ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
The Empire Strikes Back

ПЕРВАЯ ГЛАВА

I

"Загадка принца Наполеона».
А.И. Ульянов,
[i]Серия «Тайные материалы Охранного отделения»
Изд. Сытина, С-П-бург.1915/60[/i]
«...в предыдущем письме я упоминал о своей парижской встрече. Речь шла о нашей общей петербургской знакомой, госпоже Казанковой. Теперь эта встреча вспомнилась мне - и по весьма тревожному поводу.
Я отправился в Европу чтобы приготовить для министерства финансов доклад о развитии кредитного дела в Европе. Франция - признанный лидер в этой области, и я собирался посетить Париж, несмотря на войну между нашими державами. Я в Вене намеревался должным образом подготовиться к этому предприятию.
В столице Австрии я разыскал своего однокашника по Александровскому лицею N. (у меня есть причины не называть его фамилии). Тот раздобыл мне приглашение на журфикс, устраиваемый в салоне супруги управляющего «S. M. von Rothschild», где я повстречался с основателем этого банка Соломоном Мейером Ротшильдом. И получил рекомендательное письмо к его брату, Джеймсу, проживающему во Франции. Вам этот господин известен по очеркам Герцена в «Полярной звезде»: Именно он выручил нашего «вечного изгнанника» из-под казенного ареста, оплатив наличными деньгами билеты московской сохранной казны, полученные Герценом под залог наследственного имения.
Но я отвлекся. Известно, что брат Соломона Майера Ротшильда, Джеймс, покровительствует иудейским общинам Палестины и Сирии. Состояние же европейской политики теперь таково, что Россия скоро приобретет силой оружия возможность вмешиваться в тамошние дела. Провал вторжения в Крым, посрамление британцев и плачевное состояние Османской Империи немало тому способствуют. А потому, я намекнул, что представляю неких высокопоставленных лиц, пожелавших остаться неизвестными, но имеющих вес в заграничных делах.
Признаюсь, я несколько слукавил. Министерство финансов, где я служу, мало занимают судьбы палестинских иудеев. Но перед отъездом из России имел беседу с господином В. (несомненно, вы слышали об этом человеке, переполошившем вместе с Великим князем петербургское общество). В. много говорил о прожекте канала между Средиземным и Красным морями, об изысканиях Талабо, Стефенсона и Негрелли, о внимании, проявленном к сему предмету французским посланником де Леспессом. Я поведал об этом Соломону Ротшильду, и надо было видеть, как вспыхнули глаза моего визави!
Не зря говорят, что братья Ротшильды опутали Европу и Россию сетью агентов-осведомителей. Ажиотаж, вокруг «крымского гостя» достиг и Вены: вожделенный документ явился, как по волшебству, а банкир долго расспрашивал меня о упомянутом господине. Расстались мы, условившись встретиться позже, в Берлине, куда он собирается по делам прусского филиала банка.
Вы, вероятно, гадаете, какое отношение имеет все это к госпоже Казанковой? Уверяю вас, самое прямое. Дело в том в том, что в беседе с Фро мы заговорили о его знаменитой коллекции живописных полотен господина Ротшильда и я, не удержавшись, похвастал предстоящей встречей.
К моему удивлению, это вызвало у госпожи Казанковой немалый интерес. Она два раза отлучалась из-за стола,  а вернувшись, старалась продолжить тему. И, знаете что, друг мой? Не мог отделаться от мысли, что она отлучалась, чтобы получить указания от кого-то, оставшегося за кулисами этой сцены.
Позже я выкинул эту мысль из головы. В самом деле, какой интерес могли представлять для очаровательной, но пустоголовой Фро финансовые дела? Да и кто мог давать ей указания - не один же из тех молчаливых типов, о которых я упоминал в предыдущем письме? Они похожи скорее, на слуг или телохранителей, чем на советчиков. Хотя, признаю - когда город на улицах вот-вот вспыхнет очередной мятеж, которыми, увы, прославилась столица Франции, я не отказался бы от таких сопровождающих. Одного взгляда на них довольно, чтобы внушить страх Божий любому разбойнику или смутьяну.
