмен на поставку какого-то количества готовых лодок.

  Несмотря на внешнюю невозмутимость Ито, было видно, что он слегка охренел. Впрочем, я и сам еще полгода назад охренел бы, скажи мне кто-нибудь, что я буду предлагать японцам подобное. Однако предлагаю же! Потому что в сложившейся обстановке плюсы от такой коммерции вроде бы перевешивают минусы.
  Разумеется, я не рехнулся настолько, чтобы принимать на вооружение то дерьмо, что нам поставят японцы. Уж как-нибудь придумаю, кому его перепродать! В Латинской Америке потребители на такую технику наверняка найдутся. Нам же она будет не очень опасна, даже если японцы сами, без нашей помощи впихнут в большую «Кету» электромотор с аккумулятором. Но если они клюнут на это дело, то скорого нападения можно не опасаться – оно произойдет не раньше, чем японцы построят себе хоть какой-то подводный флот. И придумают, как защищаться от нашего, который они будут ошибочно считать точно таким же.  А также вооружат свои корабли хоть чем-нибудь зенитным, потому как Ито видел, чем может грозить даже броненосцу атака пикировщиков.
  - Кроме того, - продолжал я, - Россия вообще заинтересована в размещении части заказов в Японии, ибо возить все в наши дальневосточные земли из Европы и даже Штатов слишком дорого.
  Я имел в виду стройматериалы, простые инструменты и ширпотреб типа тканей. Если удастся дешево покупать все это в Японии, то все человеческие ресурсы Дальнего Востока можно будет направить в судостроение, добычу угля с нефтью и строительство укреплений. Ну мало там сейчас народу, мало!   
  Однако это было еще не все, и я, мысленно попросив у самого себя прощения за то, что вынужден нести такую ересь, с самым серьезным видом выдал:
  - И, наконец, я надеюсь, что предлагаемое мной сотрудничество станет первым шагом к тому, что Япония задумается – а не получит ли она больше с помощью России, чем с помощью Англии и даже Америки? Филиппины, Гуам, Сингапур, Индонезия и далее вплоть до Австралии – вместо пустого Сахалина, нищего Приморья и узкой полоски Манчжурии между железной дорогой и Амуром?
  Дело в том, что ни в какое миролюбие страны восходящего солнца я категорически не верил. В той истории она с помощью Англии и Штатов победила Россию, а потом, набравшись сил, набросилась на своих недавних покровителей. Если сейчас мы поможем ей сначала урвать несколько жирных кусков у англосаксов, то просто станем следующими в очереди на битье, только и всего.
  Однако это была только одна сторона проблемы. Вторая же заключалась в том, что и я вполне допускал войну с Японией! Только не сейчас, а когда мы к ней получше подготовимся.
  Нет, я, конечно, понимаю, что Петербургский договор тысяча восемьсот семьдесят пятого года, по которому Россия отдала Японии Курильские остова в обмен на право единоличного владения Сахалином, дал нам четверть века спокойствия на Дальнем Востоке. Но теперь-то оно подходит к концу! А Курилы по сути дела являются забором, отгораживающим наш дальневосточный флот от Тихого океана. И от Камчатки, между прочим, тоже, то есть ситуация в общем не самая хорошая, не мешало бы исправить. Кроме того, пока Курилы японские, нет никаких оснований как-то прикрыть их рыболовство в Охотском море, а эта рыба нам скоро понадобится самим. Ну и где-то на Курилах есть крупнейшее в мире месторождение рения. Правда, сейчас никто в мире, кроме меня, не представляет себе, что это такое… разве что Менделеев, который предсказал его существование еще лет тридцать назад. Но ведь так будет не всегда, надо и о будущем позаботиться. 
  И, наконец, не следовало забывать про Корею. Сейчас японцы вели себя там как оккупанты, выдавливая из корейцев все соки и буквально сдирая последнюю шкуру. Еще немного – и корейцы будут готовы на союз с кем угодно, лишь бы против Японии! А мы их эксплуатировать не будем… почти. Уж во всяком случае не так, как это сейчас делают самураи.
  Поэтому совесть меня особо не мучила. Да, я предлагаю японцам вечный мир, имея в виду, что в не таком уж далеком будущем он возьмет и кончится. Так ведь и они, если согласятся, будут иметь в виду то же самое! А история рассудит, чьи планы на будущее были правильными. Я же со своей стороны постараюсь ей в этом слегка помочь, только и всего.

