Добро пожаловать на литературный форум "В вихре времен"!

Здесь вы можете обсудить фантастическую и историческую литературу.
Для начинающих писателей, желающих показать свое произведение критикам и рецензентам, открыт раздел "Конкурс соискателей".
Если Вы хотите стать автором, а не только читателем, обязательно ознакомьтесь с Правилами.
Это поможет вам лучше понять происходящее на форуме и позволит не попадать на первых порах в неловкие ситуации.

В ВИХРЕ ВРЕМЕН

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Лауреаты Конкурса Соискателей » Возвращение в строй. 1941


Возвращение в строй. 1941

Сообщений 761 страница 770 из 999

761

Olle написал(а):

Попрошу коллег высказаться по этому поводу. Возможно я действительно плохо прописал эту часть сюжета. Спасибо.

Олег, я бы посоветовал описать без конкретики, ибо там столько нюансов, что потребуется привлечение специалиста по военно-полевой медицине. Тем более, что в РИ проблем была масса, вот взгляни вот сюда:

ПРОБЛЕМЫ МЕДИЦИНСКОГО ОБЕСПЕЧЕНИЯ КРАСНОЙ АРМИИ В ГОДЫ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ (ПО СВИДЕТЕЛЬСТВАМ МЕДИКОВ СТАЛИНГРАДА)
О. С. Киценко, Р. Н. Киценко, Л. И. Белова Волгоградский государственный медицинский университет, кафедра истории и культурологии

Нехватка медицинского персонала в эвакогоспиталях частично компенсировалась помощью шефских организаций, общественности, школьников и студентов, которые ухаживали за ранеными, несли дежурства. Студенты младших курсов медицинских институтов привлекались к разгрузке военно-санитарных поездов, а также к работе в качестве медицинских сестер и санитаров [3, л. 1]. Студенты старших курсов привлекались непосредственно к лечебной работе [6, л. 1]. Такая практическая подготовка была особенно важной в первые годы войны, когда у большинства врачей наблюдался недостаток знаний и опыта в военно-полевой хирургии, военно-полевой терапии. Подавляющую часть врачебного персонала составляли выпускники гражданских вузов, врачи городских и районных больниц, которые в мирное время не сталкивались с огнестрельными ранениями и их осложнениями. А. И. Баландина, выпускница 1942 г., вспоминала, что встала за операционный стол в качестве ассистента на пятый день после окончания института и испытала немало затруднений [7, с. 73]. Однако даже опытным хирургам было непросто. С. Л. Тыдман вспоминала о своей работе в 1941 г.: «Мне было очень трудно. Пришлось опираться лишь на свою общехирургическую подготовку и опыт, приобретенный мною в нашем гнойном хирургическом отделении клиники. Опыта в военно-полевой хирургии не было. Я не расставалась с книгой «Военно-полевая хирургия» М. Н. Ахутина» [8, л. 2]. Уже в результате собственного опыта врачи приобретали необходимые знания и навыки. Еще труднее, чем хирургам, приходилось врачам других специальностей. Среди врачей эвакогоспиталя № 1584 были терапевты, отоларингологи, венерологи, гинекологи [8, л. 8]. Все они были вынуждены «переквалифицироваться» в военных хирургов и оказывать помощь раненым. На квалификации врачей негативно сказались: постоянное реформирование высшего образования в предвоенные десятилетия, репрессии профессорско- преподавательского состава в 1930-е гг., секретность некоторых вопросов военно-медицинского оснащения. Последнее, в частности, отмечал Б. П. Перепечаев: «В работе выяснилось, что врачи, не занимавшиеся на гражданской службе хирургией, не владели приемами транспортной иммобилизации, а только что окончившие медицинские институты даже их не видели, так как военно-медицинское оснащение считалось секретным, и его демонстрировали только слушателям военно-медицинских учебных заведений» [6, л. 45]. В докладе военного хирурга В. С. Юрова (до войны — сотрудника кафедры госпитальной хирургии, а впоследствии ректора Волгоградского государственного медицинского университета. —Авт.) «Проникающие ранения брюшной полости», подготовленного для конференции хирургов Воронежского фронта в 1942 г., упоминались случаи неправильного лечения, которые были следствием отсутствия у врачей-хирургов необходимой подготовки. В частности, отмечалось, что некоторые раненые в брюшную полость не были оперированы на передовых этапах эвакуации, их лечение проводилось консервативно и закончилось в большинстве случаев летальным исходом [10, л. 7]. Другой серьезной проблемой была нехватка медикаментов, перевязочных средств, средств для дезинфекции. В ходе Сталинградской битвы ощутимым был дефицит препаратов крови, во многом обусловленный недостатком оборудования для ее транспортировки [4, с. 60—64]. Нередкими были случаи, когда медики сами сдавали кровь для раненых. Также наблюдался дефицит обезболивающих средств, транспортных шин, оборудования для дезинфекции. Вспоминая о битве на Курской дуге, Б. П. Перепечаев описывает случай, когда, работая в условиях постоянной нехватки анестетиков, он однажды в документе раненого (карте передового района) написал, что «ампутация кисти, висящей на лоскуте, произведена под крикоином». Это было сделано от отчаяния, с целью привлечь внимание начальства к нехватке медикаментов. Однако желаемого результата это не принесло: «Карточка была возвращена со строжайшим предупреждением, что, если повторно появятся подобные записи, буду иметь дело с прокурором. Новокаин все равно не прислали» [6, л. 45]. Наблюдалась нехватка перевязочных средств. Их дефицит врачи и медсестры пытались преодолеть своими силами. Из плащ-палаток медсестры сами шили медицинские палатки, где можно было стоять в полный рост и оперировать, работать во время непогоды. К полученным для перевозки раненых ватно-марлевым одеялам они пришивали плащ-палатки, чтобы раненые не мокли в открытых повозках во время транспортировки [6, л. 47]. Клочки простыней и полотенец часто использовались вместо бинтов для фиксации шин. Медсестры заготавливали рулоны ватно-марлевых лент для прокладки между сломанной конечностью и шинами. Сами транспортные шины часто делались из подручных средств. Полевые подвижные госпитали и медико-санитарные батальоны не имели оборудования для капельного переливания крови. Между тем при большой кровопотере введение массивных доз (1,0—1,5 л) крови было возможно лишь капельным способом. В этих условиях военными хирургами конструировались самодельные устройства для капельного переливания. Так, B.С. Юровым был разработан аппарат для капельной гемотрансфузии из стеклянного наконечника кружки Эсмарха и глазной пипетки. Капельница демонстрировалась на конференции хирургов Воронежского фронта 10—13 ноября 1942 г. [9, л. 3].

+2

762

Ehaiai написал(а):

Читал, что патронами от ШКАСа из-за увеличенной навески пороха нельзя было стрелять из винтовок.

Из самозарядных, СВТ или АВС. Да и то, требовалась всего лишь подстройка газового регулятора.
Для трёхлинейки же противопоказаний нет.

+1

763

Ehaiai :
Читал, что патронами от ШКАСа из-за увеличенной навески пороха нельзя было стрелять из винтовок.

Zmeyss написал(а):

Из самозарядных, СВТ или АВС. Да и то, требовалась всего лишь подстройка газового регулятора.
Для трёхлинейки же противопоказаний нет.

Партизан при стрельбе из винтовок и карабинов (не пулемётов) ждут сюрпризы.

http://www.rkka.ru/docs/real/ammo/index.htm

"1. Вся маркировка на патронных ящиках нанесена чёрной краской, за исключением ящиков с трассирующими пулями *, на которых маркировка ЗЕЛЁНОГО цвета, и с пристрелочно-зажигательными пулями, на которых маркировка КРАСНОГО цвета.
ЦВЕТ отличительных полос показан на рисунках.

* Патроны с трассирующими пулями, изготовления начиная с 1942 г., на укупорочном ящике имеют трафарет черного цвета с зелёной отличительной полосой на боковых стенках.

2. 7,62-мм патроны с гильзой ШКАС могут быть с лёгкой, бронебойной, бронебойно-зажигательной, пристрелочно-зажигательной и трассирующей пулями.
Гильза ШКАС в отличие от обыкновенной винтовочной гильзы имеет на шляпке, кроме номера завода и года изготовления, дополнительное клеймо -- букву "Ш".
Во избежание тугой экстракции патроны с гильзой ШКАС (кроме патронов с красным капсюлем) покрываются на заводах лаком. Однако лаковое покрытие при носке в патронташах, протирке и т.п. может стираться. Поэтому патроны с гильзой ШКАС целесообразнее применять для стрельбы из пулемётов. Для стрельбы из винтовок необходимо их СЛЕГКА СМАЗЫВАТЬ ружейной смазкой.

3. Патроны с гильзой ШКАС, имеющие красную окраску капсюля или обозначение пропеллера на укупорочном ящике, применять для стрельбы из винтовок и карабинов запрещается, так как при стрельбе, кроме тугой экстракции, они будут давать осечки вследствие иной посадки капсюля по сравнению с винтовочными патронами.

4. Все патроны с пулями бронебойно-зажигательной, пристрелочно-зажигательной и трассирующей при стрельбе из станковых и ручных пулемётов должны снаряжаться в ленты или в магазины следующим образом: через каждые пять патронов с лёгкой или тяжёлой пулями должно быть по одному из указанных специальных патронов."

Отредактировано Ehaiai (14-07-2017 19:47:35)

+3

764

Olle написал(а):

Петровский не комбриг, а комкор. Но это сути дела не меняет.

Даже, с 31.07.1941, генерал-лейтенант и командующий 21 армией, но вы абсолютно правы, "...Но это сути дела не меняет...  http://read.amahrov.ru/smile/viannen_89.gif"
Могло быть как у вас, могло быть как требует Цоккер, но книга то ваша   http://read.amahrov.ru/smile/orator.gif  Священный Авторский Произвол  http://read.amahrov.ru/smile/drinks.gif

Отредактировано Босечка (14-07-2017 20:43:25)

