И продолжение:

                                                       Глава 14

  Магнитофон я отдал завлабу не в феврале, а в последний день марта. Задержка была связана с тем, что и лентопротяжку потребовалось слегка доработать, дабы она полнее соответствовала обновленной электронике. Завлаб отнесся к переносу срока с пониманием и даже спросил, не нужно ли оплатить не оговоренные заранее работы. На что я ответил в том духе, что, мол, если сам сразу не догадался, что такие доработки понадобятся, то сам и дурак. По уму за срыв сроков вообще полагается слегка уценить работу. Но на это завлаб не согласился, так что я получил свои пятьсот пятьдесят рублей.
  Этот визит начальника не вызвал такого ажиотажа среди соседей, как первый, все-таки он был уже четвертым. Завлаб приезжал, чтобы забрать магнитофон после записи «битлов» всем желающим, затем в конце января привез его обратно и вот сейчас окончательно забрал, уже в преображенном виде.
  Зато через день к нам в гости заехал Ефремов, ему было интересно, как я тут устроился. И вот этот визит поверг семью соседей в шок. Правда, не всю – дядя Миша если что и читал, то только Брянцева и Ардаматского. «Великая дуга» показалась ему слишком скучной и не пойми про кого написанной, а больше он ничего из Ефремова читать и не пытался. Джулька, наверное, вообще ничего не читал, но это не уменьшило энтузиазма, с которым он вертел хвостом и повизгивал. Зато и тетя Нина, и Вера читали все, что было из фантастики в библиотеке на улице Строителей, в том числе и недавно вышедшее «Лезвие бритвы». Не знаю уж, что они про меня подумали, но потрясение было настолько сильным, что тетя Нина потом несколько дней то и дело обращалась ко мне на «вы», и только после неоднократных напоминаний о том, что лично я вообще ничего не написал и не собираюсь, вернулась к прежнему обращению.
  А Вера вбила себе в голову, что прототипом Гирина был я.
  - То-то, когда я читала, он мне казался каким-то знакомым! – заявила девушка.
  Мои попытки объяснить, что, когда роман писался, я служил в армии и вообще вдвое моложе Гирина, успеха не имели. Мне было сказано, что Гирин тоже когда-то был молодым, а я, наоборот, со временем достигну его возраста. А что на момент начала написания романа Ефремов не был со мной знаком, так это и вовсе ерунда. Он же гений, а, значит, мог предвидеть и не такое. 
  Ладно, решил я, это у нее возраст такой. В юности всех тянет кого-то идеализировать, так пусть уж лучше меня, чем фиг знает кого. Когда со временем наступит разочарование, оно все-таки будет не очень сильным, я постараюсь. 

  Третьего апреля шестьдесят четвертого года в семье соседей произошло знаменательное событие – они наконец-то купили телевизор. Вообще-то у них были поползновения совершить покупку еще полгода назад, но средств тогда хватало только на самый дешевый аппарат, какую-то «Зарю». Антонов, даром что занимался ремонтом телевизоров, ничего про такой не слышал – видимо, к началу его трудовой деятельности эти динозавры давным-давно вымерли. Поэтому Скворцов посоветовал не выбрасывать деньги на ветер, а подкопить и приобрести что-нибудь качественное. К его совету прислушались, и вот, наконец, в один прекрасный пятничный вечер дядя Миша на служебной «Победе» и со мной в качестве грузчика-консультанта привез долгожданный рассадник культуры домой.
  Я втащил ящик в квартиру и с облегчением поставил его на пол в прихожей. Хоть это был и не более поздний «Рубин», цветной, который в одиночку и не особо поднимешь, а черно-белый, марки «102В», но весил он все равно порядочно – тридцать два кило.
  Естественно, вокруг телевизора тут же запрыгала и заверещала Вера. Ей по мере сил помогал Джулька. Никто не усмотрел в этом ничего необычного – все давно привыкли. Отсутствие такой реакции могло означать только одно – девушка серьезно заболела.
  Выяснилось, что соседи до сих пор не решили, куда его ставить. Вера вообще предложила в прихожую – мол, чтобы я его тоже мог смотреть, когда захочу.
  - А что, вы меня в комнату не пустите?
  - Пустим, конечно, но вдруг ты захочешь посмотреть что-нибудь ночью, когда все спят?
  - Ночью, когда все спят, телевизор может показывать только настроечную таблицу, да и то не всегда.
  В общем, с двухэтажной тумбочки нашими с дядей Мишей усилиями был снят верхний блок и водружен на комод, благо высота потолка позволяла, а на освободившееся место мы поставили телевизор. После чего дядя Миша нас покинул, ему надо было отогнать «Победу» в парк.