Так что я с легким сердцем отдался делам, а перед отъездом в Пруссию, решил зайти и попрощаться с госпожой Казанковой. Каково же было мое удивление, когда я не нашел в упомянутом особняке ни Фро, ни ее спутников? Привратник тоже ничего о ни не сообщил, несмотря на щедрую мзду. А когда я стал настаивать - не на шутку перепугался и пригрозил позвать полицию!
Пришлось удалиться - в Париже было неспокойно, а ведь я  находился во Франции под чужим именем и с поддельными документами.
Оказавшись в Берлине, я приобрел у разносчика свежий выпуск «Berliner Börsen-Courier» (здесь эта публика ведет себя сдержанно, не вопит, не выкрикивает заголовки новостей.) И, о ужас! - на первой полосе огромными буквами:
«Убийство барона Джеймса Ротшильда в Париже!»
«Меткий выстрел с огромного расстояния!»
«Убийца не найден!»
«Вылазка анархистов или кровавая рука царя Николая?!»
Я сидел, как громом пораженный, а придя в себя, отдал распоряжения к отъезду. Со стыдом признаюсь, что поддался панике: утром из Вены ждали Соломон Ротшильд, и я ни на секунду не сомневался, что он свяжет мою поездку в Париж с убийством своего брата.
Я покинул Берлин вечером того же дня, и всю дорогу до Варшавы, где я и пишу это письмо, меня неотступно преследовала мысль: каким образом очаровательная Фро связана с этой темной историей? А в том, что она с ней связана, я нисколько не сомневаюсь...»
[size=10]От автора: Письмо хранилось в архиве Охранного отделения в Санкт-Петербурге до упразднения этой организации в 1901-м году. Согласно сопроводительной записке, письмо Ламарского было изъято при перлюстрации в июне 1855 г.; на записке стоит собственноручная виза начальника III отд. собственной Е.И.В канцелярии генерал-майора Дубельта. [/size]

III
Париж, площадь Бастилии.
- А где ист театр? - недоуменно спросил Лютйоганн. - Это вокзальна вонфлехер... площатть, нихьт ваар ?
- Герр обер-лейтенант забывает, какой сейчас год. Наверное, ни театр, ни вокзал еще не успели построить.
- Если верить Ламарскому, парижская контора Ротшильда здесь. - Белых указал на особняк с колоннами - Тот дом, к которому подъехал фиакр.
Может, это Ротшильд и есть? - спросил Гринго. Взгляд у него заострился, будто он щурился на вылезавшего из экипажа господина в окуляр оптики.
- Чтобы первый банкир Франции ездил в такой таратайке? Это как если бы Сорос раскатывал по Нью-Йорку в «Тойоте Камри». Да и рановато. Что там говорил ваш питерский знакомый, Ефросинья Георгиевна?
- Ротшильд приезжает в контору банка в восемь-тридцать утра. Минута в минуту. А
- Сейчас без четверти восемь. Не хотелось бы отсвечивать на площади еще полчаса. И так на нас поглядывают с подозрением. Вон тот ажан только что косился...
- Пуалю - поправила Фро. - В Париже полицейских называют «пуалю», курица - из-за того, что управление полиции стоит на месте старого птичьего рынка.
- Да хоть петухи! - хохотнул Карел. - Лишь бы до нас не домотались.
Прохаживавшийся по площади блюститель порядка посматривал на компанию с нескрываемым подозрением.
- Вот что, - решил Белых. - Сейчас расходимся, на площади остается Карел. Через десять минут, тебя меняет Змей, потом - мы с Фро. Надо дождаться этого барона и хорошенько рассмотреть: как подъезжает, из какой двери выходят, где расставлены телохранители - короче, весь расклад.
- А как мы опознаем его экипаж?
- Вы невнимательно слушали нашего гостя, мон шер. - Фро мило улыбнулась Змею. - Господин Ламарский ясно сказал - «ездит на карете с гербом на двери". Помните герб на письме?
- Птица, вроде стервятника, лев, рука с пучком стрел, в середине - блямба на красном поле.
Женщина серебристо засмеялась.
- Это обворожительно! Слышал бы вас петербургский приятель моего покойного супруга, член Герольдмейстерской коллегии! Его бы удар хватил...