0

765

Глава 1.6
От Бровар до аэродрома было недалеко, к вечеру Олег добрался до своих. К несчастью, многие его плохие предчувствия оправдались. Остатками эскадрильи временно командовал Бабочкин, из летчиков остался только Каха и, теперь, Северов. За ужином Олег кратко рассказал о своих похождениях в тылу врага, ему же поведали, что в том бою были угроблены последние И-16 третьей эскадрильи, но Ларионов, Бабочкин и Баградзе благополучно дотянули до наших позиций. Однако два дня назад Ларионова арестовали и куда-то увезли. Кольский сам приезжал, говорил, что теперь Ларионова точно расстреляют, уж он поспособствует. Обвиняют Игоря в больших и неоправданных потерях при налете на Белую Церковь, плохом прикрытии бомбардировщиков, а еще, преклонении перед немецкой техникой и тактикой и т.д., даже в использовании пар вместо троек. А еще три дня назад Булочкин получил приказ срочно собрать технический состав и выдвинуться в распоряжение штаба ВВС. С тех пор о них ничего не было известно, но сегодня Бабочкину сообщили, что в составе сводного отряда они были направлены для эвакуации материальной части с полевых аэродромов, находящихся под угрозой захвата противником. Прорыв немцев был, как всегда, неожиданным. Так что Булочкин, Михалыч, Витник и Шпунтик либо убиты, либо взяты в плен. Короче, пропали без вести. Аверин вроде бы жив, но ранен и увезен в госпиталь. По крайней мере, по описанию тот раненый похож на Аверина, а как на самом деле – неизвестно. Сообщивший Алексею об этом капитан из штаба ВВС лично Дениса не знал. Самолеты в эскадрилью вчера дали – четыре И-153 с моторами М-62 и четырьмя ШКАСами. Состояние среднее, оставшиеся техники ковыряются, завтра машины должны быть готовы. Короче, хреново все.
Какое-то время Олег сидел молча, потом ушел на край аэродрома, где можно было спокойно побыть в одиночестве, и, присев на ствол поваленного дерева, тяжело задумался. Случилось то, чего он больше всего боялся, он потерял самых дорогих сейчас людей, своих боевых товарищей, свой надежный тыл и опору. В масштабах той огромной войны, которая грохотала сейчас от Баренцева до Черного моря, эта потеря была обыденностью, одной из многих трагедий, которые уже случились и еще больше которых случится в ближайшие годы. Но это была его личная потеря, усугубившаяся ее масштабом. Фактически, из самых близких друзей остался Леша Бабочкин. Каха был хорошим товарищем, но таким близким другом еще не стал. С этим надо было что-то делать, но что? Просто уничтожать гитлеровцев? Он и так этим занимается, и неплохо, особенно если судить по их реакции. Забелин, да, Забелин! Нужно попытаться связаться с ним, чтобы попросить за Ларионова! Должны же быть нормальные трезвые люди, а не типы вроде Левы Кольского, которые понимают, что Игорь сделал все, чтобы обеспечить прикрытие. Но где они? Пока Северов столкнулся с другими. Ведь больше Ларионова не сделал бы никто, особенно если учесть, что ему прямо помешали организовать это прикрытие сколь-нибудь грамотно. И теперь эти люди будут его судить! А в том, что осудят, Северов не сомневался. Иначе могут спросить с них самих, запретивших маневрировать и иметь преимущество по высоте, приказавших тупо пугать немцев одним своим видом, фактом присутствия. Значит, надо связаться с Забелиным, попытаться через него облегчить участь Ларионова и узнать, что же все-таки произошло с Булочкиным и другими. Может, есть более достоверная и подробная информация.
Настроение у Северова было поганое, но он на удивление быстро уснул, сказалось напряжение последних дней. Наутро на аэродром привезли авиабомбы, Бабочкин получил приказ на нанесение бомбоштурмовых ударов по вражеским колоннам и скоплениям солдат и техники. Летать было недалеко, так что день обещал быть насыщенным.
За завтраком Олег обговорил с Алексеем и Кахой дальнейшие действия. Договорились не лезть на высоту, а подходить на малой. На бомбы поставить замедление, чтобы не попасть под свои осколки, работать с горизонтального полета и на малой высоте можно довольно точно, главное – быстро выйти из зоны поражения малокалиберных зениток. Поэтому вывалить все с первого захода и уходить. В принципе, бомбить можно и с пикирования, под свой винт бомбы не попадут, они находятся под крыльями вне его площади. Но это сложнее, поскольку никакого бомбового прицела нет и требуется набрать высоту, так что решили не рисковать.
Подойдя к самолету, Северов с удивлением обнаружил на нем номер 11. Наваждение какое-то! Осмотрев машину, Олег устроился в кабине и стал ждать команды на взлет. Предстояло бомбить колонны немецкой мотопехоты, двигающиеся к передовой. Они с ребятами уже договорились, что пойдут по дуге, чтобы выйти к месту с запада. Координировать действия разных частей и совершать налет большими силами командование не стало. После взлета тройка «Чаек» на малой высоте ушла в направлении юго-запад и вышла в назначенный квадрат с запада, как и планировалось. Истребительное прикрытие противника висело восточнее и к поспело к шапочному разбору, третья эскадрилья уже отбомбилась и уходила к линии фронта. Сбить маневренную «Чайку», пилотируемую опытным летчиком, задача не из простых. Особенно, когда таких летчиков три и работают они на предельно малой высоте. Через несколько минут боя наши оттянулись к своим позициям, а немцы ушли на свой аэродром. Сбитых ни с той, ни с другой стороны не было. Больших повреждений друг другу также не нанесли.
После приземления быстро заправили самолеты, подвесили бомбы, загрузили пулеметные ленты и снова на взлет. Новая цель недалеко от прежней. На этот раз немецких истребителей не было, отбомбились хорошо. Конечно, шесть 50-кг бомб – это очень мало. Но несколько вражеских танков было повреждено, бомбы легли хорошо.
Третий вылет был на мост через Ирпень в районе Жорновки. На этот раз Олег предложил бомбить с пикирования, но не всем, а ему одному. Леша с Кахой должны были попытаться положить бомбы с горизонтального полета, причем в основания моста на берегах. ПВО было достаточно мощным и его, по-хорошему, требовалось подавить, но ничего со штабом ВВС, откуда приходили приказы, решить не удалось. Вылетайте немедленно и все!
Снова зашли с северо-запада, параллельно дороге. Шли на предельно малой высоте, буквально касаясь винтами травы. Развернуть малокалиберные зенитки, прикрывающие мост, немцы не успели, ребята отбомбились хорошо. ФАБ-50 бомба невеликая, но и мост был небольшой, не через Днепр же. Северов заранее полез на высоту и пикировал с двух тысяч, убрав газ полностью и следя, чтобы обороты мотора не зашкалили. Уже свалившись в пикирование, Северов увидел результаты удара своих товарищей и понял, что мостику конец. Но что бомбить? На второй заход идти категорически не хотелось. Но недалеко от моста Олег заметил несколько автомобилей, в том числе передвижные радиостанции. Очень похоже на какой-то штаб! Обе бомбы, а Олег взял ФАБ-100, легли в скопление машин. Попасть в небольшой отчаянно маневрирующий биплан не просто, поэтому Северов ушел из зоны зенитного огня, отделавшись всего тремя дырками в плоскостях.
Вылеты не занимали много времени, летать было недалеко, но все равно было уже за полдень. Время обеда. Летчики успели съесть по тарелке то ли густого супа, то ли жидкой каши, когда пришел очередной приказ из штаба. На это раз удар наносился по скоплению войск противника на северном фланге обороны, в районе Козаровичей. Но лимит везения, отпущенный на день, кончился. Началось с того, что они не нашли никакого скопления войск в указанном районе. То ли их там и не было, разведка ошиблась, то ли информация пришла с опозданием и войска уже рассредоточились. Да какая разница! Связи нет, перенацеливание невозможно. Не успели сообразить, куда сбрасывать бомбы, как навалилась четверка мессеров. Юркие бипланы порскнули в стороны и, пока немцы разворачивались, Северов сбросил свои бомбы на позиции артиллерийской батареи. По крайней мере, ему показалось, что это батарея. Куда свалили свой груз остальные, он не заметил. Дальше надо было оттягиваться в глубь своей территории, к гансам могло подойти подкрепление, нашим же ждать подмоги не приходилось. Одного мессера удалось повредить. По нему попал сначала Северов, потом Бабочкин, но ничего серьезного, просто немного насыпали перца на хвост. Но немец, впечатленный и, видимо, испугавшийся за свою жизнь, неудачно сманеврировал и подставился Кахе, который своего не упустил. Дистанция была великовата, поэтому сбить не получилось, но немец запарил и вышел из боя. Остальные потянулись за ним. В моторе у Бабочкина начались перебои, так что разошлись к общему удовлетворению. Алексей с трудом дотянул до аэродрома, вердикт механиков был категоричен – движку каюк, надо менять. Обещали ночь не спать, но сделать, запасной двигатель был. Он был, конечно, не новый, после ремонта, но это лучше, чем ничего.
Олегу и Кахе пришлось сделать еще вылет на прикрытие наших войск, но, к счастью, противника они не встретили. Да и что всерьез можно сделать парой устаревших истребителей, если появится одна-две девятки бомберов под прикрытием двух пар мессеров? До бомбардировщиков им даже добраться не дадут. Так что поболтались в воздухе до полного расходования топлива и ушли домой. До вечера просидели в кабинах в готовности №1 к вылету, но приказа не было. Северов все время думал, как ему найти Забелина, но это было делом очень трудным. Тот не сидел все время в кабинете, так что быстро не получится. Самым разумным было позвонить дежурному и попросить передать информацию. Олег надеялся, что Забелин простит его за такое прямое обращение в столь трудное время по, фактически, личному вопросу. Хотя, какому личному! Спасение одного из самых результативных летчиков-истребителей и успешных авиационных командиров Юго-Западного фронта вовсе не личное дело младшего лейтенанта Северова!
Несмотря на напряженное положение на фронте на следующий день их не стали поднимать ни свет ни заря, а дали поспать до восьми часов. После неспешного завтрака объявили готовность №2, но около одиннадцати часов пришел приказ выделить одного летчика для разведки на северном фланге обороны. Полетел, естественно, Северов.
Погода для разведки была довольно удачной, плотная облачность с нижней кромкой 300-500 метров. Встреча с вражескими истребителями была маловероятной, всегда можно уйти в облачность, но все говорило о том, что погода будет меняться.
Олег шел по нижней кромке облачности, высматривая мехколонны противника. Вражеских истребителей видно не было, как, впрочем, и искомых мехколонн. Впереди, если верить карте, скоро должен был появиться Иванков. Северов обратил внимание, что нижняя кромка облачности снизилась до двухсот-трехсот метром и, похоже, будет прижиматься к земле и дальше.
Посты ВНОС у немцев сработали неплохо. Когда Северов подошел к Иванкову, его встретил плотный зенитный огонь. «Чайка» закрутилась над городом, Северов высматривал танки и мотопехоту. Несколько близких разрывов шарахнули почти одновременно, самолет закувыркался в воздухе, но Олегу удалось восстановить управление, хотя биплан чуть не ткнулся в землю. Следующим шагом было уйти в облачность, чтобы не добили. Ситуация усугублялась приличной болтанкой. Самолет плохо слушался рулей, приборная доска была разбита, но компас цел, поэтому Северов решил двадцать минут идти курсом 140, а там определиться по местности. Осторожно вынырнув из облачности через двадцать минут, Олег не смог определиться на местности, причем нижняя кромка облачности была уже на высоте полутора сотен метров. Особую пикантность придал обстрел из зениток, что заставило снова уйти в облачность. «Чайка» медленно лезла вверх, болтанка была сильной и Северову вновь пришлось бороться с управлением, не давая машине свалиться на крыло. Тем более, что из-за неработающих приборов никакого представления о реальной скорости Олег не имел. К счастью, работал авиагоризонт, так что полет в облачности без потери ориентации в пространстве был возможен. Правда, стало понятно, что компас показывал направление в тридевятое царство, а теперь и вовсе вывалился от тряски. Так что, каким курсом он летит, Северов не знал даже приблизительно. Олег вновь осторожно стал снижаться, борясь с управлением, но на показавшейся наконец земле никаких знакомых ориентиров не нашел. Внизу показалась дорога и Северов решил попробовать лететь вдоль нее до населенного пункта, может удастся понять, где он находится. А если там наши (красный флаг на административном здании), можно сесть и просто спросить.
Показавшаяся на дороге небольшая колонна была явно немецкой и азартно лупила по многострадальной «Чайке» из всех стволов. Несколько пуль пробарабанили по обшивке. Углубиться настолько в нашу оборону за столь короткий срок немцы не могли, да и Днепр форсировать задача не из простых. Значит, он ушел вглубь вражеской территории. Так что куда лететь было уже все равно, он даже примерно не представлял, где теперь находится. Можно было лишь предположить, что ушел не на юг и не на запад, скорее всего север, северо-запад. Дело в том, что под крылом появился лес, причем довольно густой и большой. Северов посчитал, что он может находиться уже в Белоруссии. А это не очень хорошо. Клин немецкого наступления стремился к Москве, по состоянию на 15 августа они должны быть уже далеко на восток за Смоленском, т.е. он в глубоком немецком тылу! Правда, в районе Жлобина примерно в это время шло контрнаступление силами 21-й армии, но сам то он где? Пока это все просто рассуждения.
Мотор засбоил, потом снова заработал. Продырявлены баки? Запросто. Значит надо искать посадочную площадку и, желательно, в достаточно глухом месте, чтобы гансы не сразу засуетились. Впрочем, на поиски времени особо и нет, мотор вот-вот встанет, а высота совсем невелика, в случае чего парашютом воспользоваться проблематично. Мотор окончательно обрезал, когда Северов посадил машину и подруливал к кромке леса. Прокатившись по траве, самолет встал. Олег проворно выбрался из кабины, огляделся и прислушался. Все тихо. Он шел на малом газу, мотор не ревел на всю округу, да и беглый осмотр с высоты населенных пунктов не выявил. Только деревня, которая находится километрах в трех от места его посадки. Кстати, там проходит и железная дорога. Так что не такой уж и медвежий угол здесь. Надо определиться с местом, это самое главное.
Олег прикрыл самолет ветками, чтобы хотя бы издалека не бросался в глаза, сменил летный шлем на бандану и кромкой леса пошел в сторону деревни. Из оружия имелись ТТ и Браунинг НР, ножи, две гранаты Ф-1. К Браунингу было два запасных магазина, к ТТ один.
До темноты было еще очень долго, часы показывали 13:30, так что, подобравшись к деревне поближе, Олег в бинокль внимательно изучил обстановку. Немцев в деревне, похоже, не было. По крайней мере, никакой техники было не видно, немецкие солдаты по деревне не ходили и вообще, его пролет никакого интереса не вызвал, даже если был замечен. Полицаев гансы тоже, по-видимому, еще не завели. Подождав около часа, Олег осторожно подобрался к крайнему дому и еще около получаса наблюдал за обстановкой. Так и не увидев ничего подозрительного, летчик подошел к дому. Из дома вышла женщина, подошла к загону для птицы и принялась разбрасывать корм.
