Попробовал переписать от первого лица. Если честно, самому не очень.
Мысли в голове крутились невеселые. «Блин, вот засада-то! Какой хрен меня только на болото занес? Самое главное, реально ведь не помню, как там оказался. Помню, чавкало под ногами, потом проваливаться стал. Сначала по колено, затем по пояс, потом чуть совсем не утонул…»
- Извините, - отвлек меня от размышлений чей-то шепот.
Покрутив головой, натыкаюсь глазами на соседа. Он, по ходу реальный псих, все время жмётся, прячется, не поймешь от кого. Если смотрит, то исподлобья и тут же отводит глаз. Маньяк, наверное.
- Извините, - снова шепчет сосед.
- Чего тебе?
- Ради бога не оборачивайтесь! И говорите тише, нас могут услышать.
- Хорошо-хорошо, ты только не нервничай.
- Прошу прощения, но вы так напряженно осматривали двор на прогулке… вас тоже хотят убить?
- Это вряд ли. – Хмыкаю я в ответ, - свести с ума, почти наверняка, а вот грохнуть – нет.
- Грохнуть? – изумился псих.
- Грохнуть, кокнуть, помножить на ноль, - с готовностью поясняю я ему.
- Как это, - озадачился его собеседник, - при умножении на ноль будет ноль.
- Подумать только, ты еще и в математике шаришь!
- Шарю?
Разговаривать с соседом было не интересно. Было понятно что у того мания преследования. Ему все время казалось, что за ним следят и если обнаружат что-то, то непременно убьют. Что такое это «что-то» он не знал и потому усилено шифровался. В другой раз это было бы смешно, но сейчас было не до смеха.
- Кажется, я вас понял, - снова раздался шепот, - да я разбираюсь в математике. Ведь я прежде учительствовал в гимназии.
- Офигеть!
- Что простите?
- Ну, в смысле, капец. Учитель в дурке. Хотя если подумать ничего удивительного, детки кого угодно доведут. Сам такой был.
- Вы учились в гимназии?
- Типа того.
- Нет, вы не правы, - сосед вдруг сбросил с себя боязливость и заговорил несколько громче. – Мои ученики были прекрасные ребята, и я с ними чудесно ладил. И я бы до сих пор преподавал им, если бы не эти… преследователи…
Сосед на минуту стал похож на нормального человека, с которым можно иметь дело и я решился. Во всяком случае, особого выбора все равно не было. Этот хоть говорит, остальные обитатели дурки вообще не ку-ку.
- Вообще-то я искал проволочку.
- Какую проволочку? – изумился тот.
- Да любую, хоть бы даже и алюминиевую. Лучше конечно стальную, но…
- Какую-какую, - изумлению бывшего учителя не было пределов, - вы всерьез рассчитывали найти здесь алюминиевую проволоку?*
- Подошла бы и железная.
- Да откуда же ей здесь взяться? В конце концов, у нас тут больница, а не кузня. Да уж и там она вряд ли валялась бы на земле, металл то денег стоит. Нет, вы решительно сумасшедший!
Вот блин дает! Только что сидел ниже травы, тише воды, а тут раскипятился. Да еще и крейзанутым обозвал. Вообще-то, он сам идиот. Запоры на дверях довольно примитивные и если повозиться с ними, вполне можно открыть и не торчать в этом бедламе.
- А в глаз? – прерываю я его монолог. Обычно этого вопроса хватает, чтобы заткнуть словесный понос, но этот тип реально не догоняет.
- Что простите? – выпучивает глаза псих.
Блин, нашел с кем разговаривать. С таким свяжись и сам с катушек съедешь. Не бить же его, в самом деле? С одной стороны, проблем, конечно, никаких. Ща засвечу, мало не покажется. Но с другой, а как санитары отреагируют? Не хватало еще, чтобы в смирительную рубашку замотали и обкололи чем-нибудь. Как эту гадость… а, галоперидол, вот.
- Ничего, вали отсюда, - с досадой отворачиваюсь от соседа, давая понять, что разговор окончен.
- Как валить?
- Отстань, придурок!
Тот на какое-то время замолк, очевидно, обидевшись, но затем любопытство все-таки взяло верх, и он опять шепотом спросил:
- А зачем вам проволока?
Ага, так я тебе и ответил. Впрочем, даже если бы захотел, все равно не успел бы, потому что за мной приперся этот мордоворот Лука. Человек он, судя по всему простой, и психи боятся его как огня.
- Выходи! – грубо кричит он, глядя на меня.
- Куда это?
- Не кудахтай, а делай что велено! Их благородие дохтур тебя требуют.
Ты посмотри, «их благородие»! Ну, точно, попал. Через несколько минут, мы были в кабинете здешнего главврача. Как называется его должность, не знаю, но обязанности походу, как раз такие. Опаньки, а это тот самый полицейский начальник, к которому меня приволокли вытащившие меня из болота мужики.