  - Честно говоря, я не ожидал, что вы, ваше величество, столь быстро разберетесь в противоречиях между нашими армией, флотом и дзайбацу, и на основании этого выработаете новую политику, - завершил беседу Ито. – Я не могу вам сейчас ничего сказать, но обещаю максимально быстро и точно довести ваши предложения до божественного тенно.
  Я же в этот момент был озабочен не показать – слово «дзайбацу» мне не так чтобы знакомо. Нет, вроде я его слышал или читал в прошлой жизни, но вот что оно означает – не помню. То ли это инструмент для совершения обряда сеппуку, то ли направление в искусстве вроде хентая… в общем, до получения ответа от императора надо будет поточнее узнать, в каких именно противоречиях я ухитрился столь лихо разобраться.

+19

68

Еще кусочек:



                                                          Глава 16

  В двадцать первом веке никто особенно не сомневался, что между образовательным уровнем родителей и количеством детей в семье есть связь, причем обратная. Чем выше уровень, тем меньше детей. В среднем, разумеется, исключения бывают всегда. Наверное, даже сейчас, в начале двадцатого века, это уже понимают – если не все, то некоторые. Я, во всяком случае, в их число вхожу, ибо обе моих жизни данный тезис вполне подтверждают.
  Там я закончил МАИ, а жена вообще была кандидатом химических наук, и у нас был всего один ребенок.
  Здесь же Алик Романов получил, так сказать, домашнее образование, которое на высшее, мягко говоря, не тянуло. У Риты было то же самое, только хуже – до свадьбы она не только не умела извлекать квадратные корни, но даже не знала, сколько в физике существует законов Ньютона! И уж тем более о чем они. Зато у нас к началу тысяча девятьсот четвертого года две дочки и сын, и Рита снова в положении. Причем недавно выяснилось, что она, скорее всего, ждет двойню! Повысить, что ли, наш образовательный уровень? Во избежание перенаселения Гатчинского дворца. А что, мне же не хватает квалифицированных дипломатов, вот и надо организовать не только МАИ, но и МГИМО. Насчет поступления можно не беспокоиться – уж мы-то с женой такие мажоры, что все остальные на фоне нас будут смотреться весьма бледно. И особо напрягаться при учебе не придется по той же самой причине. А потом, чем черт не шутит, можно будет и защититься, для полной гарантии. Вопрос – где найти на все это время – к актуальным явно не относится. Да там же, где его нашли остепененные депутаты и министры двадцать первого века. Я же не говорил, что мы с Ритой должны сами писать диссертации, а защитить их много времени не займет.

  От размышлений насчет научно-образовательных методов контрацепции меня отвлекла дочь Татьяна, без стука зашедшая в комнату. Потому как комната была ее, а сейчас у нас по плану будет урок физики. Когда позволяло время, этот предмет я ей преподавал сам. Причем не только ей, а за компанию еще дочери казака из лейб-конвоя и двум младшим сестрам фрейлин Риты соответствующего возраста.
  Мы с женой были единогласны в том, что учить наших детей так, как учили нас – нельзя.
Сидит, значит, такой обучаемый, зевают, а вокруг суетятся двое преподавателей. Нет, учеников должно быть обязательно несколько. Во-первых, им будет не так скучно, во-вторых, в учебе появится элемент соревнования, а в-третьих – это станет неплохой мотивацией для людей из нашей с женой охраны, если их родные будут учиться вместе с императорскими детьми. Да, разумеется, Ритины фрейлины были ее охраной – а иначе зачем они тогда вообще нужны? Ну не хвост же платья за ней таскать, тем более что Рита таких длинных и не носит.   
   
