Глава 1.8 (окончание)
Приближалась зима. В отлитие от большинства советских самолетов того времени, кабина Су-2 отапливалась, так что летчики работали в относительно комфортных условиях. По крайней мере, необходимости одевать зимний комбез с унтами пока не было. Северов одевал теплое белье, раздобыл сапоги размером побольше и меховые унтята, но продолжал летать в своем летнем комбинезоне.
Вермахт буксовал под Москвой, Калинин немцы пока не взяли, прорыв в сторону Клина тоже не состоялся. Полк наносил удары по опорным пунктам противника, громил артиллерийские батареи, склады снабжения. Удары по механизированным колоннам противника мешали его маневру, затрудняли переброску войск на наиболее опасные участки. Наша истребительная авиация стала гораздо более активной, потери бомбардировщиков снизились.
Пасмурным утром 5 ноября в полк неожиданно прилетел представитель ВВС фронта, который от лица командования похвалил всех за хорошую работу и поздравил с награждением высокими правительственными наградами. Командир полка Сотников, его заместитель Агеев, начальник штаба Галкин, замполит Кречетов, комэск-1 Шаневич, два командира звеньев (Горобченко и Ковин) были награждены орденами Красного Знамени. Еще пять наиболее результативных летчиков и штурманов наградили орденами Красной Звезды. В их числе был и Ларин. А вот фамилии Северова не было.
- Что ж, история имеет свойство повторяться, - философски подумал Северов.
Настроение было хорошим, Красная Армия показала гораздо более высокую эффективность, чем в аналогичный период прежней истории. И в этом есть доля его труда. А награды… Придет время и для наград.
Впрочем, у командования полка на этот счет было другое мнение.
- Товарищ полковник, разрешите обратиться! – Сотников подошел к представителю ВВС фронта после того, как личный состав был распущен.
- Что у тебя, майор? – удивился тот, глядя на расстроенное лицо командира полка.
- В списке награжденных отсутствует исполняющий обязанности командира второй эскадрильи младший лейтенант Северов!
- Отсутствует, значит недостоин! У тебя и так почти весь полк наградили! Ты на другие полки посмотри. Твой полк отметили самым значительным образом! – и полковник посверлил в небе поднятым указательным пальцем.
- Да нет же, товарищ полковник! Именно Северов награды и достоин, не меньше любого из нас достоин! Его обязательно должны были наградить, это какая-то ошибка! – от волнения Сотников даже начал слегка заикаться.
Подошедшие Агеев, Галкин и Кречетов поддержали своего командира.
- Ну, не знаю… Я, конечно, уточню. Всякое бывает, может и напутали писарчуки чего! – полковник был удивлен таким единодушием командования полка. Видимо, этот младший лейтенант и правда достойный награды человек.
По такому приятному случаю не грех было и немного выпить, но все ждали команду на боевой вылет. Полковник улетел поздравлять другой полк, а экипажи разбрелись по машинам. Северова все сочувственно хлопали по плечу, он отмахивался и поздравлял награжденных. Ларин стоял рядом с самолетом с таким видом, будто случайно испортил своему командиру парадный китель, облив его чем-то жирным и дурно пахнущим.
- Командир, я даже…
- Да перестань ты! – Северов обнял своего штурмана. – Поздравляю тебя! Ты этот орден заслужил, так носи его с гордостью. Надеюсь, не последний.
Вылет прошел успешно, сбитых не было, хотя поврежденных огнем зениток хватало, снова технарям работа.
Впрочем, история с награждением получила неожиданное продолжение. Утром 7 ноября снова прилетел тот же полковник, снова построили полк. Представитель ВВС фронта вручил Северову орден Красного Знамени, к которому Олег был представлен еще в 12 полку. А по поводу представления командования 101 полка сказал, что повлияла потеря И-153. Вопрос, конечно, очевидный, но пока награждение ненадолго придержали, волокита чисто административная.
