немного переделки и прода
Нестройная толпа лишь по недоразумению именуемая строем, пошагала к полковым швальням, где портные споро сняли с них мерки и принялись «строить мундиры». Как оказалось, солдату Российской Императорской армии положены: зимний мундир из темно-зеленого сукна, две пары шаровар, гимнастическую белую рубаху, такие же панталоны, шинель, башлык и кепи. Еще в хозяйстве был ранец, сухарный мешок, ножны для штыка и еще куча всего. Из-за спешки мундиры и кепи шились с упрощениями, так что даже на не самый внимательный взгляд было сразу видно, где старослужащий, а где только что призванный солдат.
<i>
Впрочем, часть обмундирования им выдали сразу, к примеру, гимнастические белые рубахи, благо их фасон был совершенно немудрящ. Пока прочие новобранцы пытались разобраться с только что полученной новой одеждой, Будищев быстро пристегнул тут же полученные синие (?) погоны и надел рубаху.
- Гляди-ка, на человека стал похож, - осклабился солдат-кладовщик, - давай, раз управился, получай прочее!
- И много там? – поинтересовался Дмитрий.
- А вон список на стене висит, - усмехнулся кладовщик, - читай, коли грамотный!
- Ремень поясной юфтевый с медной бляхой – один; ранец телячьей кожи – один; сумки патронные две... – бегло прочитал, просмотрев список новобранец.
- Ты чего, из студентов? – насторожился кладовщик.
- Нет, а что?
- Читаешь больно быстро.
- А что, только студенты читать умеют?
- Ну, еще господа-офицеры, но на разжалованного ты точно не похож.
- Эй, хорош лясы точить! – прикрикнул на разговорившихся солдат Гонша, - получай свою хурду и отваливай, дай другому получить.
- Слушаю, господин унтер-офицер, - вытянулся кладовщик и тут же прикрикнул на Будищева, - получай, давай, не задерживай!
Быстро получив все от казны положенное, Дмитрий принялся запихивать новое имущество в ранец, пытаясь заодно сообразить, что к чему. Особенное недоумение вызвал небольшой медный котелок абсолютно нежелающий куда-либо помещаться.
- Его не внутрь, его сбоку пристегивают, - хмуро пояснил внимательно наблюдавший за его стараниями Гонша.
- Ага, понял, это что же, жрать варить?
- Как бы не так, это нашему брату на погибель придумали, - сплюнул унтер, - как смотр, так морока! Ежели железный, так следи, чтобы навощен, да покрашен и ни приведи господь ржавчины. А коли медный как у тебя, так чисти, чтобы блестел…
- Как у кота яйца?
- Вот-вот, соображаешь.
- А почему фляги нет?
- Для воды-то? А не положено, язви его в душу! Однако ты правильно понимаешь, в поле без воды – смерть. Если найдешь где бутыль и флягу жестяную, тогда, считай, повезло. Только ее сукном обшить надо и лямку приделать.
- Понятно.
- Это хорошо, что ты понятливый, а вот скажи: пишешь ты также бойко, как и читаешь?
- Давно не писал, - осторожно ответил Дмитрий.
- Понятное дело, для всякой работы свой навык нужен. Ладно, потом поглядим, чего ты стоишь.
Договорив, унтер отвернулся и тут же, без малейшего перерыва, обрушился с площадной бранью на очередного замешкавшегося новобранца. Впрочем, вскоре все получили положенное и так же строем отправились назад. Дело шло к обеду, однако вместо долгожданного приема пищи, после построения прозвучала команда: - На молитву, шапки долой!