  В этот раз я, похоже, был не очень убедителен, ибо рассказывал о молекулярном строении вещества, но мысленно время от времени отвлекался на проблему – если родятся мальчики, да еще одинаковые, то как потом отличать старшего от младшего? Они же потенциальные наследники престола, и для них это обязательно. Сразу, что ли, пометить того, который появится на свет первым? Да и вообще, Рита и до этого Гатчинский дворцовый комплекс покидала довольно редко и неохотно, а после родов наверняка тут безвылазно засядет как минимум на полгода. Впрочем, это как раз неплохо – меньше вероятностей нарваться на покушение или случайно угодить под чье-то чужое. Эсеры, правда, пока еще не озверели до такой степени, чтобы в качестве главных жертв назначать женщин, но, во-первых, при таких спонсорах, как англичане, ждать придется недолго. А во-вторых, то, что кроме главного объекта теракта, будет убито еще несколько, а то и несколько десятков совершенно посторонних людей без различия пола и возраста, эсеров и анархистов, как и народников до них, не волновало никогда. Именно поэтому я с пониманием и одобрением относился к тому, что Рита всегда была домоседкой. В качестве моря ее вполне устраивало Серебряное озеро, а парк вокруг него в первом приближении сходил за нетронутую природу. Впрочем, случались исключения – это когда в Питере происходила какая-нибудь давно ожидаемая премьера. Балета там, оперы или драмы. Кстати, а почему у нас в России до сих пор нет оперетты? На западе-то она вроде уже появилась. Насколько я курсе, это смесь из вышеперечисленных жанров. То есть если в трагедии Отелло придушит жену, после чего самоубьется, и на этом все кончится, то в оперетте Дездемона в процессе душения споет что-нибудь лирическое, а Отелло, закончив процесс, сначала спляшет лезгинку, и только потом пойдет вешаться. Может, посоветовать Рите подобным образом внести прогресс в искусство? Да ну, лучше помолчать, а то она опять озаботится повышением моего культурного уровня. Жена уже не раз намекала, что он у меня недопустимо низок для порядочного монарха.

  Мысли о высоком искусстве не очень мешали мне вести урок, и вскоре он благополучно закончился. Я убрал в портфель разноцветные шарики на проволочках, изображающие молекулы, попрощался с ученицами и отправился к себе. Так как никаких срочных дел вроде не предвиделось, то я решил заняться одним не очень срочным. А именно – доказать Рите, что моя якобы дремучесть в вопросах культуры – это миф, а на самом деле я ими очень даже интересуюсь. Но не как простой потребитель духовной пищи, который хавает все, что ему подсовывают, а как инженер, то есть предварительно проанализировав предложенное к употреблению.
  Задача несколько упрощалась тем, что один раз мне с ней уже пришлось столкнуться – еще в первой жизни. Там жена тоже была не в восторге от моих плебейских вкусов, и я, подойдя к делу серьезно, озаботился сбором сведений, что вообще такое балет с оперой, а также когда и зачем они были придуманы. Но тогда это не пригодилось – жена убедилась в том, что меня не перевоспитаешь, быстрее, чем я успел систематизировать полученные сведения. Ничего, не успел тогда, зато успеваю сейчас. Итак, откуда растут ноги у так называемого высокого искусства?
  Да из самого что ни на есть банального снобизма. Рассмотрим сначала балет. Он развился во Франции при Людовике Тринадцатом – том самом, при котором колбасился Д’Артаньян в «Трех мушкетерах». Королю было скучно, и временами хотелось сплясать что-нибудь этакое, но ведь нельзя! Этикет не позволяет, ведь пляски – это простонародное развлечение, приличествующее лишь быдлу, а вовсе не благороднейшему дворянину в хрен знает каком поколении, тем более монарху. Однако Людовик с несчастливым номером, что бы о нем потом не писали, все-таки был умным человеком и применил системный подход к вопросу. Королю невместно участвовать в простонародных танцах? Значит, надо плясать не простонародные. Их нет? Надо придумать, только и всего. Причем так, чтобы различие было максимальным в каждом элементе.
  Народные танцы подразумевают искренние чувства? Решено, в балете на них даже намека быть не должно! И каждой естественной эмоции был присвоен формальный признак, с ней ничего общего не имеющий. Нужно изобразить огорчение? Поставьте ноги вот так и слегка растопырьте. Отчаяние? Тогда к позиции ног добавляются соответствующим образом вывернутые руки. Прогрессирующая безнадежность? Следует в позиции отчаяния прыгать по сцене в такт музыке. И так далее, в результате получается уже почти настоящий балет.
  До высшей степени формального совершенства его довел Людовик Четырнадцатый. Но все-таки у него был не совсем тот балет, что сейчас идет в той же Мариинке. У короля-солнце все роли танцевали мужчины.
  До классического современного вида балет довели наши соотечественники. Еще при матушке Екатерине баре любили развлекаться созерцанием танцев голых крепостных девок, однако хоть сколько-нибудь образованные дворяне догадывались, что это все-таки разврат. И даже если девок слегка одеть (чуть-чуть, совсем незаметно) – тоже разврат, только прикрытый фиговым листком. Зато если их прямо в таком виде ввести в балет по-французски, то есть добавить декорации и вместо дудочников и балалаечников посадить оркестр, то получится высокое искусство, именуемое русским балетом.
  Опера родилась аналогичным образом, только немного пораньше и в Италии. Всяким местным дожам было в падлу слушать уличных скоморохов, да и католическая церковь такое искусство не одобряла, однако совсем без пения под музыку благородные господа изволили слегка заскучать. Как следствие - был изобретен жанр, по возможности противоположный народному. Абы не как у смердов, вот и все его секреты.