- Здравствуйте, - тихо сказал Северов, - не бойтесь. Я советский летчик, к своим пробираюсь.
От неожиданности женщина вздрогнула и обернулась. Ей оказалось на вид лет тридцать.
- Ой! Да иди в дом скорее, чтоб никто не видел!
Олег прошел в дом, женщина зашла за ним и плотно закрыла дверь.
- Выглядишь ты больно чудно, не похож на летчика.
- Крыльев, что ли нет? – пошутил Северов. – Так по лесу ходить мешают, пришлось оставить.
Женщина улыбнулась:
- Есть, небось, хочешь?
- Если покормишь, не откажусь. Но сначала скажи, что за деревня, где я?
- Заблудился, что ли?
- Приборы разбило снарядом, летел в облаках неизвестно куда. Так где я?
- Деревня Дедное, Светлогорский район, Гомельская область.
«Ну точно, в Белоруссию залетел! И карты этой местности, естественно, нет. Не думал же никто, что так далеко заберусь!» – подумал Северов и спросил:
- А немцы заезжают?
- Нет. Деревня небольшая, три десятка дворов у нас всего. Вот в Светлогорске стоят. По железной дороге ездят. А к нам пока не приезжали.
Рассказывая, хозяйка поставила на стол тарелки, достала из печки горшок.
- Давай, летчик, поешь борща.
- Меня Олег зовут. А ты что, украинка?
- Ну да. Меня Оксана зовут, из-под Полтавы я. А муж белорус, - женщина тяжело вздохнула, - где сейчас мается? Как повестку получил, ушел, так ни слуху, ни духу. Ни одного письма так и не получила.
- А наши через деревню проходили?
- Когда отступали? Нет. Это уж потом из Светлогорска люди наши вернулись, сказали, что там немцы теперь.
За обедом Оксана рассказала, что у нее двое детей, сейчас с дядей, младшим братом мужа, ушли на Березину ловить рыбу. Также объяснила, что в округе находится. Оказалось, что если пройти пару километров через лес, у кромки которого Северов оставил самолет, то будет дорога из Светлогорска на Жлобин. Немцы там часто ездят.
- Вот что, хозяйка! Есть ли тут люди надежные, которые болтать не будут?
Оксана кивнула:
- Есть такие! Я тебя поняла. Ты на улицу не ходи, не надо, чтобы тебя видели. Сегодня немцев нет, а завтра? Когда колхоз организовывали, обиженные были, как им не быть. Вдруг, донесет кто. Я тебе сейчас кузнеца нашего приведу. Микола мужик надежный, ему и скажешь, какая помощь нужна!
Оксана убрала со стола и вышла. Олег тоже не стал сидеть за столом, а вышел на улицу и спрятался за сарай, приготовив оружие.
Через некоторое время с Оксаной пришел степенный мужчина лет сорока, здоровый как бык, неся с собой ящик с инструментом. Они зашли в дом, было слышно, как Оксана недоумевала, куда девался летчик. Убедившись, что следом никто не идет, Северов тоже зашел в дом.
Кузнец одобрительно хмыкнул на его предосторожность, протянул Северову руку и прогудел:
– Микола! Говори, чем помочь родной Красной Армии?
Олег рассказал, что оставил самолет неподалеку. По-хорошему, его надо уничтожить, но сжигать не хочется. Дым привлечет внимание, так что лучше будет его закатить в лес и хорошенько замаскировать.
- Хорошо! Я скажу своим, что по делам на станцию схожу, а ты иди к самолету, я туда приду.
Северов вышел из дома и снова из-за сарая пронаблюдал, как ушел кузнец, не было ли какого лишнего любопытства. Все было тихо, немногочисленные жители занимались своими делами. Через некоторое время кузнец вышел из своего дома и направился по насыпи железной дороги в сторону станции. Олег покинул свой наблюдательный пункт и направился к самолету.
Кузнец появился минут через двадцать после Северова.
- А что, починить аппарат не получится?
- Нет, повреждения серьезные, да и бензина нет.
- Ну, тебе виднее.
Вдвоем они развернули самолет хвостом в лесу и затащили его под деревья. Кузнец нарубил веток и они хорошенько замаскировали самолет. Пока они работали, Микола рассказал, что служил в Первой конной у Буденного, потом пограничных войсках. А здесь кузнецом всего пятый год работает. Когда началась война, его сразу не призвали. А потом поздно было, немцы от границы быстро дошли, никто и не ожидал. Сам Микола решил, что если наши не вернутся, то будет сколачивать партизанский отряд. Оружие есть – брат жены припрятал несколько винтовок. Немцы разбомбили небольшую колонну наших отступающих войск. Шурин, живущий в Чирковичах, помогал хоронить убитых, заодно и оружием разжился. Труднее было с людьми. Нужны мужики не просто надежные, а опытные, отслужившие в армии. На примете есть несколько человек. Двое еще в гражданскую воевали. Кузнец хотел создать отряд небольшой, но боеспособный. А там видно будет.
За разговорами они закончили работу и направились обратно в деревню, Северов попросил кузнеца через пару дней ночью сжечь самолет, даже если немцы его и найдут, то он будет уже далеко, тот обещал. Микола преложил Северову переночевать у Оксаны, а уж завтра уходить. Идея показалась Олегу здравой, уходить на ночь глядя не было смысла. Если вдруг пожалуют фашисты, можно будет уйти в лес. Чтобы дети Оксаны не видели Олега, им было разрешено ночевать в доме дяди, на следующее утро они снова собирались на рыбалку.
Ночь прошла спокойно и, плотно позавтракав и положив в свой вещмешок немного соли, несколько вареных картофелин, луковицу, кусок сала и краюху хлеба, Северов поблагодарил Оксану и Миколу за помощь и гостеприимство и отправился в путь. Летчик решил дойти до станции и осмотреться. Ему очень хотелось раздобыть карту местности, да и транспортом разжиться было бы неплохо.
Идти было недалеко, около километра, поэтому Олег двигался медленно, осматривая окрестности в бинокль. Ничего подозрительного он не обнаружил и вскоре наблюдал за станцией из кустов, росших на берегу небольшой речушки. Станцией этот сарай называть, конечно, чересчур шикарно. Но не станция привлекла внимание летчика. За полотном дороги в поле находились наши пленные, около сотни, охраняло их два отделения при двух МГ-34. Пленные сидели на траве, видимо был сделан небольшой привал, поскольку выглядели они уставшими, некоторые были довольно сильно истощены и оборваны. Ловить тут было нечего, не бросаться же в одиночку на охрану, поэтому Олег последний раз с сожалением скользнул взглядом по печальной картине и уже собирался уходить, как его словно током ударило. Мелькнули «буденновские» усы, Северов нашел их хозяина, присмотрелся. Точно, Михалыч! А вот и Винтик со Шпутником рядом. Петрович сидел спиной, но его трудно не узнать, такие уши редко встречаются. Сердце у Северова учащенно забилось, он понимал, что теперь никуда не уйдет, просто не сможет. Извечный русский вопрос «что делать?» гвоздем сидел в голове, вот только ответа не было. Одному ничего не сделать, рядом нет никого… Никого? Кузнец же говорил, что у него несколько надежных людей есть, вроде все с оружием!
Обратно в деревню Северов бежал бегом, только пару раз остановился, чтобы осмотреться. По-прежнему все было тихо, небольшая деревня внимания оккупантов пока не удостоилась. Микола был у себя дома, когда к нему влетел встрепанный летчик и коротко, но очень эмоционально изложил свою просьбу.
- Пойми, не могу я их бросить вот так! Надо попытаться хоть что-то сделать! – закончил он свой рассказ.
Кузнец раздумывал недолго, кивнул и полез с сарай, вернулся с винтовкой и подсумком с патронами, а также парой гранат.
- С чего-то надо начинать, - сказал он. – Почему бы и нет! Иди, наблюдай, а мы скоро придем. Я понял, где тебя найти. И не волнуйся, мы быстро. Если что, догоним, колонна быстро не пойдет, не сможет.
Окрыленный Северов кинулся обратно. На поле ничего не изменилось, немцы грызли галеты под ненавидящими взглядами пленников, то ли ждали чего-то, то ли просто не торопились. Минут через десять сзади раздались осторожные шаги, Олег оглянулся и увидел Миколу, в зарослях угадывалась еще пара человек, больше никого видно не было.
- Нас десять, со мной, - ответил кузнец на невысказанный вопрос. - У всех винтовки и патронов десятка по три, есть пять гранат. Мужики обращаться с оружием умеют, трое даже воевали, Хасан, Финская.
Будущие партизаны подползли и принялись деловито рассматривать поле, план созрел быстро. Пулеметы немцы поставили на насыпи дороги, которая была немного выше уровня поля, метрах в пятидесяти друг от друга и метрах в тридцати от пленных, которые сидели довольно компактной группой. У одного пулемета, кроме расчета, находилось еще два человека, четверо стояли или прохаживались по охраняемому, периметру, остальные восемь человек во главе с фельдфебелем находились рядом во вторым пулеметом. Эти стояли близко друг к другу, если удастся подобраться на бросок гранаты, должно накрыть хорошо. А подобраться шанс был, кусты росли близко от насыпи, да и внимание конвоя было сосредоточено в больше степени на подопечных. Северов и еще три человека подобрались к первому пулемету, остальные поползли ко второму. Решено было кинуть в каждый расчет по две гранаты, одна оставалась, если придется добавить. Одновременно с броском гранат остальные должны были стрелять, стараясь в первую очередь вывести из строя расчеты пулеметов и фельдфебеля с МР-40.
Мужики с винтовками расположились метрах в сорока от своих целей, а те, кто должен был бросать гранаты, стали подбираться поближе. По отмашке Миколы стрелки дали довольно стройный залп, полетели гранаты. Стрелять из пистолета на сорок метров Олег не смысла не видел, поэтому подобрался поближе. Когда раздался залп, а за ним взрывы гранат, оставшиеся в живых немцы весьма шустро скатились с насыпи вниз. Из расчета первого пулемета и стоявших рядом уцелел один солдат, из расчета второго – трое. Прежде, чем они успели изготовиться к стрельбе, четыре партизана побежали вперед, стремясь преодолеть насыпь. Остальные держали ее на прицеле. Северов тоже побежал вперед, заметил голову в каске и направленный в его сторону ствол винтовки. Сзади раздался выстрел, пуля попала немецкому солдату прямо под каску, выстрелить он не успел, а Олег не успел испугаться.
Когда раздались взрывы и стрельба, часть пленных быстро легла, но некоторые сориентировались и бросились на ближайших конвоиров. Те не успели сделать больше двух выстрелов, как были сбиты с ног и убиты. Несколько человек кинулись и к уцелевшим солдатам, залегшим у насыпи. Тем надо было контролировать и саму насыпь, и поле, что сделать втроем было нереально, буквально через минуту все было кончено. Было убито восемь пленных, трое ранено, получил пулю навылет в ногу и один из местных. Булочкин и остальные авиаторы находились ближе к центру, однако Петрович успел вскочить и даже почти добежал до немцев у насыпи.
- Петрович! Михалыч! – закричал Северов, его переполняла бурная радость.
Расхристанный Булочкин замер, оглядываясь, потом заметил бегущего к нему летчика, сделал несколько шагов навстречу и сгреб его в свои медвежьи объятия. Подбежали Михалыч и Шведов с Глазычевым и тоже полезли обниматься. Впрочем, опытный Петрович недолго предавался радости, отпустив Олега, он заорал:
- Бегом все в лес! Немцев туда же тащите! Быстрее!
Тех, кто не сразу сориентировался, подталкивали в спину более шустрые товарищи и через пару минут о том, что на поле только что была колонна пленных, напоминала только примятая трава, не очень заметные со стороны следы крови и гораздо более заметные следы от взрывов гранат.
Не успели авиаторы поговорить, а остальные толком отдышаться, как со стороны Светлогорска показался дым, явно двигался железнодорожный состав. Прежде, чем подойти к станции, он около полукилометра неспешно шел по полю, что позволяло его неплохо рассмотреть. Вагонов было немного, всего десяток, солдат, кроме охраны, видно не было. Впереди паровоза была прицеплена платформа, на которой укрывалось за мешками с песком шесть солдат с пулеметом, еще одна находилась в конце состава. Еще четыре солдата стояли на платформах, где под брезентом стояла какая-то техника, остальные вагоны были обычными товарными.
Оружие быстро разобрали освобожденные красноармейцы. К сожалению один пулемет оказался сильно покорежен близким взрывом, зато второй не пострадал.
Следы взрывов были неплохо видны, не заметить их немцы не могут. Когда состав еще не был виден, один из местных, шустрый мужичок лет тридцати с небольшим, вдруг крикнул «готовьтесь!», ринулся к станции и заскочил в единственное окно, выходящее в сторону леса. Микола буркнул, что тот воевал в Финскую в разведке, соображает быстро, поэтому в отряде будет у него в отряде заместителем. Винтовку бывший разведчик оставил, сунул сзади за пояс под пиджак парабеллум фельдфебеля. Что тот задумал, стало ясно, когда он вышел из сарая-станции с красным флажком в руках и даже в потертой фуражке «железнодорожного образца».
Пока состав подходил, пятеро местных и десяток бывших пленников с оружием пробирались в зарослях, стремясь занять позицию поближе к платформе с охраной. Они взяли с собой пару немецких гранат на длинной ручке, у покойных конвоиров их с собой почти не было, только в ранцах у двух солдат нашлось три штуки.
Состав неспешно подполз к станции, немцы крутили головами, но вид стоящего «железнодорожника» их несколько успокоил. Унтер-офицер что-то спросил, из-за шипящего паровоза Северов слов не разобрал, на платформу полетели последняя оставшаяся РГД и колотушка, раздались винтовочные выстрелы, короткими очередями заработал трофейный пулемет. В конце состава тоже два раза бахнуло, стали стрелять.
На паровозе, кроме машиниста и кочегара, находились два немца. Одного из них, высунувшегося посмотреть на причину остановки, застрелил Булочкин, он забрал себе автомат фельдфебеля, второго неожиданно хряснул лопатой кочегар. Нападавших было немногим больше, чем охранников, но им на руку сыграла внезапность, половина вражеских солдат была уничтожена сразу. Однако, остальные упорно отстреливались, сдаваться никто из них не собирался. Один умный, впрочем, нашелся. Когда все было кончено, оказалось, что охранник с платформы из средины состава уже почти добежал до кромки леса с противоположной стороны железной дороги. Численное преимущество сказалось, сказалась и накопленная за время плена злость, последние охранники были уничтожены.
До Светлогорска было километров пять, слышали там стрельбу и взрывы или нет, неизвестно, надо было собрать оружие и боеприпасы, быстро осмотреть содержимое вагонов и уходить. В вагонах оказались разные запчасти, в одном были винтовочные патроны, на платформах стояли полугусеничные артиллерийские тягачи. К большому сожалению, взорвать все это богатство было нечем, можно было только попытаться поджечь, в баках тягачей было немного бензина.
Деятельный Олег Петрович времени не терял. Не успели бывшие пленные отойти от горячки боя, как он рявкнул:
- Построиться в две шеренги! Командиры на правый фланг!
