Бросил взгляд на часы, быстро поднялся с дивана, натянул ботинки, взял в руки свой пластиковый «гроб на колесиках», и снова отправился на работу. Попробую сегодня пару материалов исполнить. Вначале психичку вызову, потом схожу по адресу – розыскное из Иркутска исполню. Нужно установить, проживает ли по такому-то адресу, такой-то человек. Обычное дело. Опрошу тех, кто там живет, и все.
Снова автобус, снова дорога. Я стараюсь платить за проезд – пусть подавятся. Не обеднею. А каждый раз выслушивать эту вонь про «мусоров-халявщиков» - никаких нервов не хватит.
У входа в пикет стояли трое пэпээсников. Я с ними со всеми поздоровался за руку. Если бы это был фильм о ментах – сейчас бы пэпээсники должны были отдать честь старшему по званию, назвав меня «товарищем лейтенантом». Ну как же – сержант, рядовой, старшина, а я аж лейтенент! Смешно. Хорошо, если нахер не пошлют, если я потребую от них такого смешного действа. Это не армия, это ментура. А тут правила свои.
Старший, который прапорщик – нерусский, кавказец. Ибрагим. Нацию не знаю, да и какая разница – какой он нации? Интересно, как его вообще приняли на службу? Он едва, с трудом разговаривает по-русски! Времена такие настали, планка поступления в милицию снизилась ниже плинтуса. Когда я устраивался в милицию, опрашивали наших соседей – не буйный ли я, не хулиган ли, что они обо мне думают. На самом деле было – участковый ходил, и опрашивал! А сейчас? Отписки сплошные. Черкнул бумажку, и ладно.
Нет, я сам-то честно опрашиваю…пару соседей, когда и мне пришел такой запрос. А другие ничего не делают. Бумажку подмахнут, и все. А то еще и за деньги – слыхивал я и про такое. Деньги, деньги! Где вас добыть, проклятые деньги?!
На стульях, стоявших вдоль стены пикета сидели с десяток студентов юридического. В ДНД пришли. Обязаловка такая! Хошь, не хошь – а сходить должен. За центральным столом в главной комнате сидел старший участковый Гаранкин, и важно поглядывая по сторонам составлял протокол. Его нос, слегка сдвинутый набок, едва заметно шевелил кончиком, и выглядело это немного смешно, несмотря на важный вид Гаранкина. Он вообще любит изображать из себя важного начальника, старший участковый – есть такой у него пунктик.
Я сходу прошел в кабинет, где стояли четыре наших стола, здороваться с Гаранкиным не стал – виделись утром, на планерке. Да и отрывать от дела не хотелось.
Уселся за стол, положил на него дипломат, открыл, и начал ковыряться в бумагах, прикидывая, что нужно сделать в первую очередь. Выбрал четыре материала, положил на стол. Достал отпечатанные типографским способом бланки повесток, быстро написал на них адреса, фамилии, и выйдя в главную комнату поманил к себе только что вошедшего  старшего группы, Ваську Метелина, парня моего возраста, который уже успел повоевать и каким-то образом пробился на учебу в юридический. Вроде как по лимиту для  героических военных – есть у нас такие лимиты в ВУЗах, как я некогда узнал.
Вот только воспользоваться своим правом могут совсем не все те, кто получил от государства отличия за храбрость и другие ничего не стоящие в реальной жизни разного рода награды. Почему я так непатриотично говорю? Потому что знаю, как это делается – навесили железку, и забыли о ветеране – мол, все что могли – сделали. А там уже кормись сам. И что он будет делать? Чем кормиться? Если только что и умеет – воевать, да драться. Ну и прямая дорога в бандиты. Если только вовремя не перехватит ментура и не вольет в свои стройные ряды воинов света. Ни реабилитации, ни помощи на гражданке – человек кровь проливал за Родину, а его пинком под зад, и все! В народное хозяйство!
Армию сократили – в угоду западным кураторам, вот тебе и результат. В стране бродят толпы неприкаянных людей, умеющих только убивать и…убивать. Вредительство чистой воды! Всего за год армия уменьшилась в размере на 400 тысяч человек! И куда они пошли? Понятное дело – куда.