  То есть, как только в обществе появилась элита, ей понадобилось свое, элитарное искусство. Причем такое, чтобы даже случайно перепутать его с народным было невозможно. Со временем дело дошло до полного маразма – в двадцать первом веке, например, находились индивидуумы, ставившие «Черный квадрат» Малевича выше неподражаемых полотен Васи Ложкина. Да что же у них с головами-то творится?

  Однако, в отличие от них, у меня с мыслительным органом все в порядке, то есть я еще не рехнулся настолько, чтобы знакомить Риту с результатами моих умственных усилий просто так. Зато не просто – самое время!
  Итак, кто такие монархи?
  Мне против воли сразу вспомнилось «Что такое, товарищи, дебют? Дебют – это, товарищи, квазиунофантазия».
  Так вот, товарищи - монархи, а также некоторые их родственники – это, образно говоря, сверхэлита. А раз так, то у нее должно быть свое, блин, сверхэлитарное искусство. Причем отличное как от просто элитного, так и от народного. Начать можно с музыки, ну и пения под нее до кучи. Отличие же будет состоять в том, что люди станут петь не просто так, а в микрофон, а играть будут на электронных музыкальных инструментах. Тем более, что для меня это не совсем темный лес – в первой молодости я делал электрогитары и усилители для школьной рок-группы, тогда стыдливо именуемой «вокально-инструментальным ансамблем». И даже, выучив три с половиной аккорда, играл там на ритм-гитаре, несмотря на полное отсутствие слуха. Правда, как только нашелся нормальный гитарист, меня оттуда попросили, но это уже неважно. Я даже аккорды песни «Венус», более известной под дворовым названием «Шизгара», до сих пор не забыл!
  И, значит, пусть Рита станет энтузиасткой сверхэлитарной электрической музыки. Она вообще давно покровительствует всяким искусствам, так что это никого не удивит. В отличие от ситуации, когда подобным ни с того ни с сего заинтересуюсь я.

  Мне же, если вдуматься, давно пора. Ведь микрофон нужен не только для того, чтобы в него безголосо петь или шамкать очередной доклад двадцать какому-нибудь съезду. С его помощью можно прослушивать такие разговоры, какие без него не прослушаешь никак. Недаром отец электронной музыки, Лев Термен, плодотворно занимался разработкой прослушивающих устройств для НКВД, МГБ и КГБ. Кстати, его эндовибратор, то есть микрофон, не требующий электропитания и не содержащий электроники, для своего времени был шедевром и лет восемь проработал в американском посольстве, доставив немало приятных минут людям из компетентных органов. Да и система прослушивания с помощью инфракрасного луча, отраженного от стекла в помещении, где идет разговор, совсем не зря стала основанием для присуждения Термену Сталинской премии. Кстати, ему сейчас уже восемь лет, и это весьма способный ребенок, я на всякий случай уточнил. Ну, а пока он не вырос, упомянутыми вопросами придется заниматься другим людям, в том числе и мне.     

