Сцену боя переписал. Осетра с вооружением катеров урезал. С гатлингом ГГ познакомится в другой раз.
Несмотря на все усилия, вода все прибывала и вычерпывающим её матросам доставало уже до колен. Сбавивший ход катер сносило вниз течение, но берег был уже совсем близко и люди продолжали работать как проклятые. Наконец почувствовался  толчок и «Шутка» ткнулась в турецкий берег. Он был гораздо выше румынского, и катер оказался как бы в тени довольно изрядной возвышенности. Но, по крайней мере, немедленное затопление ему теперь не грозило, и экипаж смог перевести дух.
Мичман Нилов с удовлетворением посмотрел на почти скрывшийся под водой турецкий пароход и довольным голосом произнес:
-А все-таки мы их на дно пустили!
- Так точно, вашбродь, - угодливо поддакнул ему Нечипоренко.
Офицер обернулся на его голос и не без удивления увидел, что Будищев склонился над раненым рулевым. С треском разорвав на матросе голландку,* Дмитрий осмотрел его простреленную грудь и, покачав головой, взялся за перевязку. Зажав пузырящуюся кровью рану сложенной в несколько раз чистой холстиной, он приложил сверху кусок непонятно откуда взятой кожи и принялся крепко бинтовать тело моряка лентами, нарванными из его же одежды.
- Что ты делаешь? - удивленно спросил мичман.
- Надо чтобы воздух не попал в такую рану, - пояснил солдат, продолжая свою работу. – Это даже опаснее чем истечь кровью, может случиться этот, как его, пневмоторакс!
- Вы и в этом разбираетесь? – Нилов от удивления не заметил, что перешел на вы.
- Хрена тут разбираться, - хмуро буркнул в ответ солдат, потом видимо спохватился из-за грубости ответа и, бросив на Нилова опасливый взгляд, продолжал: - Главное, ваше благородие, теперь его к врачам побыстрее доставить.
- С этим могут быть проблемы, - покачал головой офицер, решив, на сей раз не заметить непочтительности. – Похоже, застряли мы тут надолго.
- Никак нет, вашбродь, - вмешался кочегар, - осмелюсь заметить, что, скорее всего, от взрыва заклепки в днище повылетали. Надо под них пластырь из парусины завести, тогда можно будет воду вычерпать и идти домой с форсом, как адмиральский катер по Фонтанке.
- Хм, давайте попробуем, - пожал плечами Нилов, - хотя я полагаю, что наше бедственное положение не осталось не замеченным и скоро мы получим помощь.
- Кстати, а куда нас занесло? – поинтересовался Будищев.
- В каком смысле?
- Ну, кем этот берег занят, нашими или турками? А то с этой кручи нас очень просто можно перестрелять.
- Ну, это ты, братец, хватил, кто же в нас стрелять то станет?
- Да вон хотя бы те обормоты, - солдат махнул рукой в сторону ближайшей возвышенности.
Приглядевшись, Нилов тоже заметил, что с высокого берега за ними наблюдают какие-то люди. Точнее, видны были только их головы в каких-то лохматых головных уборах.
- Это, вероятно, казаки, - неуверенно заявил мичман.
- Ну, если казаки начали чалмы носить, тогда – да!
Как будто подтверждая самые мрачные предположения Будищева, непонятные люди на турецком берегу открыли по ним огонь. Моряки тут же кинулись прятаться за железными листами, которыми был блиндирован их катер, а Дмитрий, подхватив винтовку, неловко сверзился за борт и, оказавшись по пояс в воде, прикрылся корпусом «Шутки».
Патронов у турок оказалось довольно, и их пули с отвратительным лязгом то и дело били по катеру и поднимали фонтанчики в волнах Дуная рядом с ним. Правда, для того чтобы прицелиться в находящихся внизу русских им приходилось слишком уж высовываться из-за кручи. Этим тут же воспользовался Будищев. Уложив ствол «крынки» на борт катера, он тщательно прицелился и выстрелил. Как ни странно, первый же выстрел оказался удачным. Одному из противников пуля ударила прямо в грудь, и он с протяжным криком сверзился вниз.
Вражеский огонь тут же утих и матросы на катере тоже смогли взяться за винтовки. Правда, на весь экипаж у них было всего две «барановки**» для караульной службы, да револьвер Нилова.
Впрочем, туркам вести огонь было тоже не слишком удобно, а может стрелки из них были никудышные, но ситуация сложилась патовая. Добраться до моряков с «Шутки» враги не могли, точно так же как и те до них. Тем не менее, нападавшие попытались взять своих противников «на арапа».***
- Эй, урус, сдавайся, а то башка будэм рэзать! – раздался крик на ломанном русском.
- Та дэ ты бачив, поганый, чтобы русские сдавалысь? - злобно прорычал в ответ, перешедший от волнения на родной язык, Нечипоренко и, приложившись к винтовке, пальнул вверх.
- Кто же так ругается, - покачал головой Дмитрий, и, зарядив «крынку», подал голос: - Эй, чучмек, я твой дом труба шатал! Ты меня понимаешь?
