И еще:

                                                                  Глава 9

  Вскоре я пришел к выводу, что Скворцов не только сильнее Антонова как экстрасенс, у него еще и зрение лучше. Случилось это после того, как я ночью выехал на «Яве» за город, чтобы посмотреть, насколько катастрофична ситуация с ее светом. Оказалось, что далеко не настолько, как я боялся. До идеала, конечно, было далеко, но фара все-таки позволяла уверенно ехать в темноте со скоростью пятьдесят – шестьдесят километров в час. По воспоминаниям же Антонова выходило, что быстрее сорока в таких условиях ездить уже опасно. А это означало, что Скворцов видит лучше – по крайней мере, в темноте.
  Да и восстановиться после сеанса воздействия у него получилось быстрее, уже через шесть дней я смог приступить к поправке здоровья Ефремова. М-да… мне, вообще-то, три раза в жизни встречались пациенты и потяжелее. Выжил один из них, оставшимся двоим удалось только немного оттянуть конец – примерно на месяц.

  Сердце, как я и ожидал, работало совсем плохо. А как оно могло иначе, с такими-то почками? Одна вообще почти не функционирует. Да и с печенью тоже далеко не идеал. И со спиной-то у него что? Я этого пока просто не понял.
  В общем, за три часа с двумя перерывами я смог всего лишь немного помочь той почке, что хоть как-то работала, и прекратил сеанс, потому что выложился весь, досуха.
  - Вы в порядке? – с беспокойством в голосе поинтересовался Иван Антонович.
  - Это нормально, так всегда бывает, - почти правдиво буркнул я, вытирая пот со лба. – Мне бы теперь часок посидеть, не вставая, и попить-поесть чего-нибудь сладкого. А вы как?
  - Вроде немного получше, привкус во рту пропал, даже как-то непривычно. А в остальном…
  - А в остальном потребуется не меньше десятка сеансов, если не все двадцать, - вздохнул я. – И то пока неясно, удастся ли достичь хоть сколько-нибудь полного успеха.
  - Да вы не расстраивайтесь, я к своему состоянию отношусь как к неизбежной данности. Даже странные какие-то аналогии приходят в голову – чувствую себя торпедированным броненосцем. Огромная пробоина, вода прибывает, но ход еще есть, причем он пока не падает, и орудия стреляют даже точнее и чаще, чем до попадания. Ибо весь экипаж понимает, что терять уже нечего и надо просто успеть выполнить все ему назначенное до того, как волны сомкнутся над кораблем. Я, прочитав про себя в вашем смартфоне, даже слегка удивился – надо же, как много мне осталось! Примерно на уровне самых оптимистичных предположений.
  - Вот-вот, а мы вашему броненосцу заведем на пробоину пластырь, откачаем воду из отсеков, и он, глядишь, все-таки доберется до базы, где ему сделают уже настоящий ремонт. Главное, чтобы экипаж не расслабился раньше времени, опасность еще далеко не миновала.