  Опять же на подводных лодках и противолодочных кораблях позарез нужна гидроакустическая аппаратура, которую тоже надо где-то разрабатывать. Вот, значит, пусть этим и занимается какая-нибудь «Академия новейшей музыки» под патронажем ее императорского величества Анны Федоровны (это, если кто забыл, официальное имя Риты). А я, как любящий муж, буду потакать капризам супруги и время от времени оказывать ее детищу техническую и даже финансовую помощь.
  Правда, в такой аппаратуре без электронных ламп, а со временем и транзисторов не обойдешься, но они будут проходить под грифом «совершенно секретно». Для публики же мне придется выяснить, не изобрел ли уже кто-нибудь магнитный усилитель. И, если таки никто не сподобился, сделать это самому, а то я, действительно, что-то давно ничего такого не изобретал. И руками давно не работал, с раскаянием подумал я, после чего резко изменил маршрут в сторону черного хода, около которого всегда стоял готовый к поездке мотоцикл. На нем я за минуту домчался до Приората, где, быстро разыскав буковую палку, рояльные струны и латунную проволоку, в темпе соорудил что-вроде бескорпусной электрогитары о двух струнах. На звукосниматель пошла катушка от недоделанного наушника, а двухламповый усилитель с динамиком у меня уже был. И, значит, после ужина я уединился с женой, по-быстрому прополоскал ей мозги насчет сверхэлитарного искусства, после чего продемонстрировал дражайшей половине первый в мире электромузыкальный инструмент системы «адын палка два струна». Причем не просто показал, а в меру способностей постарался сыграть мелодию песни «Симпати» группы «Рар Берд». Не скажу, что у меня получилось так уж близко к оригиналу, однако Рита заинтересовалась.
  - А ну-ка дай сюда, - сказала она. После чего, пару минут осторожно потрогав струны и прислушавшись к звучанию, сыграла то, что я не очень успешно пытался изобразить. Причем у нее вышло ничуть не хуже, чем в оригинале! Даже, по-моему, немного красивей.
  - Ты это имел в виду?
  - Э… да.
  - Ну что ж, вкус у тебя есть. К нему бы еще хоть немножко слуха и самую малость соответствующего образования, и можно было бы музицировать при посторонних. Иногда, естественно, не злоупотребляя. В общем, я согласна заняться электрической музыкой, под прикрытием которой ты будешь разрабатывать свои микрофоны, детекторы и эти… как их… гетеродины. Значит, говоришь, полноценную гитару по такому принципу сделать можно?
  - Да.
  - Вот и сооруди мне штуки три. И скрипка, пожалуй, тоже не помешает.
  Я, естественно, заверил Риту, что максимум через три недели вся аппаратура у нее будет. А сам подумал, что, как это ни странно, вполне могу и в этой жизни услышать в хорошем исполнении «Венус», «Ви шокин ю» и «Невер релиз зе уан ю лав». Ведь Марина поет ничуть не хуже, чем в семидесятых годах двадцатого века пела Маришка Вереш. Слова я в общих чертах помню, а Рита, как только что довелось убедиться, сможет восстановить мелодии по моим убогим попыткам их воспроизвести.

Отредактировано Avel (04-10-2017 22:01:15)

+18

69

И еще:


                                 
                                                              Глава 17

  Похоже, моя наспех задуманная авантюра с показом паровых пикировщиков и полуподводных лодок системы Джевецкого-Яновича удалась, решил я в мае тысяча девятьсот четвертого года. Ведь японцы так и не напали. Правда, совсем не факт, что они обязательно напали бы без моей военно-воздушно-подводной импровизации, но так считать приятней. Значит, его величество Александр Четвертый умеет не только с блеском садиться в лужу. Иногда получается и наоборот, а это греет душу.
  В общем, японцы сейчас судорожно строили подводный флот, основательно загрузив заказами Балтийский и Невский заводы в Питере. Причем основную ставку делали не на классическую «Кету», а на ее удлиненную разновидность, в которую к тому же собирались впихнуть электромоторы и аккумуляторы для чисто подводного хода. Они даже попытались пригласить к себе конструкторов лодки, но тут вышел облом.
  Джевецкий был снобом, каких еще поискать, он и в Питер-то из своего Парижа приезжал неохотно, а тут вообще в какие-то дикие Йокосуки приглашают! Нет-с, господа, не нужны мне ваши деньги в какой-то дыре, да еще с таким названием. Однако, узнав о неожиданном успехе своих творений, он все-таки приехал в Питер и несколько дней ходил по нему гоголем.
  А вот второй разработчик грозного оружия, лейтенант Сергей Янович, вдруг оказался патриотом и заявил японцам, что никуда он из России не поедет, ибо приносил присягу и намерен посвятить жизнь служению отечеству. Узнав об этом, я вздохнул и велел написать мой именной указ о присвоении Яновичу звания старшего лейтенанта. Тем более что он не собирался почивать на лаврах, а хотел модернизировать свою лодку примерно в том же направлении, что японцы, но немного по-другому. Кажется, он, как и его шеф, в глубине души боялся электричества, поэтому решил присобачить на вал двигателя не генератор, а компрессор, и дополнить ее пневматическим мотором. Пока лодка идет в надводном положении или под шноркелем, компрессор закачивает воздух в баллон, а при погружении нефтяной мотор глушится, и лодка движется под пневматическим, как торпеда. Естественно, Янович понимал, что дальность подводного хода при этом получится мизерной, но считал, что ее будет достаточно. Ведь, по его мнению, полностью погружаться лодке придется только для отхода после атаки, а на это хватит и нескольких миль. Зато у пневматического двигателя мощность будет существенно больше, чем у электромотора таких же размера и веса, а это позволит развить большую скорость и быстрее покинуть опасное место.
  Ну что же, подумал я, пусть человек старается. Совсем бесполезными его лодки не окажутся, пригодятся для обучения личного состава. А заодно можно будет правдоподобно легендировать часть заказов, на самом деле предназначенных для лодок серий «М» и «К». Скрытности же при отходе такое решение, увы, не прибавит, ибо лодку будет выдавать значительно более интенсивный, чем у торпеды, след из воздушных пузырей. Только защищенность слегка повысится, вот и все.