Васька переговорил со своей гвардией, и они сорвались с места – если можно назвать «срывом» медленное, с недовольными гримасами и кряхтением выдвижение в коридор. Да, контингент уже не тот…студент совсем другой пошел. Денежный! За деньги поступают в институт, во всех отношениях – за деньги.
И я вернулся к своему столу. Кстати, в кабинете когда я пришел сидел капитан Городницкий – личность в чем-то даже интересная. Старый служака, себе на уме, он должен был быть старшим участковым в этом опорном. Но поставили Гаранкина. По слухам - он вась-вась с начальником отделения участковых. Впрочем – это было видно и так, без слухов, по тому, как они время от времени решают некие проблемы, запершись в кабинете начальника отделения.
Этот самый начальник – нерусский. Кавказец. Но в отличие от постового, едва спустившегося с гор – человек образованный, подчеркнуто аккуратный, воспитанный, даже матом никогда не ругается. Хадриев Хадри Ибрагимович. В принципе – вполне неплохой мужик, лишнего не требующий, никогда не повышающий голоса до крика и не высказывающий тупых начальнических мыслей. Только то, что требуется для службы, не более того.
Единственно, что можно было бы поставить ему в минус – в отделе стало гораздо больше кавказцев. Его ли это «вина», или просто так сложилось – не знаю Но я давно уже замечал – стоит одному кавказцу выбиться в начальники, тут же в этой организации «заводятся» еще несколько его земляков. Закон природы такой, что поделаешь.
Впрочем, и это я могу понять. Клановая система, попробуй откажи землякам! Ведь у него вся родня там! Не поможешь – от родни отвернуться все соседи. А для кавказцев с их клановой системой это смерти подобно.
Хадриев вроде как дагестанец, и тем удивительнее, что он вовсе не горячий до безумия человек – какими бывают многие представители этого народа, если не большинство. Это ему в плюс.
А в остальном он никакой. В смысле – ни плохой, ни хороший. Он от меня страшно далек, и только когда я накосячу – или пытается меня вытащить (дабы самому потом не попасть под раздачу), или пишет сопроводиловку на заклание – если другого выхода нет. Не друг он мне. Но и не враг. Впрчоем, как я уже говорил – друзей в ментовке быть не может. Максимум – приятели.
Городницкий писал что-то свое, я свое, и так в молчании прошло около часа, пока в кабинет не постучались, и не вошел первый персонаж сегодняшнего действа.
Это была женщина лет тридцати с небольшим, довольно-таки симпатичная, хорошо, со вкусом одетая, только без единого следа косметики, что для молодой женщины, выходящей в люди это было совершенно нетипично.
Прикинул – если ее «раскрасить», она станет совсем уже красоткой, такой, что на нее может соблазниться и лейтенант милиции, давно уже не допускавший дам до своего комиссарского тела.
Ругнулся – что это сегодня со мной?! Раньше бы и мысли такой не возникло! При живой Маше не было – потому что кроме Маши мне никого не нужно. А когда ее не стало – кроме бутылки стало ничего не нужно. А тут вдруг - вот, откуда не возьмись, появился…хмм…эрекция, в общем, появилась! Почти. И на кого?! На сумасшедшую бабу!
Да, это была именно она – плод преступного эксперимента безумных ученых, взращенных в лабораториях КГБ! А где же еще? Конечно, там! То биогенератор сделают, которым прижаривают настоящих коммунистов (вариант – либералов), то кровь перельют этой вот дамочке от ее же сестры! Чудесники, одно слово!
- Мне нужен участковый Каргин! – мелодичным голосом заявил невольный объект моего сексуального возбуждения, и я вдруг с досадой подумал о том, как нехорошо делает бог. Вот зачем он лишил разума такую красотку? Что, не мог найти кого-то пострашнее? Алкаша какого-нибудь?
Хмм…насчет алкаша – это я поторопился. Боже, не слушай меня! И дай мне холодную голову, горячее сердце и не трясущиеся руки, когда я начну фигачить этих подлецов!
