Продолжение:
Глава 13
В бытность свою Антоновым я считал, что желание детей побыстрее начать жить отдельно от родителей является совершенно естественным и особого обоснования не требующим. Мол, все так делают. Потребовалось стать Скворцовым, живущим в СССР 60-х годов, чтобы усомниться в этом тезисе.
То есть нас с Верой жизнь с ее родителями совершенно не напрягала, скорее наоборот. В конце лета Вера в состоянии, близком к панике, сообщила мне, что тетя Нина начала задумываться о даче – раз уж дядя Миша теперь начал более или менее прилично зарабатывать и, главное, отдавать супруге не только всю получку, но и часть денег, заработанных на «Победе» по вечерам.
- Сбегут, - растерянно делилась со мной жена, - а нам что делать – няню нанимать?
- Ну, на дачу особенно-то не сбежишь, - попытался возразить я. – Там нельзя строить капитальные дома с отоплением.
- Это раньше нельзя, а с шестьдесят девятого года будет можно! Сама в «Известиях» читала. А у нас тут заранее организуется дачный кооператив, твоя Октябрина воду мутит. Уже нашла каких-то строителей и говорит, что маленький, но пригодный для круглогодичного проживания дом на участке в восемь соток обойдется всего в четыре с половиной тысячи, а большой и на двенадцати сотках в девять, причем государство даст кооперативу ссуду на десять лет. Ты, Вить, там на своей Луне совсем закопался, уже и газет не читаешь, и с приятелями из Политбюро не общаешься.
Тут она была права, в этом году всем, не относящимся к полетам на ночное светило, я мог интересоваться только урывками. А этим летом и поговорить стало не с кем, все мои высокопоставленные знакомые разъехались.
Косыгин отбыл в Пицунду, мотивировав отъезд тем, что он уже скоро два года как не был в отпуске.
Брежнев улетел во Францию, к де Голлю. Там недавно закончилась какая-то буча, про которую Антонов еще в прошлом году собирал материалы, но он их почти не читал, а я и тем более.
Семичастный с июля торчал в Чехословакии – и, похоже, довольно результативно. Лето уже почти кончилось, а «Пражская весна» так толком и не началась.
Шелепин гостил у Хо Ши Мина.
В Москве из знакомых членов и кандидатов в члены Политбюро оставались только Демичев и Устинов, но это были не те люди, с которыми можно поговорить о новациях в области кооперативного движения. Поэтому я просто заказал секретарше сделать тематическую подборку прессы по этому вопросу.
Вскоре я начал понимать, в чем тут дело. Руководство пыталось бороться с нарастающим товарным дефицитом, и я бы сказал, что в общих чертах довольно успешно.
Ведь что такое пресловутый дефицит? У его две составляющих. Первая – это перекосы в ассортименте производимых товаров. То есть того, что мало кому нужно, прорва, им забиты все полки во всех магазинах. Например (и лично меня это не переставало удивлять), тот самый горячо любимый Антоновым консервированный лосось в собственном соку. Несмотря на то, что роман с рыбной принцессой остался в далеком прошлом, «дракон» продолжал закупать банки в товарных количествах. Этим лососем были забиты полки не только в «Рыбе», но и во многих других местах, и никто его особо не брал. Зато найти шпроты – тот еще квест, хотя стоят они ненамного дешевле, а по питательности и вкусовым качествам и рядом не лежали.
И вторая составляющая – нарастающий избыток денежной массы, ведь Брежнев твердо держал курс на повышение доходов трудящихся, вот только он забыл перед словом «доходы» поставить «реальные». В результате денег прибывало, а возможность купить что-нибудь нужное в магазине потихоньку убывала. Зато, естественно, прибывала у спекулянтов.
Так вот, недавно партия и правительство (ну принято сейчас так говорить, принято) занялись решением этого вопроса, причем, что меня удивило, по обоим направлениям и комплексно. Кое-что я уже видел своими глазами, просто не обращал особого внимания из-за Луны и роботов на ней.
Например, двухскоростными мопедами еще в прошлом году были завалены все спортивные магазины, ибо четыре года назад для управления ими стал нужен документ. То есть права категории «М» - это вовсе не изобретение двадцать первого века. Естественно, такие мопеды тут же перестали покупать.
Отменять мопедные права никто не стал, но их получение резко упростили, а на селе и в поселках городского типа их выдачу вообще переадресовали участковым. Вместе с отменой медсправки это привело к тому, что спрос на такую технику прилично возрос.
Еще один пример – минские мотоциклы «Макака», то есть М-104 и М-105. Не сказать, чтобы их так уж хватали, хоть они и были довольно дешевыми. Однако в прошлом году отменили техосмотр для техники с объемом двигателя менее ста пятидесяти кубов, и «Макаки», а заодно еще и «Вятки» начали продаваться куда лучше.
