Вроде бы все поправил.
И прода:
Всякая дорога, какой бы длинной она ни была, когда-нибудь заканчивается. Подошел к концу и путь Болховского полка. Миновав после Гатчины, Белосток,  Вильно и Брест-Литовск, воинские эшелоны в начале декабря подошли к Бердичеву.
Последний оказался довольно благоустроенным уездным городом с большим количеством каменных домов, вокзалом, присутствиями*, больницей, кабаками и, конечно же, городской тюрьмой. Имелось также множество синагог, несколько костелов, и главная доминанта города - парящий над ним православный собор. Впрочем, в самом Бердичеве разместился только штаб полка и склады военного имущества, а роты сразу же после выгрузки стали разводить на постой по окрестным деревням.
- Эй, Будищев, - окликнул задумавшегося солдата, Гонша, - ступай с отцом Григорием, поможешь ему.
- Слушаю, господин старший унтер-офицер!
- Да смотри мне, не напортачьте чего!
- Как можно, господин старший унтер-офицер!
- То-то.
- Дядинька, а можно мне с Графом? – взмолился вертевшийся тут же Шматов.
- Какой я тебе «дядинька»! - взъярился поначалу унтер, но потом махнул рукой, дескать, ступай, бестолочь.
Помощь священнику заключалась в погрузке на две двуколки имущества походной церкви: иконостаса, аналоя и других принадлежностей названия которых Дмитрий не знал. Быстро управившись, солдаты вопросительно посмотрели на отца Григория, но тот не стал их сразу отпускать.
- Скажи мне, чадо, - спросил он у Федора, - умеешь ли ты обращаться с конями?
- Конечно, батюшка, - бесхитростно улыбнулся парень.
- Вот и бери вожжи на второй, а мы с Будищевым покамест потолкуем.
Хотя Шматову было безумно интересно, о чем священник собирается говорить с его приятелем, он послушно кивнул и занял место на козлах. На первой повозке править взялся сам отец Григорий и какое-то время они ехали молча. Наконец, когда тишина стала совсем уж гнетущей, священнослужитель тихонько спросил:
- Скажи мне, раб божий, а каком таком грядущем ты своим товарищам толковал? Про каких таких дев с синими волосами с короткими подолами рассказывал?
- Да это я так, шутейно, - не стал отнекиваться Дмитрий, сообразивший, откуда ветер дует.
- Про то, что священное таинство венчания можно отринуть и вдругорядь жениться, ты тоже шутил?
- А вот этого не было!
- Что значит, не было, разве ты, пакостник эдакий, про разводы не рассказывал?
- Про разводы говорил, а вот про венчание ни слова!
- Какой же развод может быть, если венчания не случилось?
- Так я про гражданский брак…
- «Гражданский брак», богохульник, сиречь непотребное сожительство!
- Не скажите, батюшка, - принялся возражать Дмитрий, понявший что угодил в нехорошую историю и выкрутиться ему может помочь только наглость, - разве не бывает такого, что в церкви обвенчали молодых против их согласия?
- Всяко бывает, так что с того? То, что Господь соединил, человеку разрушить не дано! Стерпится – слюбится.
- Ага, а если не стерпится? Потом или маются, или гуляют друг от друга тайком! Ну, я и сказал, что не лучше ли, чтобы молодые сначала поживут вместе, а лишь потом повенчаются. А если не подходят друг к другу, или к примеру, детей нет, то и развелись без волокиты.
- Тьфу, окаянный! Если Господь детей не дает – молиться надо! По святым местам ездить, к иконам чудодейственным прикладываться, а не о блуде вожделеть!
- Спасибо, батюшка, что развеяли мои заблуждения, - неожиданно заявил расходившемуся священнику Дмитрий. – Вы мне просто глаза открыли!
- Что?! – выпучил глаза сбитый с толку отец Григорий, - ты издеваешься надо мной, порождение антихристово?
- Да как можно! Я, можно сказать, до сих пор во тьме пребывал, - принялся с жаром уверять его солдат, - вот и нес, чего попало! А теперь я свет увидал… нет ли у вас батюшка, акафиста Божьей Матери?
- Митя, - неожиданно ласково спросил его священник, после короткого молчания, - ты видишь что там?
- Не знаю, синагога наверное…
- Правильно, а вон там?
- Церковь. Только какая-то…
- … католическая это церковь, - закончил за него священник, - иначе - костел.
- Ну да, наверное, а что?
- А то, что я не иудей, и не католик. Я, Митя – православный! Я ведь могу и в морду дать!
От удивления у Будищева пропал дар речи, а отец Григорий, как ни в чем ни бывало, продолжал:
- Ты ежели сам афей**, то что поделаешь. Но не смей отвращать от церкви Христовой малых сих, иначе лучше бы тебе на шею жернов мельничный, да и в воду! И это я тебе - нечестивцу не святое писание растолковываю, а объясняю, чем все закончиться может! Внял ли?
- Понял…
- Так вот, Митя. Впереди война и кто его знает, как оно повернется. Бывает, что и грешники добро творят, а случается, что и праведники обмишулятся. Я за тобой давно слежу. Странный ты, но к воинскому делу способный, а потому офицерам я о твоих художествах рассказывать не буду, если ты, конечно, не прекратишь непотребства сии.
- Не буду больше, батюшка!
- Ну и ладно. Ой, а ведь мы, пожалуй, что и приехали. Спасибо вам, чада, что пособили отцу своему духовному.