Ох, ты ж…а я ведь все решил! Окончательно решил! Это на какие-то там мечты и влажные страдания! Я принял решение!
- Я Каргин – бесцветным голосом объявил я, и показав рукой на стул напротив себя, предложил – Присядьте, пожалуйста.
- Я постою! – напряженно-звенящим голосом объявила дама – Зачем меня вызвали? Ваши люди ничего мне не пояснили! Ответьте, зачем вызвали, и я пойду домой!
Ну вот что тебе ответить? Что сейчас я вызову скорую психиатрическую, и тебя отправят в больницу, где продержат не меньше месяца? Что твоя родня написала на тебя заявление, потому что ты их не пускаешь домой? Что мне нужно задержать тебя как можно дольше, чтобы эта проклятая скорая наконец-то добралась до нас после вызова? А я знаю, как они добираются! Эти твари пока чай попьют, пока партию в дурака доиграют, пока встанут, заведут свою раздолбанную якобымашину уазик – часа два пройдет, не меньше. Это же не настоящая скорая, это больничная машина, никуда и ни зачем не торопящаяся. Так что не спеши, дорогая, посиди и потерпи, пока мы тебя обманом не отправим в кромешный ад, то есть – в областную психиатрическую больницу.
- Посидите. Я сейчас звонок сделаю, и мы поговорим по вашему заявлению. Мы должны вас обязательно опросить! Вы же отправляли заявление прокурору?
- Да, отправляла! – утвердительно кивнула женщина, неестественно блесятщие глаза которой будто светились изнутри, тем огнем, который сжигает всех сумасшедших и одержимых бесами. Что впрочем, наверное, суть одно и то же.
- Ну вот видите – для вас и работаем! – как можно более лучезарно улыбнулся я, довольный хотя бы тем, что выманил несчастную из ее забаррикадированной квартиры. Вот что делать, если бы она не пришла? Заява от родни-то есть! Брать постановление прокурора, вести слесаря, резать дверь – или отжимать. Вязать несчастную, рискуя получить нож в нежное мое подбрюшье. А оно мне надо? А вот так – чисто, элегантно, быстро!
- Семен Викторович, начни опрашивать, пожалуйста, чтобы нам время с дамой не терять! – и кладу ему на стол заявление дамочки с красной резолюцией прокурора: «Проверить не состоит ли на учете у психиатра и принять меры». А чего тут проверять? Все стоящие на учете потенциально опасные кадры у меня выписаны в тетрадку. Их же посещать надо регулярно. По графику. Ну и…вот, она – Лебедева Мария Ивановна. Мария…Маша…ох ты ж…
Я вышел в приемную, набрал ноль-три, обрисовал, как мог, ситуацию невозмутимой дежурной, видавшей виды, и пошел дожидаться приезда дюжих санитаров дурдома.
Кстати – вот же где мерзкие рожи! С ними могут сравняться только цирики на зоне, или в СИЗО! Или самые отмороженные бандиты.  За одну рожу сразу можно сажать, ей-ей!
Впрочем, у меня, когда я с похмелья, физиономия тоже…не Ален Делон, чего уж себе-то шибко врать. Просто они мне не нравятся. Слыхивал я, как санитары обходятся с больными – почище, чем цирики с заключенными. Чуть что – текстолитовой дубинкой в лоб. А сдохнет – сактируют, мол, помер от сердечной недостаточности. А то что ушибы по телу и башка проломлена – так на то он и сумасшедший, катился по лестнице и ступени считал – головой. И доказать обратное невозможно – во врачебной среде круговая порука, тем более – у психиатров, которые всегда работают на грани закона.
Любого можно объявить сумасшедшим – лю-бо-го! Или довести до сумасшествия – если захотят . Вспомнить только «Полет над гнездом кукушки». Только там, в ИХ больничке, условия просто царские. У нас – гораздо, гораздо хуже!
