II
Где-то в Валахии.
- Черт ее разберет, эту Валахию! - выругался Михеев. - По карте до Браилова всего-то десяток верст, так уже два часа ползем - и где он?
- Одно слово - румыны. - поддакнул Адашев. Два михеевских «Остина» и танк «Рено» были приданы мотострелковому взводу его роты. Грузовики с юнкерами пылили по проселку вслед за головным броневиком за ними тяжко колыхался на ухабах мощный «Бенц» с «Рено», взгроможденным на открытую платформу. Следом тарахтел кургузый «Кроссби» с радиостанцией в высокой дощатой будке; замыкал колонную еще один «Остин» юнкера Овечкина.
То, чем рота занималась уже вторую неделю, вызвало бы у любого профессионального военного тяжкое недоумение. Для начала, им настрого запретили вступать в бой - разве что в ответ на нападение австрияков. Но те,  увидав вдали горбатые силуэты, бросали все и пускались в драп.  Юнкерам оставалось стаскивать к грузовикам брошенные ружья, палаши, уланские пики.
Тем, кто пытался сдаться, объясняли, что Россия пока - пока! - не воюет с империей Габсбургов. Австрийцы не верили, сами несли к «Фиатам» оружие и амуницию. И долго стояли на обочинах, глядя вслед концевому «Остину»...
Случались и упертые - эти преграждали дорогу, ощетинившись штыками. Колонна оттягивалась на полверсты, мотострелки спрыгивали с «Фиатов» и вытаскивали из-под гусениц «Рено» заранее запасенные бревна и доски. По ним маленький танк с железным коробом на месте башни сползал на землю, фыркал бензиновой гарью и неторопливо полз по направлению к австрийским храбрецам. Обычно те разбегались, когда до лязгающего гусеницами агрегата оставалось еще шагов с полста. А для особо непонятливых у юнкера Рыбайло, командира этого чуда инженерной мысли, имелся убедительный аргумент. «Рено» останавливался и из фронтальной амбразуры высовывался ствол огнемета. Плевок чадного пламени вылетал шагов на тридцать - так, чтобы упаси Бог, не задеть солдат! - после чего машина ползла дальше по опустевшей дороге, а юнкера принимались за привычную работу - собирали оружие и объясняли внезапно прозревшим храбрецам, что никто не собирается их жарить заживо, вешать или хотя бы брать в плен: по домам, цурюк, цурюк!
Этот рейд был уже третьим. Части особой Бригады - мотострелки, бронедивизион, кавалерия - следовали по левому берегу Дуная, параллельно движущимся по другому берегу дивизиям Горчакова. Прозрачный намек австриякам, которые в августе прошлого года сменили в Дунайских княжествах турок: и думать не могите о том, чтобы нам помешать! Поручик Лобанов-Ростовский, повадившийся навещать мотострелков (у тех не переводилось домашнее вино и сельские деликатесы из валашских сел) рассказывал, как авиаторы ловили австрияков на марше и изображали штурмовку с бреющего: забрасывали пехоту и кавалерию дымовыми шашками, пугали сигнальными ракетами. В результате, автоброневые группы и казачьи разъезды, усиленные "Остинами" и пулеметными тачанками, углублялись в занятую «неприятелем» территорию на два, порой три десятка верст - и находили одних перепуганных валашских крестьян. Войска последнего из Габсбургов кидались в драп, стоило заслышать тарахтенье аэропланного мотора или разглядеть в колышущемся от зноя степном мареве парные башенки броневиков.
Сейчас Адашев, вместе с танкистом Рыбайло ехал на броне головного «Остина». К возмущению Михеева, приятели раздобыли в одном из сел два соломенных матраца и теперь на крыше броневика образовалось комфортабельное лежбище - не то, что в кузове «Фиата» или в «Рено», где не продохнуть от газойля и машинного масла. К тому же, танк непрерывно ерзал туда-сюда в крепежных цепях, и Рыбайло скомандовал мехводу Солоницыну перебраться к мотострелкам, на грузовик. Не дай бог, крепления не выдержат, и семитонная, наполненная огнесмесью махина, свалится с полутораметровой высоты.