На столике перед креслом, где в позе помирающей медузы слабо шевелился я, усилиями Таисии уже материализовалась здоровенная фарфоровая кружка с чаем и внушительных размеров блюдо с пирожными.
  - У нас прямо как во Франции времен Людовика Шестнадцатого, - улыбнулась она. – И я в роли Марии-Антуанетты. Как там она сказала – «У народа нет хлеба? Пусть ест пирожные!». Вот так, а хлеба действительно нет уже третий день подряд. Говорят, надо в шесть утра занимать очередь, тогда, может, и достанется.
  - Народ в моем лице не против, - ухитрился вставить я с набитым ртом. После тяжелого сеанса у меня всегда возникала потребность в сахаре, но сейчас тех конфет, что я напихал в карман еще дома, не хватило. – Не хлебом единым жив человек, это когда еще было сказано. К тому же скоро введут талоны, и вероятность, что и вам начнет доставаться, слегка повысится. Или талоны будут только на муку и макароны? Честно говоря, уже не помню. 
  - Да ладно, - пожала плечами Таисия, - переживем. Меня вот больше интересует – а как вы все это делаете, в смысле лечите? Если не секрет, конечно.
  - Никаких секретов, - помотал головой я, - вот сейчас еще одно пирожное употреблю и расскажу.
  - Значит, так, - сообщил я, выполнив свой наполеоновский план (ибо слопанное мной было именно «наполеоном», насколько я вообще разбираюсь в кондитерских изделиях). – Все происходит исключительно по методикам Ивана Антоновича, описанным им в «Лезвии бритвы». Возможности человеческого организма пока еще слабо изучены, но они гораздо шире, чем считает большинство. Просто мало кто умеет их использовать по-настоящему, то есть сознательно. Я умею. И, кроме того, умею помогать делать это другим. Не всем, только некоторым. К счастью, оказалось, что Иван Антонович входит в их число. Если продолжить аналогию с кораблем, то я не зарастил каким-то волшебным образом пробоину в борту, и даже не заменил экипаж. Просто рядом с командиром появился советник, который точно знает, что необходимо сделать для реализации шансов на спасение, они еще есть. Ну, или почти точно. Могут вылезти какие-нибудь непредусмотренные осложнения.
  - Это точно, - усмехнулся Ефремов, - могут. Я вот у вас прочитал, что на меня, оказывается, посмертно завели дело. Хорошо хоть не посадили, тоже посмертно. А теперь, выходит, они это смогут организовать и более традиционно, если я подольше задержусь на этом свете.
  - Если будете хлопать ушами – конечно, смогут. Но я над этим уже думал и более или менее представляю, как подобное развитие событий предотвратить. Впрочем, оно пока не горит, органы вами заинтересуются только после начала публикации «Часа быка».
  - Да нет, власти ко мне проявили интерес еще до выхода в свет «Туманности Андромеды».
  - А там-то к чему можно придраться? – удивился я. – Ну разве что кроме сроков наступления коммунизма, так вы оттуда конкретные цифры – кажется, поначалу было две тысячи лет? – сами убрали.
  - Разумеется, сам. После того, как меня вызвали в Министерство культуры и сообщили, что роман, в котором коммунизм наступит не в ближайшие годы, а через тысячелетия, опубликован быть не может. На это я пошел, хорошо хоть от требований понатыкать памятники Марксу и Ленину по всей галактике удалось отбиться.
  - Даже такое требовали? – удивился я.
  - Конечно, а что вы хотели от чиновников? Если памятников не будет, то тот же Хрущев, в очередной раз попади ему вожжа под хвост, может спросить – а вы-то куда смотрели? И сделать выводы. А если их вставить, никто ничего сказать не сможет. Ну, а что роман тогда превратится в фарс, это не их дело. Так что я, наверное, слегка подозрителен властям еще с тех времен. Пишу хоть и о коммунизме, но не в свете руководящих указаний, да еще и не член партии.
  - Что? – вот тут я по-настоящему охренел. В процессе просмотра материалов о Ефремове мне и в голову не пришло поинтересоваться его партийностью – все казалось изначально ясным. А тут вон оно что! – Как же это вас угораздило?
  - Происхождением не вышел, отец был сначала арендатором, а потом владельцем небольшого лесопильного завода. Отказали в приеме.
  Да уж, подумал я. Как в свое время сказал товарищ Сталин – «Это будет посильнее «Фауста» Гете!». Если раньше я допускал, что, может, партия в нынешнем виде все же имеет какие-то, пусть и минимальные, права на существование, то теперь последние сомнения испарились. Давить, только давить! Иначе какой там в дупу коммунизм – социализм и то получится только «развитой», то есть до предела выродившийся и ублюдочный.
  - А вы в партию не собираетесь? – подколол меня Иван Антонович.
  - Сначала надо определить цель, уточнить путь, потом выбрать средства, и, если одним из них будет партийность, придется. В дерьмо я уже вступал, ночью в деревне не видно, куда ноги ставишь. И в партию, наверное, тоже смогу, особенно если заранее зажму нос и зажмурюсь.
  - И как у вас уточнением пути? У меня вот пока не очень, хоть я и пытался обдумать этот вопрос.
  - Мне проще, я дилетант, а не ученый, поэтому мнение уже есть. Оно состоит в том, что классики совершили огромную, прямо-таки эпическую ошибку, заявив, что победа коммунизма возможна только в мировом масштабе. Ну ясно же, что дело обстоит как раз наоборот! Чем меньше коллектив, тем проще в нем построить коммунизм – естественно, если моральные качества членов позволяют. Вот нас сейчас в квартире трое, и, если понадобится, коммунизм тут можно построить очень быстро. Пятнадцати минут должно хватить, только это никому из нас не нужно. Листок бумаги и карандаш у вас найдется? Попробуем изобразить процесс графически.
  Я нарисовал несколько маленьких кружков и объяснил:
  - Вот, значит, весь лист – это исходный строй. Пусть он называется социализмом, это не очень принципиально. И вот, значит, мы в нем организуем ма-а-аленькие такие очаги коммунизма. Естественно, огородив их и обеспечив невозможность проникновения посторонних, а то ведь все растащат, а оставшееся загадят. Со временем эти анклавы разовьются, укрепятся и начнут расти. Сначала так…
  Я увеличил диаметры кружков раза в три.
  - А потом и вот так!
  Новый прирост был раз в десять от исходного, и многие круги сомкнулись.
  - Видите? Теперь уже не коммунизм огорожен, а, наоборот, исходный строй оказался разбит на очаги, со всех сторон обнесенные забором! Вот он, путь, на котором я вижу хоть какую-то перспективу. Только надо помнить, что анклавы предыдущих формаций совсем исчезнуть не могут, и такую цель ставить нельзя. Козлы будут рождаться всегда, и им необходимо оставить место, где они будут пастись без вреда для окружающих.
  - Себя вы, конечно, к козлам не относите.
  - Ну да, я же хоть иногда человек несдержанный и склонный к поспешным решениям, но в общем, наверное, положительный. К тому идеологически подкованный и материально… э-э-э… то есть морально устойчивый. Понятно, что не идеал, но для начала хоть таких бы найти достаточное количество! А когда все станут лучше, добрее там, идейнее, то и я под влиянием коллектива подтянусь. Если не помру раньше, процесс-то будет длительный.
  - Хм, - чуть не подавился чаем Ефремов, - наверное, обсуждать личности все-таки рановато. Тот строй, что сейчас наличествует в Советском Союзе, создать внутри себя анклавы коммунизма не способен. Если, конечно, не причислять к нему дачные поселки ЦК и правительства.
  - Согласен, вот уж их-то точно причислять нельзя – обитатели там не те, хотя с материальной базой все в порядке. Но вот в остальной стране даже с ней не очень, так что в любом случае начать придется именно с этого пункта. Мне кажется, в принятой сейчас трактовке марксизма есть и еще одна серьезная ошибка, кроме той, о которой я уже говорил. Почему-то считается, что социализм – это строй, в котором всего лишь отсутствует частная собственность на средства производства. Все правильно, Маркс доказал, что она является основным инструментом эксплуатации. Но ведь столовый нож часто становится орудием убийства! Хотя он предназначен вовсе не для этого. То есть любой инструмент можно применить по-разному, и частную собственность тоже. У вас, вон, пишущая машинка стоит – она именно частная, потому как средство производства. И вообще, смысл социализма, как более справедливого общественного устройства, выражается формулой «от каждого по способностям, каждому… нет, не по труду, а по результатам труда». Суслов, вон, тоже трудится, но деньги ему за это дают совершенно зря. В правильном социализме он бы при таких результатах поехал остров Новая Земля от снега чистить и не вернулся бы, пока весь не очистил. И частная собственность тут ни при чем, важны результаты ее использования. Если они приводят к увеличению имущественного неравенства сверх социально допустимого предела, то государство… или даже партия, как в Китае двадцать первого века, обязаны вмешаться и укоротить зарвавшегося владельца. Кстати, китайский подход дал и довольно интересные результаты в плане формирования нового человека, что вы, насколько мне известно, считаете даже более важным, чем достижение материального достатка.
  - Считаю, - подтвердил Ефремов. – Вы это все сами придумали?
  - Нет, что вы, это все Дэн Сяопин, я только более или менее связно изложил самое начало его теории. Это человек, вытащивший Китай из глубокой задницы середины восьмидесятых, где он пребывал после правления Мао, на второе, а то и первое место в мире по промышленному производству в десятых годах двадцать первого века. Это смотря как считать. Если в плюс записывать и прибыль от чисто спекулятивных сделок, где никакие товары вообще не участвуют, то тогда на первом месте Штаты. Ну, а если их во внимание не принимать, то однозначно Китай.
  - Очень интересно. Можно у вас попросить более подробные материалы об этом?
  - Да, конечно. Я завтра собираюсь в двадцать первый век, так что послезавтра с утра могу завезти, как раз воскресенье будет.
  - Заранее благодарю. Но, наверное, на два вопроса по этой теме вас ответить не затруднит и сейчас.