В Петровиче Северову нравилось многое, в том числе талант быть безумно убедительным. Никто не спросил, какого рожна он тут распоряжается, никуда его не послал. Все просто выстроились в неровные две шеренги, кто с надеждой, а кто и угрюмо глядя на новоиспеченного командира. Булочкин и Северов пересчитали людей, вышло сто пять человек. На правом фланге оказалось пять командиров: капитан, два лейтенанта, старший сержант и младший сержант. Петрович разбил всех на три взвода, назначил командирами капитана и лейтенантов, дал лейтенантам заместителями сержантов.
- Сейчас все быстро уходим, немцы ждать не будут. Остальное потом.
- Подождите, товарищи красноармейцы! – машинист паровоза, подошел к Булочкину. – В Жлобине и Рогачеве ведь наши! Здесь уже недалеко осталось, километров двадцать до окраины Жлобина. Мы только не знаем, где фронт проходит.
- Петрович, давай людей по вагонам. Поедем к нашим на поезде! Все быстрее, чем по лесам ползать. Если будет сильный заслон на путях, уйдем в лес, будем стараться пробраться ночью, - предложил Северов.
Сзади показался дым, шел очередной состав. Времени колебаться не было, Олег успел попрощаться с Миколой, который со своими людьми тоже торопился вернуться в деревню, надо было срочно забирать семьи и уходить. Оружие у партизан было отечественное, немецкие патроны к нему не подходили, так что они отдали его бывшим пленным, а себе взяли трофейные карабины. Мужики забрали и один из пулеметов, хорошо еще, что в суете сообразили все это сделать. Микола также крикнул, чтобы Северов не беспокоился, самолет они обязательно сожгут.
Олег ехал на паровозе, следя за обстановкой впереди. Железнодорожники разогнали состав до максимальной скорости, а Северов заготовил простыню на длинной палке – подать знак нашим, чтобы не расстреляли при приближении.
Немцы такой пакости не ожидали, они рассчитывали на несколько поездов с живой силой, техникой и боеприпасами, поэтому железную дорогу не портили. Бронепоездов у наших здесь, к сожалению, не было. Наше командование, в свою очередь, знало, что бронепоездов у немцев нет, так что железку тоже не трогали. Когда состав проскочил станцию, на которой должна была проходить разгрузка, немцы решили, что машинист просто не знает, где надо остановиться. С артиллерией у частей 63-го стрелкового корпуса, занимавших Жлобин, было напряженно, поэтому немцы собирались разгружаться в непосредственной близости от передовой, помешать им возможности не было. Как только состав приблизился к нашим позициям, кочегар выхватил у Северова импровизированный флаг и, высунувшись из кабины, принялся им размахивать, не обращая внимания на стрельбу до конца не опомнившихся немцев. По составу отработали из нескольких пулеметов, в последний вагон даже попали из танковой пушки – недалеко от железнодорожного пути стоял Pkpfw III. Но остановить поезд уже не смогли, он заехал на территорию, контролируемую частями Красной Армии.
Машинист принялся неспешно тормозить, уходя из зоны действия вражеской артиллерии. Наконец, отойдя от передовой около километра, состав остановился. Все это время кочегар активно размахивал импровизированным белым флагом. К ним бежали красноармейцы, десятка три с ручным пулеметом, поэтому кочегар принялся с удвоенной энергией махать флагом. С Булочкиным все было оговорено заранее – командовать сначала будет Северов, как единственный человек, имеющий документы. С этим все командиры согласились. Олег выпрыгнул из локомотива, двери вагонов открылись, оттуда стали выбираться бывшие пленные. Летчик громко крикнул:
- Строиться у вагонов в две шеренги!
Когда красноармейцы подошли ближе к составу, все уже стояли в строю. К ним осторожно подошли два командира, майор и подполковник. Северов протянул подполковнику свои документы:
- Младший лейтенант Северов, 12 истребительный авиационный полк, 64 авиадивизия, Юго-Западный фронт. Сбит при выполнении разведывательного полета. При следовании к линии боевого соприкосновения встретил партизан, отбили пленных. Могу подтвердить личности четырех человек из их числа, все военнослужащие моего полка.
Несколько озадаченный подполковник посмотрел документы и передал их майору. Тот изучал их очень внимательно, потом, хмыкнув, отдал их Северову. Затем они подошли к строю, на правом фланге которого стояли Булочкин, Новоселов и Глазычев со Шведовым. Они представились, Северов подтвердил их личности. Затем подполковник и майор прошли вдоль строя, им представились командиры из числа бывших пленных.
Капитан Потапов оказался командиром зенитной батареи. Правда, от его батареи ничего не осталось и его, с семью оставшимися в живых бойцами, пополнили еще несколькими человеками и сделали командиром противотанковой батареи из трех 45-мм пушек. Первый бой оказался последним, их просто смяли. Вместе с ним среди пленных оказалось трое его бывших батарейцев.
Лейтенанты Петров и Сидоров (анекдот, да и только, тем более, что Сидорова звали Вовой) были командирами стрелковых рот, воевали с начала войны. Их батальон с батареей Потапова должен был задержать врага и дать развернуться у них за спиной свежей то ли бригаде, то ли дивизии. Большинство пленных красноармейцев были из их батальона.
Старший сержант Фильченко оказался командиром саперного взвода, а сержант Карпович – танкистом, наводчиком (командиром артиллерийской башни) из экипажа Т-28. Карпович вообще казался шустрым малым, с его слов мог быть и механиком-водителем, да и обычную машину водить умел.
Все это время подошедшие с местными командирами бойцы держали бывших пленных на прицеле. Закончив первое знакомство, подполковник немного задумался, но из состояния размышления его вывел майор, толкнувший его локтем в бок. К ним подошел командир со шпалой старшего политрука, оказавшийся сотрудником особого отдела, подполковник и майор с видимым облегчением передали ему бывших пленных и Северова для дальнейших разбирательств. Олег еще раз подтвердил личности своих сослуживцев, особист выглядел хмурым и недоверчивым, поэтому Северов добавил, что его личность может подтвердить капитан госбезопасности Забелин.
Связь работала, поэтому другой деятельный сотрудник в звании старшего лейтенанта госбезопасности, находившийся при штабе 63 корпуса, умудрился через пару часов получить подтверждение от Забелина. Олег настоял, чтобы Булочкина и техников оставили при нем. Полноценную процедуру проверки провести ни времени, ни возможности не было, Северову удалось убедить особиста, что этим можно будет заняться после выхода из окружения. Все равно остальных тоже надо будет проверять. А сейчас им всем выдали оружие и распределили по подразделениям.
Вооружение у окруженцев было, в основном, стрелковое. Остатки артиллерии были сосредоточены в месте прорыва обороны юго-восточнее Жлобина в районе станции Хальч. Танков Северов не видел, были лишь несколько бронированных тягачей «Комсомолец», вооруженных пулеметами. Но недалеко от позиций артиллерии Олег с удивлением обнаружил хорошо замаскированный танк Т-28, причем целехонький. Оказалось, что и бензина полные баки и боекомплект тоже полный, но гробина заводиться не хочет. Его даже с места нечем было сдвинуть, чтобы ближе к позициям подтащить. Перед уходом в прорыв завтра рано утром его решено взорвать.
- Взорвать всегда успеем! – сказал Булочкин и позвал Михалыча. – Бери Винтика и Шпунтика, посмотрите аппарат. Лучше на нем ехать, чем пешком топать.
Механики, дожевав картошку с мясом, которой с ними поделились копошащиеся рядом артиллеристы, полезли в танк. На Т-28 стоит модификация авиационного двигателя М-17Т (Т – танковый). Винтик и Шпунтик с ним непосредственно сталкивались только в процессе учебы, Новоселов дело имел, но давненько. Но ребята они талантливые, может и отремонтируют.
Северов с Булочкиным присели у танка и тоже немного перекусили.
- С самого начала мне вся эта возня с аэродромами не нравилась, - не спеша рассказывал капитан. – Кучи хлама какого-то, рыться в них в поисках полезного, когда по тебе уже полевая артиллерия работает, занятие бессмысленное. Нет, кое-что нашли и увезли. Оборудование, запчасти, немного боеприпасов и бензина. А вот для чего нужны были именно мы, непонятно. Бензин от воды любой отличит, станок от телеги тоже. А так, потери среди личного состава большие, а хорошего механика научить, это не пехотинца подготовить. Потом немцы в прорыв пошли, а нам даже винтовок не дали. Гаечным ключом немного навоюешь. Я из своего ТТ даже пострелять не успел. Взрыв рядом шарахнул, оглушило, землей присыпало. Пока выбирался, уже немцы кругом. А у меня даже пистолет куда-то улетел при взрыве, ремешок оборван. В ушах и голове гудит, шатает, немцев человек двадцать, штыками тычут. В общем, решил не погибать героически, а попытаться потом удрать. Тем более, что ноги до вечера хреново держали. Хорошо еще, что Михалыча и ребят не побило, не ранило. Вот такая история.
И Булочкин тяжело вздохнул.
- Не переживай, Олег Петрович. Ты все правильно сделал. А я как вернулся и узнал, что вы пропали, места себе не находил, чего только не передумал. Да еще на следующий день после вашего отъезда Игоря арестовали. Кольский, тварь, постарался. Обвиняют в больших потерях, преклонении перед немецкой техникой и тактикой.
Булочкин некоторое время молча сжимал кулаки, потом пробормотал:
- Только бы выбраться отсюда, да к своим попасть! Есть у меня кое-какие связи. Кольского, конечно, мне за вымя потрогать не дадут, а вот Игорю помочь постараюсь.
Капитан немного помолчал, потом погладил ладонью броню:
- Неплохой танк, это ведь не обычный Т-28. На те я в Финскую насмотрелся, слабовата у них броня оказалась. А этот с дополнительными экранами и пушкой помощнее. Даже если немецкие танки встретит, шанс есть.
Они еще некоторое время обсуждали завтрашний прорыв, несколько раз из моторного отсека вылезал Михалыч, матерился и залезал снова.
Наконец, уже после полуночи, старшина вылез из танка и устало сказал:
- Убил бы гада!
И погрозил кулаком куда-то в темноту. Как поняли Булочкин и Северов, это относилось к предыдущему ремонтнику. В это время зажужжал стартер и двигатель завелся. Его сразу заглушили.
- Работать будет. Горе-механики там такого наворотили, еще бы он у них заводился! Никакой квалификации. А Паша с Андрюшей молодцы, растут на глазах! – похвалил Новоселов Винтика и Шпунтика.
- Ладно, молодцы вы все! А теперь спать, - распорядился Булочкин.
Около половины третьего бойцы стали занимать позиции для атаки, которая была назначена на три часа ровно. Винтик и Шпунтик расположились в пулеметных башнях, Михалыч встал за заряжающего. На место механика-водителя уселся Карпович, а Потапов занял место наводчика. Узнав, что танк на ходу, Петровский поблагодарил механиков и назначил командиром кряжистого подполковника-танкиста весьма мрачного вида. Подойдя к танку он какое-то время гладил его броню, потом вздохнул и молча полез внутрь.
- Эй, танкист, погоди! – Булочкин шагнул поближе и тихо продолжил. – Очень тебя прошу, не лезь на рожон, людей моих береги. Мне с ними еще воевать, а других таких нет. Сам видел, механики – золото. Ты уж постарайся.
- Не учи ученого, поешь… знаешь чего. Умные все.
- Ты не хами! – проникновенно сказал Булочкин. – А то я своих людей заберу. Понял меня?
- Не лезь, летун! – набычился подполковник. – Что делать я и без тебя знаю, я полком командовал. И если бы вы, паразиты, меня лучше с воздуха прикрывали, я бы сейчас… Эх!
Он махнул рукой, лицо его исказилось как от боли.
- Из всего полка я один остался! Один, понимаете! А все мои ребята там полегли! – подполковник махнул рукой на запад. – Железо новое сделают, а где я таких орлов найду? Последних семь человек уже здесь потерял, как пехота воевали.
- Значит, понимаешь меня, - заключил Булочкин. – А вот этому лейтенанту тоже не в пехоту бы, а в воздух. Ладно, удачи тебе, танкист.
Они пожали друг другу руки, подполковник снова полез в танк, а Булочкин с Северовым пошли на пехотные позиции. Петрович еще вечером разжился малой пехотной лопаткой и хорошенько ее наточил. Для технарей где-то нашел три нагана, отдал им. Корпус в обороне сидел долго, по меркам лета 1941 года, конечно. Потери были большие, в том числе среди комсостава. Так что наганы и по горсти патронов для новоиспеченных танкистов выделили. Северов снарядил полные магазины для своих пистолетов, хотя парабеллумовские патроны у окруженцев были в дефиците.
Головного убора у Петровича не было, да и пооборвался он в плену изрядно, так что вид у него стал откровенно бандитский, пехотный лейтенант, командовавший ротой, сказал, что немцы, числом до батальона, от одного его вида разбегутся сами. На что Булочкин меланхолично ответил, что ему же, лейтенанту, работы меньше.
Неожиданно неподалеку авиаторы увидели знакомых лейтенантов, с которыми выходили из окружения. Петров и Сидоров получили под команду по полтора десятка бойцов каждый. Они находились в распоряжении одного из комбатов 510 стрелкового полка. Правда, никаких конкретных приказов они не получили, просто должны были действовать вместе со всеми. Булочкин внушительно посоветовал им держаться поближе к нему, на что лейтенанты с радостью согласились. Ночной бой штука сложная, они чувствовали себя не очень уверенно. Темно, местность совершенно незнакомая, командование и подчиненные тоже.
В предрассветной мгле плохо различимый командир сказал небольшую речь:
- Товарищи красноармейцы и командиры, твердо держите оружие. Каждой пулей, каждым штыком режьте, бейте немецких людоедов. Они вероломно ворвались в наш дом, убивают и старых, и малых. Храбро сражайтесь, и немцы побегут, а еще лучше, если они трупами лягут на нашей земле! 
Сколько людей собралось вокруг, Олег не различал, но, похоже, не очень много для тех полков и дивизий, к которым они принадлежали. Похоже, несколько сотен человек, а всего прорывалось, наверное, несколько тысяч. Все, что осталось от 63 стрелкового корпуса. Однако, своими героическими действиями он сковал значительные силы немцев и задержал их продвижение на восток. Действия корпуса сыграли заметную роль в Смоленском сражении.
Незадолго до наступления началась короткая артподготовка. Через некоторое время штаб двинулся вместе с бойцами 154 стрелковой дивизии в направлении деревни Рудня. В это время 61 стрелковая дивизия значительно продвинулась на юго-восток, основные силы 154 дивизии также ушли. Немцы, сначала отброшенные и решившие, что их атакуют танки, за которые они приняли тягачи «Комсомолец», опомнились и стали вновь смыкать кольцо окружения.
Леонид Григорьевич был спокоен, даже улыбчив, хотя было понятно, что улыбка эта предназначена для окружающих его бойцов и командиров. Сам же он пребывал в страшном внутреннем напряжении и прекрасно понимал всю тяжесть ситуации. Он считал себя ответственным за свой корпус, очень переживал из-за огромных потерь. Именно поэтому он решил не прорываться с основными силами дивизии, а идти с прикрывающими тыл подразделениями – батальоном связи и саперным батальоном.