  Французы тоже заинтересовались подводными лодками, но их интерес, насколько я понял, пока полностью удовлетворял Джевецкий, искренне считавший себя главным конструктором «Кеты», а Яновича – всего лишь способным исполнителем. А вот англичане почему-то повышенным вниманием мои лодки не удостоили, зато устроили шум в прессе по поводу южноафриканских подвигов Куликовского. Что интересно, их наиболее интересно и довольно взвешенно описывал некто Уинстон Черчилль, сейчас ошивавшийся в Южной Африке в качестве военного корреспондента сразу нескольких газет. По его описаниям выходило, что капитан русской армии Куликовский – никакой не грязный дикарь, как большинство буров и некоторое количество тамошних золотоискателей, а самый что ни на есть настоящий джентльмен, сочетающий высокие личные качества с редким бесстрашием и выдающимися способностями в области техники. И единственное, о чем сожалел Черчилль, причем, по-моему, тот самый, что оставил заметный след в мире моей первой жизни – это что такой человек служит не Англии, а России.
  Когда же до Лондона дошел отчет об устроенном мной воздушно-подводном шоу, авиационный вопрос был поднят на уровень английского парламента. Я немного этому удивился, но, прежде чем задавать вопросы специалистам, решил посоветоваться с женой.
  - На самом деле вопросов у тебя не один, а два, - заметила Рита. – Первый выглядит так – почему англичане не заинтересовались подводными лодками? Мне приходит в голову только один ответ – потому, что на самом деле они им не больно-то и нужны. У Роял Нэви две тесно связанных задачи – обеспечение безопасности английской морской торговли и создание угрозы чужим военно-морским силам в любой точке мирового океана. А эти лодки ни одну из таких задач выполнить не могут. К торговле они вообще никоим боком, а угроза противнику от них если и есть, то только неподалеку от своих берегов.
  Второй вопрос – почему они именно сейчас заинтересовались самолетами – он несколько сложнее, и вероятных причин этого я вижу две. Или их чем-то заинтересовали подвиги Ольгиного ухажера, или англичане усмотрели в самолетах средство борьбы с чужими подводными лодками, скорее всего германскими. Как именно можно бороться – не представляю, это тебе виднее.

  В общем-то я и сам думал примерно так, а если похожие мысли приходят в голову довольно разным людям, то, скорее всего, они близки к истине. Значит, надо затребовать возможно более полное описание деяний господина Куликовского в Южной Африке. Тем более что недолго ему там осталось геройствовать если не в одиночку, то на одном-единственном самолете, причем довольно старом. Правда, с кучей запчастей. Его подвиги, воспетые одновременно Черчиллем и Немировичем, вдохновили сразу трех пилотов из авиаотряда в Залесье, причем без всякой моей стимуляции этого процесса. Сразу после шоу они объявили сбор средств для выкупа аэропланов, и единственное, что я себе позволил – это посоветовал Сандро не задирать цены. Впрочем, он и не собирался, так что деньги в потребном количестве были быстро собраны, три пилота и шестеро механиков получили отпуск по семейным обстоятельствам и сейчас, по моим сведениям, уже приближались к порту Дурбан, все-таки взятому войсками де ла Рея.
  Меня, скажем прямо, не удивило, что сам Сандро никуда не записался добровольцем. Все-таки осторожность всегда была его отличительной чертой, и плыть черт знает куда, причем в тот момент, когда у возглавляемого им воздушного флота появились реальные перспективы значительного расширения, он не захотел. Значит, муж у Ксении не будет героическим летчиком, и это меня даже немного огорчило. Я бы на его месте, пожалуй, все же смотался бы в Южную Африку.
  Ну, а на своем месте мне оставалось только сидеть на заднице ровно и смотреть, куда двинут прогресс военной техники европейские державы. И делать выводы, причем желательно сразу правильные, но это уж как получится.

