В горах дороги узкие и извилистые, и это нисколько не зависит от высоты самих гор. Неважно, теснятся ли вокруг заснеженные вершины, или же дорога старательно огибает кругловерхие, поросшие кустарником, холмы-переростки. Так или иначе приходится изрядно попетлять, пока доберёшься до цели, и при этом глядеть в оба. Ведь стоило начаться «странной войне», как невесть из каких дыр повылезали любители удить рыбку в мутной воде. Торговля сделалась, мягко говоря, рискованным занятием, иной раз нападали даже на большие, охраняемые обозы. Приходилось отвлекать силы на охрану дорог, и князь Таннарил этому вовсе не был рад.
Впрочем, по ту сторону границы дела обстояли не лучше. Абрекам было совершенно безразлично, кого грабить, хоть ширванских торговцев, хоть фуражные команды турецкой армии. Но если на землях, подвластных султану, им приходилось иметь дело в худшем случае с янычарами – то есть с такими же людьми, только обученными и вооружёнными – то альвов, оставивших о себе мрачные воспоминания, небезосновательно побаивались. Другое дело, что мало их, остроухих. На все обозы не хватит.
Сложилась неприятная ситуация, когда обе армии были вынуждены распылять силы на охрану коммуникаций, а не на активные боевые действия друг против друга. Война, начинавшаяся вполне обыкновенно, после нескольких крупных стычек сделалась позиционной. Турки, наткнувшись на упорное сопротивление и страдавшие от перебоев снабжения, откатились обратно за перевалы. А русские и местное шиитское ополчение матерно ругали своё начальство, что не сообразило устроить склады и магазины поближе к границе, хотя бы в укреплённых городках у дорог. Словом, было весело. И нельзя сказать, что солдаты были не правы. Князь Таннарил чувствовал за собой вину: и впрямь, сам не раз писал в Петербург о неизбежности войны с османами, а сделал для подготовки к оной так мало... Нечего кивать на астраханские власти, сам хорош. Но и сейчас, в этом дурацком положении, в каком оказались обе противоборствующие стороны, альв находил положительные моменты. Вглубь Ширвана турки так и не прошли. Это раз. Оставшиеся без обещанной добычи башибузуки – «дурные головы», сброд, презираемый даже османами – передрались как между собой, так и с турецкими солдатами. С дисциплиной у противника всегда были проблемы. Это два. Наконец, до альвийского князя стали доходить слухи, будто султан, увязший на Кавказе, словно в луже вязкой смолы, готов отозвать часть войск ради помощи своей армии в Персии. Там-то положение осман было куда хуже, крепко им досталось от Надира. Сведения ещё не были проверены, и потому князь Михаил Петрович не торопился заводить третий пункт в своём списке. Но если они подтвердятся, то этой «странной войне» быстро придёт конец.
Если к тому времени симпатики Османской империи – не будем тыкать пальцем, они и так всем известны – не втянут Россию в ещё одну войну, на сей раз в Европе. В особенности, в такую, где одним корпусом генерала де Ласси не ограничишься. А время поджимало. Поляки наконец-то соизволили выбрать королём саксонца, Пруссия только что заключила военно-политический договор с Россией, к тому же, пусть неохотно, склонялась и Швеция. Старательно лелеемый Версалем «восточный барьер», долженствующий отделить «варваров» от Европы, рушился на глазах. А это означало, что действовать Франция будет решительно и бездумно. Впрочем, как и всегда со времён Луи Четырнадцатого. Князь Таннарил не исключал даже возможного дворцового переворота в Стамбуле: ставший осмотрительным, пожилой и бездетный Махмуд сделался препятствием на пути продвижения интересов Франции. А у него есть амбициозные племянники, молодые, горячие и совершенно ничего не смыслящие в политике. Одним словом, идеальные кандидаты в султаны. Что же до Европы, то оставалось желать доброго здравия и долгих лет жизни королю Фридриху-Вильгельму. Этот хоть и слыл солдафоном в короне, но пределы своих сил знал точно, и прекрасно понимал, с кем не следует ссориться. Зато его наследник чувства меры лишён совершенно, что никак не сочеталось с его незаурядным умом. Не дай бог что-то случится с королём, и Пруссия окажется в руках этого молодого человека. В этом случае князь пророчил новую войну. Тоже странную, но на свой манер: войну Пруссии против всех.
То-то сестра в последнее время бросает все силы тайной службы на западное направление. Востоку и югу в этом смысле остаётся уповать на свои силы. Истоки всех событий, происходящих сейчас в России и вокруг неё, находятся по обоим берегам Ла-Манша, туда и обращён взгляд императрицы-регентши. Что ж, долг брата помочь ей, хотя бы тем, чтобы Раннэиль не отвлекалась на иные дела.