Полковой священник, отец Михаил, проводил службу истово, не делая ни малейших отступлений от канона. Будучи небольшого роста, он, тем не менее, обладал совершенно невообразимым басом. Не выбери он своей стезей духовное служение, ему, вероятно, был бы рад любой оперный театр. Трубный глас его далеко разносился вокруг, а впечатленные им солдаты торопливо крестились и кланялись. Дмитрию, непривыкшему ни к молитвам, ни к церкви, поначалу было трудно. Однако взяв себе за правило: «делай как все», он крестился и кланялся вместе с остальными и не слишком выделялся из общей массы. Впрочем, как оказалось, далеко не все прониклись торжественностью момента. Один из новобранцев, здоровый деревенский парень – Федор Шматов, как видно услышал разговор Будищева с унтером и очень им заинтересовался.
- Митька, - шепотом спросил он, - а отчего ты сказал, будто котелок должон блестеть как у кота яйца? Они же не блестят!
Губы Будищева тронула легкая улыбка, но он ухитрился сохранить невозмутимое выражение лица и так же шепотом ответил:
- Федя, ты видал, что кот делает, когда ему делать нечего?
- Ну, спит.
- Или лижет себе…
- Точно! Только они все равно не блестят.
- Так это, потому что на них шкура…
- Эва как, - покрутил головой Шматов, и в его голосе прорезалось понимание, - а ежели ее ободрать…
Стоящие вокруг солдаты прекрасно слышали весь этот разговор и еле сдерживали смех. Это немедля привлекло к себе внимание отца Михаила и он, сделав страшные глаза, строго посмотрел на своих сразу же притихших прихожан в форме. Впрочем, служба скоро закончилась и священник начал читать проповедь. Посвящена она была событиям на Балканах. Тут актерское дарование иеромонаха развернулось во всю ширь. Трагическим тоном он повествовал о страданиях болгар и сербов под агарянским игом. Как страдали они за веру, как издевались над ними турки, не щадя ни женщин, ни стариков, ни детей. Затем он возвысил голос:
- Не переполнилась ли чаша терпения, Господа нашего? Доколе терпеть ново мученикам христианским?
К большому удивлению Дмитрия, солдаты внимательно слушали своего пастыря, и каждое его слово находило в их сердцах живой отклик. Вообще, пообщавшись некоторое время с сослуживцами, Будищев был уверен, что большинство из них знать не знает, где эта Болгария и для чего им нужно идти куда-то воевать с турками. Единственным исключением были вольноопределяющиеся. Вчерашние студенты, добровольно вступившие в армию, они как раз очень ясно представляли себе цели предстоящей войны и по возможности пытались донести ее до прочих солдат. Однако, несмотря на все их усилия, это им плохо удавалось. Трудно сказать, что было тому виной, возможно традиционное недоверие вчерашних крестьян к барам, а «вольноперы» с точки зрения солдат были барчуками. А может им просто не удавалось найти общий язык, поскольку речь людей образованных уж слишком отличалась от речи простонародья. Но вот священнику, как это ни странно, удалось пробиться к сердцу простых солдат и они внимательно его слушали и выражали полное сочувствие. Надо сказать, сам Дмитрий весьма мало сочувствовал целям предстоящей войны. Во-первых, он прекрасно помнил, на чьей стороне будут воевать болгары в следующих войнах. Во-вторых, ему совсем не хотелось идти воевать. На войне он уже был, хоть и недолго. Ему повезло, его миновали вражеские пули, он не подорвался на растяжке, а единственный большой бой запомнился только грохотом выстрелов, свистом пуль и взрывами сыпавшихся на них мин. По нему стреляли, он стрелял в ответ, но не был уверен, попал ли хоть раз. Потом подоспели вертушки и ударили по чехам, но те испарились так, будто их и вовсе тут не было. И все бы ничего, но его лучший друг – Витька, лежал, раскинув руки на земле, а его глаза бессмысленно таращились в небо. И надо бы подойти и закрыть ему глаза, но сил на это не было ни физических, ни моральных. Это была не единственная потеря их взвода, но именно Виктор был его товарищем.