Тут прошла команда на вылет, Олег сунул коробочку с орденом технику и вместе с Лариным побежал к своему самолету. Сухарик был заправлен, бомбы, РСы подвешены, боекомплект пушек и пулемета полный. Олег обошел своего сухарика, похлопал по обшивке, пошептал ласковые слова. Самолет тоненько дзинькнул обшивкой, словно отвечая своему хозяину, Северов улыбнулся.
На этот раз пришел приказ бомбить станцию, имеющую очень хорошее зенитное прикрытие. Самолеты второй эскадрильи должны были сначала подавить ПВО, а затем, если останутся бомбы, атаковать эшелоны с техникой и другие цели. Вражеской авиации не встретили, РСами подавили слабый огонь зениток и пошли на второй круг, теперь уже с заходом на станцию. Сзади уж подходила первая эскадрилья, чтобы нанести основной удар, когда стало ясно, что немцы пошли на хитрость. По эскадрилье не работало и половины наличных зениток. Видимо фрицы уже поняли, что сначала противник будет подавлять ПВО объекта, а потом заходить на станцию. Они отработали только частью зенитных средств и, когда вторая эскадрилья заходила на станцию для бомбового удара, включили в работу все, что осталось. Идущая впереди машина с бортовым номером 77 собрала бОльшую часть вражеского огня. Попасть по пикирующей со скоростью более 600 км/ч малоразмерной цели задача не из простых. Но один снаряд ахт-ахта взорвался в непосредственной близости от машины Северова, по обшивке стеганула очередь из эрликона.
Взрыв рядом, удар, острая боль в левом боку, обожгло как огнем левую скулу. Боль в левой руке, но рука слушается. Машина плохо слушается рулей и не хочет выходить из пике. Поглощенный борьбой с машиной Олег не видел, как по ожившим зениткам дружно отработали оставшиеся машины его эскадрильи. Вражеские зенитки замолкали одна за другой. Прямо по курсу сушки под номером 77 остервенело плевался огнем эрликон.
- Все, машина почти не слушается, - подумал Северов. – Надо лишь чуть-чуть довернуть! Есть, получай, тварь!!
Олег сбросил оставшуюся ФАБ-100 и почувствовал как машина стала потихоньку выходить из пикирования. Еще немного и самолет выровнялся у самой земли, казалось, что он вот-вот заденет винтом землю. За спиной грохнул взрыв.
Искалеченная машина с трудом держалась в воздухе. Олег с трудом набрал несколько десятков метров высоты. Не работала рация, не работали многие приборы, Северов шел, ориентируясь по местности. Но двигатель работал, и сухарик упорно полз к линии фронта. Боль в боку мешала дышать, накатывала слабость. Олег пытался вызвать штурмана, но Ларин молчал, а обернуться было проблемой – бронеспинка мешала обзору, рана в боку мешала двигаться.
Справа и слева показались другие машины звена, они прикрывали с трудом держащуюся в воздухе машину от возможных атак вражеских истребителей. Второе звено шло выше. Северов различал лица своих ребят за бронестеклами кабин, ощущал их тревогу и беспокойство. Чувство времени терялось. Олег всегда хорошо чувствовал время, без часов мог сказать, сколько времени с точностью до четверти часа, но сейчас поймал себя на мысли, что не знает, сколько времени длится этот полет. Казалось, что он летит уже час, а может и больше. Хотя он понимал, что этого не может быть, не то что линия фронта, сам аэродром намного ближе. Но мысли уплывали, вдруг вспомнились дед с бабушкой, отец и мама. Олег вспомнил, как бежал по тропинке через поле, полное цветов. Ему было лет шесть или семь, он гулял с дедом и бабушкой теплым июльским солнечным днем около деревни, в которой у них был куплен дом. Они приезжали туда на все лето и маленький Северов проводил на улице все время, свободное от сна. Иногда приезжали отец и мама, тогда вся семья ходила на реку, дед и отец ловили рыбу, потом варили уху. Или ходили в лес за грибами, потом по всему дому разносился запах сушеных грибов. А теперь самые дорогие ему в той жизни люди, рядом с которыми он был так счастлив, стояли перед его глазами, бесконечно далекие, отделенные не только своей смертью, но и этой параллельной реальностью, стояли и сурово смотрели на него. И Северов понял, что он еще не готов к встрече с ними. У него еще есть здесь множество незаконченных дел, он еще не все сделал, что был должен. И когда он это понял, они вдруг улыбнулись ему и перед его глазами снова возникла разбитая приборная панель. Повернув голову он увидел, как раскрывает рот, что-то крича, штурман одной из машин его звена, номер он не мог почему-то различить. Потом Северов понял, почему тот кричит, прижимаясь лицом к блистеру. Сушка с номером 77 скользила к земле, заваливаясь на левое крыло.
