Гардемарины специального курса недоуменно косились на «младших»; недавнее явление Безима с Рукавишниковым, вкупе с шумным отказом от участия в «бенефисе» и так создали ребятам определенную известность, а тут еще и не лезущее ни в какие ворота зачисление на корабельную практику! Но не Иван с Николой оказались главной достопримечательностью: кроме них, в первую смену астрономических наблюдений, попал ни кто иной, как Великий князь Георгий,  средний сын царствующего императора.  Георгия в Морском училище знали; два года назад он даже посещал занятия в течение нескольких месяцев, но все время страдал грудным кашлем, и в итоге, оставил учебу. Но даже за этот короткий срок пятнадцатилетний Великий князь успел снискать уважение простотой общения, неприязнью к любого рода церемониалам и, по видимому, искренней тягой к морской службе. Все, от кадетов младших классов, до выпускников, получавших мичманские кортики, сочувствовали юноше. И вот - сюрприз! Оказывается, врачи сумели побороть недуг, и поправился настолько, что несколько месяцев тем более удивительно, что смог принять участие в морской практике.
Георгий с детства был и сильнее и здоровее старшего Ники; избавившись от грудной хвори, он быстро набирал физическую форму. Оказавшись на «обсервационной барже» он с упоением погрузился в учёбу, в общество сверстников с их повседневными делами и заботами. И хотя от «особого отношения» гардемарину Георгию Романову никуда не деться – его не сравнить со строгой гатчинской чопорностью, в которой он рос до тех пор.
В этом году гардемаринам, кроме обычных картографических и астрономических занятий,  гардемаринам в этом году предстояло пройти практический курс минного дела. Для этого к отряду были приданы три судна:   номерная миноноска, пароход «Вайткуле» и канонерская лодка «Дождь».   Этот небольшой кораблик с виду напоминал то ли баржу, то ли землечерпалку, на которую по недосмотру строителей воткнули пушку калибром в одиннадцать дюймов.  Вступив в строй семь лет назад, канонерка уже успела «отличиться» - при переходе из Выборга в Гельсингфорс, канонерка запоролась на камни прямо на Транзундском рейде, где и предстоит встать на летнюю стоянку «обсервационной» лоханке. Канлодка тогда получила пробоину в днище и затонула; через три дня ее подняли, подлатали и вернули в строй.
Впрочем, до практических занятий с минами было еще далеко. К вечеру второго «обсервационную» баржу приволокли на буксире к назначенному для стоянки место. Отдали якоря - два с носа и один, вспомогательный, под названием «верп» - с кормы. На баке вывесили расписание, по которому предстоит жить две недели: с половины девятого утра до десяти тридцати, а потом с двух пополудни и до пяти тридцати - занятия по практике морского дела. Самым важным здесь были важное гребля и хождение под парусами на ялах-шестёрках. Шлюпочной науке уделяли по нескольку часов ежедневно; сразу после подъёма флага гардемаринов, вместо гимнастики, гоняли по так называемой «капитанской петле» - вокруг баржи и до бакена, обозначавшего границу каменистой отмели. Она тянулась с норд-оста, защищая вход в бухту. Обычно утренняя разминка превращалась в импровизированные гонки, поскольку каждая из шестёрок стремилась первой обогнуть буй и вернуться к барже.
Те из гардемаринов, кто проходил практику на корветах,  карабкались по вантам, спускали и поднимали брам-стеньги, брам-реи, а так же упражнялись в постановке и уборке парусов. «Обсервационная» баржа рангоута не имела, а потому отведенного для этих занятий часы были переданы шлюпочной практике, вязанию узлов и прочим необходимым в морском деле наукам. Все остальное заняли астрономические и навигационные занятия; кроме того, мы ежедневно практикуемся в промерах глубин и нанесении результатов на карту
***
Одиннадцать вечера - только что на полуюте отбили шесть склянок. Обсервационная посудина содрогается от молодецкого храпа полутора десятков гардемаринов. Из кают компании доносятся звуки кабинетного рояля и негромкие голоса - офицеры устроились на барже с комфортом и привычно засиживаются далеко за полночь. На корме бдит вахтенный; ещё светло, на палубе свободно можно читать, хотя край горизонта затягивает лилово-чернильная мгла...