  В середине июля в Россию приехал мистер Невилл Чемберлен. Наверное, многие помнят эпизод из «Двенадцати стульев», когда Киса Воробьянинов размечтался о жизни после получения сокровищ своей тещи, а потом открыл глаза и узрел перед носом кукиш? Так вот, это был кукиш с плаката «Наш ответ Чемберлену». Однако сейчас этот тип был еще не политиком, а бизнесменом, и приехал он с поручением от английского Адмиралтейства о закупке образцов нашей авиационной техники. Именно так, дирижабли его почему-то не очень интересовали. И первым делом он установил контакт с господином Александром Бари.
  Пожалуй, тут не помешает небольшое лирическое отступление. Итак, все российские предприятия, учувствовавшие в производстве военной техники, делились на три типа.
  Первый – самый малочисленный – предприятия чисто частные, то есть вовсе без участия государственного капитала. Правда, в довольную заметную часть их были вложены мои личные деньги, но не напрямую, а через посредников. Например, таким был Аэростатный завод в Подольске, занимающийся выпуском воздушных шаров и небольших полужестких дирижаблей. Он принадлежал Шухову и Бари.
  - Второй – акционерные общества с контрольным пакетом, принадлежащим лично императору, то есть мне. Одно из самых крупных – концерн все тех же Шухова и Бари, на котором делалось больше половины всего, имеющего отношение к самолетам.
  И, наконец, чисто казенные заводы. В основном судостроительные и артиллерийские, но в их число входил и Тверской моторный завод.
  В общем, я не узрел ничего удивительно в том, что этот Чемберлен обратился именно к Бари, ибо пикирующие паровозы были сделаны на предприятиях их с Шуховым концерна. И на более высокие уровни ему обращаться не придется, потому что Бари и раньше имел мое разрешение принимать посторонние заказы на «эмки», а недавно я его на всякий случай подтвердил.
  В общем, в аврале, когда я ждал, что на нас того и гляди нападет Япония при полной поддержке Англии, а, возможно, еще Штатов, наступил технический перерыв. Всем вероятным противникам нужна пауза на то, чтобы разобраться в том, что на них довольно-таки внезапно свалилось.
  Правда, остаются две неясности. Первая – как теперь быть с Трансваалем и Оранжевой республикой? С поддержкой России и Германии они вполне могут выиграть войну. Или по крайней мере свести ее вничью. То есть появляется возможность подвигнуть Британию на какие-нибудь серьезные уступки в обмен на прекращение нашей помощи республикам. С виду это довольно привлекательный вариант, но тут есть свои тонкости. Сэры очень не любят, когда их к чему-нибудь вынуждают. И они, суки, злопамятные, прямо как я. Но это еще ничего по сравнению с другим обстоятельствам. Ведь если я сейчас – скажем прямо – предам своего хоть и далеко не самого ценного, однако все-таки союзника, то кто мне потом поверит? Поэтому, пожалуй, следует поступить несколько наоборот. Требования надо выставлять не англичанам, а папаше Крюгеру. Первое – государственная поддержка рабочей силой рудников Русско-американской геолого-технической компании, африканское отделение которой штатовцы вроде как хотят купить, но давать нормальную цену не желают категорически, из-за чего вопрос до сих пор висит. Второе – срочно и за счет республики начать строить железную дорогу Претория-Дурбан. И, наконец, самое главное. Почаще и повнимательней слушать российского военного атташе генерала Максимова, а своих военных советников, наоборот – пореже и вполуха. Если президент согласится с моими предложениями, помощь Трансваалю будет расширена до пределов, обеспечивающих благоприятный итог войны. Если же нет – она будет сокращена, и я смогу с чистой совестью договориться с англичанами, насколько именно.
  И, наконец, последнее из того, что пока неясно – это позиция Соединенных Штатов. Я знаю, что они дали в долг японцам, но не знаю, на каких условиях. И не понимаю, почему они предлагают за мою компанию примерно половину ее реальной стоимости, о которой им прекрасно известно. Они знают что-то, неизвестное мне, или мы просто по-разному оцениваем доступные всем сведения?                           