Никто из наших командиров не знал, что перед наступлением один из жителей деревни Скепня, выказавший лояльность к немецкой армии, провел разведку и передал командованию  267 немецкой пехотной дивизии сведения о готовящемся прорыве. За это он получил награду в виде денег, продуктов и водки. Поэтому, хотя прорыв оказался для части сил 61 дивизии успешным, он привел к большим потерям среди красноармейцев и командного состава. Погибли начальник артиллерии корпуса генерал-майор Казаков, командир 61 дивизии генерал-майор Прищепа и многие другие командиры и политработники. Попали в плен начальник штаба корпуса полковник Фейгин и начхим подполковник Козенко. Последний в плену добровольно сотрудничал с немцами. Многие бойцы и командиры пропали без вести.
Но все это будет известно потом, а сейчас Булочкин, Северов и лейтенанты Петров и Сидоров со своими солдатами двигались вместе с резервными подразделениями, обеспечивающими тыл 154 дивизии. Сначала боестолкновений с противником почти не было. Впереди и по сторонам грохотала стрельба из стрелкового оружия, слышались взрывы орудийных снарядов. Уже совсем рассвело, когда подразделения вышли к деревне Скепня, где раньше располагался штаб 134 пехотной дивизии противника. Он уже был разгромлен наступавшими ранее частями, захвачено 6 портфелей с документами. Теперь немцы вновь заняли Скепню, ее надо было снова атаковать.
В атаку поднялись все, от рядового до генерала. Хорошо обученный русский солдат в рукопашной схватке страшен. Своим презрением к смерти, своей стойкостью и отвагой. А в 41, да и в 42 годах, когда ситуация становилась безнадежной, когда откуда-то из самой глубины души поднималось нечто, роднившее их с воинами Дмитрия Донского на Куликовом поле, гренадерами Суворова в его сражениях с турками, с солдатами Кутузова при Бородино, с пехотинцами 13-й роты 226-го Землянского полка при обороне крепости Осовец. Немцы имели возможность убедиться в правильности утверждений тех, кто эти качества имел неосторожность проверять. Немногочисленные уцелевшие после русских рукопашных атак немцы потом пытались объяснить остальным, что такое русский пи@дец, но им не очень верили. Пока не верили. Значит, предстоит доступно объяснять.
В атаку Северов и Булочкин пошли с остатками саперного батальона. В массе своей немолодые уже мужики, некоторые, наверное, еще в гражданскую воевали. Саперам положены карабины, штыков к ним нет. Но некоторые имели винтовки со штыками, пехота поделилась. А с патронами было совсем хреново. Зато у многих были топоры, у всех – малые пехотные лопатки. Рядом с Олегом кавказец, старший сержант лет тридцати восьми-сорока, оскалившись вытащил из ножен дагестанский кинжал-каму, подмигнул летчику. Наконец прозвучала команда и эта пестрая группа людей самых разных национальностей и вероисповеданий, которых всех вместе противники звали просто «русские», бросились объяснять супостату всю глубину своего огорчения.
Северов бежал вместе со всеми навстречу вражескому огню, орал, стрелял. Рядом огромными прыжками несся жилистый боец, в руке у него был топор, а лице такое зверское выражение, что могло вызвать приступ диареи у слабонервного человека. Можно себе представить, как это все выглядело со стороны немцев. Летчик внутренне усмехнулся, вот он, господа, русский пи@дец, извольте познакомиться. Ворвавшись в окоп, Олег вошел в раж – дострелял магазины и выхватил нож, времени менять магазин не было, да и свалка в окопе была такая, что существовала реальная опасность попасть в своих. Рядом шинковал новых завоевателей Петрович. Когда все было кончено, авиаторы обнаружили, что они вдвоем уничтожили десяток гансов, причем половину холодным оружием, а одного Булочкин, лишившись лопатки, просто задушил.
Кавказец умирал около вражеского окопа, он был прострелен четырьмя пулями.
- Подойди! – попросил он Северова. – Ты настоящий воин. Возьми кинжал. Бейте их за меня…
Он умер не успев закончить фразу. Олег закрыл сержанту глаза, взял кинжал и вытер его об убитого немца, снял ножны. Кинжал был сделан, похоже, из прекрасного булата и даже украшен серебром.
Морщась от боли подошел генерал, раненый в левую руку, Северову он  показался знакомым. Дошло до него быстро – это был Петровский! В свое время Олег смотрел фильм «Битва за Москву», где его роль играл Юрий Яковлев. Сходство было весьма приличным, правда настоящему Петровскому сейчас около сорока, а Яковлеву на съемках было уже за пятьдесят.
За первой линией обороны обнаружилась вторая, ее надо было срочно прорывать. Но Булочкин заметил, что Петровский поставил задачу атаковать командиру 154 дивизии генерал-майору Фоканову, а сам двинулся севернее, чтобы обеспечить фланг атакующей группы. Бойцов с ним шло немного, человек двадцать, поэтому Булочкин помахал Петрову и Сидорову рукой, чтобы двигались за ним, и пошел следом за Петровским.
Не успели они дойти до деревни Руденка, как попали под огонь вражеской пехоты. Генерал упал на землю, на боку у него расплывалось красное пятно. С Петровым и Сидоровым оставалось десять солдат при одном ручном пулемете, да и тот с последним диском.
- Вова, прикрывайте нас огнем! – крикнул Булочкин и мастерски пополз к генералу.
Немцы накрыли группу Петровского плотно, в живых осталось меньше половины солдат. Они, отстреливаясь, стали отползать с дороги, намереваясь уйти в лес. Ситуация складывалась архихреновая, но в это время с тыла раздался звук мотора. Звук быстро приближался, судя по лязгу по дороге шел танк. Это существенно добавило прыти отползающим солдатам, через несколько секунд они уже вломились в лес. Наш пулемет на какое-то время замолк, но потом заработал вновь. Северов и Булочкин быстро подползли к генералу и, подхватив под руки, тоже потащили к лесу.
В это время сзади выстрелила танковая пушка, на позиции немецкой пехоты вырос куст разрыва. Северов оглянулся, к ним подходил знакомый Т-28, авиаторы радостно заорали.
Нескольких выстрелов из пушки и пары очередей из пулеметов хватило, чтобы остатки вражеской пехоты рассеялись. Танк подошел к стоящим на обочине командирам и остановился. Открылся башенный люк, из него показалась мрачная физиономия подполковника-танкиста:
- Давай на броню, надо отсюда убираться.
Дважды приглашать никого не пришлось. Когда раздался грохот приближающего танка, солдаты, находившиеся с лейтенантами, тоже кинулись в лес. Задержка с пулеметом объяснялась тем, что первый номер убежал в лес, его сменил Вова Сидоров. С Петровым и Сидоровым осталось всего три человека из двенадцати, которые вышли из Скепни. Трое были убиты в перестрелке, остальные убежали в лес. Булочкин тоже время не терял, пока танк подъезжал, он успел перевязать Петровского. Подполковник вылез из танка, втроем они подняли генерала на башню и опустили его внутрь танка.
- Ну, куда поедем? – спросил Карпович, высовываясь из люка.
- А вот по этой дороге и поедем, - Булочкин показал на грунтовку, уходящую от Руденки на юг.
Подполковник согласно кивнул и закрыл за собой люк. Северов, Булочкин, Петров с Сидоровым и оставшимися тремя бойцами расположились на броне. Мотор зарычал, танк быстро поехал по дороге. Дорога была сравнительно ровная, а Т-28 отличался плавным ходом, так что ехали относительно быстро, на взгляд Северов километров тридцать в час, а может и побольше.
Не успели проехать по дороге и километра, как навстречу выскочила легковая машина в сопровождении грузовика и двух мотоциклов с коляской. Увидеть перед собой советский танк они явно не ожидали, да и новоиспеченный экипаж танка показал себя с самой лучшей стороны. Пулеметчики Глазычев со Шведовым прошили очередями грузовик, а Карпович раздавил пытавшиеся развернуться мотоциклы и ударил, но не раздавил кюбельваген с сидевшими в нем офицерами. Булочкин с Северовым прямо с брони прыгнули в кюбельваген, убили водителя и сидевшего на переднем сидении унтера и обезоружили полковника и подполковника, сидевших сзади. Заодно треснули им пару раз по физиономиям, чтобы вели себя прилично. Подскочившие Петров и Сидоров выдернули немцев из машины и, с помощью оставшихся на броне пехотинцев, затащили их на танк. Тем временем Северов осмотрел машину, схватил полевые сумки офицеров и портфель и тоже полез на броню. Булочкин в это время страховал его, держа на прицеле прошитый пулеметными очередями грузовик, но никаких шевелений там не было. После этого капитан тоже заскочил на броню и танк поехал дальше по дороге, спихнув грузовик в канаву. Авиаторы кусками парашютных строп, имевшихся у Олега, связали пленников, уселись на них сверху и с комфортом продолжили свое опасное путешествие. Все заняло буквально полминуты.
Дорога проходила несколько в стороне от Скепни через небольшую деревушку. Если немцы там и были, у них хватило ума свое присутствие не обнаруживать. Проехали еще около пяти километров, когда слева показалось еще одно поселение. На этот раз недалеко от перекрестка обнаружилась пара Pkpfw II, которая своими 20-мм орудиями возжелала поковырять Т-28Э. В один из них Потапов мастерски влепил снаряд метров с восьмисот еще до того, как тот успел выстрелить. Второй успел сделать два выстрела, пятясь назад. Один прошел мимо, второй попал в башню, отрикошетил от нее и снес голову одному из сидевших на броне пехотинцев, забрызгав всех кровью. Потапов вторым выстрелом снес двойке переднее колесо. Встряхнуло гансов, видимо, серьезно, так как они больше не стреляли. Подъехав поближе, Потапов третьим снарядом метров с двухсот продырявил противника, после чего тот тоже загорелся.
Справа от дороги обнаружилась позиция артиллерийской батареи. Ее следовало уничтожить, иначе немцы расстреляли бы танк сзади как в тире. Потапов отлично стрелял из незнакомой ему пушки, ведь Л-10 устанавливалась только на танки. Он засыпал батарею осколочно-фугасными снарядами, пулеметные башни поливали мечущихся артиллеристов, а Карпович вел танк на батарею. Две пушки были основательно покорежены попаданиями, еще две Карпович раздавил, оставшиеся в живых артиллеристы разбежались. Но несколько винтовочных выстрелов по танку все же раздались. Одним из них был ранен в руку лейтенант Петров. Булочкин, все также сидя на немце, перевязал его. А танк поехал дальше.
Радиостанция на танке работала, поэтому удалось связаться со штабом нашей 232 стрелковой дивизии, которая держала оборону впереди, у деревни Губичи. Немцев впереди было немного, здесь уже проходили прорвавшиеся части 61 и 154 стрелковых дивизий.  Огонь вражеских пулеметов подавили совместными усилиями танковой пушки и дивизионной артиллерии. Но, в результате обстрела танка, вновь пострадал десант. Был убит еще один пехотинец, вторично ранило Петрова, пуля попала в икроножную мышцу навылет. Булочкин получил касательное ранение в левый бок и левую же руку. В общем, легко отделались.
Экипаж получил приказание по радио двигаться вглубь наших позиций мимо Губичей в сторону деревни Еленец. На броню забрался старший лейтенант и стал показывать дорогу. Когда танк приехал в Еленец, там уже находились командир 154 дивизии генерал-майор Фоканов и командир 232 дивизии генерал-майор Недвигин, а также врачи для осмотра раненого Петровского. Леонид Григорьевич был в сознании, но говорить не пытался, только показывал глазами, что понимает – Новоселов ему периодически комментировал происходящее.
Когда танк остановился, генерала Петровского осторожно вытащили из танка и быстро понесли в один из домов, где уже развернули операционную. Туда же, с помощью Вовы Сидорова, на одной ноге упрыгал Петров. Булочкин и Северов спустили с брони немецких офицеров и передали их штабным вместе с документами, после чего Петровича стала перевязывать статная молодая сероглазая фельдшерица. Она с таким откровенным восхищением смотрела на его покрытое тугими мускулами и старыми шрамами тело (для перевязки пришлось стянуть гимнастерку и нижнюю рубаху), что Олег Петрович даже застеснялся, что с ним случалось очень редко.
Из танка вылезли оставшиеся члены экипажа и подошли к Булочкину и Северову. Подполковник-танкист имел уже не такой мрачный вид. Еще бы, уничтожили два вражеских танка, артиллерийскую батарею, около взвода пехоты, взяли в плен двух старших офицеров вермахта и документы. Да и экипаж показал себя с самой лучшей стороны. Карпович действительно оказался хорошим мехводом, хоть и был до этого наводчиком. Потапов великолепно стрелял из пушки, Шведов и Глазычев оказались хорошими пулеметчиками. А вместе с Новоселовым они хорошо отрегулировали зажигание танкового двигателя, теперь он работал как часы. Но танкист понимал, что экипаж в таком виде ему не оставят – летун заберет своих людей, да и правильно сделает. Авиамеханики должны готовить к вылетам самолеты, а не под броней в атаку ходить. Для этого другие люди должны быть. А вот Карповича и Потапова надо попытаться оставить при танке. Подполковник решил поговорить с генералами на эту тему. А пока он улыбнулся и сказал:
- Меня Михаилом Тимофеевичем зовут. Спасибо вам, ребята. Давно так хорошо не воевал! Душа радуется так воевать. Что дальше делать думаете?
- Я в экипаже останусь, - сказал Карпович, - я же танкист.
- И я пока останусь, если разрешат, - сказал Потапов. – Артиллеристов у них, наверное, своих хватает. Мне пока ничего не предложили, так лучше я с вами, чем в окопе сидеть. С этой пушкой еще получше разберусь, а то стрелять то ладно, так ее еще и обслуживать надо.
- Вот и добро! – удовлетворенно сказал Михаил Тимофеевич. – У тебя, капитан, я твоих орлов не прошу, все понимаю. Я сам таких механиков никому бы не отдал ни за какие коврижки. Золото, а не люди, завидую белой завистью.
В это время к ним подошел генерал-майор Фоканов.
- Спасибо вам, ребята, за генерал-лейтенанта Петровского! Врачи говорят, что жить будет. Сейчас его самолетом эвакуировать будут. Сам товарищ Сталин им интересовался, так что буду вам представления на награды писать! Жаль только, немцев допросить пока не получается, переводчика нет. Да и батарею вы эту зловредную ликвидировали, тоже большое дело.
- Мы еще по пути два танка сожгли, Т-2! – похвастался Карпович.
- А немцев допросить мы поможем, - добавил Северов. – Я и Булочкин владеем немецким языком.
- Ладно, раз владеете, пойдем, допросим ваших языков.
Полковник оказался командиром 487 пехотного полка Гансом Куртом Хоэкером, а подполковник – начальником штаба 267 пехотной дивизии фон Тротом. Не генералы, конечно, но языки важные. Допрашивали их в разных комнатах, но Булочкин методами допроса хорошо владел, да и немцы попались породистые, не фанатики, так что обошлись без членовредительства. Полученные сведения и перевод документов дали картину по данному участку фронта и планам немецкого командования на будущее, поэтому пленных и документы, а также протоколы допроса необходимо было немедленно направить в штаб фронта. Решено было это сделать на том же самолете, на котором повезут раненого Петровского. Всех авиаторов тем же бортом собирались доставить в Москву, а там уже разберутся, что с ними дальше делать. Похоже, что перемещать с одного фронта на другой не будут, дадут новое назначение.