Мой приятель технарский, Федька Зыкин, некогда косил от армии, вытягивая на статью «Головные боли». Всех таких «головняков» на время проверки отправляют в стационар, в областную больницу, в палату, где содержат всех тех, кто либо решил откосить от армии, либо на самом деле придурок, или совершил во время службы какое-нибудь преступление, и отцы командиры решили отмазать себя от неминуемой расправы. И его – само собой. Что с дурака взять – он же дурак! А значит, у его командиров не начинается звездопад. С погонов. И не отправятся они  в народное хозяйство по дискредитирующим их мотивам, после чего не смогут устроиться и самым завалященьким дежурным в вытрезвитель.
Так вот, общались мы тогда с Федькой, порассказал он мне, что в больнице происходит. Жуткое это место. В палате – человек пятьдесят, не меньше. Кроватей не хватает, часть спят прямо на полу. Матрацы старые, часть из них пропитаны уже высохшей мочой и воняют, как три бомжа. У некоторых отправленных в больничку реальный энурез, и они, естественно, мочатся под себя. Вечером драка за матрасы, в которой побеждают сильнейшие. Слабые спят на проссанных матрасах, на полу, а на следующий день они же, как всегда и бывает в уголовном «коллективе», исполняют всю грязную работу – моют полы, которые должны мыть по очереди, подметают, носят еду, в общем – всячески шестерят сильным палаты сей.
Свет не гаснет ни днем, ни ночью, дверь туалета с дырой – от середины двери, и до пола, чтобы было видно, что в туалете творят. Санитары время от времени смотрят в глазок. Да, дверь стальная, отпирается только снаружи. Кормушка, на окнах решетки – настоящая тюремная камера.
Впрочем, и немудрено, что как камера – некоторые из этих обследуемых реально опасны. Что хуже преступника? Только сумасшедший преступник. И в эту вот палату попадают обычные призывники,  «косилы», и взаправдашние полудурки. Попадают в ад. После которого можно только мечтать отправиться в армию! Может для того все и устроено адски? Впрочем, скорее всего, это не так. Просто идиотизм и раздолбайство.
В больнице и женское отделение есть. Так со слов Федьки – у женщин еще покруче бывает. В их отделение врачи поодиночке боятся входить. Врачи-мужчины. Того и гляди изнасилуют. Там содержатся много нимфоманок – родные обычно их сдают в больничку, когда девица пускается во все тяжкие, превращаясь в бесплатную давалку каждому встречному-поперечному. Болезнь, мол, что поделаешь. Вот и сплавляют ее на лечение – хоть немного отдохнуть от творящегося с ее подачи беспредела. И оправдаться перед родней и соседями – не бл..ь, а больная, есть же разница!
Кстати, у меня на участке одна такая есть – страшная девица, а в глазах сумасшедший огонь. Только дай мужика! Глазки мне строила - я аж мурашками покрылся. От такой чего угодно можно ожидать! Того и гляди в пах вопьется, да на диван завалит! Бррр…
Да, про Федьку – отсидел он там свой «срок», получил вожделенную статью, но…в армию все равно загремел. В стройбат. На Алтай. В роту, где на восемьдесят процентов были одни даги. Вот там он и хлебнул горюшка по-полной. Когда после армии мы с ним встретились, он мне немного рассказал – завшивел, ногу ему сломали. А когда попытался отбиватсья – закрыли на губу, где регулярно и сидел. Как выжил – самому не ясно.  Вот и не верь после этого в карму. Хотел ускользнуть, а Провидение – бах! И наказало.
А в конце концов Федька по-жизни спятил. По-настоящему. Паранойя развилась. Ему стало казаться, что его выслеживают, что вокруг дома ездит белая машина и там сидят убийцы.
А еще – они транслируют ему в мозг музыку, лай собак, голоса – чтобы он совсем уже спятил.
Что потом с Федькой было – я не знаю. Не видел его уже лет десять. Разнесло нас с ним в разные стороны. Да и слава богу. Опасаюсь я сумасшедших – мало ли что у них творится в больном мозгу? Повернешься спиной – а он тебе в спину ножичек-то и всадит, решит, что ты пришел его убить.
