Глава 2.9 (конец)
Впрочем, сразу в часть Олег не попал. Дело оказалось в том, что на родине Дважды Героя Советского Союза должен был быть установлен его бронзовый бюст. Из документов Северов знал, что он записан родившимся в городке Гаврилов-Ям Ярославской области. Вообще-то, рядом с этим райцентром, в селе Великом, находился детский дом, куда попал маленький Олег, там ему и указали место рождения, а как на самом деле, никто не знает. Так что придется ехать в этот городок, участвовать в митинге, на который наверняка соберутся свободные от работы труженики главного предприятия, ткацкой фабрики, эвакуированные, в основном из Ленинграда и области, а также воспитанники и администрация детдома. И в этом была самая настоящая засада, поскольку среди последних будут люди, не знать которых «местный» Северов никак не может.
Проблемы Северов всегда решал по мере их актуализации. Чтобы сделать бюст необходимо время, он же бронзовый, а не пластилиновый. Для этого были сделаны фотографии еще до его отъезда в Египет. Но тогда выходило, что готов он будет только в конце апреля, не раньше, а то и в середине мая. Да и населенный пункт для установки выбран не был, поскольку понятие «место рождения» для него здесь не существовало в принципе, никто его даже приблизительно не знал. Решение принимало Политуправление ВМФ, справедливо рассудив, что при таком раскладе самому Дважды Герою все равно. Выбрали, блин.
Логика была, об этом можно было догадаться, но голова у Олега была забита другим, причем под завязку. И как теперь выпутываться из сложившейся ситуации не представлял. Ничего умнее, чем обратиться к Булочкину и «честно» рассказать, что после ранения почти ничего не помнит о своем детстве, Северов не придумал, мол, не говорил никому, так как боялся списания с летной работы. Петрович поверил, хотя и удивился, ведь командир демонстрировал прекрасную память. Но друга и командира из беды надо было выручать, поэтому в оставшиеся до поездки два дня он развил бурную деятельность, посвятив в тайну Мишу Ногтева, которому вполне доверял. На следующий день Северов поехал в Ярославль, где его уже ждал особист. Миша привел его в управление НКВД по Ярославской области, где в отдельном кабинете показал ему фотографии сотрудников Великосельского детского дома, которые работали в то время, когда Олег был его воспитанником. Оказалось их не так много, всего семь человек.
- Что, никого не узнаешь?
Самое интересное, что некоторых летчик вспомнил.
Ларис Федорович. Заместитель директора и учитель физкультуры. Вообще-то Лариса Федоровна, но ездила она на мотоцикле Л-300, который заводила рукой! Огромная, громкоголосая, решительная женщина, при этом не было ни одного ребенка, который мог бы сказать, что она была к нему несправедлива.
Воспитательница тетя Зина, маленькая и худая, издалека не отличающаяся от своих воспитанников-подростков.
Завхоз Федор Федорович Пилютин, самый строгий дядька в учреждении и бывший красный кавалерист.
Остальные лица на фото казались смутно знакомыми, но ничего вспомнить про них Северов не смог, Ногтеву пришлось его просвещать. Он сказал также, что в Великое привезли детей из Ленинграда. Тут летчик испытал большое желание треснуться головой об стену. Надо же быть таким идиотом! Что стоило заранее попросить привезти с юга каких-нибудь гостинцев, тут всему рады будут! Миша, видя, как изменилось лицо товарища, с тревогой поинтересовался его самочувствием. Пришлось со стыдом признаться, на что особист усмехнулся и сказал, что друзья существуют не только для того, чтобы было с кем водки попить. Булочкин, воистину бесценный человек, все это уже просчитал и сегодня вечером в Ярославль прилетит самолет с подарками, финики и мандарины, около двух тонн, так что хватит еще и детям городка, где поставили бюст. Олег вздохнул с облегчением.
Выехали в Гаврилов-Ям рано утром, ехать недалеко, но и дорога не немецкий автобан. Можно было поездом до Семибратово, затем также по железной дороге до места, но НКВД выделило машину. Доехали до берега Которосли, через которую перебрались пешком по льду, дальше до площади, где стоял закрытый тканью бюст, дошли быстро, благо совсем рядом. Олег с интересом крутил головой, по логике должен был здесь бывать, но память предательски молчала, притихла совершенно.