- Надо было падать на станцию, на эшелоны, полные этих нелюдей, этих юберменшей, вообразивших себя хозяевами моей жизни и жизней миллионов других людей. Зачем просто так падать на землю, когда это можно сделать с гораздо большим смыслом, - вяло подумал младший лейтенант, но руки делали все сами и машина снова выровнялась над самой землей, а затем опять полезла вверх.
С высотой пришла уверенность, что линию фронта удастся перетянуть, но судьба приготовила новый сюрприз. В кабине явно запахло дымом, самолет горел. Олег посмотрел на левого ведомого, тот отчаянно махал рукой. Было понятно, что он показывает, чтобы Северов прыгал. Вдалеке проплыла деревушка с церковью, значит линия фронта давно уже пройдена, можно прыгать. Но тут Северова пронзила мысль – а что если Сашка не убит, а тоже ранен и не может ответить. А может быть он без сознания. Прыгнуть, значит убить его!
- Сашка, Сашка! Ответь! – Северову казалось, что он кричит, хотя с его губ срывался лишь хрип.
И тут ему показалось, что штурман застонал. Переговорное устройство не работает, но он же слышал стон. Показалось? Он не может слышать штурмана, но вдруг Сашка действительно жив, просто не может ответить? Значит, надо сажать самолет. Надо тянуть до аэродрома, уже недалеко, всего несколько минут.
Кабина заполнялась дымом, надо открыть фонарь, но как это сделать? Левая рука плохо слушается, а правой рукой надо держать ручку управления. Но Олегу удалось удержать ручку левой рукой, правой после нескольких попыток он открыл фонарь. Дым сразу потянуло из кабины, но показались языки пламени. Левой рукой Олег закрыл от огня лицо, глаза защищали очки.
Вот и аэродром. Посадка с ходу, на брюхо. Бомбардировщик тяжело проскреб днищем по снегу, оставляя за собой борозду и разбрасывая вокруг куски обшивки. К счастью, предупрежденные аэродромные службы уже держали наготове пожарную машину и сумели быстро подъехать и погасить огонь. Северов посадил машину с краю взлетно-посадочной полосы, так что своим самолетом не закрыл полосу другим. Один за другим садились бомбардировщики второй, затем первой эскадрильи. Из них выбрались пилоты и штурманы, бежали к тому месту, где из дымящегося самолета доставали Северова и Ларина. Сашка действительно был жив, хотя и тяжело ранен.
Комбинезон защитил летчик от ожогов, но его пришлось резать. Весь левый бок Северова был залит кровью, кровь текла также из раны на левой стороне нижней челюсти, заливая шею. Сознание уплывало, но Олег, увидев склонившихся над ним Ковина и Горобченко, прошелестел:
- Все сели?
- Все сели, все, командир! – закричал Горобченко.
- Отойдите, не мешайте! Расступитесь! – врач решительно раздвинул стоящих кругом летчиков и механиков. За ним несли носилки с экипажем сушки № 77.