Говоря по правде, я думал, что уже каюк и от радости не очень соображал.  Увидев диковинную форму, начал расспрашивать, какое кино тут снимают. Затем, сообразив, что это не киношники, впал в истерику и кричал им, что этого не может быть, что они все давно умерли и, как и следовало ожидать, оказался в дурке. Самому теперь стыдно. Вел бы себя поспокойнее, глядишь, и отпустили бы, а теперь думай, как свалить из этого дурдома.
Именно в дурдоме и начал понимать, что все это взаправду. Ну а что, электричества нет, автомобилей не видно, все на лошадях ездят. Читать про такие истории приходилось, попадалово – полное. Правда там все больше в царей попадают или к Сталину с ноутбуком, но это видать не мой случай. В общем, оказавшись перед доктором, я резко переменил поведение и стал «косить» под амнезию. По ходу местный эскулап с полицаями не ладил и был рад выставить их начальника идиотом. Вообще-то странно, обычно те и другие между собой вась-вась, но … кто их разберет, что там в прошлом было? Тут бы выбраться из этой передряги, а то в сумасшедшем доме оставаться мало радости.
- Вот, ваши благородия, доставил!
- Спасибо Лука, ты не далеко не уходи пока.
- Конечно, господин дохтур, нешто я службу не знаю!
- Посмотрите внимательно, господин неизвестный, не узнаете ли вы кого из этих господ? – Спросил меня главный полицай, которого все называют исправником, и указал на своих спутников.
- Первый раз вижу, гражданин начальник, - буркнул я ему в ответ, и тут же прикусил язык. Никто из окружающих не обращался к другим «гражданин», походу это словосочетание из других времен.
Полицейский, разумеется, сразу же заметил эту оговорку, но сделал вид, будто не обратил внимание и повернулся к своим спутникам.
- А вы что скажите, любезнейший? – спросил он у старосты.
- Не из наших он, ваше благородие, - отвечал ему Кузьма и поклонился, - нет, мы своих всех знаем.
- Значит все-таки не будищевский?
- Нет, барин, не из наших.
- А вы что скажете, отче?
Священник вышел вперед и внимательно, со всех сторон осмотрел меня. Такое впечатление, будто покупать собрался. Но я стойко молчу, раз сказал: ничего не помню – значит, не помню. Может я попов тоже не помню. Или не видел никогда.
- Ну и?
- На Прасковью он похож, - задумчиво пробасил поп.
- Какую еще Прасковью? – удивленно уставился на него староста.
- Как какую, ту самую, что ваш старый барин в дворовые к себе взял.
- Эва чего вспомнил, то когда было-то!
- В аккурат, как Крымская война началась.
- Это вы к чему, святой отец? – напрягся исправник, - я вас об этом человеке спрашиваю, а не о какой-то там Прасковье!
- Погодите, ваше благородие, сейчас все по порядку обскажу. Старый барин, в ту пору еще жив был и хоть и летами немолодешенек, а грех адамов то куда как любил.
- И что?
- Как что, Прасковья то хоть и сирота была, а девка видная. Вот он на нее глаз то и положил. Вот и велел Кузькиному отцу, тогда еще он старостой был, отправить ее, значит, в барский дом для услужения.
- Отче, - нахмурился исправник, - вы для чего нам сейчас это все рассказываете?
- Ну, как же, У Прасковьи то вскорости младенчик родился, я сам его и крестил, в честь Дмитрия Солунского. По годам, совсем как ваш найденный выходит, да и лицом схож.
- И верно, - озадачился Кузьма, - и на барина старого смахивает!
- Почему на барина? – не понял поначалу полицейский, вызвав приступ смеха у Батовского.
- А вы, милостивый государь, полагали, что оный младенчик от непорочного зачатия на свет произвелся?
- А вы бы, господин доктор, не богохульствовали! – Резко осадил его отец Питирим.
- Не буду, не буду, - замахал руками Модест Давыдович, гася смех.
- Ну, положим так, - задумался исправник, бросив неприязненный взгляд на врача, - а где они потом обретались?
- Известно где, - пожал плечами староста, - так в господском доме и жили, а когда волю объявили, так старый барин поначалу не верил. Все кричал, дескать, не может того быть, чтобы благородное дворянство их прав лишили. Ну а как понял, что манифест не поддельный, так с горя и запил. Ну, а потом его господь и прибрал.
- А Прасковья то, куда делась с ребенком?
- А кто их знает. В шестьдесят третьем то крепость для дворовых людей кончилась, так они и ушли, куда глаза глядят. Больше их в деревне никто и не видел.
- А не видели ли вы, любезные, на теле ребенка Прасковьи вот таких знаков? - спросил Батовский и велел пациенту снять больничный халат. Тот нехотя повиновался и открыл взорам присутствующих свое тело. Впрочем, ничего особенно примечательного на нем не было, если не считать непонятную надпись под левым соском на груди, включающую буквы, скобки и римскую цифру три. Рисунок на левом плече был еще более чудным, однако человек, бывавший на Востоке, сразу бы узнал в них китайские иероглифы.