II
Гардемарин Смолянинов злостно нарушал - прятался ото всех глаз в зачехлённой шлюпке, вывешенной на шлюпбалках по левому борту, между кургузой, скошенной назад трубой и единственной, тоже слегка наклонённой в сторону кормы мачтой. Убежище казалось надёжным - шлюпка висела выше уровня палубы, и даже с крыла мостика заглянуть внутрь неё было невозможно. Правда, присмотревшись внимательнее, можно обнаружить, что чехол, затягивающий шлюпку сверху, не натянут, как положено - идеально, без единой морщинки, на радость боцману - а вмят внутрь. Но вахтенному начальнику лейтенанту Шамову, стоявшему на левом крыле мостика, возле револьверной пушки системы Гочкис, сейчас не до мелких упущений в корабельном хозяйстве. Величественно заложив руки за спину, он озирает панораму Транзунского рейда, куда канонерка пришла три дня назад - и застряла из-за пустяковой поломки в холодильниках. Командир «Дождя», капитан второго ранга Константинов, решил произвести ремонт своими силами, здесь, на рейде. В результате канлодка уже который день торчит в семи с четвертью кабельтовых от «обсервационной» баржи, и гардемарины ежеутренне наблюдают на её палубе знакомую суету.
Иван точно знал расстояние до баржи - вчера днём он сам практиковался в определение дистанции с помощью микрометра, по методу Люжоля.  Им с Николой повезло - с опостылевшей уже «обсервационной» баржи из перевели на «Дождь». А вчера на рейд явилась еще и миноноска № 141 вместе с пароходом «Вайткуле», переоборудованном в минный транспорт. Пароход тянул на буксире барказ для постановки мин, на котором и предстояло упражняться гардемаринам.
Часа в три пополудни принялись за дело: брали засечки микрометром по створовым знакам и рыбацким лачугам. Штурман «Дождя», молоденький, похожий на девицу мичман Посьет пересчитывал показания, сверяясь с таблицами.
Поупражнявшись на береговых объектах, приступили ко второму этапу. Дали сигнал на миноноску; Никонов называл ориентиры, миноноска шла от одного буя к другому, а Посьет старательно фиксировал команды, отмечая её курс. Георгий работал с дальномером, Николка репетовал команды по рации.
Описав три широкие циркуляции, миноноска подошла к «Дождю». Это было забавное судёнышко - узкое, длинное, похожее на гоночную гребную восьмёрку. Построенная десять лет назад на Балтийском заводе, она поначалу носила имя «Коноплянка» и была вооружена шестовыми и буксируемыми минами. Но прогресс не стоит на месте - два года назад «Коноплянку» переименовали, заменив имя порядковым номером и перевооружили, воткнув на судёнышко два метательных минных аппарата. Иван немало подивился, разглядывая эти творения военно-технической мысли. Сигарообразные, семи футов  в длину, метательные мины, несмотря на название, походили скорее на артиллерийские снаряды, нежели на самодвижущиеся мины Уайтхеда. Своего двигателя у метательной мины не имелось; ее выстреливали зарядом пороха из трубы пусковой установки, после чего снаряд шёл к цели по инерции. Чтобы ударить такой миной по вражескому кораблю, надо подойти к нему на сто двадцать футов, или двадцать саженей; начинку мины составляли полтора пуда динамита или пироксилина.
С утра машинная команда «Дождя» возилась с разборкой холодильников, матерно кроя халтурщиков Балтийского завода и свою нелёгкую долю. С «Вайткуле» на минный барказ передавали конические мины Герца. Промеров и прочих гидрографических работ на сегодня не предвиделось, так что мальчики, устроившись, кто где, занялись зубрёжкой - через две недели предстояли испытания по морской практике. Принимать их будет старший офицер «Дождя», тот самый мичман, что торчит сейчас на мостике, возле прикрытой парусиновым чехлом револьверной пушки.
Иван  вздохнул и открыл учебник:
«Вооруженiе военныхъ судовъ», капитанъ 1 ранга К. Посьетъ. Санкт-Петербургъ, въ типографiи Морскаго кадетскаго корпуса. 1859 год.
«Интересно, а кем приходится автор нашему штурману? - лениво подумал мальчик. - Судя по году выпуска - отцом, или, может, дядей? Но как же зубрить неохота…
И с тяжким вздохом открыл раздел «Такелажныя работы»:
«... Пробу смоленаго новаго такелажа, при прiемѣ съ заводовъ и отъ поставщиковъ, производить посредствомъ навѣшенной тяжести на нитяхъ 6-и футовой длины и рвать ихъ порознь, дѣлая для каждаго троса не менѣе 10-ти пробъ, и если таковой длины нити, или каболки № 20-го (*) выдержатъ вѣсъ въ сложности на каждую каболку въ тросовой работѣ въ 3 пуда 30 фунтовъ, въ кабельной въ 3 пуда 20 фунтовъ, а в ликъ-тросовой № 37-го въ 2 пуда 30 фунтовъ, то таковые тросы, кабельтовы и ликъ-тросы признавать к употребленiю благонадежными…»
Свихнуться можно… а что делать?

Отредактировано Ромей (19-09-2017 01:03:52)