Дальнейшее Олег помнил какими-то обрывками. Его перевязывали, везли, снова перевязывали, снова везли. Между перевязками и перевозками сознание пару раз включалось в операционной. Боль приходила и притуплялась, снова приходила и снова отступала. Иногда рядом слышались голоса, но Олег плохо понимал смысл сказанного, слова в голове не связывались в осмысленные фразы. Одно из включений сознания принесло ощущение, что левая рука затекла и не слушается, потом пришла мысль, что ее просто нет.
Окончательно Северов пришел в себя в поезде. Он не сразу сообразил, что мир вокруг покачивается и движется потому, что он находится в вагоне. Вместе со слухом и зрением вернулось и обоняние. В нос ударил запах хлорки, крови, каких-то лекарств, тот специфический запах, который царит в любом помещении, где лежит несколько десятков раненых людей, часть из которых не имеет шанса на дальнейшую жизнь.
Вагон был обычный, плацкартный, на удивление теплый. Северов лежал на верхней полке ногами к окну и мог наблюдать раннее утро за окном. Солнце ставало, ярко освещая заснеженное поле и лес. Пейзаж неторопливо проплывал за окном, снег блестел и искрился на лапах елей и сосен, висел на их ветвях. Олег физически ощутил запах морозного леса, тот легкий шум, когда снег тихо падает с ветвей деревьев и кажется, что по лесу кто-то идет. И он понял, что не умрет.
Летчик попробовал пошевелить пальцами рук и ног, и ему это удалось. Отозвалась и левая рука, та самая, про которую он думал, что ее больше нет. Это приободрило Северова, он попробовал покрутить головой, и это ему тоже удалось. Увидеть, кто лежит на нижних полках, Олег не смог, но соседа, вернее соседку, разглядеть смог. Это была девушка лет двадцати трех, русоволосая, коротко стриженая, с лихорадочным румянцем на впалых щеках. Сквозь перестук колес ясно доносилось ее хриплое дыхание.
В вагоне началась утренняя суета. По проходу заходил медперсонал, какой-то низкий женский голос отдавал распоряжения, стали просыпаться раненые. К Северову подошла женщина лет сорока, по-видимому врач, и, перехватив его взгляд, улыбнулась.
- Очнулся, наконец. Молодец, теперь пойдешь на поправку! Как самочувствие?
Левый бок болел, но в целом Олег чувствовал себя сносно, бывало хуже. Он так и сказал:
- Могло быть хуже.
Голос был слабым, но врач услышала его и улыбнулась:
- Раз шутить сил хватает, значит все не так плохо.
Женщина перехватила взгляд Северова, направленный на девушку, и вздохнула. Она ничего не сказала, но Олег и так все понял. И сказал:
- Я не умру.
- Конечно не умрешь! Раз к нам попал, выздоровеешь.
- Вы не поняли. Я НЕ УМРУ!!! Не здесь и не сейчас! Я отомщу! И за нее тоже!
Эта длинная фраза отняла почти все силы, но летчик добавил:
- Я все вижу и чувствую. Она не доживет до следующего утра. А со мной не надо как с маленьким. Я не боюсь.
Врач с интересом посмотрела на Северова. Во время войны люди отчаянно хотят жить, это чувство намного сильнее, чем в мирной жизни. Потому что очень многие умеют преодолевать инстинкт самосохранения, загоняют свой страх вглубь сознания. И побеждает тот, кто сумел загнать свой страх глубже, чем это сделал противник. История показывает, что у нас это получается лучше, чем, например, у немцев. Но мы не нация смертников, в нас сидит генетическая память многих поколений предков, пришедших к мысли, что презрение воина к смерти есть шанс на жизнь для других людей. Мертвые сраму не имут! Для нас это больше, чем красивая фраза. Дед очень просто объяснил в свое время Северову смысл жизни. Человек живет для других людей, а не для себя. Обычный человек должен жить для своих детей, для своих близких, но для солдата этого мало. Солдат (тем более офицер) живет для людей, которых он никогда не видел и не увидит. И умирает для того, чтобы они жили. И не ждет за это награды, тем более денег. За деньги умирать бессмысленно. Тех, кому удалось жить для других в полной мере, можно с полным правом назвать святыми. Все не могут быть святыми, но каждый обязан хотя бы попытаться так жить.
