Блин, только заметил, что эпизод в больнице переписал, а вот собтия сразу после не поправил.
Вот так, примерно:
Расстроенный Модест Давыдович обедал совершенно без аппетита, чего нельзя было сказать о прочих присутствующих. Впрочем, долго это не продлилось, и вскоре радушный хозяин провожал членов высокой комиссии. Те, откушав, пришли в хорошее расположение духа и, отбывая, считали своим долгом сказать Батовкому несколько любезных слов, что, однако, не слишком улучшило его настроение.
- Вас что-то беспокоит, коллега? – осторожно спросил его более внимательный Гачковский, когда начальство разъехалось.
- Нет, благодарю вас. Ничего заслуживающего внимания, так – мелкие неприятности.
- А о какой еще версии говорил господин Фогель? – осведомился Владимирский.
- Да так, ерунда. Просто из-за созвучия названия деревни Будищево, поначалу решили, будто этот самый Дмитрий кричал, что он из будущего!
- Любопытно, и что же вы?
- Как видите, к вящему моему сожалению, ничего подобного не выяснилось.
- Простите, но как вас понимать? – напрягся коллежский советник.
- Ну, посудите сами, Юлий Иванович, кем себя обычно воображают душевнобольные? Наполеонами, Цезарями, на худой конец, испанскими королями. Скучно! А тут, ни много ни мало, посланник грядущего! Впору диссертацию писать.
- Ах, вы в этом смысле, коллега. Да уж, тут с вами нельзя не согласиться, прелюбопытнейший мог быть случай.
- Кстати, а вы обратили внимание на его одежду? – осторожно спросил Гачковский.
- Пустое, - отмахнулся доктор, - одежда, конечно, престранная, однако местные дворяне своих дворовых, как только не одевали. Этот самый старый барин, господин Блудов, капитан-лейтенант в отставке, в прежние времена куда как больше чудил. Однажды дошел до того, что велел пошить для дворни древнеримские хитоны и тоги. Представление захотел устроить для соседей из, понимаете ли, Плутарха! При чем, весьма короткие, особенно для девиц. А тут кальсоны с карманами, подумаешь!
- И чем все закончилось?
- Что именно?
- Ну, представление из Плутарха?
- А, так, пока он так со своими дворовыми чудил, все тихо было. Когда же он удумал деревенских баб в такое же переодеть, тут у него усадьба-то ночью и загорелась.
Пока озадаченный врач раздумывал над превратностями судьбы старого помещика, в коридоре послышался шум, и через минуту в кабинет влетела очаровательная дочка земского доктора Софья со своими спутниками.
- Папочка, мы тебе не помешали? – прощебетала она, своим мелодичным голосом, - просто, как оказалось Николаше и Алексею Петровичу уже пора в полк, а они не хотели уезжать не попрощавшись.
- Не смею вам мешать, - откланялись Владимирский с Гачковским.
Софи изобразила в ответ книксен, Модест Давыдович кивнул, а господа вольноопределяющиеся откозыряли.