III
Из переписки поручика Бехметьева
с мещанином Картольевым
«Здравствуй на долгие годы, друг мой Картошкин! Вот и сменили мы морские дороги на сухопутье; уже месяц, как под ногами у нас земля Чёрной Африки. Арабов и берберцев здесь нет в помине; сплошные негры, да не простые. За Озером Виктория, на равнинах, именуемых саваннами, где вместо сусликов да диких лошадей стадами бегают слоны и жирафы, живут масаи. Все, как один воины, при железных копьях с наконечниками листом, в две ладони шириной. Теми копьями ловко запарывают антилоп, а если придётся, то и льва. Народ это храбрый, можно сказать - гордый; нас приняли радушно и даже выделили проводника, который и довёл экспедицию до самого озера Виктория-Ньяза. Здесь он, получив обещанную плату, не оставил нас ожидать миссионерскую лодку, а днями скакал по степи с казачками, приучая тех охотиться на жирафу и зебру. То есть скакали казаки; негритянец же исхитрялся не отставать от конных на своих двоих. Да так ловко, что по вечерам, у костра, урядник говорил о нём с нескрываемым уважением.
Проводника этого зовут Кабанга; сам он не масай, а выходец из народа суахели, что обитает на восточном побережье. Кабанга подрядился проводить экспедицию только до озера, но, видно, мы пришлись ему по душе. Вчера он подошёл к начальнику экспедиции господину Смолянинову и на ломаном немецком - только так мы с ним и объясняемся, ибо наречия местного ни в зуб ногой, - попросился сопровождать нас и дальше. Смолянинов согласился; обрадовались и казачки, успевшие сдружиться с проводником. Кабанга оказался человеком бесценным; а когда Кондрат Филимоныч, заведующий оружейным хозяйством экспедиции, выдал ему бельгийский карабин центрального боя - долго бормотал благодарности на своём наречии и хватал кондуктора за руки. Глаза суахельца при этом излучали такую преданность, что казалось, скажи - и сейчас кинется на слона безо всякого ассагая.
Вернёмся немного назад, то есть в Дар-эс-Салам, я откуда отправил предыдущую депешу. Городишко сей гнусен до чрезвычайности; но по счастью в нём имеется представитель немецкого Ллойда, которому мы и сдали корреспонденцию. Немцы - нард аккуратный, особенно в казённых делах, так что смею надеяться, письмо попадёт к тебе в срок.
И это будет последнее послание, отосланное с дороги, дорогой Картошкин; теперь, подобно юношам, творящим свои бессмертные шедевры по ночам, при тусклой свече, я обречён писать «в стол». Точнее - в заплечный мешок, ибо и стола здесь не сыскать до самого восточного побережья. С тех пор, как мы сошли с «Леопольдины» на берег, я только и делаю, что отвыкаю от дурных привычек, навязанных цивилизацией: сплю на охапке камыша, ем из котелка и забыл уже, как выглядит зеркало. Оно, правда, в отряде имеется, и надо думать, не одно - вряд ли мадмуазель Берта производит утренний туалет, глядя в лужи. Но мне неловко просить у дамы в пользование столь деликатный предмет, вот и обхожусь как могу, подстригая бородёнку на ощупь. О бритье мы давно позабыли, и только кондуктОр Кондрат Филимоныч хранит верность флотскому обычаю и носит одни усы. Бреет его урядник, а Кабанга всякий раз устраивается в сторонке, чтобы посмотреть на этот ритуал. Судя тому, с каким благоговением наш суахелец взирает, как казак сначала разводит в плошке мыльную пену, а потом, как заправский цирюльник, скребёт щетину клиента, деликатно взяв того двумя пальцами за кончик носа - Кабанга считает бритьё чем-то вроде религиозного обряда, сродни жертвоприношению. У него самого борода с усами не растут вовсе; для здешних обитателей это дело обычное.
Прости великодушно, опять я отвлекся; наша нынешняя жизнь способствует неспешному течению мысли, так что та нередко уходит в сторону. Глядь - а уже и забыл, с чего начал рассказ, перейдя на какой-нибудь подвернувшийся к слову предмет.
С яхтой мы расстались в Дар-эс-Саламе; мадемуазель Берта велела капитану (никак не могу запомнить фамилию этого господина с лошадиной физиономией; ну да бог с ним совсем) идти вокруг африканского континента с Востока на Запад, из Индийского Оияну в Атлантический. Сначала «Леопольдина" должна встать на ремонт в городишке Кейптаун, на мысе Доброй Надежды; потом, пройдя на север, ждать нас у западного берега Конго. Потому как путь наш лежит теперь за озера Виктория-Ньяза и Альберт-Нианца, в верховья реки Уэлле, и далее, вниз, до реки Убанги, в бельгийские владения. О цели путешествия господин Смолянинов если и говорит, то недомолвками. С некоторых пор я уже ни чему не удивляюсь; объявит, что предстоит раздобыть сокровища негритянской царицы или свитки Пресвитера Иоанна - поверю с лёгкостью и отправлюсь на поиски. Хотя, кажется, оный древний муж обитал не в этих краях а много севернее, в Абиссинии...
В Дар-эс-Саламе мы сменили гардероб. Представь, брат Картошкин, я одет теперь как форменный прощелыга: в короткие, чуть ниже колена, портки, кургузый пиджачишко без рукавов, зато с большим количеством карманов для часов, патронов, компаса, записной книжки и прочего мелкого имущества. Такое платье продают в немецкой фактории специально для белых, работающих в дикой местности; на него идёт крепкая серая ткань. Вместо привычных кепи мы обзавелись колониальными французскими шлемами; обувь - высокие, до середины икры, английские башмаки рыжей кожи на толстенной подошве. Надобно видеть физиономии наших казачков, когда им предложили эдакое непотребство: станичники только что не плевались. Тем не менее, климат вскорости взял своё,и забайкальцы, вслед за нами, сменили фуражки на пробковые каски, а шаровары - на короткие портки европейских охотников на бегемотов.
Что ж, друг мой Картошкин - пора заканчивать сию эпистолу. И ляжет она во внутренний карман заплечного мешка и будет храниться там, пока не доберёмся мы до цивилизованных мест - а случится это, боюсь, ой как не скоро…»
Писано в июле сего, 1887-го года,
на берегу залива Спик озера Виктория.