Отредактировано Olle (14-07-2017 23:16:16)

+3

766

Глава 1.7
В вечерних сумерках прилетел ПС-84, на который погрузили прооперированного Петровского и сопровождающих военврача и медсестру. Столь серьезное медицинское сопровождение раненого объяснялось тем, что его состоянием интересовался сам Сталин. Этим же бортом решено было доставить пленных немецких офицеров с охраной из двух сотрудников НКВД, а также авиаторов 12 иап. Перед этим был налет пикирующих бомбардировщиков и атака до батальона пехоты с поддержкой семи панцеров, которую отбили с большими потерями. Важную роль сыграл Т-28, который был единственным нашим танком на этом участке фронта. Из своей мощной по меркам лета 1941 года пушки он подбил два Т-3 противника, его пулеметы хорошо причесали атакующую пехоту. А самое главное, Михаил Тимофеевич заранее присмотрел запасную позицию, на которую и увел машину перед повторным налетом «Лаптежников». Они перепахали его старую позицию, но новую не обнаружили. Перед вылетом авиаторы тепло попрощались с экипажем Т-28 и лейтенантами Петровым и Сидоровым. В сгущающейся темноте транспортник оторвался от земли и, медленно набирая высоту, взял курс на восток.
Перелет проходил нормально, часа через три можно было надеяться на прибытие в столицу, но это Северова не очень радовало. Чем выше начальство, тем меньше оно склонно выслушивать подчиненных, да еще столь невысокого ранга. Олег очень не хотел получить назначение отдельно от Булочкина и остальных. К тому же ему очень хотелось продолжить службу с Бабочкиным и Баградзе, была надежда как-то помочь Ларионову. А как там будет в Москве вообще неизвестно. Еще неясно, как отнесутся к людям, освобожденным из плена.
Размышляя над своим недалеким будущим, Северов ощутил, что самолет начал снижаться и подумал, что идти на посадку рановато. Так и есть, из кабины выглянул второй пилот и сообщил, что Москва не принимает, они садятся в Калуге. Причину он не объяснил, но вряд ли это погода. Скорее всего, идет налет вражеской авиации.
После приземления Петровского в сопровождении медиков Булочкин, Михалыч и Шведов с Глазычевым сразу перенесли в какое-то одноэтажное небольшое здание, за ним должна была вот-вот прийти машина из ближайшего госпиталя. Пленных немецких офицеров тоже куда-то увели. Когда техники уже вышли из комнаты, куда доставили Петровского, тот открыл глаза и сделал Булочкину знак подойти к нему. Лоб раненого был покрыт испариной, дыхание было тяжелым, очевидно перелет дался ему нелегко, но Петровский нашел силы сказать:
- Спасибо тебе, капитан! И остальным от меня благодарность передай. Я вам по гроб жизни теперь обязан. Они, товарищ военврач, меня от смерти спасли, а может и того, что хуже смерти. От плена. Вытащили меня, раненого из самых лап немецких, да из окружения вывезли.
Военврач покачала головой, а Олег Петрович улыбнулся и, спросив разрешение, вышел.
Авиаторам принесли немного поесть, каждому досталась тарелка теплого борща и пара кусков хлеба, а также кружка горячего несладкого чая. Немного, но лучше, чем ничего. После этого все немного вздремнули.
Разбудили их поздно, уже давно рассвело. Правда, снова покормили, на этот раз рисовой кашей с тушенкой. После этого пришел особист и стал вызывать всех по очереди, начав с Северова. Снова пришлось рассказывать о своем полете, как сбили, как отбили пленных, как вышли, вернее выехали, к своим. Снова тягомотина с уточнением деталей, попытками поймать на мелочах. Северов понимал, что это неизбежно, поэтому спокойно отвечал на вопросы. Особист про Забелина спросил сам, видимо нашел в отчете своего коллеги. Через час сделал перерыв, вышел, как понял Северов, уточнить по поводу Забелина. После недолгого перерыва все началось сначала. Наконец, еще через пару часов Олега увели в другое помещение и велели ждать. Вскоре красноармеец принес нехитрый обед, по принципу сыт не будешь, но и с голоду не умрешь. Так как делать было совершенно нечего, летчик завалился спать, предварительно попросив бойца, приносившего обед, раздобыть ему газет. Северова мучил информационный голод, советские газеты того периода чтиво своеобразное, но другого все равно нет. Рядовой пообещал раздобыть к ужину и слово сдержал.
Рано утром Северова все тот же красноармеец отвел в приземистое здание, на входе которого стоял часовой. Сопровождающий показал часовому какую-то бумагу, тот пропустил летчика внутрь. Там Олега принял очень озабоченный лейтенант, сделал знак следовать за ним, подвел к одной из дверей, так же молча показал на нее и удалился. В комнате оказалось полтора десятка незнакомых летчиков, старший батальонный комиссар с крылышками на петлицах и полковник с общевойсковыми петлицами. Высокое начальство обвело собравшихся тяжелым взглядом:
- Вот что, пернатые. Вы все безлошадные, так что хватит дурака валять, пора Родине послужить как следует! Вот ты, - полковник ткнул пальцем в одного из летчиков, - на чем летал?
- На Р-10.
- А ты?
- На СБ.
- Вот! А теперь Родина дает вам новое, мощное оружие! Вы все переводитесь во вновь сформированный 101-й отдельный ближнебомбардировочный авиационный полк и поступаете в распоряжение майора Сотникова. Все, сынки, бейте врага как следует!
- Товарищ полковник! Младший лейтенант Северов, летчик 12 истребительного авиаполка. Я не бомбардировщик, здесь случайно, был сбит…
- Ты что, лейтенант, приказа не слышал! Вопрос решен! Сейчас на фронте не та обстановка, чтобы каждый летун выбирал, где и кем ему служить! Под трибунал захотел?
- Мы разберемся, товарищ полковник! – комиссар под локоток проводил возмущенного полковника из комнаты. – Вы же торопились!
Полковник махнул рукой и вышел, а комиссар, улыбнувшись,  продолжил:
- На Су-2 летать будете. Это новый легкий одномоторный бомбардировщик. Ты на чем летал?
- На И-16 и, совсем немного, на И-153.
- Вот и ладненько! Это с СБ летчикам переучиться сложнее, ведь на сушке не штурвал, а ручка. А бомбить штурман-бомбардир поможет.
Политработник посерьезнел:
- На фронте создалась очень тяжелая обстановка. Немецкие войска наносят мощные удары, рвутся к Москве. На некоторых участках фронта создалась угрожающая ситуация. Требуется наносить авиаудары по танковым и моторизованным частям противника, иной возможности задержать их нет. Среди вас девять летчиков и девять штурманов. Кроме Северова есть еще два истребителя, остальные летали на летали на СБ, Р-5 и Р-10. Освоите и сухарик! Сейчас с вами начнут проводить занятия, времени нет, обучение будет предельно плотным. Исполняющим обязанности командира эскадрильи назначается старший лейтенант Кищенко. Давайте, ребята!
Дверь открылась, в ней показался высокий капитан с длинным печальным носом:
- Вы, что ли, новые экипажи? Ой, извините, товарищ комиссар, не заметил! Этим сушку показывать?
- Да, забирай их! Времени тебе даю пять дней, бензин есть, начинайте немедленно.
Летчики вышли за длинноносым капитаном и направились к капониру, в котором стоял тупоносый одномоторный самолет. Северова в бок толкнул невысокий лейтенант лет двадцати пяти, черноволосый и кареглазый, с тонкими аккуратными усиками:
- Тебя как зовут?
- Олег.
- А меня Саша, лейтенант Ларин, я твоим штурманом буду. Не беспокойся, я хороший штурман, меня в полку всегда хвалили. Вот только боевых вылетов у меня всего пять. Подожгли на обратном пути, пришлось прыгать, из всего экипажа я один выжил.
Саша вздохнул, видимо вспомнил свой прежний экипаж.
- У меня на истребителе тридцать пять боевых вылетов. Я с первого дня на Юго-Западном фронте был.
- А сбитые есть?
- Есть несколько.
- Здорово! А самого сбивали?
- Три раза из немецкого тыла приходил.
- Солидно!
- А ты слушай его больше, - сказал щеголеватый старший лейтенант с презрительной ухмылкой. – Я вижу, он сказочник опытный.
- А ты, я вижу, Леве Кольскому близкий родственник.
- Кому? – удивился старлей.
- Познакомишься, узнаешь.
- Все, кончай базар! – проворчал капитан. – Вот он, наш сухарик!
Несмотря на довольно унылый вид, инструктором он оказался толковым. Не давал маловажной информации по устройству самолета, не грузил множеством цифр, демонстрируя свои знания. Он был старшим в группе из трех инструкторов, каждый занимался со звеном из трех летчиков. Северов и Ларин попали в звено самого Кищенко, третьим летчиком звена был младший лейтенант Сенченко.
Олег немного посидел в кабине, привыкая к приборам и управлению, потом совершил небольшой тренировочный полет. Капитан сидел на месте штурмана и комментировал его действия. На обычный послеполетный вопрос о замечаниях просто пожал руку:
- Летай, лейтенант, и дай Бог тебе живым остаться!
Остальными летчиками он тоже остался удовлетворен, совсем зеленых выпускников среди них не было, некоторые летали уже два года и более.
Самолеты пришли после обеда, пригнавшие их летчики улетели обратно на ПС-84 сразу после улаживания формальностей, а будущие бомберы 101 ббап стали выбирать себе машины.
На краю поля стояли три самолета звена с номерами 77, 78 и 79. Пока остальные крутили головами, Северов выбрал себе машину с номером 77, остальные спорить не стали, поскольку оба летчика хотели выбрать себе самолет с номером 79. После недолгих препирательств ее взял себе щеголеватый старлей, как старший по званию и назначенный исполняющим обязанности командира эскадрильи. Осмотрев свою машину и машины своих товарищей, Олег обнаружил, что его самолет вооружен четырьмя крыльевыми ШКАСами и имеет нижнюю люковую установку, а другие самолеты имели по два крыльевых ШКАСа и были лишены люковых установок. Более мощное стрелковое вооружение зависти у его товарищей не вызвало, они считали, что главное оружие бомбардировщика – бомбы, а бомбовая нагрузка была у них одинаковой. Отсутствие «лишних» пулеметов делало самолет несколько легче, а отсутствие люковой установки смещало центровку вперед, что должно упростить управление самолетом. В общем, такие особенности самолетов с номерами 78 и 79 их экипажи не смущали, скорее наоборот.
Четыре дня пролетели быстро. Обычно с утра было небольшое занятие по теории, рассматривали особенности нанесения бомбовых ударов и оборонительные маневры. Оказалось, что три летчика-истребителя, все имеющие боевой опыт, неплохо ориентировались в действиях противника, лучше понимали суть маневров и даже предлагали свои варианты действий. После теории следовали полеты, отрабатывали, в основном, бомбовые удары. После обеда вновь теория, потом снова полеты. И так до позднего ужина. Выматывались все прилично, да и кормили неважно, так что мыслей поискать приключений в свободное время не возникало.
24 августа утром к самолетам стали подвешивать бомбы ФАБ-100. На каждую сушку подвешивали по четыре штуки в бомбоотсек, из чего Северов заключил, что удар будет наноситься на приличной дальности. Если бы лететь было недалеко, могли бы подвесить 600 кг.
Подошел Ларин:
- Я патроны дополнительные возьму. Лишними не будут. Мы с тобой не очень толстые, так что перегруза не будет.
- Согласен.
- Смотри погода какая. И как нас этот орел поведет, как в такой облачности цель искать будем?
«Орел» словно услышал их и собрал экипажи эскадрильи у своего самолета. Подошли комиссар и капитан-инструктор, последний кратко доложил результаты обучения. Выслушавший его доклад политработник несколько повеселел, а летчики  дружно и от души поблагодарили капитана  и его коллег, которые должны были вернуться в свой запасной авиаполк.
Старший батальонный комиссар развернул на крыле карту:
- Вот ваша цель. Колонна танков и мотопехоты на дороге западнее станции Ярцево. Идете тремя звеньями, после выполнения задания возвращаетесь на основной аэродром.
Он показал по карте место около Дорохово, перечислил ориентиры, определил подходы к аэродрому, позывные и т.д., пожелал всем удачи и ушел.
Слово взял Кищенко:
- Сенченко левый ведомый, Северов – правый. Идете на расстоянии триста-четыреста метров от меня. Бомбим по моему сигналу, я бросил – вы бросаете. Высота три тысячи. Остальные звенья справа и слева на расстоянии пятьсот метров.
- Товарищ старший лейтенант! В такой облачности на расстоянии триста метров мы друг друга, скорее всего, потеряем. Это раз. Если нарвемся на вражеских истребителей, наше спасение – сомкнутый строй. Это два. С высоты три тысячи ни черта не видно на земле. Это три. Как планируется ориентирование? - не утерпел Ларин.
Кищенко оскалился:
- Прекратите пререкания! Товарищ МЛАДШИЙ лейтенант, ваш штурман слишком много себе позволяет! – звание он выделил особо. – В такой облачности мы друг в друга врежемся при маневрировании! А в облаках нас немцы не найдут! И вообще, прекратите сеять панику! Вы еще никуда не вылетели, а уже полны неуверенности!
Экипаж сушки №77 театрально закатил глаза, но спорить не стал. Никому сейчас ничего не докажешь. А вот недоброжелателя в лице непосредственного командира, похоже, уже нажили.
Экипажи заняли места в кабинах своих самолетов. Двигатели запущены, прогрев, команда с КП, взлет.
Дистанцию до лидера пришлось сразу сократить, иначе они бы друг друга потеряли. Старший лейтетант заблажил по связи, чтобы ведомые близко не лезли, но Сенченко, видимо, очень боялся потерять ведущего и упорно висел у него за левым крылом. Он, похоже, в облаках чувствовал себя неуверенно. Олег старался держаться на пределе видимости, но был конкретный риск потерять звено при маневрах. Другие звенья он вообще плохо видел. Однако, облака стали заметно редеть, в просветах показалась земля. Северов, по истребительской привычке, постоянно осматривался. Ларин тоже не терял бдительности, периодически докладывал о состоянии воздушной обстановки, Олегу это понравилось. Вообще, обзор у Су-2 был неплох, это все летчики отмечали. Пока они летели, лейтенант рассказал, что Кищенко и до войны особыми летными талантами не блистал, летчик, в общем, посредственный. Постоянно находился под крылом комэска, самостоятельно думать и командовать умеет неважно. Научен держаться в строю и по команде бросать бомбы. Сенченко тоже летчик не очень сильный, опыта полетов в сложных метеоусловиях практически не имеет. Подготовка их штурманов получше, минимум умеют, а учиться сами в мирное время не очень-то и хотели. Будут заставлять, станут что-то делать, не будут – значит не надо. Все они служили в одном с Лариным полку, а вот остальных летчиков эскадрильи он не знает, познакомились уже здесь.
«Много мы тут навоюем!» – с грустью подумал Северов и опять вспомнил своих прежних сослуживцев. Ларионов, Бабочкин, Баградзе постоянно разбирали свои воздушные бои, стремились улучшить свое мастерство, учились друг у друга и у противника. По крайней мере, он их нашел, они живы, проверку должны пройти. Эти мысли несколько успокоили и Северов окончательно сосредоточился на боевом задании.

Леонид Григорьевич Петровский лежал на госпитальной койке и размышлял. Поправка его шла своим чередом. В Москве пришлось сделать еще одну операцию, загноилась рана на руке. Он боялся, что ее могут ампутировать, но все обошлось. Рана в боку заживала неплохо, хотя болела довольно сильно, но ее, видимо, сразу очистили как следует. Сначала состояние было такое, что он мог только лежать и думать, пытался размышлять над тем, что происходит, что сделал правильно, а что нет. Но даже эти мысли быстро путались, уплывали, генерал просто лежал и наблюдал дрожание листвы за окном, слушал звуки дождя. Однажды утром Леонид Григорьевич проснулся с ощущением, что в организме произошли изменения, будто за ночь у него прибавилось сил, даже голова стала работать яснее. Словно долго был под водой, в темной, холодной глубине и вынырнул на поверхность, под теплое, ласковое солнце. Только сейчас он осознал, что был на самом краю, что его организм словно размышлял, продолжать ли дальше свой земной путь или все, слишком устал и нет больше сил. Силы нашлись, пока их хватало только на размышления, но он понял, что скоро сможет сидеть, потом ходить. И еще у генерала появилось ощущение, что его уход на грань небытия подарил, кроме страданий, новую способность. Многие вещи, сложные и неочевидные, вдруг стали видны как будто со стороны, ясно и отчетливо. Появились ответы на вопросы, над которыми Леонид Григорьевич мучительно размышлял еще до ранения. Ему вдруг стал понятен дальнейший ход событий этой войны, опасности, которые подстерегают его страну на этом пути, уже совершенные ошибки и те, которые есть опасность совершить.
Когда состояние стало немного лучше, у Леонида Григорьевича появилась обычная жажда деятельности. Просто так лежать, смотреть в потолок, читать художественную литературу, когда идет такая война? Когда так многое стало ясно и очевидно! Когда каждое утро организм говорил, что стал еще немного сильнее. Это выше человеческих сил! Когда Леонид Григорьевич понял, что вполне способен писать, то немедленно попросил принести ему бумагу и карандаш. Он писал сначала тезисы, потом переписывал в более развернутом виде, перечитывал, дополнял. Доктора пытались немного умерить пыл пациента, но убедились, что работа нисколько ему не вредит. Наоборот, генерал стал предельно сосредоточен, в точности выполнял все предписания врачей, а из своей работы словно черпал дополнительные силы.
А сам Петровский понял, что должен с кем-нибудь поделиться своими мыслями, ему нужен был оппонент, собеседник, с которым можно их обсудить. Он уже начал понемногу выходить из палаты и иногда виделся со своим соседом, тоже только начинающим поправляться после ранения. Им оказался Михаил Георгиевич Снегов. Его ранение в ногу оказалось серьезным, тоже пришлось делать целых две повторных операции и чистить рану. Да и последствия контузии тоже требовали лечения, хотя здесь успехи были гораздо лучше. В общем, на быструю выписку обоим рассчитывать не приходилось.
В холле, через который приходилось проходить на процедуры, висела большая карта европейской части СССР, около нее раненые останавливались и смотрели, иногда подолгу, думая о своем. Здесь и начал Леонид Григорьевич свой первый разговор со Снеговым. Потом Петровский дал ему прочитать некоторые из своих записок. Через пару дней разговор продолжился они в палате у Петровского, раненая нога не давала Михаилу Георгиевичу долго стоять.
- Даже не знаю, что и сказать, Леонид Георгиевич. Очень неожиданно и очень интересно!
- Слушай, Михаил Георгиевич. Ты же понимаешь, что это только тезисы, в таком виде показывать это никому из командования не стоит. Поможешь мне сделать из этого толковую докладную записку?
- О чем разговор? Самому тут просто так сидеть невыносимо.
Все свободное время они посвящали обсуждению тезисов и составлению подробной докладной записки. По некоторым вопросам Снегов сразу соглашался, по некоторым спорил. Они уже окончательно перешли на «ты» и упразднили отчества.
- Леонид, да почему ты решил, что надо срочно начинать такие масштабные работы по танкам? Увеличение надежности, ресурса двигателей и трансмиссии, согласен. Наши Т-34 и КВ существенно превосходят по боевым качествам немецкие машины.
- Подожди. Давай спокойно разберемся. Во-первых, сами танки. Легкие машины в большом количестве больше не нужны.
- Согласен. Только как временная замена при недостаточном количестве средних танков.
- А ты заметил, что немцы начали усиливать броню своих троек и четверок? И это по результатам кампании в Европе. Ты полагаешь, что они станут спокойно смотреть на превосходство наших новых танков и ничего не предпримут? Зимой они так шустро воевать не смогут, а что будет следующим летом?
- Ты полагаешь, что в следующем году надо ждать появления новых модификаций Т-3 и Т-4?
- Это же очевидно. Первым делом они будут увеличивать толщину брони и ставить новые орудия. На Т-3 уже появились 50 мм пушки вместо 37 мм, на Т-4, я полагаю, пойдут по пути удлинения ствола, калибр 75 мм и так достаточно серьезный. Но в дальнейшем появятся более мощные танки. И мы должны начинать готовиться к этому уже сейчас, потом реагировать будет поздно, придется принимать пожарные меры. Еще вопрос, а сколько танков нам надо?
- Не без подвоха вопрос! Чем больше, тем лучше.
- Не думаю. При правильном использовании можно обойтись не таким уж большим числом, особенно если это не устаревшие легкие машины. Ну и правильно их использовать, а не посылать по одной-две машины на убой. Во-вторых, вот чего у нас явно не хватает, так это САУ. Противотанковых, зенитных. Ты Т-40 встречал?
- Приходилось.
- И как машина?
- Да слабая откровенно, ну хоть плавает.
- Вот именно! А если на ее основе создать самоходные минометы? Или бронетранспортер на отделение пехотинцев?
Снегов сделал в своем блокноте несколько пометок.
- Это обговорим чуть позже. Теперь дальнейшие действия вермахта. В том, что мы его остановим, не сомневаюсь. Зимой немцы активно воевать не будут, а мы, трезво глядя на вещи, не будем питать иллюзий, что окончательно победим еще до весны. Летняя кампания 1942 года, вот в чем вопрос!
- Да в чем вопрос-то?
- Где они будут наступать? По всем фронтам? Не верю, что у них сил хватит. Тогда где? Снова на Москву?
- Знаешь, Леонид, я над этим тоже думал. Нелогично это. С политической точки зрения это очень важно, а с чисто военной?
- Вот и я об этом же. Южное направление будет главным! Там нефть, там важная транспортная магистраль – Волга.
Генералы работали увлеченно, компенсируя этим свое вынужденное отсутствие на фронте. Вскоре стало ясно, что в одной записке изложить все невозможно или она будет огромной, как «Война и мир». Поэтому решили разделить на несколько документов по направлениям: новая тактика, предложения по вооружениям по родам войск, анализ действий немцев и их возможная перспектива. Нужна была информация, поэтому Петровский связался с с исполняющим обязанности начальника разведывательного управления Генштаба Алексеем Павловичем Панфиловым, которого знал лично. Тот прислал старшего лейтенанта, который и стал быстро, каллиграфическим почерком оформлять докладные записки. А у дверей палаты начали круглосуточно дежурить ухорезы из подразделения фронтовой разведки Центрального фронта. Поставили в известность НКВД, вопросы были чисто военными, но безопасность обеспечивал именно этот наркомат. В палате появился сейф, ключ от которого хранился у начальника дежурной смены охраны. Им выступал командир в звании не ниже капитана – Панфилов к документам отнесся предельно серьезно, особенно когда нашел время заехать в госпиталь и Петровский со Снеговым изложили ему некоторые соображения.
Как-то вечером в середине сентября, когда работа над записками уже подходила к концу, генералы отдыхали за чашкой чая. Документы были уложены в сейф, старлей ушел отдыхать, госпиталь готовился отходить ко сну.
- Да, Миша, грандиозную работу мы с тобой завершаем. До чего жаль, что хоть за годик до войны многие вещи в голову не приходили.
Петровский вспомнил свое нахождение под следствием и помрачнел.
- Ничего, - примирительно сказал Снегов. – Лучше сейчас, чем позже. Наши ошибки слишком большой крови стоить будут.
Докладные записки в конце сентября легли на стол начальника Генерального Штаба РККА маршала Бориса Михайловича Шапошникова.