- Короче, вопросов нет. - подытожил Белых. - Расходимся. Связь по рациям, стволы под рукой и не отсвечиваем.
***
- Вы не ответили, милый Жорж. Чем вам не угодил мсье Ротшильд? Ладно бы, если бы выслеживали начальника парижской полиции или какого-нибудь генерала. Но - банкира?
Вы недооцениваете этого господина, милая Фро, - усмехнулся спецназовец. - Император, если до этого дойдет, отдаст за него половину своих генералов, в придачу с начальником полиции. Джеймс Ротшильд - самый влиятельный человек во Франции после самого Наполеона Третьего. А куром франка он вертит с сороковых годов, когда доставлял национальному банку золото для покрытия новых банкнот.
Ефросинья Георгиевна с удивлением взглянула на спутника.
- Никогда бы не подумала, Жорж, что вы разбираетесь в финансах. Моему покойному супругу это всегда казалось до ужаса скучным, и в нашем доме о деньгах, если и говорили, то лишь по поводу карточных долгов или залога за имение.
- Да я не очень-то и разбираюсь, - признал Белых. - просто Велесов накачивал на эту тему перед высадкой в Сицилии.
- То-то вы заставляли меня скучать в постели! - уголки ее губ тронула улыбка. - А вы, значит, обсуждали денежные дела?
- Не только. Но о господах Ротшильдах говорили немало. У нас считалось, что финансами всего мира заправляют две семейки: Ротшильды и Рокфеллеры. Этих, правда, еще нет, они американцы, составят состояние в конце века, на нефти. А вот пятеро сыновей Майера Ротшильда уже при делах и крутят половиной финансов Европы. Соломон - в Австрии, Амшель во Франкфурте, Натан - за Ла-Маншем, а Калмар занимается финансами Королевства Обеих Сицилий. Но влиятельнее всех Джеймс, недаром они сами прозвали его Великим Бароном. Если его не убрать, затея Великого князя и Велесова изначально обречена на неудачу. Эта семейка наверняка вынудит принца Наполеона действовать заодно с Англией и австрияками.
Брови Фро поползли вверх.
- Так вы полагаете, что Ротшильды виноваты в войне? Не слишком ли это... экстравагантно?
- У нас многие уверены, что именно они мутят европейскую политику и все время за против России. Эти чайники надо давить, пока они не стали паровозами.
- Что-о? Какие чайники?
- Это байка такая, потом расскажу. Сейчас главное - не дать лишить Ротшильдов влияния на императора Франции. К том уже, это убийство наверняка всколыхнет Париж, а здесь и без того неспокойно.
- Как это сложно, Жорж... - повела плечиком Фро. - Знаете, мон шер ами, меня всегда восхищали мужчины, которые могут похвастаться не только храбростью на поле брани и мужской силой, но и мощью разума. Велесов вас недооценивает: уверена, вам уготовано великое будущее!
Белых расплылся в улыбке. Он пытался придумать ответ (в меру скромный, но демонстрирующий его мудрость) - когда в кармане пиликнула рация. Образ «государственного мужа» мигом уступил место командиру боевых пловцов с позывным «Снарк».
- Снарк, это Карел. Клиент на месте. Охраны нет, два марамоя в ливреях. Если надо - могу положить хоть сейчас.
- Отставить! - встревожился Белых. - Последи, куда отъедет карета и вали оттуда. Змей, Гринго, Карел, Ганс - сбор на базе. Все, побежали!
Позывным «Ганс» спецназовцы наградили кайзеровского подводника. А что? Коротко и ясно, и ни с кем не перепутаешь.
- Гринго, это Снарк, как слышишь?
Снайпер остался охранять конспиративную квартиру группы - особняк в квартале Марэ.
- Гринго, я Снарк. Будем через тридцать минут. Собирай манатки, меняем хату.

V
Париж, близ полощади Бастилии
Наблюдатель, привыкший к почерпнутым из книг стереотипам, несомненно принял бы малыша Мишо за парижского гамена - и совершил бы ошибку. Тот, разумеется, близко общался с этими наследниками Гавроша - ходил по одним улицам и говорил на том же арго. Они получали синяки в одних и тех же потасовках, глазели на одни те же зрелища и даже сдобы таскали из одной корзины разносчика. Но состоял мальчуган в другой общине, история которой так же уходит в незапамятные времена.