В пятой главе описывается вооружение экспедиции:

От штатного оружия отказались; по настоянию начальника экспедиции были закуплены новомодные бельгийские револьверы системы Наган и карабины Генри-Винчестера с трубчатыми магазинами на восемь патронов. Сам Леонид Иванович, имевший слабость к  дорогим, индивидуального исполнения, винтовкам,   приобрел в оружейном магазине только-только появившийся в продаже французский «Лебель» с ореховым ложем и латунным телескопом четырехкратного увеличения, прикрученным поверх ствола.

Так что именно "Наган". Только у кондуктора русский "Смит-Вессон", видимо, штатное оружие охраны консульства.

Отредактировано Ромей (20-09-2017 13:24:58)

По поводу кайзеров и кронпринцев.

В силу того, что история эта самую малость все же альтернативная, постараюсь вычистить большую часть точных указаний на текущий год. А потому - просто кайзер. И формат текущих дат: "188... год". Ну а Виктория и Александр Миротворец - это, ясное дело, данность...

Пока же альтернативность - активное строительство дирижаблей (и во Франции и в России), выздоровление (возможно, впрочем, временное) цесаревича Георгия. Будут и другие.

Отредактировано Ромей (20-09-2017 19:20:26)

Попаданцев в этом цикле не будет! Насчет шамана... может, пойти по испытанному пути? Старец, хотя, конечно, не такая глыба, как Распутин?

Ходят слухи, что Великого князя вылечил некий таинственный старец, которого специально по поручению Императора в апреле привозили с Севера. Весь Петербург шепчется о бдениях, которые святой отшельник проводил в специально отстроенном павильоньчике в Гатчине. Павильон, и вправду, был; после отъезда старца (согласно тем же слухам - обратно, в старообрядческий скит где-то за Выг-озером)  загадочное строение  разобрали, что конечно же, дало новую пищу досужим сплетникам. Говорили, что по ночам на место бывшего обиталища старца пробираются мимо караулов паломники, чтобы набрать в ладанку земли или встретить там рассвет. Это действо, якобы, излечивало грудные хвори.

Отредактировано Ромей (21-09-2017 10:46:56)