Как говорится, предчувствия его не обманули. Цель Кищенко не нашел, на местности потерялся, но Ларин определился и помог выйти в нужную точку. Несколько десятков танков и автомашин двигались походной колонной по проселку в стороне от Минского шоссе в паре десятков километров восточнее Ярцево. Зенитное противодействие было довольно слабым, Кищенко, наконец, сориентировался и повел звено на малой высоте, лишь перед самой целью поднялся повыше. Зенитчики просто не успели среагировать, повторный заход был бы встречен гораздо более плотным огнем. Но на второй заход старший лейтетант идти не собирался. Он привел звено курсом параллельно дороге. Свои двенадцать бомб они вывалили удачно, заход был построен правильно, техника противника стояла кучно. В облаках второе и третье звено потерялись, но связь была и комэск сам помог им определиться. Ждать, кружась около цели, было глупо и опасно, поэтому комэск повел звено обратно. А вот дальше получилось плохо. Четверка мессеров пришла с запада и стала быстро нагонять звено. Кищенко и Сенченко нарушили строй и на максимальных оборотах стали уходить. Машина Северова была более тяжелой и стала отставать, на матюги Олега они не реагировали. Саша постоянно докладывал положение немецких истребителей, Олег удачно построил маневр и немцы проскочили его самолет, не успев толком его обстрелять. Ответный огонь Ларина тоже был безрезультатным. Северов проводил ведомого второй пары из всех четырех ШКАСов, тот дернулся в сторону, видимо, по машине пробарабанило. Но из боя не вышел и никаких признаков серьезных повреждений не было заметно. Проскочив бомбер с номером 77, гансы набросились на 78 и 79. Здесь дело у них пошло лучше. Сушки почти не маневрировали, их пилоты боялись потерять скорость при маневре. Огонь пулеметов штурманов был неэффективным. Су-2 машина живучая, сбить быстро их не получилось. Когда немцы покончили с машинами Кищенко и Сенченко, облака снова стали более плотными. Немцы успели сделать на самолет Северова еще два захода, сзади и снизу. Наличие люкового пулемета позволило сорвать последнюю атаку, после чего Олег наконец смог оторваться от мессеров в облачности.
На аэродром машина Северова пришла в сгущающихся сумерках. Полосу обозначили кратковременным включением фар какого-то автомобиля, показав направление посадочной полосы. Северов включил посадочную фару и посадил самолет. Опыт ночных полетов у него был огромный, но в прежней жизни и техника была совсем другая. Помог штурман, который опыт, хоть и не очень большой, имел.
Подскочивший к самолету техник показал им свое место, после чего Северов и Ларин вылезли из медленно остывающего бомбардировщика и пошли к шагающим навстречу людям в регланах.
- Младший лейтенант Северов, командир экипажа.
- Лейтенант Ларин, штурман.
- Майор Сотников, командир 101-го ближнебомбардировочного полка. Докладывайте, лейтенант.
- Взлетели в составе девятки с целью нанесения бомбового удара по мехколонне противника восточнее станции Ярцево. Нагрузка – по четыре ФАБ-100. Цель поражена. На обратном пути подверглись нападению двух пар мессеров, самолеты старшего лейтенанта Кищенко и младшего лейтенанта Сенченко сбиты. Прибыли для дальнейшего прохождения службы.
Другой командир, также с двумя шпалами в петлицах, спросил:
- Какой урон вы нанесли врагу?
- Урон оценить трудно, но бомбы рвались среди техники врага, она стояла довольно плотно.
- Доложите подробнее, при каких обстоятельствах были потеряны два других самолета! – второй майор, так и не представившийся, не скрывал своего раздражения.
Северов это заметил:
- После поражения цели нами были замечены вражеские истребители, которые нас догоняли. Старший лейтенант Кищенко не стал держать строй, а просто дал максимальные обороты двигателю и попытался уйти на максимальной скорости, Сенченко последовал его примеру. Мой самолет несколько тяжелее, так как имеет четыре ШКАСа в крыльях, а не два, как у них, а также нижнюю люковую установку. Возможно, двигатель моего самолета развивает меньшую мощность, так что от мессеров они, конечно, не ушли, а вот от меня оторвались примерно на километр, прежде, чем нас настигли.
- Почему же вас не сбили? – перебил майор, подозрительно прищурившись. – Вы же были ближе к противнику!
- Я, вообще-то, летчик-истребитель, воюю с первого дня войны, 12-й иап, Юго-Западный фронт. Тактику немцев знаю, от атаки уклонился. Они проскочили вперед, но разворачиваться не стали, сначала занялись двумя другими машинами. Те практически не маневрировали, а из ШКАСа сбить мессер… Немцы были опытными бойцами, они расстреляли сушки с дальней дистанции из пушек, не входя в зону эффективного оборонительного огня. Отсутствие маневра позволило это сделать. В это время начались сгущаться облака, в них мы и оторвались.
- Вы видели падение наших самолетов?
- Примерное место показать могу. Собственно падения не видел, так как земля просматривалась плохо из-за облачности. Самолеты горели, парашютов не видел.
- Где еще два звена?
- Они потеряли нас в облачности. Комэск сориентировал их, но ждать над целью мы не стали.
Пока велся этот диалог, к Сотникову подошел техник и что-то тихо сказал.
- Повтори громче, чтобы комиссар слышал!
- Товарищ батальонный комиссар! В машине с номером 77 имеется более шестидесяти пробоин от пуль и снарядов. Повреждены…
- Достаточно, не надо перечислять, - Сотников устало мотнул головой. – Все то ты, Степан Игнатьевич, проявления трусости да измену ищешь.
- Я обязан постоянно выявлять…
- Довыявлялся уже! Пять экипажей, пять! Это же, бл@, совсем зеленые пацаны были! Им помочь надо было, а не… А, что сейчас говорить! – он махнул рукой. – Вот и все пополнение, один экипаж на дырявом самолете!
- За ночь, наверное, сделаем, товарищ майор, - степенно сказал пожилой техник, недобро глядя на Степана Игнатьевича. – Ничего особенно важного не задето, вроде бы.
- Наверное, вроде бы! – передразнил тот, перехватив взгляд техника. – Вы, товарищ старшина, должны докладывать как положено, четко и ясно!
- Иди, Иван Ильич, - отпустил техника командир полка. – А вы, двое, со мной в штаб. Расскажете, о себе. Там решу, куда вас определить. После этого поужинаете.
Комиссар пошел с ними в штаб и демонстративно уселся в углу. Он снял реглан, на рукавах стали видны звезды политсостава.
Командир сел за стол и пригласил сесть лейтенантов:
- Садитесь, в ногах правды нет. Теперь рассказывайте. Сначала лейтенант Ларин.
- В 1938 году закончил ВАУЛ им. Ворошилова, направлен на службу на Дальний Восток, участвовал в боевых действиях на Халхин-Голе, в самом конце, совершил три боевых вылета. Вражескую авиацию, правда, мы там не встретили. Перед войной был переведен в 121-й скоростной бомбардировочный авиационный полк, ЗОВО. Совершил пять боевых вылетов, в последнем самолет был сбит, экипаж погиб. Вышел к своим, после проверки и нахождения в запасном авиационном полку направлен в 101-й отдельный ближнебомбардировочный авиационный полк.
- Младший лейтенант Северов, закончил Борисоглебскую военную школу пилотов в 1940 году. Был направлен в 12-й истребительный авиаполк, 64-я авиадивизия, КОВО. Летал на И-16, И-153. Совершил тридцать шесть боевых вылетов, имею сбитые. Подтверждены пять лично и три в группе.
- А как на бомбардировщик попал?
- После того, как третий раз сбили, в полк уже не вернулся. Переучили на сушку и к вам. В тех экипажах еще два истребителя есть.
- Значит, уже три раза сбивали, один раз над оккупированной территорией. Богато.
- Все три раза, товарищ майор.
- Ну, у нас все проще, летаем, бомбим, несем потери. В полку осталось всего тринадцать машин, включая 77-ю. Определяю ваш экипаж во вторую эскадрилью, там всего три машины осталось, будете четвертым экипажем. Сейчас идите, ужинайте, потом дежурный вас проводит в дом, где живут летчики. Ложитесь спать, завтра снова летать, синоптики дают погоду.
Не успели летчики выйти, как появился лейтенант-дежурный и доложил, что три Су-2 сели у соседей недалеко от Вереи. Все машины повреждены, две очень сильно. Над целью были встречены истребителями противника, подошло сначала одно звено, потом еще одно, две машины сбили, еще одну потеряли от огня зениток, остальным удалось уйти. Сотников с досадой махнул рукой, Северов и Ларин вышли.
Ужин оказался обильным, макароны с мясом, пара кусков пшеничного хлеба и стакан чая, но приготовлено было неважно, макароны переварены, а хлеб наоборот, немного недопечен. Северов вздохнул, вспоминая как кормили в 12-ом иап. Булочкина на них нет! Но молодость и здоровый аппетит берут свое, ужин был быстро уничтожен и дежурный проводил их к двухэтажному дому, стоящему метрах в шестистах от штаба. По дороге он рассказал, что полк, несмотря на то, что был сформирован всего две недели назад, уже понес большие потери, две трети состава. Истребительного сопровождения нет, а у немцев наоборот, прикрытие очень хорошее. Постоянно летают бомбить вражеские мехколонны, а они и зенитками неплохо оснащены. Мессеры свирепствуют, вражеские бомбардировщики тоже несколько раз налетали, были потери в людях и технике. На этот аэродром их перевели позавчера, здесь пока не бомбили. Зато комиссар постарался. Прислали к ним пополнение, только из летной школы, десять экипажей зеленых новичков-недоучек. И сразу в бой, технику толком освоить не успели, ни слетанности, ничего. Результат – строй не держат, бомбили плохо, несколько самолетов потерялись и сели на других аэродромах и просто в поле. Пять самолетов потеряли сбитыми. Когда их собрали, наконец, в своем полку, начали, как водится, распекать, те стали мямлить. Объяснить ничего толком не могут, у половины руки и губы трясутся. Тот поднял волну, их всех арестовали и увезли, что ними – неизвестно. А они мальчишки совсем! С ними заниматься надо, учить и объяснять, а не шашкой махать! Дежурный комиссара, конечно, не материл и вообще, не осуждал напрямую. Покритиковал сам подход не переходя на личности, но по голосу можно было понять, что он его не одобряет.
- Поднимайтесь на второй этаж, вторая эскадрилья там живет. Командир – старший лейтенант Агеев, представитесь ему.
В просторной прихожей у лестницы сидел за столом молодой красноармеец. Увидев дежурного и входящих командиров, он вскочил, но дежурный не дал ему ничего сказать, махнул рукой и приложил палец к губам:
- Тихо, люди спят.
Дежурный ушел обратно в штаб, а Северов и Ларин поднялись на второй этаж. На первом было тихо, первая эскадрилья, видимо, спала. Лейтенанты поднялись на второй этаж. В довольно большой комнате горела керосиновая лампа, по стенам стояли кровати и два огромных шкафа, в центре – большой стол. В большой печке-голландке потрескивали дрова. Четыре человека лежали на кроватях, двое сидели за столом и чистили оружие. Все были в нательных рубахах и босиком.
- Здравствуйте, товарищи! Нам нужен командир второй эскадрильи старший лейтенант Агеев.
С кровати поднялся высокий молодой мужчина лет двадцати семи, длиннорукий и круглоголовый.
- Я Агеев. Кто такие?
- Лейтенант Ларин, штурман.
- Младший лейтенант Северов, летчик. Направлены во вторую эскадрилью. Машина, бортовой 77, повреждена, техники обещают за ночь отремонтировать. Ничего серьезного, в основном просто дыры.
- Значит, такое у нас великое пополнение!
- Нас девять экипажей было. Мы вылетели на Ярцево, по пути два звена потеряли в облаках, отбомбились по мехколонне. На обратном пути мессеры двух схарчили. Перед уходом в штабе слышали, что немцы еще троих сбили, а три сели где-то около Вереи, но повреждены.
- Понятно, - комэск вздохнул. – Сами то хоть воевали?
- У меня шесть боевых вылетов, - с достоинством сказал Ларин. – У командира тридцать шесть.
- Сколько?! – удивился Агеев. – Ты когда столько успел?
Заинтересованные летчики второй эскадрильи стали вставать с кроватей, двое, чистившие оружие, также оставили свое занятие, но тут же получили втык от командира:
- А вы, двое, продолжайте, уши-то не заняты. Вашими наганами только орехи колоть! С начала войны, наверное, не чистили!
Все засмеялись. Олег и Саша сняли летные комбинезоны, повесили их на вешалку у входа, убрали свои вещи в один из шкафов, сняли сапоги и гимнастерки – в комнате было чисто и хорошо натоплено. Олег удовлетворил любопытство командира и рассказал о том, как воевал в истребительном полку. Посыпались вопросы, летчики могли проговорить до утра, но Агеев приказал ложиться спать.
- Потом наговоримся. Чувствую, тут нам можно слушать долго. А завтра снова в бой, надо спать!
Умаявшиеся за день летчики быстро уснули, а проснулись уже засветло под шум дождя. Вылеты были отменены по погоде. Сотников материл синоптиков, которые обещали летную погоду, но в душе был доволен. Остаткам полка нужна была передышка, нужно было попытаться договориться с руководством о взаимодействии с истребителями, без прикрытия полк догорит, сточится за несколько боевых вылетов.
Северов немного повалялся в кровати, размышляя о своей дальнейшей жизни. Олег заметил, что Саша проснулся и тоже не спешит вставать. Остальные тоже лежали в своих кроватях. Шум дождя за окном объяснял, почему их не подняли раньше.
Летчик поднял своего штурмана и, несмотря на его вялые возражения, занялся с ним утренней зарядкой. Упражнения на пресс, отжимания. На втором этаже, помимо комнаты летчиков, имелись какие-то небольшие чуланчики и еще одна большая пустая комната, в которой к балкам потолка крепилась непонятная металлическая конструкция. Ее Северов решил использовать в качестве перекладины, подтягивался сам и заставил это делать Сашу. Тот поворчал для порядку, но подчинился. Олег пообещал ему, что когда погода будет получше, они обязательно будут еще и бегать. Также он решил немного поучить своего штурмана рукопашному бою и стрельбе. Хорошо бы из ружья по движущейся мишени, а уж потом, если будет время и желание, из пистолета. Ведь штурман обслуживает задние огневые точки и от его умения стрелять зависит жизнь всего экипажа. Только где же ружье-то взять?
За манипуляциями Северова внимательно следил Агеев и в его взгляде явно читалось одобрение. После завтрака он вдруг объявил своей эскадрилье, что утренняя зарядка с завтрашнего дня будет обязательной. За завтраком состоялось знакомство с первой эскадрильей. Ее командир, капитан Шаневич, относился ко второй эскадрилье несколько пренебрежительно. В его подразделении летчики и штурманы были опытнее, потери несли меньше, результаты их бомбовых ударов точнее. Агеева это задевало, но против фактов не попрешь, тем более, что Шаневич не позволял себе ничего оскорбительного, просто легкое чувство превосходства и снисходительности.
После приема пищи вернулись к себе в комнату, где Северов стал перебирать и раскладывать свое имущество и продолжил рассказ о своей службе. Ребят заинтересовало все, и его пистолеты, и ножи, и кинжал, и заточенная саперная лопатка, и прекрасные новенькие швейцарские часы на ремешке из толстой мягкой кожи, которые ему вручил перед самым отлетом генерал Фоканов в благодарность за спасение Петровского. Его орлы взяли этот трофей в захваченной Скепне. Долго вертели и рассматривали разгрузочный жилет и его содержимое.
- Полезная вещь! – заключил Агеев. – Я на складе видел тонкий брезент, попрошу дать немного, а пошить можно будет у Гали.
В этот день так и не летали. Комиссар собрал всех летчиков и штурманов, перед ними выступал приехавший из политотдела фронта старший политрук, который долго и нудно вещал о верности делу Ленина-Сталина, клеймил гитлеровских оккупантов и их союзников, обещал новое грозное оружие. Степан Игнатьевич под конец выступления уже ерзал на стуле, едва дождался окончания и, когда дежурный увел гостя, встал и окинул всех тяжелым взглядом. После этого кратко ознакомил с обстановкой на фронтах, после чего более подробно рассказал об обстановке на Московском направлении. Получалось, что удалось серьезно потрепать части 4 танковой группы немцев. Были нанесены мощные авиаудары, хорошо отработала и дальнобойная артиллерия. Удары стрелковых частей  были, к сожалению, недостаточно успешными из-за крайне малого количества танков, но враг был вынужден замедлить наступление и заняться перегруппировкой сил. Северов не помнил такого эпизода из прошлой жизни, видимо, накопившиеся отличия стали более серьезно влиять на ход событий.
Степан Игнатьевич провел политинформацию толково, говорил конкретно, приводил факты и не сыпал лозунгами. Контраст на фоне штабного работника был заметный. Летчики стали задавать вопросы, касающиеся дальнейших действий, батальонный комиссар отвечал осторожно, но логично. Из ответов выходило, что в ближайшее время перебазирования полка не предвидится, на их участке фронта установилось шаткое равновесие. Но от них в том числе зависит, чтобы к немцам не подошли значительные подкрепления.
После обеда летчиков отпустили отдыхать, а вечером были обещаны занятия по изучению района боевых действий. Ларина и Северова вызвал к себе полковой особист, средних лет мужичок со знаками различия старшего политрука. Он выглядел усталым и замотанным, с Лариным общался недолго, а вот с Олегом проговорил довольно долго. Еще раз прошелся по последнему полету в 12 полку, заметил, что «Чайку» все-таки Северов лично не уничтожил, поэтому могут быть некоторые проблемы. Нет, лично он все прекрасно понимает, не до того было, так обстоятельства сложились, но факт есть факт. На вопрос летчика, что с этим делать дальше, ответил – ничего, что сделано, то сделано. А вообще, правильно, что не скрыл. Хуже было бы, если бы написал, что сжег машину, а потом выяснилось, что обманул.
В жилой комнате, куда все пришли подремать после обеда, Северов обратил внимание Агеева на брошенные на лавку ремни с кобурами.
- И вчера так было. Лежат в куче, где чье?
Агеев хмыкнул, но тут же посерьезнел и велел навести порядок. А также пообещал снова проверить у всех оружие. Так что вместо отдыха все, кроме Агеева, Северова и Ларина чистили свое оружие.
К вечеру дождь окончательно прекратился, синоптики снова обещали летную погоду, стало очевидно, что завтра с утра начнутся боевые вылеты.
Северов наконец сел за письмо, написать которое давно собирался. Его беспокоила судьба своих сослуживцев по 12 полку. Было понятно, что на быстрый ответ надеяться не стоит, на прежнем месте полка уже нет, да и 101 ббап здесь вряд ли долго простоит, но со временем ответ придет. Олег написал на имя Коробкова, коротко сообщил о себе, указал новый номер полевой почты и спрашивал о делах своих друзей. Он надеялся, что Павел Терентьевич сможет ему ответить и что с Булочкиным и другими все хорошо.
Вторая эскадрилья поднялась еще затемно, Олег по заданию комэска провел утреннюю зарядку. Дождя не было, поэтому Северов устроил небольшую пробежку. После легкого завтрака Сотников собрал летчиков и штурманов и поставил боевую задачу. Полк наносил бомбовый удар по колонне войск противника на марше. На этот раз командование давало прикрытие в виде шестерки И-16. После команды разойтись, Северов подошел к командиру полка и спросил, есть ли связь у истребителей. Когда Сотников ответил, что у командира есть приемник и передатчик, а у остальных приемники, попросил разрешения немного «покомандовать» истребителями в случае необходимости. Он опасался, что прикрытие будет просто висеть рядом с бомбардировщиками, не имея ни скорости, ни маневра. А также обратил внимание на необходимость действий в плотном строю и недопустимость отхода по принципу «каждый сам за себя», когда, отбомбившись, самолеты уходят на максимальной скорости, растягиваясь и не соблюдая строй. Майор мог бы просто послать нахального младшего лейтенанта, взявшегося учить старших, но Сотников прекрасно понимал справедливость его слов, к тому же Олег подал все в очень тактичной форме.
После взлета Сотников собрал полк в плотный строй и пообещал по возвращению открутить голову и кое-что еще каждому, кто его нарушит, особенно при отходе от цели. Вскоре двумя тройками подошло прикрытие. Сотников связался с командиром истребителей и велел слушать семьдесят седьмого и в точности выполнять все, что тот скажет. Северов объяснил суть дела, истребители ушли выше, стали ходить тройками змейкой, сохраняя высокую собственную скорость и не отрываясь вперед от бомберов. Они удачно связали боем подскочившую при подходе к цели четверку мессеров, а когда тем все же удавалось приблизиться к сушкам, штурманы отгоняли их сосредоточенным огнем турельных пулеметов. Отбомбиться удалось до того, как немцы нарастили силы и подошла еще четверка истребителей. В итоге одного мессера сбили «Ишачки», еще одного – стрелки бомбардировщиков. Двух мессеров повредили и они ушли на свой аэродром, разматывая светлые следы пара из пробитой системы охлаждения. Но «Ишачки» потеряли двух своих, причем из одного летчик не выпрыгнул с парашютом, видимо, был убит или тяжело ранен. Полк потерял две машины, но они дотянули до нашей территории, экипажи воспользовались парашютами.
Вылет сочли удачным, потери были невелики, гораздо меньше, чем ожидалось. Хотя трое из четверых членов экипажа потерянных машин оказались в госпитале, они могли вернуться в строй. И задание было выполнено неплохо, от командования фронта пришла благодарность! В этот же день совершили еще один вылет, на этот раз истребителей противника в воздухе не оказалось, поэтому пять машин получили повреждения от зенитного огня, но все вернулись на свой аэродром. Сотников был полон энтузиазма, он надеялся, что черная полоса для его полка закончилась. Но тут пришла информация, что аэродром, на который сели поврежденные сушки из теперь уже бывшей эскадрильи старшего лейтенанта Кищенко, подвергся сильному налету, самолеты уничтожены.
Следующие два дня сделали по два вылета. Истребителей сопровождения больше не давали, облачность была не очень плотная и, после недолгих дебатов в штабе, было решено идти к цели на самой малой высоте. С одной стороны, это гарантировало от атак вражеских истребителей снизу, ведь большинство машин было без нижних люковых пулеметов. С другой стороны, на такой малой высоте вражеским истребителям было намного сложнее их обнаружить. Теперь летали, как правило, всем составом полка, плотным строем, от атак вражеских истребителей отбивались все вместе, от цели уходили также плотным строем. За попытку бросить строй и уходить на предельной скорости Сотников обещал расстрелять сразу после приземления. Потери сократились и теперь майор искренне удивлялся тому, что эти простые и очевидные решения не приходили ему в голову раньше. Просто считал, что нет необходимости концентрировать силы и тратить время на формирование строя после работы по цели, лучше быстрее от нее уйти. Но мессер значительно превосходил по скорости сушку и догонял без проблем, как одиночные машины, так и целое подразделение, поэтому, потратив некоторое время на формирование строя, можно было лучше защищаться от них.
За эти четыре вылета был потерян безвозвратно всего один самолет вместе с экипажем, повреждения имели почти все машины, но лишь три требовали серьезного ремонта. Командование выражало удовлетворение работой полка, хотя в глубине души Сотников отдавал себе отчет в том, что это лишь на фоне не очень удачных действий других авиаполков. Особенно большие потери несли полки, на вооружении которых еще оставались СБ. Их переучивали на новые машины, как правило Ил-2, но далеко не все летчики до этого доживали. Хотя работа по разведанным заранее целям была достаточно результативной, невысокая выучка многих экипажей и неважное управление авиаподразделениями в целом приводили и к ощутимым потерям, и к эффекту меньшему, чем хотелось и можно было иметь.
Знающий повадки немецких истребителей Северов очень помогал Сотникову подсказками, сушки теперь маневрировали более удачно, что тоже сказывалось на уровне потерь. Тем не менее, и без того невеликий полк уже не насчитывал и одной полной эскадрильи, тем более, что подходил к концу ресурс двигателей у большинства машин. За последующие два дня сделали целых пять вылетов, но в полку осталось всего пять машин, которые могли подняться в воздух – две в первой эскадрилье, две во второй (сушки Агеева и Северова) и машина командира полка. Из командования полка имелись только командир и комиссар. Заместитель командира был сбит и погиб вместе со своим штурманом, который был и штурманом полка, а начальник штаба погиб при налете на аэродром.
Вечером 30 августа из штаба фронта пришло сообщение, что их вскоре ожидает пополнение техникой и летным составом. А пока необходимо приводить в порядок все оставшиеся самолеты. Бомб больше не было, в последнем вылете взяли в перегруз все, что оставалось, да и бензин подходил к концу. Так что 31-го не летали, приводили в порядок себя и технику, а на следующий день, 1-го сентября, Сотников, взяв с собой все оставшиеся экипажи, отправился на ПС-84 в Кубинку за новыми машинами и пополнением.