В какой-то восточной стране, кажется, в Китае, жил мудрец, произнесший воистину бессмертные слова: мол, лучшая война – та, которая не началась. Сестра сейчас ведёт именно такую войну. А он... Кажется, это его судьба – быть опорой своего Дома, будь то Дом Таннарил, или страна, ставшая альвам второй родиной.
Ладно, пора возвращаться к делам насущным. То бишь, к обозам с провизией и оружием для пограничных крепостей. Какой бы странной ни была эта кавказская война, а снабжать гарнизоны – первейшее дело. Хлеб и порох – пожалуй, главные товары любой войны.
Князь едва успел подумать о недописанных письмах, ожидавших его на столе, и о диковинном выверте судеб своих сыновей – один сделался, подумать только, морским офицером, второй вот-вот получит назначение посланником в одну из европейских столиц. Его дом на местный манер не имел окон, выходивших на улицу, только во внутренний двор. Но из этих окон открывался вид не только на мощёный мрамором дворик с галереями и фонтанчиком. Отсюда были видны два великолепных минарета. Они располагались недостаточно близко, чтобы можно было любоваться вязью арабских письмен, выложенных цветными изразцами, но и недостаточно далеко. Оттого семейство Таннарил зачастую просыпалось до рассвета от призывов муэдзина. При этом нельзя было не отметить, что оный обладал недурственным и сильным голосом... Сейчас приближалось время вечернего намаза. День выдался довольно жарким, впервые в этом году ветер носил пыль по улицам Баку. К вечеру разомлели и люди, и альвы. Быть может, оттого князь шарахнулся в сторону от окна лишь тогда, когда сработал инстинкт воина, прожившего не одну сотню лет и прошедшего две страшных войны.
Длинная стрела, со звоном выбив стёклышко из окна, сработанного на манер витража, разминулась с головой князя и крепко засела в косяке двери. Но нынешний глава Дома Таннарил был потрясён не этим покушением. Всё – и сила выстрела, и его точность, да и сама стрела – были ...альвийскими.
Воспоминания о последних годах в родном мире взметнули в душе князя самый настоящий ужас. Это всегда страшно, когда брат идёт на брата. Казалось, альвы, самым жестоким образом наученные своим горьким опытом, больше никогда не поднимут руку друг на друга. Но вот доказательство обратного. Вероятно, не всем нравится политика, проводимая нынешним Высшим из Высших.
Но кто? С какой целью?
Князь понимал только одно: вызнавать правду и впрямь придётся своими силами. Но сообщить сестре – тоже его долг. Если подняли руку на него, кто даст гарантию, что не поднимут и на неё? И на её детей?
Кто?!!

Начало третьей главы

3.

Что в мире может быть более непостоянного, чем политика? Разве что настроение капризной красавицы, избалованной вниманием. Ещё римляне подметили, что времена меняются, и мы меняемся вместе с ними. Сегодня госпожа Политика требует от своих верных слуг одного, завтра другого, послезавтра третьего, зачастую совершенно противоположного. Женщина, что поделаешь. Ветренная особа, наделённая притягательностью и вздорным характером. А корень сего поведения, как ни парадоксально, лежит ...в постоянстве.
В постоянстве интересов.
Ибо нет на свете ничего более постоянного, чем интересы Британской империи.
Король... А что – король? Второй по счёту Георг из ганноверской династии, волею случая оказавшейся на английском престоле. Его отец, помнится, и двух слов по-английски связать не мог. Господин первый лорд казначейства, а затем и глава правительства был вынужден делать его величеству доклады по-немецки или по-французски. Нынешний монарх если и открывает рот, то лишь для того, чтобы в очередной раз заявить миру о своём величии, притом не стесняясь в разговоре с министрами вворачивать словечки из жаргона портовых грузчиков. Бог с ним. В конце концов, не его величество определяет, каковы должны быть действия Кабинета в том или ином случае. На то уже не первое десятилетие существует сэр Роберт Уолпол.
И, если ему не изменяют органы чувств, дела Великобритании как будто идут неплохо. Вот что значит – разумный человек во главе Кабинета. Он сберёг армию и ресурсы страны, не ввязываясь особо в европейские свары. Он лучше всех в империи понимал, что решающей схватки с Францией не избежать. Он, насколько хватало ума и красноречия, убеждал короля и Кабинет в том, что предпочтительнее всего воевать чужими руками, постепенно изматывая ведущую континентальную державу. Конечно же, австрийцам не по плечу сокрушить Францию, да и не станут они этого делать по вполне прагматическим соображениям. В Вене сидят подлецы, но отнюдь не дураки. Падение или чрезмерное ослабление Франции изменит пресловутое европейское равновесие слишком уж радикально, и совершенно не обязательно, что место французов на континенте займут австрийцы. Тем более не по плечу эта задача Пруссии. Но ведь полное обрушение Франции в планы лондонского Кабинета и не входит, не так ли? Достаточно создать на континенте конфликтную ситуацию, и галльский петушок тут же ввяжется в драку за мифическое европейское равновесие, теряя пёрышки.