Этот «Рено», взятый при эвакуации из Севастополя, был лишен не только штатного вооружения, но и самой башни. Поначалу предполагалось использовать его, как артиллерийский тягач, но Михеев рассудил иначе: поверх броневого корпуса наварили высоченный короб, прикрытый сверху крышкой, откидывающейся назад на петлях. Через три амбразуры - по курсу и по обе стороны, - можно вести огонь из «Льюиса». Главным оружием стал тяжелый огнемет системы Винсента, найденный юнкерами при разграблении артиллерийских складов. Штакельберг (вернувшийся после своих морских приключений в дивизион) припомнил, что такие «фламменвелферы» имелись на Турецком валу. Огнемет оказался исправен; его установили на «Рено», приспособив на корме бак  с огнесмесью и батарею баллонов со сжатым возухом.
Адашев благодарил Бога за то, что им пока  не приходилось применять это страшное  орудие. Изжарить человека заживо... юношу передернуло. Варварское оружие, противное цивилизованному человеку... Хорошо, что австрияки разбегается от одного вида огненной струи.
Но долго это продолжаться не может.  Дивизии Горчакова уже подходят к крепости Силистрия и, хочешь-не хочешь, а скоро придется опробовать «фламменвелфер» в настоящем деле.

IV
Черное Море, траверз Румели.
Гидрокрейсер «Алмаз»
Великий князь Николай Николаевич, сын императора Всероссийского Николая Павловича (именуемого недоброжелателями Николаем Палкиным), удобно устроился в парусиновом кресле. Временный КП был развернут прямо на полетной палубе «Алмаза», благо гидросамолеты уже второй день не поднимали на борт.
- Как-то уж слишком просто все получается!  Шутка сказать - тридцать верст сплошных узостей, берега утыканы орудиями, форты один на другом. В буквальном смысле - террасами, ярусами. А французы идут в будто на прогулку, и в ус не дуют!
- Между Франция с Османской империей состояния войны нет. - заметил Корнилов. Он расположился в соседнем кресле и потягивал поданный вестовым шипучий лимонад. Жаркое июльское солнце заставило сменить суконный форменный сюртук на легкомысленную полотняную пару. - Не так-то просто отдать приказ палить по союзникам. Да и не до того сейчас туркам, сами видите, что у них творится!
С батарей, стерегущих вход в Босфор, поднимались косматые черные столбы. Дальше, над турецкой столицей, дымы пожаров сливались в сплошную пелену.
- Да что турки! - вставил Зарин. - На их счет у меня особых сомнений не было. Флота после Синопа и Варны у Абду́л-Меджи́да считайте, нет. В Крыму он лишился своих дивизий, а уж когда сдалась Силистрия, из боеспособных остались только личная гвардия султана и части столичного гарнизона. Не считать же за серьезную силу албанских башибузуков, которые сейчас режутся с болгарами?
Помощи тоже ждать неоткуда: англичане только-только собирают новую эскадру на Мальте, Хасан-паша увел корабли египетского бея в Александрию. Ибрагиму-паше битые турецкие союзники ни к чему; англичан он в гробу видал, а вот с французами портить отношения не захочет, подождет, чем кончится нынешняя заварушка с двумя Наполеонами. Нет, господа, османы сейчас никакие не вояки. Меня больше удивляет уступчивость Вены - уж слишком легко мы напугали австрияков. Они, как ни крути, были последней надеждой султана, а теперь...
Зарин безнадежно махнул рукой.
- Качественный разрыв, ваше превосходительство. - ответил Андрей. Он устроился рядом на складном табурете. - Все дело именно в нем. Нынешние флоты и армии не так уж сильно отличаются от тех, что были при Наполеоне. Наша техника для них за гранью реальности. Словно уэллсовские марсианцы для персонажей Конана Дойля - «форс-мажор», «неодолимая сила». Противник заранее принимает мысль о неизбежности поражения, остается дать подходящий повод, чтобы сложить оружие и намекнуть, что в плену не будет ни жестокого обращения, ни ущерба воинской чести. Это я, заметьте, говорю о европейцах.
- Верно, - кивнул Великий князь. - Турки - те просто драпают. В Силистрии с трудом нашли младшего офицера, чтобы подписать бумагу о капитуляции, остальных перерезала ошалевшая солдатня.