Отредактировано Olle (14-07-2017 23:17:07)

+2

767

Снова выложил главы 1.6 и 1.7, заново, чтобы не путаться.
Спасибо всем за информацию.
Коллеги, оставил сопровождение военврача и медсестры из следующих соображений. Судьбой Петровского интересовался сам Сталин. В таком случае вполне могли послать и врача, и медсестру. Если бы раненому по дороге стало плохо, а это, в принципе, возможно, сомнительно, чтобы кому-то захотелось объяснять, почему Петровского не довезли. И Петровского и пленных почти сразу приняли местные, так что никакого небрежения здесь не просматривается.
Игорь, спасибо за интересный материал про проблемы военной медицины. А вообще, что такое быстрая потеря примерно литра крови я, к сожалению, знаю, на себе испытал. Только не "крикоин", а "крикорин", насколько мне известно. Тоже испытал на себе, не орал, правда, когда разрез между ребрами без обезболивания делали, чтобы трубку в левое легкое вставить. Хирург по плечу похлопал, сказал, что так даже быстрее заживет. Какая связь с заживлением я не понял, но зажило и правда быстро. 8-)
Уважаемый Ehaiai, с патронами я поправил. Просто прочитал, что отличие в гильзе, которую, из-за более толстых стенок, не раздувало и не разрывало в патроннике. Ошибку исправил, спасибо.

+1

768

Цоккер написал(а):

Разница в величине вибрации, коллега.

Не критично, уж поверьте на слово. Для того, чтоб система "хапнула воздух" трясти должно так, что самолет развалится.

0

769

Olle написал(а):

По отмашке Миколы стрелки дали довольно стройный залп, полетели гранаты. Стрелять из пистолета на сорок метров Олегу не хотелось, поэтому он подобрался поближе. Когда раздался залп, а за ним взрывы гранат, оставшиеся в живых немцы довольно шустро скатились с насыпи вниз

Олег, опять ДОВОЛЬНО! :dontknow:  Ну замени один раз на: "сравнительно" или "почти". Далее: подчеркнутая фраза не звучит. Что значит: не хотелось?! М.б. лучше заменить  на: не видел смысла или просто: не стал.

0

770

Спасибо, Игорь, корректирую.

+1


Вы здесь » В ВИХРЕ ВРЕМЕН » Лауреаты Конкурса Соискателей » Возвращение в строй. 1941