Малыш Мишо был савояром.
Савойя не один век поставляла Парижу малолетних чернорабочих, уличных акробатов и музыкантов. Ежегодно десятки искателей счастья отправлялись в путь - как раз в то время, когда ласточки улетали на юг, потому их и называли «зимние ласточки».
Всякому, кто отапливал дом печью или камином, известно, сколько неприятностей может доставить забившая дымоход сажа.  Большой город, отапливаемый печами и каминами, нуждается в рабочих особого сорта - мелких, ловких, способных залезать в узкие дымоходы и выскребать оттуда наслоения сажи. Парижу тоже нужны были трубочисты; ими и становились многие малыши-савояры.
Они поступали в подручные к трубочистам, своим землякам или родственникам. Многим из «зимних ласточек» суждено было погибнуть от удушья или разбиться, упав с крыши, заболеть легочной болезнью, ослепнуть. Те, кто повзрослев, не утрачивали субтильного сложения, сохраняли и профессию; везунчики становились печниками. И, вылезая из трубы на крышу Монмартра Марэ, трубочист всегда видел с нее снежные вершины родных Альп.
Малыш Мишо, уроженец деревеньки близ Альбервилля, прибыл в Париж два года назад и поступил в подручные к трубочисту.  Дядюшка Понтэн, его наставник по ремеслу, работал в кварталах возле площади Бастилия. Здесь селилась солидная, состоятельная, публика, следившая за порядком в домах, а потому заказов всегда хватало. Нередко, не желая тащить домой принадлежности своего ремесла - лестницу-стремянку, шесты, чугунные ядра на веревках, скребки и огромные проволочные ершики, - дядюшка Понтэн оставлял их на крыше. Стерег имущество малыш Мишо, которому он приносил наутро горбушку, пару луковиц и кусок сыра - нехитрый завтрак парижского трубочиста.
Малыш Мишо с вечера караулил инструменты патрона на крыше одного из особняков, выходящих на площадь. Уже рассвело; часы на башенке Отель-де-Ви показывали четверть шестого. Париж просыпался и приступал к утренним делам: по брусчатке затарахтели фиакры, побежали разносчики из пекарен и молочных, понеслись крики мальчишек-газетчиков. Юный савояр, разбуженный этим шумом, устроился поудобнее и приготовился ждать: рабочий день трубочистов начинался поздно, когда успевали остыть разожженные для утренней готовки печи.
Каково же было его удивление, когда на крышу соседнего дома выбрались двое, судя по одежде, тоже трубочисты. Один тащил связку инструментов, таких же, как те, что сторожил малыш Мишо, в руках другого он разглядел что-то вроде плоского чемодана. Странная ноша для трубочиста!
Малыш Мишо хотел окликнуть незнакомцев. Им нечего было здесь делать - крыши и дымоходы парижских кварталов давным-давно поделены, ни один из трубочистов не сунулся на чужую территорию.
Воры? Те нередко проникали в дома через дымоходы и мансардные окна; трубочисты же, поддерживавшие тесные связи как с преступным миром города, так и с полицией, могли, в зависимости от обстоятельств, выдать злоумышленников или наоборот, помочь. Но дядюшка Понтэн не предупредил о визите «ночных гостей», а потому малыш Мишо затаился за гребнем крыши и стал наблюдать.
Он быстро понял, незнакомцы - никакие не трубочисты. Небрежно свалив на черепицу принадлежности своего ремесла, они устроились за низким бордюром, ограждающим крышу, и занялись странным делом. Из чемодана один из «гостей» доставал странные предметы, соединял их один с другим, пока не получилось что-то вроде ружья с очень толстым стволом и ложем странной формы. Сверху чужак прикрепил странное приспособление, на миг сверкнувшее в глаза малышу Мишо стеклянным блеском. Положил "ружье" рядом с собой, прикрыл куском ткани, после чего оба "трубочиста" застыли в неподвижности.