Скорую-психиатрическую ждали три часа. Два часа мы попеременно с Городницким удерживали женщину, пытавшуюся покинуть опорный, якобы записывая за ней все ее измышления, засыпая всевозможными вопросами, какие только пришли в голову. На самом деле мы или писали свои бумаги, или, как Городницкий, рисовали на листочке фигурки людей и всевозможные геометрические фигуры.
На третьем часу выдохлись оба, не осталось никаких вопросов, не осталось ничего, кроме желания, что эта психическая исчезла из нашего кабинета, унесясь на белоснежной машинке с красным крестом. Но машинка не ехала, и не ехала, и когда дама порывисто встала и сообщила, что отправляется домой – «хватит ее тут мариновать!» – Городницкий тяжело поднялся, и жестким, неприятным голосом приказал:
- Сидеть! Никаких домой! Сидеть, и ждать!
Ну…дальше все пошло очень плохо. Визг, дикие вопли, растопыренные в стороны руки с наточенными ярко-красными когтями – ну сущий оборотень, да и только! Только что на стуле сидела интеллигентная, со вкусом одетая женщина, и вот вместо нее уже монстр, готовый растерзать, искусать, заплевать – в общем, сделать все, что может сделать человек в ее положении, неожиданно и вероломно лишенный свободы воли. Пришлось, увы, вязать.
Честно сказать – мне ее было жалко. Но себя – жальчее. Стоит больную отпустить – она тут же забаррикадируется у себя в квартире за железными дверями, и тогда начнется долгая и трудная эпопея по извлечению жемчужины из раковины-жемчужницы, находящейся на глубине двадцати метров. Нет уж, немного потерпеть – и мы от дамы избавимся.
Да, пришлось ждать еще час. Санитары, что приехали, были здоровенными похмельными мужиками в не очень чистых халатах. Они без всяких церемоний подхватили испуганную, тут же притихшую даму и унесли ее в медицинскую машину, такую же грязную, ржавую и неприятную, как и они сами. Жалко было даму, да, но…мы все облегченно вздохнули. Место сумасшедшего – в психиатрической лечебнице, и только так. Нечего им портить настроение нормальным людям.
Впрочем – а кто нормальный-то? Я, что ли? Может потому мне и было ее жалко, что я сам сумасшедший, который борется со своим сумасшествием заливая больной мозг раствором этилового спирта! И я живо представил – что когда-то и меня так двое дюжих санитаров, воняющих потом и перегаром поволокут в ржавый уазик, чтобы там, без свидетелей, сделать со мной все, что придет в их извращенные больные головы. Бррр…
Ну да, я конечно преувеличиваю, но…суть от этого не меняется.
Кстати сказать – вдруг подумалось – а я ведь сегодня перед вечерним дежурство и не выпил! Ни грамма не выпил! Хотя водка дома и была. Лежал, думал, строил свои зловещие планы – и не выпил!
Хватит, наверное. Совсем – хватит! Надо за себя браться. Раз уж решил делать то, что я решил. Спорт, тренировки в единоборствах (надо будет снова пойти к Герову), пойти в стрелковую секцию – ей же в городском парке стрелковый клуб, ну вот – туда.  Хмм…а если попросить Сазонова научить меня спецприемам? НАСТОЯЩИМ спецприемам, а не той лабуде, что учат в спортивных секциях? Ну а что – за спрос меня не побьют, Сазонов мужик хороший, по всему видно.
Завтра, после обеда, к нему и схожу. Только вот разберусь с тем уродом, из-за которого все и началось, с сынком шинкарки - и зайду. И почему я сразу об этом не подумал?
Домой добирался довольно долго. Автобусы вечером ходят плохо. Раньше я удивлялся – почему так, а потом узнал – специально не выходят на линию. С год назад в отдел один автобусник подал заявление о том, что ему угрожают таксисты, требуют, чтобы он не работал дольше, чем до восьми часов вечера. Мол, стекла побьем, колеса порежем. Он и кинул заяву. Наивный. Когда я подъехал к стоянке, его автобус покоился на дисках. Пробили все колеса. Все 8 (восемь!). И никто ничего не видел, никто ничего не знает. Полный беспредел! Мужик заявление забрал…
Так что - или такси, или дожидайся редких дежурных автобусов. Денег у меня нет, так что только автобусы.