- Сдавайся, шакал!
- Понимаешь, - удовлетворенно заметил солдат, и продолжил: - Я твою маму любил!
- Ты, как сказал?!
- Я твою сестру любил! Ишака любил и даже тебя, когда ты был маленький!
- У, шайтан! – закричал оскорбленный в лучших чувствах башибузук и выскочил на кручу.
Сухо щелкнул выстрел, и так и не успевший выстрелить джигит  полетел вниз, и, подняв брызги, шлепнулся в воду.
- Русский! - раздался сверху другой голос, уже куда лучше говорящий на языке Пушкина. – Думаешь, ты самый умный?
- Спускайся вниз, узнаешь! – закричал ему в ответ Будищев, перезаряжая винтовку.
- Я тебя теперь запомню, - продолжал невидимый собеседник, - и сделаю с тобой то, что ты сказал Мурату.
- Ты тоже любишь его ишака? Я так и знал, что он на это обиделся!
Матросы, с интересом прислушивающиеся к их перебранке, довольно заржали, но невидимый противник наученный горьким опытом так и не показался.
- Как тебя зовут, русский? – Снова подал голос башибузук, - Я хочу знать, кто убил моего брата!
- Зачем тебе? Ты все равно сейчас сбежишь, как трус, а я скормлю твоего братца свиньям.
- Смеёшься, шакал? Ничего, придет время, посмеемся вместе!
На реке тем временем послышался звук работающей паровой машины, и обернувшийся на него Нилов, увидел, что к ним на выручку идут остальные катера их отряда. Первым, попыхивая дымком из трубы, шла «Царевна» на носу которой во весь рост возвышался лейтенант Шестаков с подзорной трубой в руках и в пробковом жилете поверх мундира. Матросы в катерах крепко сжимали винтовки, готовые открыть огонь, но враги не стали дожидаться их подхода и ретировались.
Экипаж «Шутки» обнаружив, что опасность миновала, тут же принялся за дело. Два моряка стали заводить под днище кусок парусины, а другие два продолжали вычерпывать воду. Дмитрий же, не выпуская из рук оружия, занялся сверзившимися с кручи врагами. Вытащив их по очереди на берег, он деловито снял с них ремни с кинжалами и шашками, кремневый пистолет и сумку с принадлежностями.
- Это – мародёрство,  - хмуро заметил Нилов, внимательно наблюдавший за его манипуляциями.
- Это – трофеи, ваше благородие! – почтительно, но твердо возразил ему Будищев.
Кроме всего прочего, в воде, благо было неглубоко, нашлись так же два ружья убитых. Одно из них, правда, разбилось при падении и пришло в полную негодность, но второе выглядело почти целым. Дмитрий внимательно осмотрел его и остался доволен. Длинная винтовка была куда меньше калибром, нежели его «крынка», замок на ней открывался рычагом, и вообще выглядела она довольно современной на фоне переделочного оружия русских солдат.***
- Что тут у вас? – громко спросил Шестаков, едва его катер приблизился.
- Господин лейтенант, - официально доложил ему мичман, - во время атаки был подорван вражеский колесный пароход. Из-за полученных повреждений были вынуждены идти к берегу, для производства необходимого ремонта….
- Видел твои подвиги, Константин Дмитриевич, - добродушно ответил тот, откозыряв в ответ, - поздравляю с почином. Помяни мое слово – быть тебе георгиевским кавалером!
- Твои бы слова, Александр Павлович, да богу в уши, - пошутил в ответ Нилов.
- А это еще кто такой? – удивленно спросил Шестаков, заметив занятие Будищева.
- Ох, брат, ты все равно не поверишь!
- Попробуй, может и поверю.
- Это гальванер.
- Гальванер, в солдатской форме?
- Я же говорил, не поверишь! Вообрази, перед самым появлением турок встретил друга детства - подпоручика Линдфорса, а с ним этот солдат. И можешь мне не верить, но он разобрался с нашим хозяйством и сумел его починить.
- Да, полно!
- Уж поверь. Неделю назад мы безуспешно атаковали «Подгорицу» и эти проклятые мины хоть бы хны! А этот новоявленный Кулибин, поковырялся в них четверть часа и вот, пожалуйста – турок на дне!
- Совсем воинские начальники на местах с ума посходили, - усмехнулся лейтенант, - это надо же, готового гальванера в пехоту засунуть!
- Вот только, - помялся мичман.
- Что?
- Трупы обирает, хотя вправду сказать, это он их и подстрелил…
- Что в бою взято – то свято! – Решительно махнул рукой Шестаков. – Эй, служивый!
- Слушаю, ваше благородие!
- Я смотрю, ты на все руки мастер, и в минах понимаешь, и стрелять ловок…
- Так точно!
- … и за словом в карман не лезешь, люблю таких!
- Рад стараться!
- Ладно, тащи свою добычу на «Шутку», да пойдем отсюда. А то, не ровен час, опять турки набегут.