Потянулось долгое ожидание. Юный савояр, заинтригованный поведением незнакомцев, замер на своем месте; те тоже лежали, не шевелясь, даже не переговариваясь. Необычное поведение для парижских воров. А может, "трубочисты" никакие не воры, а сами служат в полиции? Нет, он наперечет знал как окрестных пуалю, так и агентов сыска.
Ровно без четверти восемь к особняку на противоположной стороне площади не подкатила нарядный экипаж с вычурным гербом на дверке. Малыш Мишо вытянул шею и пригляделся - он узнал известную любому парижскому сорванцу карета барона Ротшильда.
«Трубочисты» тоже заметили экипаж. Один из них поднес к глазам предмет, похожий на две соединенные трубки и сделал соседу знак. Тот извлек из-под тряпки «ружье», пристроил его на бордюр и... Малыш Мишо похолодел от ужаса - он понял, что сейчас произойдет.

Отредактировано Ромей (08-07-2017 09:29:32)

II
Из мемуаров С. Велесова
«...долго хлопали друг друга по плечам. Вот что значит эффект расстояния! Дома мы порой не общались месяцами, ограничиваясь е-мейлами и редкими звонками. И ничего - разум знал, что при необходимости можно пересечься максимум,  через полтора часа. А значит, и нет никакой разлуки - так, обстоятельства.
Потом последовали расспросы.  Главная тема - впечатления от встреч  с Государем. Дрон немало читал о Николае Первом - и раньше,  и когда готовился к  экспедиции, - но, как и многие, смотрел на него через призму текстов Тарле. Помните? «Непроходимая, всесторонняя невежественность», «Подозрительное и более чем холодное отношение царя к науке, к печатному слову», книжный шкап в кабинете, демонстративно забитый большим гвоздем, «Нам умные не надобны, нам надобны верные...». Как легко навешивать ярлыки, особенно когда нет ни возможности, ни желания разбираться!
Я три десятка лет отдал гуманитарным занятиям - журналистике, истории, книгоиздательству. Но следы технического образования, полученные в одном из лучших ВУЗов СССР, еще не совсем выветрилось у меня из головы, да и увлечение военной историей давало о себе знать. Мне нашлось, о чем поговорить с военным инженером и увлеченным строителем, каковым, несомненно, был Николай Павлович.  А когда я признался в интересе к фортификации вообще и фортам Кронштадта в частности, он  засыпал меня вопросами о том, какими стали спустя сто шестьдесят лет возведенные им твердыни. Я, как мог, уклонялся от этой темы - не рассказывать же леденящие кровь истории о "Чумном форте" и Кронштадтском восстании?
На Балтику мы пришли в декабре. Перекомский совсем было скомандовал идти в Ригу, когда выяснилось, что в этом году льды не довольно слабые; «Морской бык», распихивая форштевнем льдины, дополз по Морскому Каналу до Кронштадта и встал на рейде под гром пушек фортов и  кораблей Балтийского флота. Государь принял нас через два дня; сначала, разумеется, он имел беседу Великим князем, и тот, как мог, подготовил его к новостям. Месяц незаметно промелькнул в беседах, заседаниях всяческих комиссий и советов, в осмотрах кораблей, фортов, верфей и заводов.
А в феврале государь занемог. Не зря, Груздев твердил об «упругости ткани Реальности»! Правда, парада, который он, согласно легенде, принимал в легком мундире, не было - Николай подхватил-таки пневмонию, демонстрируя нам паровозы, закупленные для Николаевской железной дороги. Антибиотики из моей аптечки без труда справились с осложнениями, к середине марта император вернулся к государственным делам.
К тому моменту обширная записка над которой мы с Николаем Николаевичем провели немало ночей,  была готова. Она состояла из трех разделов: "Соображения о текущей европейской политике", "Размышления о внутреннем переустройстве Российской Империи" и, наконец, "Перспективы развития наук и промышленности". Приложение к документу содержало проект создания в Крыму административно-хозяйственного образования, которое в наше время назвали бы "регион опережающего развития" - на базе знаний и технологий будущего. И к конца марта плоды наших усилий были представлены пред светлы очи Самодержца Всероссийского...»

Отредактировано Ромей (08-07-2017 09:51:47)