В общем, когда я открывал свою ободранную дверь, было уже за полночь. Темно, тихо, город спит, и только редкие окна в пятиэтажке напротив все еще горят, как маяки запоздавшим мужикам. Манят на свет, мол, ждем тебя, скорее, и чай уже в кружку налит! Где ты?! Скорее приходи!
Меня некому ждать. Даже кота нет. Только тараканы. И те в последнее время начали исчезать – говорят, что на полигоне в области уничтожают химическое оружие, так экология настолько мерзкая, что даже тараканы от нас убежали.
Привычно прошел к холодильнику, достал початую бутылку водки – стресс нужно снимать. Набегаешь за день – нервы аж звенят, пальцы трясутся, желудок стягивает желание ощутить эту горячую струю, растапливающую, уносящую все, что намерзло на душу за этот обычный, ничем не примечательный день. День – как всегда.
Подошел к кухонному столу, привычным движением скрутил крышку с бутылки, подул в граненый стакан, выдувая из него невидимые пылинки и тараканье дерьмо, и…замер. Замер!
Я не хочу пить. Я не хочу пить! Хватит! Я хочу совсем другого! Крови! Напиться горячей крови врага – что может быть лучше?!
Я даже ощутил эту кровь – горячую, пахнущую железом, соленую. И картинка – я рву зубами глотку того, кто лишил меня всего на свете – всей моей жизни!
Подошел к раковине под кухонным краном, и медленно, без эмоций опрокинул бутылку вверх дном. Бульк…бульк..бульк… Последняя капелька повисла на краю горлышка, повисела секунду, и отправилась туда, куда и вся остальная компания. Туда, где и было место этой проклятой жидкости – в дерьмо!
А потом отправился к холодильнику, выволок оттуда все пять бутылок, и одну за другой опустошил туда же – без сожаления, без каких-то побочных мыслей – как механизм, робот, которому дали приказ уничтожить ядовитые продукты.
Все, теперь водки у меня в доме не будет. Никогда! Ни за что! И пива. И вина. И…всего, что одурманивает, всего, что убивает мой мозг и мешает мне исполнить задуманное!
Трезвым внимательным взглядом осмотрел кухню – стол, весь в крошках, мусорное ведро, из которого вываливаются бумаги и банки, пол, стоять на котором босиком просто неприятно из-за тех же крошек и пыли. Все замусоленное, нечистое, как у человека, который наплевал на все и на вся. Как у меня.
Ну что же, новая жизнь? Путь самурая. Путь к смерти. Ведь самурай всю свою жизнь готовится к смерти. Кодекс Бусидо. Как там сказано? «Самурай должен следовать справедливости и отстаивать ее даже ценой своей жизни» Ценой жизни!
Я – самурай! И я буду отстаивать справедливость!
Эта мысль меня просто окрылила. И первое, что я избрал орудием своего возмездия – это ведро с тряпкой.
На спальню ушло двадцать минут. На гостиную – еще столько же. Воду пришлось менять шесть раз. Крошки со столов, старые газеты, пробки, огрызки – все в мусор! Все в пакет! Завтра вынесу.
Из шкафа достал последнюю чистую простыню, пододеяльник – перестелил постель. Грязное белье из корзины, и то, что только что снял с кровати – засунул в стиральную машину. У меня полуавтоматическая, «Вятка», давно с Машей купили. Я ее почти и не использовал. Потрудиться ей придется – ой-ей, накопил я столько, что стирать, не перестирать!
Ужинать не стал – время уже подкрадывается к «Часу быка». На улице темень, потухли и последние окошки в пятиэтажке напротив. Одно только горит – видать, не дождалась…или не дождался.