- В Стамбуле... простите, в Константинополе ситуация ничуть не лучше. После ночного рейда спецназа и авианалета на улицах ад кромешный. Повсюду пожары; толпы горожан врываются на батареи, оттаскивают расчеты, - тех, кто еще не сбежал, - от орудий, умоляют не стрелять по кораблям гяуров, чтобы те не стерли город с лица земли. Султан заперся во дворце; с «Горизонта» засняли, как из-за ограды по толпе палили картечью.
Да, подумал Андрей, диверсанты ночью не церемонились. Вырезали часовых на батареях, заминировали пороховые погреба, а когда грохнуло - устроили второй акт марлезонского балета в казармах султанской гвардии. С первыми лучами солнца к делу подключились авиаторы. Все наличные машины, семь штук с «Алмаза», «Херсонеса» и недавно введенной в строй «Тамани». Реальный ущерб от налета был невелик, но разрывы бомб и ракет, на крыше дворца Повелителя Правоверных повергли стамбульцев в панику. Рушились опоры Мироздания, и сопротивляться этим крылатым шайтанам мог лишь тот, кто вознамерился бы погубить и город и его жителей.
Днем самолеты разбросали над городом листовки. В них доходчиво объяснялось: если хоть одна пушка выстрелит по идущим через Босфор и Дарданеллы кораблям, удар повторится удесятеренными силами. И тогда спасти стамбульцев не сможет ничто, кроме прямого вмешательства Пророка.
Результат не заставил себя ждать. Скоро к флагманскому «Наполеону», мрачно дымящему двумя своими трубами на траверзе Румели, подвалила богато украшенная гребная лодка. Великий визирь Мехмед Эмин Рауф-паша с униженными поклонами вручил принцу султанский фирман, дозволяющий беспрепятственно проследовать Проливами. «И да будет свидетелем тому Аллах, всемилостивый и милосердный!»
Сейчас великий визирь трясся от страха на палубе линкора - его отпустят, как только концевой корабль минует западное устье пролива Дарданеллы. Андрей подумал, что не завидует высокопоставленному турку: «великий визирь» - должность, конечно, солидная, но мало ли что придет в голову униженному и перепуганному султану? Обидно погибать от ядер своих соотечественников...
- Сейчас бы высадить прямо в городе пару дивизий! - мечтательно произнес Зарин, - Через два часа взденем православный крест над Святой Софией!
- А почему бы и нет? - оживился Николай Николаевич. - Казачки у нас есть, два полка егерей. Французы, если надо помогут,  и матросики с линкоров. Что мешает, а?
Андрей переглянулся с Корниловым. Вице-адмирал (новое звание вместе с орденом святого Андрея Первозванного он получил после Варны) слегка развел руками. Они с Митиным уже третий удерживали царственного отпрыска от необдуманных действий. Зарин, обычно рассудительный и сдержанный, на этот раз явно сочувствовал Великому князю.
- Не годится, господа. Если влезем сейчас в это болото - о планах, связанных с Францией и принцем Наполеоном можно забыть. Положим, выкинуть из Константинополя султана с его шакалами, у нас сил хватит - а дальше что? Надо зачищать берега Проливов; надо налаживать порядок в городе, выстраивать сухопутную оборону, высаживать десант на азиатский берег. И все это - нашими силами?
Корнилов кивнул:
- Нет уж, давайте действовать по плану. Силистрия две недели, как открыла ворота; Болгария охвачена восстанем, Милан Обренович ждет - не дождется, чтобы двинуть войска на Софию и Филиппополь, сербам уже мерещится Объединенное королевство южных славян. Самое большее, через полгода, если не вмешается Австрия, султану придется драпать на другой берег.
- Не вмешается. Они не могут прийти в себя после наших успехов в Валахии, да и действия Особой бригады вправили им мозги.  К тому же на Дунае, кроме «Прута», «Ординарца» и «Инкермана», действуют новые канонерки с мортирами и четырехдюймовками. До Белграда им рукой подать, а следом пароходы потянут баржи с десантом и воинским снаряжением для сербской армии. От Белграда до Будапешта всего ничего; ходят слухи, что венгры собираются устроить Габсбургам новый 48-й год, только  на этот раз Россия их спасать не будет.