Пустившиеся в обратный путь катера скоро пересекли Дунай и вернулись в ставший родным варденский рукав. Изведшийся на берегу Линдфорс  с одной стороны был ужасно огорчен, что ему не удалось принять участие в закончившейся столь удачно атаке вражеского корабля, а с другой был так рад, что они вернулись целы и невредимы, что был готов расцеловать и Нилова, и Будищева. Юному подпоручику, конечно же, хотелось во всех подробностях узнать об произошедшим почти на его глазах деле. Но они отсутствовали в полку уже довольно много времени, и надо было как можно скорее возвращаться.
- Ваше благородие, - тишком шепнул ему Дмитрий, - давайте-ка поскачем к своим, пока ветер без сучков.
- Что? – выпучил глаза Линдфорс.
- Я говорю, скажите вашему приятелю, что у вас утюг горячий на любимых галифе и плита не выключенная дома остались! А то их высокоблагородие господин полковник и вам чертей выпишет и мне многогрешному мало не покажется.
- Вечно ты говоришь какими-то загадками, хотя на сей раз твои рассуждения вполне справедливы, - согласился с ним подпоручик и обернулся к морякам. – Увы, господа, дела службы требуют нашего незамедлительного отбытия. Честь имею!
- Бывай, Ванечка, - помахал ему рукой в ответ Нилов, - да Павлу кланяйся, не забудь!
- Всенепременно! – крикнул ему в ответ Линдфорс и ударил коня шпорами.
- Странная парочка, - хмыкнул Шестаков, заметивший, что солдат в отличие от офицера неважно держится в седле.
- Зато появились очень вовремя, - улыбнулся в ответ мичман, представляя, как хорошо будет выглядеть на его груди орден святого Георгия.
- Будешь рапорт составлять, не забудь отметить этого солдата. А я с этим документом к его императорскому высочеству загляну. Полагаю, цесаревич не откажется перевести к нам столь ценного специалиста. Так что будь добр, не жалей похвал в адрес служивого. Кстати, как его зовут то?
- Э… Дмитрий Блудов, кажется…
- Блудов?
- Представь себе, бастард графа Блудова!
- Однако!
--------------------
*Голландка – белая матросская рубаха с синим форменным воротником.
**Барановка. – Винтовка системы Альбини-Баранова, принятая на вооружение в Российском флоте.
***Винтовки систем Крнка, Альбини-Баранова и Карле, получались путем переделки дульнозарядных винтовок образца 1857 года.
К сожалению, Будищев не ошибся в своих предположениях. Полковник Буссе заметил отсутствие подпоручика и нельзя сказать, чтобы очень уж ему обрадовался. Подпоручик попытался оправдаться, но старик не стал его и слушать, а велел вместо охотничьей команды принять похоронную и отправляться вместе с ней хоронить тела павших при штурме русских солдат и офицеров. Несколько таких команд посланных от Болховского полка занималось уборкой трупов целых два дня. В одну из них, как и следовало ожидать, угодил и Дмитрий вместе с неразлучным Федором. Только теперь им стало ясно, с каким ожесточением происходила эта битва. Весь склон был просто усеян телами павших. Кроме того, немало солдат утонуло при форсировании Дуная и теперь их трупы то и дело всплывали внизу по течению.
В этой скорбной работе русским воинам с охотой помогали местные жители. Большинство мужчин, правда, ушли в формируемые из болгар дружины ополчения, но старики, женщины и даже дети, находили павших, помогали их собирать и наравне с солдатами копали могилы.
Вдоль лежащих рядами мертвых тел, ходил с кадилом в руках отец Григорий и служил панихиду. Скорбное лицо его было полно мрачной торжественности, а и без того громкий голос казался особенно проникновенным. В службе ему помогали местные священники, отпевавшие павших за их свободу солдат и офицеров.
- Прими Господи души новопреставленных рабов твоих, павших за веру - широко перекрестился Шматов, наблюдая за службой.
- Хорош причитать, - оборвал его товарищ, - давай закончим, потом намолишься всласть!
Будищев к удивлению многих, вызвался хоронить убитых турок. Сам для себя он объяснил это тем, что рядом с турками не было видно болгар. Местные жители, всякого натерпевшиеся за века турецкого ига, разумеется, не горели желанием заниматься похоронами своих врагов, и потому рядом с ними их почти не наблюдалось.
- Граф, ты чего злишься? – удивленно спросил Федя.
- Ничего, - буркнул тот в ответ. – Хватит мне про веру заливать!
- Как это?
- Ты церковь в Систове видел?
- Ага, красивая…
- У пострадавших за веру?
- Ну…
- Не нукай, не запряг! За какой хрен столько наших погибло? Кто их детей сиротами оставшихся кормить будет?
Федор никогда не думавший в таком ключе о войне, на которую ему довелось попасть, на минуту задумался.
- Так что хорош причитать, - оборвал его размышления Будищев. – Давай этих жмуриков покидаем на телегу и закапывать повезем.
- Чего ты так, - насупился Шматов, - все же люди, хоть и басурмане…
- Ты меня, блин, доконать хочешь? Кругом тебе люди…

Отредактировано Старший матрос (25-10-2018 09:28:15)