При всём несходстве Карла-Фридриха фон Гогенцоллерна с альвом-мятежником, князем Глеаниром, ситуация повторялась с пугающей точностью. Даже те альвы, что не были в курсе тонкостей отношений между двумя влиятельнейшими Домами, и те начинали проводить аналогии. А Раннэиль не просто была осведомлена о тонкостях, она по этому направлению в своё время активно работала, и одно время считалась одной из центральных фигур несостоявшегося союза. Как на Руси говорят, обжегшись на молоке, дуют и на холодную воду. Оттого императрице-регентше приходилось балансировать на тончайшей грани между подстраховкой и скандалом. К счастью, король прусский, несмотря на некоторые ...м-м-м ...особенности своего характера, был не самым худшим политиком в Европе. Фридрих-Вильгельм любил выпить, что не способствовало улучшению его здоровья, но силу и политический вес Пруссии оценивал реально. Ему куда больше нравился союз с Россией и Австрией против Франции, чем союз с Англией против России и Австрии, а в перспективе против всех. В любом политическом союзе любая из сторон решает, прежде всего, собственные задачи. Но если континентальные державы старались соблюсти хоть какие-то приличия, и договоры худо-бедно исполнялись, то островитяне палец о палец не ударят, если Пруссия по их прихоти окажется в трудном положении. Именно эту мысль Раннэиль старалась исподволь внушить королю, и, кажется, небезуспешно. Эту же мысль она ненавязчиво внушала и кронпринцу, хотя видела, что тот себе на уме. Её давний вывод насчёт персоны Карла-Фридриха после нескольких бесед с оным за партией в шахматы – императрица давненько пристрастилась к этой игре – только подтвердился.
Кто бы ни втягивал этого человека в союзы, соблюдать он будет свои, только свои, и исключительно свои интересы. Это в равной степени будет касаться и России, и Англии и любой другой страны.
Что ж, за неимением иного, придётся работать с тем, кто есть. То есть с Карлом-Фридрихом. Ох, и нелегко же ему придётся, имея в соседях Россию, которой управляет весьма недоверчивая альвийская княжна. Да и Петруша тоже растёт... Чем дальше, тем больше в нём проглядывают матушкины черты характера. Да хоть та же недоверчивость и подозрительность. Рубить с плеча, как то делал батюшка, он тоже будет далеко не всегда... Интересно, как скоро прусский принц это поймёт? Насколько знала Раннэиль, тот редко ошибался в людях.
А в альвах?

Гора, давшая городу имя, была явно названа теми, кто настоящих гор в жизни не видел. Тем не менее, это была господствующая высота, и неудивительно, что именно здесь некогда рыцари-тевтонцы при активном участии чешского короля Пржемысла Отакара Второго основали крепость. Правда, для этого пришлось согнать с насиженного местечка давно поселившихся на той горе пруссов, но по тем временам это были сущие мелочи. Тевтонцы учли горький опыт битых русским князем Александром коллег из Ливонского ордена, и укреплялись капитально. Даже сейчас, спустя почти пять столетий, замок, возвышавшийся над лениво несшим свои воды Прегелем и тесно сгрудившимися зданиями Альтштадта, Кнайпхофа  и Лёбенихта, оставался поистине королевским обиталищем . Здесь Фридрих-Вильгельм любил принимать высоких гостей. Особенно ему нравился зал Московитов со сводчатым потолком, украшенным гербовыми щитами. Здесь не раз гостил и Пётр Алексеевич. В замковой кирхе короновались и его отец, Фридрих Первый, и он сам. В подвале с настораживающим названием «Кровавый суд» отнюдь не вершились чёрные злодейства, а распивались великолепные вина. Королевская «Серебряная библиотека» была лучше университетской. А в примыкавшем к замку королевском пруду можно было не только покормить лебедей, но и покататься на лодочке. Императрица-регентша российская, к великому удивлению короля, от такого развлечения деликатно уклонилась. Зато её старший сын с преогромным удовольствием принял приглашение кронпринца совершить маленькую водную прогулку.
С глади пруда открывался недурственный вид как на замок, так и на окрестности. Погода стояла холодная, но солнечная и безветренная, и кронпринц, позабыв, как хорошо над водой разносятся любые звуки, довольно громко повествовал юному императору историю замка и города. Города, который он полюбил буквально с первого взгляда. Это чувствовалось в каждом его слове. Раннэиль, наблюдавшая за ними с аллеи, где с необыкновенным терпением внимала домоводческим откровениям королевы Софии-Доротеи, не могла видеть лица кронпринца. Но всё прекрасно слышала.
- ...Всего лишь двенадцать лет назад город перестал быть «тройным», - говорил кронпринц, оставив вёсла. Лодочка едва заметно покачивалась на спокойной воде, позволяя насладиться видами. – Отец повелел свести всё под единый магистрат. Согласитесь, ваше величество, это было весьма своевременное решение. Лучше, когда у туловища одна голова, а не три.