- К тому же австрияки здорово напуганы прусским ультиматумом. - добавил Великий князь. - В Санкт-Петербурге посланником Берлина сидит Бисмарк; ему всего сорок, и он полон самых амбициозных планов. Сергей Борисович, спасибо ему, порассказал об этом господине... С согласия Государя с ним я встретился и в приватной беседе объяснил положение дел.
- А заодно, передали краткий конспектик его будущей биографии. - усмехнулся Андрей. - Знаю, Велесов успел просветить. И вдобавок, краткое изложение истории Германии, включая итоги Первой Мировой и отречение кайзера. А на следующий день пригласили с экскурсией на «Морской бык» и показали кинохронику. А уж когда намекнули на грядущие проблемы Британии с американцами и рассказали о сокровищах Родезии и Намибии, которые сейчас, считай, бесхозные - вы бы видели, что с ним сделалось! В-общем, Пруссию можно записывать в союзники России.
Зарин наклонился к монитору.
- «Наполеон» миновал западный вход в Босфор и выходит в Мраморное море. Хвост каравана отстает миль на десять. Сами понимаете - узости невозможные, приходится идти одной кильватерной колонной. Турки не препятствуют: батареи молчат, пролив словно метлой вымели, ни рыбачьих фелюг, ни паруса, ничего! И вдоль берегов, по всей протяженности - толпы турок, феллахов и горожан. Стоят, смотрят,  и все молча. Жуть!
Подошедший Эссен коротко кивнул, приветствуя сидящих.
- Считаю, пора, Алексей Сергеич. Волна вот-вот разойдется, еще немного, и побьем днища при взлете.
- Вот и все, господа! - Зарин князь встал, потер руки. - Пора отправлять гидропланы. Реймонд Федорыч, распорядитесь...
Все семь аппаратов - три «Финиста», два «М-9» с «Тамани» и две «пятерки» с «Херсонеса» - качались на невысокой волне возле гидрокрейсера. Авиатендеры шли сейчас с бутаковскими пароходофрегатами; когда они минуют Босфор, «эмки» перелетят туда в сопровождении «Финистов». Нелишне еще раз продемонстрировать туркам, что недреманное око русского царя наблюдает за ними из-под облаков.
Потом два из трех «Финистов» вернутся, и «Алмаз» вместе со старичком «Казарским», присоединятся к эскадре Нахимова, которая ожидает сейчас в полусотне миль от Варны. На линкорах, фрегатах и бесчисленных транспорта (евпаторийские трофеи!) погружены три пехотные и одна драгунская дивизии, плюс два казачьих полка - и вряд ли гарнизон крепости, обложенной с суши отрядами болгарских повстанцев, сможет помешать высадке. Город достанется русским, и когда болгар станут снабжать с огромных складов воинского имущества и огнеприпасов, накопленных для отправки в Крым - восстание полыхнет с новой силой. Да и нашему флоту не помешает передовая база у самого Босфора.
С французским караваном, кроме пароходофрегатов Бутакова и авиатендеров, пошли три миноносца: «Живой», «Заветный» и «Строгий». Если высадка во Франции пройдет благополучно, отряд под флагом адмирала Истомина обогнет Европу и к началу августа окажется на Балтике.
Вот так, подума Велесов, у всех полно дел - спешных, важных, неотложных. Есть они и у него. Через час в Севастополь уйдет с депешами пароход «Андия», вот на нем и отправлюсь. В Евпатории - будущем Зурбагане, - уже начались первые работы, да и сообщения Рогачева заставляют задуматься...
Он встал и заторопился к трапу.
- А вы куда теперь, Сергей Борисович? На «Алмазе», к Варне?
- Нет, Ваше Высочество, мне надо в Крым. С «Адаманта» сообщили - есть новости, и весьма важные. Андрей Митин тоже будет, он вчера отбыл из Инкермана на корвете «Андромаха».
- Вот как? - Николай Николаевич понимающе взглянул на собеседника. - Пожалуй, я к вам присоединюсь. Не стоит надолго оставлять Севастополь без присмотра, тем более, что все флотское начальство в отъезде. А по дороге расскажете, что за новости у наших гостей из грядущего?

Отредактировано Ромей (08-07-2017 13:21:59)

Сорри, пропустил в 4-й главе фрагмент:

III
Балканы, возле крепости Силистрия.