Получилось, что чисто административными, то есть почти ничего не стоящими мерами государство мягко склонило народ слегка увеличить траты.
И все новации из области кооперативного строительства были из той же оперы. То есть партия и правительство, похоже, взяли курс на то, чтобы возможность тратить деньги росла по отношению к увеличению зарплаты опережающими темпами.
Кстати, условия для этого были самые благоприятные. Попробуйте-ка что-то разрешить, да еще и за деньги, когда запретов вообще нет! Обломаетесь. А когда их полно, можно отменять по одному, начиная с самых дурацких, придуманных Хрущевым. И, естественно, отменять не на халяву.
Вот, значит, на селе уже были сняты многие ограничения на личное хозяйство колхозников, а про хрущевские «агрогорода» никто давно не вспоминал. Зато начали часто цитировать ленинскую статью «О кооперации», из чего можно было сделать вывод, что впереди нас ждут довольно интересные времена. И осталось только выяснить – расширение кооперативного жилищного строительства будет идти за счет сокращения темпов ввода бесплатного жилья или как? Хотя, пожалуй, на «или как» в обозримом будущем можно не надеяться, стройматериалов-то сколько было, столько и останется.
В общем, у нас все еще впереди, и эта мысль тревожит.
Из вождей первым вернулся Брежнев, но не в Москву, а прямиком в Завидово. И пригласил меня, так что вскоре мы с ним уже сидели в знакомой беседке.
- Ты, Витя, конечно, критикан и антисоветчик, хоть и коммунист, - благодушно просвещал меня Леонид Ильич. – Но умный, с кем попало не откровенничаешь, а только с теми, с кем можно. Так и надо, мы тебе за это благодарны. С твоей колокольни часто бывают видны такие недостатки, которые с нашей не очень заметны. Но вот как ты один из главнейших вопросов нашей советской действительности пропустил, я понять не могу.
- Наверное, занят был, - предположил я. – С этой Луной я не то что какую-то там действительность держать в памяти – жене чуть не забыл подарок на девятнадцатилетие приготовить! Еле успел вспомнить. А что за вопрос-то такой ужасный?
- Неужели не понимаешь? Программа партии!
А ведь действительно, сообразил я. Та программа, что вроде как действует сейчас, написана при Хрущеве и явно под его диктовку – без нее наворотить столько чуши не получилось бы. Одно только «нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме» чего стоит, а ведь это далеко не единственный перл. Там еще очень убедительно говорилось о ликвидации различий между городом и деревней, между умственным и физическим трудом и даже, кажется, между мужчиной и женщиной. Впрочем, конкретно в этом я не уверен. Скворцов эту программу если когда-то и читал, то начисто забыл после взрыва на учениях. Антонов, правда, точно читал, но давно и не очень внимательно. Однако воспользоваться его воспоминаниями все-таки можно.
- Ну, кое-что из программы как-то выполняется – например, на пятидневную рабочую неделю перешли еще в прошлом году, - неуверенно промямлил я.
- Видишь? Даже ты больше ничего не смог вспомнить. Практически партия сейчас живет и работает без программы, и это совершенно нетерпимое положение. Я собираюсь поднять этот вопрос сначала в Политбюро, а потом и на пленуме. Когда там у вас была принята следующая программа?
- В восемьдесят шестом году. Но ее назвали всего лишь новой редакцией, и вообще эту бумажку никто всерьез не воспринял. Не та уже была обстановка в СССР.
- Вот-вот, типичный пример, к чему может привести затягивание с принятием необходимого решения. Поэтому ты мне, пожалуйста, эту программу скопируй. И снабди своими комментариями. И я разрешаю… нет, даже прошу – не стесняйся. Пиши все, что думаешь. Если тебе покажется, что цензурными словами какую-то мысль не выразить, выражай ее нецензурными.
- Сделаю, - кивнул я, для солидности выдержав паузу. - И, кстати, одно соображение у меня уже есть.
- Сначала налей себе сока, раз уж не можешь пить, как человек, мне за двоих приходится отдуваться. Ну, за программу! Так что ты там хотел сказать?
- Вам понадобятся помощники, причем желательно не из идеологического отдела ЦК. Там можно будет показать только уже основательно проработанный документ.
- Хм… какой-нибудь общественный консультативно-созерцательный совет… - икнул Брежнев, - в смысле совещательный… а что, не помешает. Небось предложишь туда своего Ефремова?
- А кого же еще? Можно, правда, поговорить со Стругацкими.
- Вот и поговори со всеми, но сам свою часть тоже не откладывай. Программу и комментарии только на флешке, никаких распечаток. И коли ничего не пьешь, так хоть закусывай по-людски! Вон как физиономия-то осунулась за последний год. Давай, Вить, настала пора возвращаться с Луны на Землю.