  А в середине августа и вовсе произошло нечто непонятное. Порт Кейптаун подвергся бомбардировке с воздуха! Откуда-то прилетела хорошо знакомая англичанам «эмка» и аккуратно положила десятипудовую бомбу чуть ли не прямо в трубу транспорту с войсками, собиравшемуся встать под разгрузку. Спасти удалось очень немногих из почти полутора тысяч солдат, находившихся на борту. А «эмка» спокойно улетела на восток, в сторону гор.
  Если кто не понимает, чего ж тут удивительного, объясняю. Максимальная перегонная дальность самолета М-2 составляет семьдесят километров. То есть если он будет лететь по прямой и на экономической скорости до полной выработки горючего, то пролетит как раз столько. Максимальный радиус боевого применения – двадцать пять километров, это без всякого запаса на непредвиденные обстоятельства. Куликовский никогда не располагал аэродром дальше пятнадцати километров от линии соприкосновения войск. А до самой ближней к Кейптауну точки линии фронта было километров пятьсот! Этот кавалерист – он что, от великой любви смог в двадцать раз увеличить дальность полета своей небесной каракатицы? Раза в два – я бы еще мог поверить, хоть и с трудом, но в пятьдесят – это далеко за гранью возможного. Скорее можно предположить, что он как-то ухитрился протащить разобранную «эмку» по тылам противника почти до самого Кейптауна, по-быстрому нашел место под тайный аэродром, собрал самолет и отправился бомбить вражескую столицу. Это, конечно, тоже фантастика, а главное – дальше-то что? Он снова разобрал самолет и поволок его по тылам обратно? Потому что англичане первым делом тщательно обшарили окрестности Кейптауна и ничего не нашли. И, наконец, генерал Максимов тоже ничего не знал! Ему было известно, что Куликовский со своим отрядом перебазировался под Дурбан. В настоящее время отряд в составе двух дельтапланов, трех пилотов и пятерых механиков находится месте дислокации, но ни Куликовского, ни его «эмки» там нет. Где они, никто якобы не знает. Насчет пилотов Максимов не уверен, но механики явно врут. Вот, собственно, и все содержание радиограммы, пришедшей из Южной Африки.
 
  Я ожидал, что англичане довольно быстро отреагируют на произошедшее, и не ошибся – ко мне явился английский посол Чарльз Гардинг. Похоже, у него было два задания – основное и дополнительное. С дополнительным он справился быстро, выразив глубокую озабоченность по поводу действий российских военнослужащих в Южной Африке.
  - Давайте все-таки внесем ясность, сэр, - предложил я. – Куликовский – действительно российский офицер, но в настоящее время находится в отпуске по семейным обстоятельствам.
  - Какие такие обстоятельства вынуждают его бомбить Кейптаун? – попытался возмутиться посол.
  - Я же говорю – семейные. Открою вам тайну – он не только влюбился в мою сестру Ольгу, но и ухитрился добиться взаимности. Я вовсе не считаю, что счастье сестры нужно приносить в жертву династическим интересам, но все же не могу разрешить ей выйти замуж за простого офицера в невысоком чине. Но за признанного героя – совсем другое дело! Вот он и совершает подвиги во имя прекрасной дамы, как какой-нибудь рыцарь короля Артура.
  - Но почему именно в Африке?
  - А где еще ему развернуться? Боевые действия достаточной интенсивности сейчас происходят только там. Устройте войну еще где-нибудь, и он, вполне возможно, туда переберется.
  - Но ведь из России недавно отбыли еще три аэроплана с экипажами!
  - Может, они тоже в кого-нибудь влюблены? – предположил я. – Если вам интересно, могу попытаться узнать.
  Однако сэра Чарльза гораздо больше беспокоил основной вопрос из тех двух, с которыми он ко мне пришел, а именно – как вообще паровой аэроплан может пролететь такое расстояние?
  - Понятия не имею, сам бы многое отдал, чтобы это побыстрее узнать, - совершенно честно ответил я и с чувством глубокого удовлетворения увидел, что Гардинг мне ни на йоту не поверил.
  - Как только я что-нибудь узнаю, могу с вами поделиться.
  И это тоже было чистейшей правдой. Обязательно поделюсь! Но, во-первых, не задаром, а во-вторых, не сразу, а в наиболее подходящее время. Но все же – что этот Ромео ухитрился сделать с бедной «эмкой», отчего она приобрела явные черты стратегического бомбардировщика? Не ядерный же реактор он поставил котел подогревать! Хотя, блин, в ЮАР уран точно добывался…

+37

70

Avel написал(а):

Устройте войну еще где-нибудь, и он, вполне возможно, туда переберется.

  http://read.amahrov.ru/smile/neigh.gif    http://read.amahrov.ru/smile/good.gif

+2


Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Произведения Андрея Величко » Точка бифуркации (Юрьев день - 3)