Софья за свои тридцать семь лет насмотрелась на смерть других людей предостаточно. Говорят, что долго практикующие врачи становятся циниками. Некоторые становятся, но большинство просто видит смерть других гораздо чаще обычных людей. И переживают как все, только не показывают этого. А во время такой огромной войны на некоторые чувства просто не остается сил. Поток раненых, искалеченных, обожженных, в возрасте и совсем молодых, имеющих шанс на жизнь и не имеющих его. И все они проходят через руки женщины, которая не могла иметь детей, не могла дать новую жизнь и поэтому отчаянно старалась сохранить уже имеющиеся. И слишком часто не имела возможности это сделать. А люди в этом поезде отчаянно хотели жить. Кто-то, чтобы увидеть своих близких. Кто-то, чтобы отомстить за них. А многие потому, что их жизнь еще слишком недавно началась, и им хотелось еще очень много совершить и увидеть. Острое осознание ограниченности своих возможностей пришло в первые же дни войны и сейчас душевная боль притупилась, как старая рана, к которой притерпелась, но которая будет с тобой до конца.
А этот совсем молодой младший лейтенант, почти мальчик, говорил о смерти как человек, который преодолел ту планку, когда собственный страх совершенно управляем, находится под полным контролем и никогда не сможет помешать выполнить до конца свой долг. Эта спокойная уверенность вообще нечасто встречается у людей и обычно приходит с возрастом.
- А ты помнишь свою прошлую жизнь? Тогда вспомни что-нибудь хорошее. Было же в твоей прошлой жизни что-нибудь хорошее. Да и в этой тоже. Скажи лучше, сильно болит?
- Терпимо.
- Я скажу, чтобы укол сделали. Отдыхай, ты заслужил.
Врач слегка похлопала Олега по правой руке и повернулась к девушке. Посчитала пульс, вздохнула и занялась ранеными, лежащими на нижних полках. О чем они говорили, Северов не слышал, он разглядывал проплывающий за окном пейзаж, вспоминал свое прошлое, своих родных, свое детство. Пришла медсестра, сделала укол, боль еще притупилась, он незаметно задремал. Спал он недолго, теперь пришла санитарка и покормила его жиденькой манной кашей, всего несколько ложек, но это только начало. Олег знал, что скоро силы начнут восстанавливаться.
Вечером снова пришла врач, осмотрела девушку, потом вдруг погладила ее по волосам. Когда она обернулась, Олег увидел, что по ее щекам катятся слезы.
- В этом нет Вашей вины. Я знаю, что значит ощущать собственное бессилие изменить этот мир. Но мы все равно будем и дальше пытаться это сделать.
Женщина смахнула слезы и кивнула. Этот младший лейтенант ее понимал.
- А кто она?
- Санинструктор. Ранили, когда вытаскивала раненых с поля боя. Удивительно, что до сих пор жива. Цепляется за жизнь, даже без сознания, но цепляется. А сделать ничего нельзя.
- Софья Михайловна, раненому танкисту снова плохо!
Врач ушла, а Северов снова погрузился в полудрему, иногда выныривая из нее и снова вспоминая деда и бабушку, отца и маму. Олег заснул и не видел, как ночью тихонько подошла медсестра, попыталась померить пульс у девушки-санинструктора, позвала врача. Пришел мужчина-военврач, поднес к губам девушки зеркальце, накрыл ее простыней с головой.
Когда утром поезд остановился на станции, санитары стали выносить тела умерших, унесли и ее.
Через некоторое время станция со смешным названием Грязовец осталась позади, санитарный поезд шел к Вологде.
Отредактировано Olle (09-07-2017 22:29:34)
Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