Конечно, в идеале было бы столкнуть французов лбами с Россией, чтобы эти две страны, бодаясь, хорошенько вытоптали европейскую грядку, но на такое везение глупо рассчитывать. Людовик Пятнадцатый слишком боится нарушить то самое равновесие, а Россия, даже потерпев поражение, обладает ресурсами, достаточными для быстрого восстановления. Урок, преподанный царём Петром Карлу Двенадцатому ещё слишком свеж для него, старика, а сэр Уолпол был из тех, кто склонен учиться на чужих ошибках. Нет. Не получится. Да и императрица-регентша, альвийка, слишком умна, чтобы ввязываться в заведомо проигрышный конфликт. Эта женщина предпочитает действовать незаметно, шажок за шажком приближаясь к заветной цели. И если ей не помешать, то лет через пятнадцать-двадцать с Россией придётся считаться всерьёз. С ней уже приходится считаться, кичливый австрийский император испытал это на своей шкуре. А уж брак прусского кронпринца с русской принцессой вообще следует отнести к поражениям лондонского Кабинета. Сэр Роберт всякий раз досадливо морщился, вспоминая, как его едва не заклевали за это, в особенности лорд Болингброк. Неймётся проклятому интригану, даже в эмиграции. Якобиты тоже не дремлют, только и ждут момента ударить в спину. Хотя... Кое в чём проклятые тори правы: это действительно провал. Но сэр Роберт Уолпол славился именно тем, что умел обращать во благо Британии даже свои ошибки, притом, не тратя пороха.
Лучше потратить толику денег, но сберечь английских солдат... для того момента, когда потребуется триумфально входить во вражеские столицы по трупам, гм, победителей.
Индия... Если сейчас в результате некоей политической комбинации Франция втянется в длительную и весьма затратную континентальную войну, под конец не составит большого труда отнять у неё индийские владения. И тогда... О, тогда величию Британии позавидовал бы и Александр Македонский!
Если удастся втянуть Францию в затратную войну... Если получится склонить русскую императрицу открыть для англичан торговые пути в Персию... Не слишком ли много «если», сэр Роберт?
Старик – увы, уже старик – с кряхтением поднялся из глубокого кресла, обитого бархатом. Да. Обивку не мешало бы и поменять. И подлокотники протёрлись, и сидение. А сколько оно помнит, это удобное кресло! Оно было свидетелем его побед и досадных промахов... Ах, почему он поддался искушению и отсоветовал его величеству признавать имперский титул царя Петра! Желал, видите ли, поставить русских на место. Вместо желаемого дипломатического отступления России всё закончилось довольно грубой провокацией с оскорблением русского посла и разрывом дипломатических отношений. Горяч был покойный царь. Впрочем, сэр Роберт не верил, что тем руководили исключительно эмоции. Кажется, он давно искал повод для демарша, и Лондон ему такой повод предоставил. Теперь резиденты в Персии сидят без дела, теряя влияние на окружение Надира и доверие самого полководца. Пути через Россию и Каспийское море всё равно нет, следовательно, обещания поставок английского оружия и кораблей - сработанных, что самое смешное, на русских верфях русскими мастерами – остаются обещаниями. Надир уже близок к тому, чтобы поднять руку на посланцев британской короны, чего до сих пор не водилось. Если императрица Анна не пойдёт на переговоры в самое ближайшее время, придётся своих резидентов из Персии отозвать.
Да. И надолго забыть о континентальном пути в Индию. Останется подвозить экспедиционный корпус и припасы морским путём, вокруг Африки, через бурные и опасные воды. Какими бы умелыми ни были английские мореходы, риск лишиться половины армии ещё о сражения слишком велик. Доверить сражаться за Британию местным наёмникам? Это деньги на ветер. Восток уважает силу и только силу. Если за твоей спиной не маячат острые штыки, значит, ты слаб, и обмануть тебя – праведное дело.
Что ж, на императрицу придётся надавить как следует. Что, что? Воительница-амазонка? Разбойное прошлое? Всё может быть. Но когда на карту будет поставлено благополучие царствования её сына, придётся уступить. Материнские чувства – самые сильные, не так ли?
Дворецкий возник на пороге, словно призрак.
- Лорд Джордж Форбс, третий граф Гранард, сэр, - протокольным тоном доложил он.
- Проводите лорда Форбса в большой кабинет, я приму его там.
У него два кабинета. Официальный, и вот этот, маленький и уютный, где неплохо думается под треск дров в камине и запах восковых свечей. Здесь он принимает только самых близких, самых проверенных людей. Лорд Форбс к таковым пока не относится. Уроженец Ирландии, м-да... Моряк. Это уже лучше. Дипломат? Вовсе неплохо. А если справится со своей задачей, значит, и впрямь достоин войти в узкий круг доверенных лиц господина первого министра.