Народу на небольшой площади у фабричного пруда собралось много, помимо местных жителей и руководства были представители Ярославского обкома и наркомата ВМФ. Было уже довольно тепло, да и день был как по заказу, солнечный и безветренный. Хотя погода позволяла, митинг затягивать не стали, длинных выступлений не было,  количество ораторов тоже было вполне разумным. Из Великого приехали Лариса Федоровна, Зинаида и два десятка детей, поровну мальчиков и девочек. Заместителю директора детдома дали слово после работников обкома и райкома партии. Она сказала, что все им гордятся, что он всегда хорошо учился и был очень целеустремленным, в общем, все то, что обычно говорят в таких случаях, а Олег с удивлением увидел в ее глазах слезы. Лариса Федоровна была железной женщиной, мокрых глаз у нее никто никогда не видел. Потом говорили работники ткацкой фабрики, обещали перевыполнить план, второй секретарь обкома снял, наконец, полотно с бюста. Вопреки опасениям летчика он был вполне на себя похож, хотя и выглядел гораздо более внушительно, чем на самом деле.
Говорить речи на подобных мероприятиях Северов так и не научился, просто пообещал еще сильнее бить нацистов и теперь стоял со смешанным чувством досады на себя и восхищения людьми, которые в таких условиях сохраняли оптимизм и крепость духа. Он уже знал, что многие мужчины ушли на фронт, город принял эвакуированных, многие из которых работают на лесоповале за паек, выезжают каждый день в любую погоду. Принял Гаврилов-Ям и госпиталь. В общем, все как и в других больших и малых городах Советского Союза.
После митинга подошли детдомовские. Лариса Федоровна обнять не решилась, покачала головой:
- А ты сильно изменился.
Для Олега было неожиданностью, что она робеет. Это для постсоветской России подполковник звание невеликое, а для СССР сороковых годов оно было очень весомым. Северов как мог дал понять, что не загордился и сердечно благодарил за заботу.
Время перешло за полдень, райкомовские организовали небольшой торжественный обед, отказаться от которого было никак невозможно, но Олег сразу сказал, что должен сегодня обязательно заехать в Великое. Угощение было скромным, но Северов иного и не ждал, предложение поднять рюмку вежливо отклонил, да и на разговоры был не настроен. Произвел, похоже, впечатление большого буки и молчуна.
Ни тем, ни другим Олег не был, просто среди мирных жителей он испытывал неловкость. Они смотрели на него с уважением и восхищением, но эти люди, не удостоенные высоких наград, и были подлинным становым хребтом государства. Подвиг, это порыв мгновения, но не меньшая сила духа нужна, чтобы каждый день, бесконечно долгие военные годы трудиться, натурально рвать жилы, отдавая фронту все необходимое. Да и после войны не скоро еще наступит спокойная жизнь.
В детском доме все прошло гораздо живее, воспитанники окружили летчика, рассматривали его награды, задавали множество вопросов. Они были очень рады немудреному угощению, которое было для них настоящей экзотикой. Для них его приезд был настоящим праздником, а вот Северов под конец почувствовал огромное душевное напряжение. Когда он забрался в машину, Ногтев, севший рядом, похлопал его по руке. Миша профессионально умел находиться поблизости и при этом быть совершенно незаметным, ведь весь сегодняшний день он держался рядом.
- Не любишь ты по тылам ездить.
- Сколько еще война продлится, два года, полтора? Сколько еще сирот будет? Сколько еще люди будут работать из последних сил, есть не досыта? Мы солдаты, нам не привыкать терпеть боль, голод, холод. А это дети, им за что? И сделать ничего нельзя.
- Да делаешь ты, делаешь. И мы тоже. Приближаем победу изо всех сил.
- Понимаю я все, только как раз тот случай, когда хочется все и сразу.
Особист устало улыбнулся.
- Давай-ка домой, в дивизию. Там, за делами, тебе в голову лишнее лезть не будет.
Ногтев остался в Москве, а Северова старый ТБ-3, переделанный под транспортный самолет, уже на следующий день уносил на юг. Теперь ставший родным аэродром под Мценском был тыловым, немцы «выровняли» линию фронта, Брянск был еще у них, но Орел наши уже взяли.

Отредактировано Olle (07-10-2017 23:40:31)