  Честно говоря, я не очень понимал, из-за чего люди испытывают такой восторг. Несмотря на то, что «Рубин» теоретически мог принимать двенадцать каналов, реально в Москве работали только два, причем далеко не круглосуточно. Никакой аппаратуры видеозаписи на студиях еще не было, поэтому передачи шли либо в прямом эфире, то есть в основном беседы на камеру, либо это были сюжеты, снятые на кинопленку. То есть кроме изредка показываемых фильмов, в основном тягомотно-скучных, смотреть было нечего. Ни «Кинопанорамы», ни «Кабачка 13 стульев», ни даже «Спокойной ночи, малыши» еще не было.
  В частности, в день покупки передачи начались в половину двенадцатого с программы «На просторах Родины», но тогда все были в школе или на работе, и вообще телевизора у нас еще не было.
  В обед он тоже не появился, но в вещании наступил перерыв до пяти вечера.
  Когда мы с дядей Мишей только покупали этот «Рубин», шел какой-то «Экран международной жизни».
  Зато когда телевизор наконец-то оказался на своем месте и был включен, по второму каналу шел мультфильм «Приключения Буратино». Его я посмотрел, в основном с целью оценить качество звука и изображения. А ничего так, я, честно говоря, опасался худшего.
  И, наконец, когда мы с опозданием почти на час поужинали, начался фильм «Мать». Нет уж, мать вашу смотреть не буду, подумал я и ушел к себе, отговорившись тем, что у меня много несделанной работы, а этот фильм я уже видел. Это было чистой правдой, но то, что данный просмотр состоялся где-то лет пятьдесят назад и все увиденное я напрочь забыл уже через месяц, осталось невысказанным.