  Я попытался встать, но убедился, что ноги меня держат еще не сказать чтобы очень хорошо, и плюхнулся обратно в кресло.
  - Конечно, не затруднит, и задавать можете не два вопроса, а все, что у вас появились, постараюсь ответить.
  - Вы что-то говорили о китайских результатах формирования нового человека. Пример можно?
  - Пожалуйста. Что такое русский купеческий загул, вы знаете? Но вообще-то это явление интернациональное. Добившись финансового успеха, многие испытывают потребность показать его самыми дикими способами. Купцы в прошлом веке венецианские зеркала в ресторанах били, но это по нынешним нашим меркам вообще детский сад, так в грядущей России развлекаются разве что на районном уровне. А на действительно высоком масштабы совсем другие. Там строят роскошнейшие дворцы в заповедных зонах, покупают огромные яхты, самолеты и потом без всякого стеснения, публично выясняют, у кого что круче. Один вон вообще воздушный лайнер для двух своих собак купил, чтобы им было на чем в Швейцарию летать на случки. Ничего тут не поделаешь, человек еще совсем недавно слез с дерева и лишился хвоста, его поведение все еще описывается по дедушке Фрейду. Так вот, в Китае за подобный купеческий размах можно и запросто вылететь из партии, а это для миллиардера куда неприятнее, чем для простого рабочего. Хорошо если потом удастся остаться хотя бы миллионером, но даже это не гарантируется. Но размах-то продемонстрировать хочется! Если по-простому нельзя, то можно что-нибудь придумать. Например, вот такое. 