С этими словами отец Григорий благословил слезшего с козел Шматова и, укоризненно глянув на все еще озадаченного Будищева, пошел к собору.
- Граф, а Граф, - спросил Федор, когда они возвращались назад, - а чего это батюшка тебя благословлять не стал?
- Грешен я, - трагическим голосом отвечал ему Дмитрий.
- Все грешны, окромя Господа, а все же?
- Отстань Федя, давай лучше водки, что ли купим?
- Давай, только у меня денег нет.
- С деньгами и дурак сумеет, ты так попробуй.
- Как это?
- А вот смотри, - усмехнулся его приятель и повернул к ближайшему питейному заведению.
Неказистый снаружи кабак, изнутри тоже не блистал убранством. Располагался он в полуподвале, через небольшие оконца под потолком в помещение попадало мало света и потому оно всегда находилось в полумраке. Одну из стен целиком занимала большая стойка, за которой стоял кабатчик, а за столиками сидело несколько посетителей и о чем-то тихо переговаривались. Появившиеся на пороге солдаты привлекли всеобщее внимание, тем более что один из них входя, хотел по привычке перекреститься, и снял было кепи, но, не заметив икон, смутился и нахлобучил головной убор обратно. Второй же лишь криво усмехнулся и, обведя глазами присутствующих, поздоровался:
- Шалом, евреи!
- Шалом, - ответил странному солдату кабатчик и добавил несколько слов на идиш.
Но ничего не понявший Будищев, даже не подумав ему отвечать, уселся за крайний стол, и прислонил к нему винтовку. Шматов, помявшись, последовал примеру товарища и все же стянул с головы свое кепи, положив его на стол.
- Господа солдаты хотят что-то заказать? - перешел на русский язык кабатчик.
- Нет.
- Тогда зачем вы пришли?
- Все дело в моем покойном друге, - со вздохом, отвечал ему Дмитрий, - он был родом из Бердичева и перед смертью, просил навестить его мать.
- И вы таки хотели найти ее у меня в трактире?
- Нет, конечно, но мой друг не успел сказать мне своего адреса. Он попросил только чтобы я навестил старушку, но не сказал, где она живет. Я подумал, что в вашем заведении бывают разные люди и может они подскажут, где ее искать?
- А как звали вашего друга?
- Марк Бернес.
- Никогда не слышал этого имени.
- Очень жаль. Наверное я просто ошибся… у вас слишком маленькая забегаловка и вряд ли тут бывает много народа. К тому же Марк был приличным молодым человеком и, скорее всего, ходил по другим местам. Мы, пожалуй, пойдем…
- Что вы такое говорите! У меня, конечно, не ресторан, но тут тоже бывают весьма почтенные господа. И я никогда…
- Подожди, Соломон, - прервал трактирщика один из посетителей, - может быть речь о сыне старой тети Сары?
- Так ее фамилия совсем не Бернес.
- Я тебя умоляю, это фамилию Рубинштейн никто не перепутает, а принять Бернштейна за Бернеса могут запросто, особенно го… прошу прощения, господа, я не хотел сказать ничего обидного.
- Подожди Израиль, но ведь Марка Бернштейна забрали еще в те времена, когда были рекрутские наборы, он должен быть постарше…
- А разве молодой человек хоть слово сказал тебе про возраст своего приятеля? Кстати, господин солдат, а в каких ваш друг был годах?
- Сказать по правде, я не знаю его точного возраста. Но чисто внешне он был лет на пять меня старше, хотя может быть это у него от тяжелой жизни?
- Да уж, жизнь еврея трудно назвать легкой!
- Нет, это не может быть Марк Бернштейн, - вступил в разговор другой посетитель, - он совсем недавно прислал своей матери письмо, и она рассказывала об этом всей улице.
- Ой вей, господин Шлангбаум, разве полгода назад, это совсем не давно?
- Наверное, это точно не он, - подал голос Дмитрий, - потому как мой друг умер больше года назад.
- Да что вы говорите! Вы таки разве не знаете, как сейчас работает почта? Ваш друг вполне мог отправить это письмо три года назад, потом жениться, наделать детей, затем скончаться, а письмо бы все еще шло!
- Федя, ты, наверное, проголодался? – Будищев вдруг вспомнил о своем товарище, - наверное сегодня мы не найдем мать моего друга, так что давай возвращаться. Может быть, мы еще пробудем здесь какое-то время, и я смогу поискать в другой раз?
- Подождите, молодые люди, если вы хотите есть, так вы пришли куда надо. Если уж вы проделали такой длинный путь, чтобы передать последние слова от умирающего сына матери, так неужели у старого Соломона не найдется чем вас накормить!
- Нет, что вы, нам нечем вам заплатить…
- Ничего, заплатите в другой раз. Но может быть, вы хотите выпить?
- Что вы, мы с Федей совсем не пьем, разве что помянуть безвременно ушедшего Марка.
Когда через три часа, трактирщик проводил солдат, он вдруг с изумлением сообразил, что они так и не выяснили, ни кто такой этот Марк Бернес, ни где может проживать его мать, ни где искать этих солдат, если все же она найдется.
- Что-то странное происходит в мире, - задумчиво сказал он вслух, хотя рядом никого не было, – русские солдаты пришли ко мне, бесплатно поели, выпили и унесли с собой почти целый штоф водки, а я ничего не могу понять… может скоро конец света?
*Присутственные места – государственные учреждения.
**Атеист.