- Пониже, голубчик! - Тотлебен наклонился к поручику, стараясь перекричать рев двигателя и треск набегающего потока воздуха. - Пройдитесь вдоль всей куртины, надо бы рассмотреть . В заметках покойного Шильдера туту показана батарея и пороховой погреб. Вот бы его накрыть!
Лобанов-Ростовский несколько раз кивнул развернул «Фарман». Внизу, на бастионах, во двориках то и дело вспухали крошечные облачка белого дыма - турки из гарнизона Силистрии почем зря палили по «Фарману». Пока ущерб ограничился двумя дырками в плоскостях, привезенные из прошлого полета.
- Еще ниже, еще! - «пассажир» нетерпеливо семафорил рукой. На очередном проходе, он вцепился в борт и перегнулся через борт и так свесился из кабины, что поручик перепугался - как бы тот не вывалился из аппарата.
«Фарман» в очередной раз подтвердил свою репутацию превосходного аэроплана для разведки. Обзор из носовой кабины был превосходный, куда лучше, чем из боковой двери «Финиста», на котором Тотлебен поднялся в воздух в первый раз. Генерал-инженер хотел непременно осмотреть сверху укрепления Силистрии, прежде чем назначать цели для шнейдеровских мортир и прочей осадной артиллерии; узнав же, что можно корректировать огонь с воздуха, по радио, он заявил, что займется этим самолично, поскольку хорошо изучил планы крепости и может оценить ущерб от огня осадных орудий. Качинский спорить не стал и приписал поручика Лобанова-Ростовского с его «Фарманом» к Тотлебену: «вы, голубчик, у нас и сам летали наблюдателем, и аппарат ваш для этого прямо-таки создан, кому же, как не вам? «Финист» наша лучшая ударная машина, грешно отвлекать ее на разведку. Мортиры когда еще свое слово скажут, а османов надо сразу ошеломить, пока они еще не привыкли к виду аэропланов.
Качинский оказался прав. Эффект, производимый на турецкую пехоту атакой с бреющего полета далеко превосходил реальный ущерб. Стоило аппаратам пройтись, треща пулеметами, над траншеями, прикрывающими подходы к форту «Араб-Табия», (при штурме которого год назад погиб генерал Сельван), как два батальона редифа бежали, бросая в панике ружья. Форт достался русским целехоньким и почти без потерь: после авианалета и беглого обстрела шрапнелью, на гласис выползли, чадя газолиновым дымом, три «ромба». Защитники равелина не выдержали такого зрелища; стрелки Владимирского полка, наступавшие вслед за танками, находили исколотых штыками турецких офицеров, видимо, пытавшихся, остановить повальное бегство.
Жаль только, из крепостью этот номер не пройдет, подумал поручик. И драпать там некуда, и войска там, надо думать, более стойкие, и офицеров побольше. Турки не церемонятся с малодушными, чуть что - секим башка. Хотя - как знать? Лучшие дивизии Омер-паша забрал в Крым, где они и сгинули вместе с о своим сардарэкремом . Может статься, боевой дух защитников крепости вовсе не так высок, как в 1854-м...
Тотлебен скорчился на переднем сидении и что-то бормотал в микрофон. Время от времени он вытягивал шею и делал знаки Лобанову-Ростовскому - «ниже» и «вправо». Поручик послушно положил аппарат на крыло - и в этот самый момент над куртиной, за которой расположилась мортирная батарея, вырос столб дыма и каменного крошева. Он разрастался, опадал, расползался гигантской неопрятной амебой, и в этом пыльной мареве то и дело вспыхивали зарницы новых разрывов - мортирная батарея обрушила на головы защитников крепости град шестидюймовых конических бомб, способных пронизывать катаную броневую сталь и перекрытия из железобетона.
- Отлично, просто отлично! - проорал, обернувшись к пилоту, Тотлебен. - Со второго раза угодили прямехонько в погреб! Завтра подойдут канонерки с девятидюймовыми мортирами, три, много пять дней дней бомбардировки, и туркам аминь!