  Как-то раз один весьма небедный китаец в ознаменование своего юбилея решил устроить лучшим рабочим со своих заводов недельный отдых на Мальдивах. Мол, он такой, он может! А это все-таки не Египет и даже не Таиланд, там отдыхают более состоятельные люди. И вот, значит, в один прекрасный день прилетает в Мале широкофюзеляжный Боинг 747. В такой самолет даже американцев влезает более пятисот голов, а китайцев, наверное, можно напихать и раза в полтора больше. И все эти нищие китайцы сотнями лезут из самолета в рай для богатых! Получилось что-то вроде скандала, но его быстро замяли.
  Это, конечно, тоже не идеал, но лично мне все же нравится больше, чем самолет для собак.
 
  - Оригинально, - усмехнулся Ефремов. – Но меня больше интересует другое – а как вообще этому вашему Дэну удалось повернуть партию на столь неестественный для нее курс? Если тот же Хрущев задумает что-то хоть отдаленно похожее, его общими усилиями скинут сразу, не дожидаясь октября будущего года.
  - Так ему Мао помог! Он же пересажал и перестрелял почти все руководство компартии, только немногие успели разбежаться и попрятаться. Поэтому Дэн имел возможность сам формировать новое руководство партии под новые задачи. У нас перед Горбачевым тоже встала похожая задача, но она была все-таки проще. Он же собирался улучшать жизнь не всего народа, а лишь отдельных его представителей. Под такие задачи найти кадры было проще, и он смог чисто аппаратными методами, то есть интригами и подсиживанием, заменить почти весь состав Политбюро и более половины ЦК. Кстати, и здесь обязательно потребуется нечто подобное, причем одни горбачевские методы тут не сработают, наверняка придется обращаться и к опыту товарища Мао тоже. Разумеется, творчески его переосмыслив.
  - Это как?
  - Ну зачем нам устраивать всякие культурные революции, от которых потом экономика не может оправиться десятилетиями? Нет, мы пойдем другим путем. Целительство, оно же, как и почти все на свете, может иметь знаки как плюс, так и минус. Причем в минусе работать проще, даже не нужен непосредственный контакт. Как говорится, ломать не строить, душа не болит. Правда, сейчас мне не то что весь ЦК – и четверти не осилить, ну так мы вроде особо и не спешим. А там, глядишь, от регулярных тренировок и квалификация повысится.
  - Вы серьезно? – ошарашенно спросил Ефремов.
  - Почти. Немного преувеличил для большего эффекта, но основную идею передал верно. И что вы на меня так смотрите? Сами же предположили, что я фагоцит. А как, по-вашему, фагоцит должен реагировать на угрожающую родному организму опасность?
  - Ох, ну и каша у вас голове, - вздохнул Иван Антонович.
  - Не буду спорить, но, по-моему, даже каша все-таки лучше, нежели продукт ее переработки кишечником.

  Столь свободно я говорил потому, что в двадцать первом веке специально выяснил – прослушка была проведена Ефремовым только в семидесятом году, да и то осуществлялась она через телефон. А пока у них даже телефона нет, можно особо не беспокоиться.
  Хотя, конечно, индикатор скрытой проводки я уже собрал и проверил им квартиру Ефремовых, а сейчас заканчивал сборку чувствительного радиосканера.