- Мудрое решение, - мальчик-император был предельно учтив, и по-немецки говорил не хуже своего собеседника. – Брат мой... Могу ли я вас так называть? Ведь мы с вами почти родственники.
- О, это честь для меня, - с радушной улыбкой произнёс Фридрих.
- Брат мой, - Петруша ответил ему усмешкой, не лишённой детского лукавства. – Слышал я, будто университет здешний, в честь вашего славного предка поименованный Альбертиной, слывёт источником лютеранства, откуда это вероучение распространяется на соседние земли. Верно ли мне передали?
- Богословский факультет есть в любом уважающем себя университете... брат мой, - ответил кронпринц, и Раннэиль даже с такого расстояния уловила в его голосе настороженность.
- А Это хорошо, - ответил сынок, сохраняя вид простоватого сорванца, вынужденного вести светскую беседу. – Думаю учредить университет в Москве, а после и в Петербурге, и в Киеве. Вот и изучаю, как устроены ваши университеты... Значит, четыре факультета?
- Так издавна заведено.
- И среди них богословский? Значит, так тому и быть. Богословский факультет пускай под патронатом Синода пребудет, а прочие – под Академией.
- О. Значит ли это, брат мой, что богословский факультет, скажем, Московского университета станет готовить проповедников православия?
- Это ещё видно будет, кого они там сготовят. Время покажет. Мне за философский факультет обидно, что он у вас младшим числится. А ведь там естественные науки преподают. Думаю я, не быть ему у нас младшим. А после, как выучатся первые студенты, так и школы станем открывать.
- Я слышал, вы много времени посвящаете учёбе, - сказал Фридрих, изучающее глядя на юного собеседника. Странноватые речи для мальчишки, которому одиннадцатый год идёт. – Осмелюсь спросить, легко ли вам даются знания?
- Не очень, - честно признался Петруша, покривившись. – Голова пухнет. Вот братец мой, тот книги одну за другой глотает, не морщится.
- Отчего же вы не оставите сие занятие?
- Надо учиться, - ещё грустнее сказал мальчик, пряча в глазах крохотный огонёк насмешки. – Я слово дал, что буду знать не меньше, чем знал батюшка, и более того. Век нынче просвещённый. На то и университеты завести хочу... чтоб не мне одному с книгами мучиться.
Услыхав такое, Фридрих рассмеялся – искренне, весело. Пожалуй, впервые за всё время, что Раннэиль с детьми гостила здесь. Вот как. Благодаря сыну с его чувством юмора ещё одна чёрточка характера кронпринца открылась ей.
- А сестрица ваша, герцогиня Вильгельмина, будет ли на венчании? – спросил Петруша, когда они оба отсмеялись.
- Обещала непременно быть, - последовал ответ. – Насколько я её знаю, обещанное она всегда исполняет.
- Слышал я, будто вы, брат мой, относитесь к ней с большим уважением.
- Да, это так. Но к чему подобные расспросы, брат мой Петер?
- Дело в том, брат мой Фридрих, что я с не меньшим уважением отношусь к своей старшей сестре Наталье, - совершенно серьёзно ответил Петруша. – Она помогала матушке растить и воспитывать меня, стала мне другом. Прошу вас никогда не забывать об этом.
- Что вы, брат мой, - не менее серьёзным тоном произнёс Фридрих. – Разве такое можно забыть?
Сказал-то он правильную вещь. Все всё прекрасно поняли. А вот то, как он это сказал, Раннэиль уже не понравилось. Слушая вполуха рассказ королевы об искусстве поддержания приличествующего комфорта в покоях принцесс, ухитряясь хранить на лице выражение благосклонного внимания и даже что-то отвечать собеседнице, альвийка задумалась. И мысли у неё были одна мрачнее другой.
К сожалению, отыграть назад – значит, разрушить довольно многообещающий политический союз. Пойти по пути мятежника Глеанира. Нет. Если – вернее, когда – этому союзу суждено распасться, пусть это произойдёт по вине Фридриха. Этот не устоит перед соблазном перекроить карту Европы. Пусть кроит, если ему так уж по сердцу война. Её задача – сделать так, чтобы эта новая Европа стала такой же комфортной для России, как комнаты, убранные королевой Софией-Доротеей для своих дочерей. Учитывая характер Фридриха, задачка нетривиальная.
Справишься, княжна Раннэиль? В первый раз ведь не получилось. Гляди, как бы и во второй всё не рухнуло.
Ехидный внутренний голос люди именуют совестью. А совесть – голосом бога. И если императрица-мать всё ещё слышит его, значит, на что-то ещё нужна Творцу, хранителю этого мира.