Тотлебен ошибся. О капитуляции гарнизона крепости им сообщили, как только «Фарман» зарулил на стоянку полевого аэродрома. Древний византийский Доростол, захваченный в конце десятого века князем Святославом; административный центр османского вилайета Силистра; крепость, которую осаждал Румянцев и Багратион, а в 1829-м взял на шпагу генерал Дибич; придунайская твердыня, укрепленная немецкими инженерами согласно советов самого Мольтке-старшего, не давшаяся в руки Паскевичу и храбрецу Шильдеру - Силистрия на этот раз не продержалась и трех суток.

III
Париж, квартал Сен-Дени
Но каков стервец! - возмущался Белых. - Меняем третью лежку, и всякий раз этот сопливый нинзя возникает на крыше, самое позднее, через сутки! Может, зря я не позволил Гринго его завалить?
- Не будьте таким букой! - улыбнулась Фро. Ее искренне забавляло, когда сher George сердился.  - Во-первых, твои янычары не настолько жестокосердны, чтобы обидеть это enfant crasseux à Paris , а во вторых, спрятаться в этом городе от таких, как малыш Мишо - дело немыслимое. Если, конечно, собираешься оставаться на поверхности, а не лезть в клоаку, которую описывает ваш мсье Гюго.
После боя в Сент-Антуанском предместье минуло шесть дней. Группа Белых успела сменить три конспиративные квартиры. Это было скорее перестраховкой, чем насущной необходимостью:  тайной полиции в Париже то ли не было вовсе, то ли ее агентам было сейчас не до подозрительных чужаков,  свои бы шкуры спасти! Единственным, кто проявлял интерес к группе, оставался маленький савояр. Он выходил на их след с завидной регулярностью и едва не поплатился за это жизнью: в отсутствие Белых и Фро (они отправились на бульвары, понаблюдать за ликующими толпами, празднующими le renversement du tyran détesté ), Гринго, отвечавший за безопасность базы, обнаружил незваного гостя на соседней крыше, взял на прицел - и к счастью для юного трубочиста, решил, прежде чем нажимать на спуск, доложиться командиру. Белых сразу понял, кто нанес им визит, так что малыш Мишо, избежал роковой пули. Более того, он так и не узнал, какой подвергался опасности и по-прежнему встречал новых друзей широченной улыбкой.
Впрочем, каплей лишь делал вид, что сердился. Ему нравился маленький савояр; к тому же мальчишка приносил группе вполне ощутимую пользу. В ночь восстания, после того, как волна мятежа, вырвавшись из парижских предместий, захлестнула центр города, кто, как не Малыш Мишо показал им, как забраться, в обход всех караулов, на крыши Елисейского Дворца? Только благодаря ему они стали свидетелями того, как национальные гвардейцы, примкнувшие к восставшим, вытряхнули Наполеона III из кареты  и торжественно препроводили в тюрьму Мазас. Белых, Змей и Карел и малыш Мишо, последовали за процессией в лучшем стиле фанатов паркура, - поверху, над мостовыми , заполненными вооруженными вооруженными толпами, прячась за трубы и мансарды. И успели увидеть, как за плененным императором захлопнулась кованая калитка
Дело, казалось, было сделано: можно покидать Париж и отправляться через Руан, в Нормандию, по заранее намеченному маршруту отхода. Но Белых ждал; на настойчивые вопросы Фро и Лютйоганна - что они, собственно, забыли в Париже и долго еще будут торчать в грязных кварталах по соседству со всякими мизераблями? - он хмурился и неизменно переводил разговор на другие темы.
Спецназовцы, народ дисциплинированный, ни о чем не спрашивали.  И так ясно, что у командира имеется некое задание, оглашать которое он пока не хочет. Или не может. А пока они раз в три дня меняли базы, да выбирались порой в город - посмотреть, послушать, вдохнуть воздух Парижа, в очередной раз скинувшего законную власть.
Но седьмой день на афишных тумбах запестрели листки с воззваниями «Июньского комитета» (так называли себя вожаки восстания). Листки сообщали о грядущем судебном процессе; парижанам предлагалось прийти на площадь Отель-де-Виль, дабы высказать свою волю. Прочтя воззвание, Фро нахмурилась, закусила губу: «mon cher ami, я не питаю особой любви к нынешнему императору Франции, но не забывай - эта площадь когда-то называлась Гревской. Здесь жгли, вешали и колесовали и до Революции, а в 1792-м впервые опробовали гильотину. Право, мне страшно за бедняжку Луи-Наполеона!»