В начале дороги до дома Антонов донимал меня комментариями к беседе с генсеком.
- Ни за что бы не поверил, если бы сам не видел твоими глазами – Леня Брежнев в роли начинающего антисоветчика! Охренеть и не встать. Вы, значит, теперь два сапога пара. Тут впору самого Маяковского вспомнить и слегка подправить – типа «вам с Леней общим памятником будет растоптанный в грязи социализм».
- Да успокойся ты! Никто твой социализм топтать не собирается – ни я, ни тем более Леня.
- Он скорее твой, чем мой, я-то давно при капитализме живу. Привык уже.
- Тогда тем более, я что, дурной – топтать свою же собственную вещь? Лучше поднять, отряхнуть и положить в укромное место, авось когда и пригодится.
Мы уже ехали по кольцевой, но тут плавное течение нашей беседы было нарушено. Не сказать чтобы грубо, скорее наоборот – приятно для глаза. Во всяком случае, именно так выглядела обтянутая фирменными джинсами женская попка, выглядывающая из-за приткнувшейся на обочине «Явы» без заднего колеса.
- Куда летишь?!- завопил Антонов. – Тормози, Шумахер!
- Да не суетись ты, мне тоже интересно.
Я быстро сдал задом, а дама… да нет, скорее девушка поднялась с четверенек. Антонов мысленно облизнулся – выглядела она на пять баллов. Не как Вера, конечно, но все равно очень неплохо. К тому же у нее был совершенно импортный вид – даже в большей степени, чем у Антонова, когда он начинал охмурять рыбную принцессу.
- Можно, начну я? – спросил он и, дождавшись подтверждения, галантно осведомился:
- Хау кен ай хэлп ю, бьютифул лэйди?
- С чего ты взял, что она знает английский? – удивился я.
- А что, по ней не видно? – отмахнулся он, продолжая треп на том же языке. И, между прочим, получая ответы на нем же.
Оказалось, что девушка проколола заднее колесо. Снять она его сняла, а сейчас пыталась разбортовать покрышку, но пока безуспешно. Хотя какие тут могут быть трудности, я совершенно не понимал. Ладно бы у нее стояла восходовская резина, которую, действительно, бортовать довольно трудно – так нет, мягкий фирменный «Барум». Его при некоторой тренировке вообще можно снимать и ставить без монтировки.
- Ну ты даешь! – усмехнулся Антонов, не прекращая болтовни. – А как же иначе с тобой можно естественным образом, не вызывая подозрений, познакомиться? Она же не знала, что ты такой однолюб - но ничего, кроме тебя, тут есть еще и я. И чего стоишь, вытащи ты ей камеру, наконец! Работы-то на пару минут, не больше. Но лучше не торопись, а то я и поговорить толком не успею, как все будет сделано.
В общем, когда заклеенная камера была возращена под покрышку, а колесо накачано и установлено на мотоцикл, Антонов уже успел капитально обаять девушку. Хотя, насколько я понял, процесс тут был обоюдный.
Наша новая знакомая оказалась француженкой русского происхождения, приехавшей в Союз по программе культурного обмена. Звали ее Нинель Обермейстер.
- Оригинальная фамилия для русской француженки, - мысленно усмехнулся я.
- Да врет она! – уверенно заявил Антонов. – Английский ей родной, так что вопрос тут стоит просто – МИ-6 или ЦРУ?
- Когда это ты на слух научился определять, какой язык кому родной?
- А я и не умею. Слушать надо было, о чем мы говорили. Я ее прямо спросил, англичанка она или американка. Она ответила – француженка, и соврала. Ты что, сам не можешь определить, когда тебе врут, а когда говорят правду? А у меня это последнее время получается даже лучше, чем у тебя.
- М-да… и ты, старый бабник, еще небось надеешься на взаимность?
- Неужели ты думаешь, что мои надежды беспочвенны? Честно скажу, меня такое недоверие даже слегка обижает.
- В том-то и дело, что нет.
Я помолчал и злорадно добавил:
- Но сначала будь добр получить разрешение у Семичастного. А потом – у Веры. Оба в письменном виде. И только после этого можешь начинать предаваться разврату с агентессами мирового империализма, причем ни в коем случае не забывая о презервативах.
- Ну, Володя-то точно против не будет, - расцвел Антонов, - а с Верой я уже договорился, причем довольно давно.
- Когда успел, сволочь? – охренел я.
- Когда ты меня с ней познакомил. Она посочувствовала моему глубокому и беспросветному одиночеству и разрешила иногда его нарушать здесь. Думаешь, зря я так старательно потер все твои воспоминания о том разговоре?