  Ну, а в воскресенье пятого апреля я выкатил преображенную «Яву» на улицу.
  Степень сжатия я ей увеличивать не стал – это в Москве с бензином было терпимо, но если от нее отъехать километров на сто – двести в любую сторону, то, как мне сказал дядя Миша и подтвердил завлаб, сразу становилось наоборот. А в таком виде «Ява» даже могла потихоньку, без фанатизма ехать и на шестьдесят шестом.
  Однако полированные каналы и электронное зажигание все-таки привели к тому, что мотор стал раскручиваться заметно резвее. Максималку я пока не замерял, для этого лучше выехать из Москвы, но приемистость возросла.
  Вечером я проверил свет. Да уж, с таким ночью ездить одно удовольствие!
  В фаре у меня теперь стояла двенадцативольтовая галогенка на шестьдесят/пятьдесят пять ватт, которой я переделал цоколь, чтобы она вставала в явскую оптику. Но питалась фара не от бортсети, а от преобразователя, выдающего три фиксированных напряжения на выбор – восемь с половиной, десять и тринадцать с половиной вольт.
  На самом малом напряжении лампа светила желтовато и тускло, примерно как штатная у «Явы». На среднем – уже заметно ярче, но не очень выделяясь на фоне, например, «Урала». Но зато на максимуме зона уверенной видимости была метров сто тридцать! Где-нибудь в горах Кавказа или Крыма это будет очень к месту, ночи там темные, а дороги извилистые.
  Как уже говорилось, теперь бортсеть моего мотоцикла стала двенадцативольтовой. Генератор давал порядка девяноста ватт. Аккумулятор я поставил от «Тулы», в отличие от более поздних времен они пока продавались практически свободно.
  Кстати, магниты в статоре обеспечили еще один довольно приятный плюс. Обычную «Яву» без аккумулятора (или с севшим) с кика не заведешь, только с толкача. А моя теперь заводилась и с ноги. Правда, не первого тыка, как с аккумом, а с третьего. Первые два обеспечивали заряд конденсаторов в контроллере зажигания.
  Пассажирская часть сидения теперь была приподнята примерно сантиметров на семь. Во-первых, это обеспечило дополнительное пространство под седлом, куда теперь можно было что-то сунуть. Во-вторых, у меня появился упор для копчика, в дальней поездке он не лишний. А в-третьих, Вере стало гораздо удобнее. Раньше ее глаза были примерно на сантиметр ниже моего плеча, из-за чего девочке было довольно неудобно смотреть вперед. Ну, а теперь все стало нормально.
  Кроме того, вместо неудобной явской рукоятки газа, которую для выкручивания на полную приходилось перехватывать, стояла от «Паннононии», этого недостатка лишенная.
  И, наконец, моя «Ява» обзавелась зеркалами и поворотниками, коих у нее в стандарте не было. Да и вообще их на мотоциклы пока не ставили – типа пусть водитель вертит головой и руками показывает намерение повернуть.
  В общем, мотоцикл получился очень приличный. Когда молодой Антонов в первый раз поехал на юг, его «Ява» была заметно хуже.
             
  Я все-таки сочинил письмо от имени Ефремова будущему кавалеру всех мыслимых и немыслимых орденов - нашему дорогому Леониду Ильичу, однако никакого восторга у «автора» оно не вызвало. Сначала он долго придирался к запятым, а потом, заикаясь заметно сильнее, чем обычно (обычно-то оно было почти незаметно), вопросил:
  - В-вы же вроде собирались ни во что н-не вмешиваться до четырнадцатого октября? А это будет самое настоящее вмешательство, причем не м-микроскопическое.
  Я в общем-то прекрасно понимал Ивана Антоновича – ему было просто противно. Мне-то что – накорябал текст и забыл, а ему под ним подпись ставить! Это ж потом самому себе будет в глаза смотреть стыдно. Но так как и то обоснование, что он мне высказал, выглядело вполне логичным, мы решили этот вопрос пока отложить. Зато перед майскими праздниками съездили в Архангельское – посмотреть, как оно там.

  Надо сказать, что пассажиры с точки зрения мотоциклиста бывают разные. Например, Вера представляла безусловный идеал, такой даже Антонову вроде бы не встречался, хоть он и успел повозить на заднем сиденье множество народу обоих полов.
  Так вот, правильный пассажир должен, во-первых, не очень много весить. Во-вторых, он должен сидеть, крепко прижавшись к спине водителя, и наклоняться вместе с ним, причем как можно более точно. А это не так просто.
  Обычно водитель выдерживает одну и ту же позу относительно мотоцикла, но иногда требуется иное. В длинных поворотах, проходимых на большой скорости, водитель наклоняется внутрь поворота сильнее, чем мотоцикл. А в «змейках», наоборот, он сидит прямо, а виляет только мотоцикл под ним.
  И, наконец, правильный пассажир глядит вперед всегда из-за одного плеча водителя, заранее оговоренного. Мне было привычней, чтобы справа.
  Как уже говорилось, Вера в этом смысле была полным идеалом. А Ефремов – наоборот, он ухитрялся не соблюдать ничего из перечисленного. Да к тому же оттого, что Иван Антонович весил существенно больше Веры, а сидел немного выше, чем на мотоцикле без доработок, его отрицательное влияние на устойчивость и управляемость еще усилилось. Разумеется, на безопасности поездки это не сказалось, но ехал я медленнее обычного. И, наверное, устал бы, если бы до Архангельского было не тридцать километров от улицы Губкина, а сто пятьдесят или двести.