Тщательно вымылся, сменил трусы, майку. Когда переодевался, посмотрел на себя в большое зеркало на стене. Ну что сказать…я ожидал худшего. Ну да – худой. Но так-то довольно-таки жилистый, крепкий, силу пропить не успел. Дыхалки нет? Это тоже все наживное. Пойду на тренировки, быстро форму наберу. В конце концов – мне всего тридцать лет! 
Качаться с железом не буду. Мой тренер по карате говорил – от этого теряется скорость. А для меня скорость это самое главное. Я не собираюсь пугать противника раздутыми мышцами тяжелоатлета. Мне быстренько завалить его – и слава богу, в бега!
Кстати, насчет завалить…давно хотел изучить ножевой бой. Но только то, что преподавали в спортивных секциях – полная ерунда. Нужен настоящий специалист. Такой, как Сазонов. Почему я решил, что он специалист? Да по всему видно! Спецура, без сомнения! Встречал я таких.
Только что он делает тут, у нас? В этом захолустье? Почему не сидит в Москве, или на крайний случай – в Питере?
И вот еще что странно – я не заметил присутствия его супруги. Не было никакой супруги, совсем! Почему? Одни загадки. Ощущение, что я случайно куда-то провалился, или скорее – ввалился. В чужой дом, в чужую жизнь. Которая скоро станет и моей жизнью...
Как ни странно – кошмар этой ночью ко мне не пришел. Впервые за много, много недель и месяцев. Мне вообще ничего не снилось. Совсем. И впервые за многие месяцы проснулся я свежим и отдохнувшим, хотя и проспал всего-навсего пять часов. Быстро пожарил себе яичницу на остатках завалившегося в  угол морозилки кусочка сала, поел – без хлеба. Увы, ни куска не нашел, одни крошки. Все, теперь новая жизнь. Теперь – путь самурая!
Скоро я уже шагал к остановке, наслаждаясь солнечным летним утром, ветерком и собственным здоровьем. Голова не болела, во рту не нагажено – хорошо быть здоровым и не с похмелья! Ни капли спиртного! Навсегда! Ни капли!
Я даже на планерку успел раньше всех. И это притом, что до начала планерки успел еще и расстаться с несколькими материалами, запулив их заместителю начальника отделения участковых.
И только это я уселся на мягкое кресло в конференцзале, расслабился и приготовился получить втык за что-нибудь пока самому мне не ясное, из коридора донесся голос майора Хадриева:
- Каргин! Иди сюда! Скорее!
Я подхватил свой «чемодан» - никогда не оставляю его без присмотра, мало ли что с ним может случиться, а там ведь бумаги под «грифом» - и через несколько секунд уже стоял перед представительной группой из четырех человек – сам майор, и три молодые женщины приятной наружности.
Одна – Таня Краюхина, из детской комнаты, и две мне не известные, обе хорошо за тридцать, аккуратно одетые, чуть полноватые дамы. По виду - обыкновенные чиновницы.
Почему так решил? Почему чиновницы?  Да вот есть уже чутье на этого «зверя». Они как-то по-особому одеваются, или выражение глаз такое, или аура, которое вокруг них витает – только сразу чуешь, это чиновницы! Не самые крупные, нет – крупные по райотделам не таскаются, и с погаными участковыми не общаются. Если конечно тот не завалятся в их элитную квартиру с поквартирным обходом, отрывая от поедания устриц и черной икры. Или лобстеров. Или что там жрет элита в наше время?
- Вот, Каргин! Отправляешься с ними. Прямо сейчас. Они по дороге объяснят тебе, что нужно будет сделать. Все, поезжайте. Дежурная машина вас отвезет!
Майор повернулся и не говоря ни слова ушел в конференцзал, а Танюха шмыгнула курносым носиком (кстати, очень симпатичная девушка), бросила на меня тоскующий взгляд (Не по мне тоскует, а по пляжу, точно! Работать в такую жару?!), и махнула рукой. Пошли, мол!
И мы пошли, как гусята за маленькой гусыней к ближайшей грязной луже, в которой плавают резиновые пупсы с оторванныи руками и резвятся жуки-плавунцы, охотящиеся за водной фауной.

Sled  не, уже давно не работает...