- Что скажете?
- Да кто же его разберет барин, - помялся староста, - такого раньше не видал, врать не стану, а только…
- Что, только?
- Да старый барин, он как бы не в себе иной раз был…
- Это как?
- Да чудил, прости Господи его душу грешную, - пробасил священник, - он в молодости на флоте служил, да в дальних странах побывал. У него на теле, тоже всякие бесовские картины были наколоты. Мог и младенцу повелеть наколоть, тут как уж теперь узнаешь.
- Стало быть, опознаете этого человека?
- Так точно, ваше благородие, опознаем. Наш он, Митька стало быть.
- А фамилия?
- Так мы это, в Будищеве-то, все Будищевы!
- Откуда только у вашей деревеньки эдакое название заковыристое?
- Так это, тоже все через старого барина.
- Как это?
- Ну, батюшка же рассказывал, что он до баб охоч был. Так нашу деревню, Блудищево и прозвали. Ну, а как перепись проходила, господа переписчики посмеялись, конечно, но сказали, что не годится таким названием ланд-карты портить и переделали на Будищево. Вот с тех пор и пошло.
- Ладно, так в протоколе и напишем, что в найденном на болоте неизвестном, опознан Дмитрий Будищев бывший дворовой господ… как вашего барина то?
- Известно как, господин Блудов.
- Тогда понятно, бывший дворовой господ Блудовых. А может не бывший?
- Да кто же его знает? Старый барин то, как помер, наследники его так и не показывались. Управляющего только прислали, а сами ни ногой. То в Париже, то в Петербурге, то еще где.
-------------
*В те времена алюминий добывался только лабораторным путем и стоил ничуть не меньше золота.
Быстро покончив с формальностями, исправник велел старосте и священнику отправляться восвояси, прихватив с собой нежданно-негаданно обретенного односельчанина, то есть меня. Я же тем временем, сдавал больничный халат и кальсоны с тапками, и получал назад свои вещи. Увы, вещей у меня оставалось не много, и выглядели они, мягко говоря, не айс. Джинсы и футболка, были грязными и драными. Стирать их никто и не подумал, разве что прополоскали в воде и просушили. А может и не полоскали, я не видел. Кроссовки утонули в болоте, это я помню, а вот куда делась куртка – понятия не имею. Вроде была на мне, а может и нет. Это плохо, в кармане была мобила, и лопатник с деньгами. Впрочем, телефон в болоте наверняка испортился, да и зарядки с собой не было, а денег таких тут точно никто не видел. Но все равно, нефиг чужое присваивать!
- Это все? – Спрашиваю у Луки.
- Все в чем был, - отрезает седой здоровяк, и расспрашивать дальше охота пропадает сама собой.
- Можно хоть тапки оставить?
- Ишь чего захотел! Не положено!
- Слушай, старый, на то, что положено, давно наложено. Ну, чего тебе стоит, сделай по-братски?
- Я тебе покажу «по-братски», - кричит дворник и без замаха бьет меня кулаком в лицо.
Подобной подставы я не ожидал и, пропустив удар, вылетаю из конторки, где происходит выдача имущества. Правда, тут же вскакиваю, готовый порвать старого хрыча как тузик шапку, но проклятый старик не останавливается и подхватив меня за шиворот тащит через всю территорию к калитке, и вышвырнув прочь захлопывает ее перед моим носом. Это фиаско, братан!
Где-то совсем рядом, звучит звонкий смех, и я понимаю, что смеются надо мной. Обернувшись, вижу повозку, какие раньше видел только в кино, запряженную парой лошадей. Правит ими бородатый мужик в лаковом цилиндре, а за его спиной сидят два парня в старинной военной форме и невероятно красивая девушка в длинном платье и широкополой шляпе. Чувствуя себя полным идиотом, я, вытаращившись, смотрю на них, вызывая тем самым приступ нового веселья. Наконец, они проезжают в распахнутые для них Лукой ворота, а я продолжаю стоять.
- Эй, Митька, долго тебя ждать? – кричит мне деревенский староста, которого зовут Кузьма. – Иди сюда, убогий.
Митька это теперь я. Вообще-то я действительно Дмитрий. Друзьям можно просто – Дима. И фамилия Будин, так что когда поп со старостой принялись меня опознавать, я малость подофигел. История, которую они рассказали главврачу с полицаем, конечно, мутная. Но, что интересно, возражений не вызвала. Из больницы меня тут же выписали, видать крестьянам тут полиса не положено. Кстати, почему крестьянам, вроде же сказали, что в появлении на свет Дмитрия, за которого меня приняли, виноват какой-то «барин». Интересно, как тут с алиментами? Хотя, какие алименты, он вроде помер. Блин, косяк на косяке!