  По приезду мы разделились, договорившись встретиться часа через три на площади у небольшого дощатого сарайчика, громко именуемого автовокзалом. Кстати, рядом там стояла гораздо более современная, почти целиком из стекла и бетона, столовая. Из чего я сделал вывод, что, наверное, жители Архангельского в большинстве своем домоседы, но зато любят покушать.
  Ефремов пошел осматривать окрестности и любоваться пробуждающейся от зимней спячки природой, а я путем опроса местного населения попытался выяснить, насколько реально здесь снять дачу на лето. Оказалось, что вполне – правда, цены слегка кусались. Если с июня по сентябрь включительно, то мне сказали, что потребуется как минимум девяносто рублей, а то и вовсе все сто. Да и то если договариваться и платить аванс прямо сейчас, к лету сумма еще подрастет. Это было заметно дороже, чем в Абрамцево, где Ефремовы снимали дачу в прошлом и позапрошлом году. Но, с другой стороны, здесь, в Архангельском, имелось существенное преимущество. По Абрамцево сколько не слоняйся, все равно не встретишь даже самого захудалого кандидата в члены президиума ЦК КПСС, не говоря уж о полном члене. Максимум, кого можно увидеть, если постараться – Константина Федина. Однако он хоть и первый секретарь, но не ЦК, а всего лишь Союза писателей. В общем, лично мне он неинтересен ни как секретарь, ни как писатель, ни как человек. И, наверное, Ефремову тоже.
  Зато в Архангельском теоретически можно совершенно случайно – ну, или почти случайно - познакомиться с Алексеем Николаевичем Косыгиным, а это личность совсем другого масштаба. Да и не обеднею я от каких-то там ста рублей! То есть, как будет сказано Ивану Антоновичу, не лично я, а благодарные потомки.

  Тем временем события шли своим чередом – тем самым, что однажды уже прошли в прошлом Виктора Антонова.
  В четверг четырнадцатого мая, как и положено, верный ленинец, а по совместительству еще и лысый придурок Никита торжественно открыл высотную Асуанскую плотину в Египте – то есть пока еще в Объединенной Арабской Республике. Об этом писали все газеты, включая «Пионерскую правду». Блин, сколько же денег этот недоумок вбухал в тот самый Египет! Причем, что характерно, без всякой отдачи. Антонов читал в интернете, что около трех миллиардов рублей. Да за такие деньги можно было купить не один, а сразу несколько ВАЗов! Штук пять, если не шесть. И уже в середине шестидесятых по городам и весям страны бодро бегали бы автомобили, кои народ ласково именовал бы «ведрами с гайками». Хотя это потом, а вообще-то для начала семидесятых «Жигуль» – вполне приличный автомобиль. Если, конечно, к нему приложить руки. А если бы не наш идиот-кукурузник и не египетский сукин сын Насер, то кроме «Фиата» у нас уже были бы и «Ситроены», а может, и какие-нибудь «Форды» попроще.

  Двадцать седьмого мая у нас, как и там, от сердечного приступа скончался Джавахарлал Неру. В Индию мы, кажется, тоже вложились. И, насколько Антонов был в курсе, почти с тем же результатом. Хотя нет, он же помнит, что индийские презервативы на фоне баковских «изделий номер два» выглядели натуральным чудом! Да и чай, хоть его в обычных магазинах почти не встретишь, тоже ничего. Так что не будем про Индию, тем более что денег туда вроде бы ушло меньше, чем в Египет.
  Все это означало, что мое пребывание в данном времени на основной исторической последовательности не сказалось вообще никак. И, значит, можно было надеяться, что четырнадцатого октября здесь, как и там, некто Хрущев вынужден будет переквалифицироваться из первых секретарей в пенсионеры.