Потом был обед, состоявший из полбяной каши с салом, хлеба и чая. Некоторые из новобранцев попытались было сунуться к раздаче с только что выданными котелками, за что немедля получили взбучку от унтеров. Есть полагалось из деревянных мисок, специально выстроганных на такой случай. Еще их употребляли при чистке оружия, но об этом они узнали позже. После обеда, был непродолжительный отдых, а затем снова начались занятия. На сей раз в класс, где они занимались, принесли винтовку. Ведущий занятие Гонша, взял ее на руки и спросил у продолжавшего сидеть с задумчивым видом Шматова.
- Эй, новобранец, как тебя, хорош мух ноздрями ловить! Вот скажи, это что, по-твоему?
- Ружо, дяденька?
- Эх, ты, серость! Ну-ка, ты теперь Анисимов!
Анисимов – невзрачного вида солдат с невыразительным лицом тут же вскочил и отбарабанил:
- Это есть, шестилинейная переделочная винтовка системы Крынка!*
- Вот, это правильно! Повтори теперь ты, Шматов.
- Ружо, дяденька.
- Ты о чем думаешь, паразит? – изумился унтер.
- О том, как у кота яйца ободрать, - бесхитростно отвечал новобранец, вызвав просто дикий хохот у своих товарищей.
- У кота, врать не буду, не знаю, - нахмурился Гонша, - а вот у тебя – дурака, должно сегодня обдеру. Это кто же тебя, сукина сына, надоумил интересно?
Сидевший в первом ряду ефрейтор Хитров, обернулся и глазами стрельнул в сторону Дмитрия, что не укрылось от зоркого унтерского взгляда.
- Будищев!
- Я.
- Что это?
- Шестилинейная переделочная винтовка системы Крынка, - уверенно отвечал тот.
- Запомнил или видал прежде? – поинтересовался унтер-офицер.
- Запомнил.
- Ну-ка, возьми в руки.
Дмитрий с интересом взялся за оружие и подбросил ее в руках. Винтовка оказалась довольно тяжелой, но при этом неожиданно прикладистой и удобной. Калибр ее был довольно большим, миллиметров в пятнадцать или около того. Затвор откидывался в сторону, открывая казенник.
- Ничего себе, карамультук! – вырвалось у новобранца.
В этот момент в класс вошел поручик Звонкевич. Сегодня была его очередь наблюдать за учебой, однако их благородие до сих пор не проявлял интереса к сему действу, всецело доверяя педагогическим способностям унтеров. Но взрыв хохота после ответа Шматова привлек его внимание.
- Встать, смирно! – скомандовал Гонша, заметив офицера.
Солдаты и новобранцы дружно вскочили и, замерев, принялись есть глазами начальство. Старший офицер роты, очевидно, был в дурном настроении и искал на ком бы его сорвать.
- Что за идиотский смех? – Раздраженным тоном спросил он унтера.
- Не могу знать! – Гаркнул тот в ответ.
Впрочем, Звонкевичу ответ и не требовался. Постепенно распаляя себя, он принялся кричать:
- Кому это, служба цагю и отечеству кажется смешной? Кто это гешил, что он в цигке? Какая сволочь вздумала устроить из готы балаган? Может это тебе смешно? – накинулся он на продолжавшего стоять с винтовкой Будищева.
- Никак нет!
- Скажешь, не ты смеялся, каналья?
- Может, скажешь, что ты и смеяться не умеешь, скотина?
- Кто в армии служил, тот в цирке не смеется!
- Что? – выпучил глаза поручик, – впгочем, ответ недугён. За бойкость хвалю. Гонша, поставишь этого бойкого под гужье на тги часа и немедля! Смотги, пговегю!!!
- Слушаю!
Когда офицер вышел, Гонша заметно выдохнул, а потом, приказав вести занятия Хитрову, велел Будищеву идти за ним.
- Смотри, паря, - хмуро сказал унтер, когда они дошли до плаца, - язык у тебя острый, а мысли где сказать, а где и промолчать надобно, как я погляжу, и вовсе нет. Потому говорю прямо: С офицерами не умничай, целее морда будет! Что у поручика на уме я не знаю, но может его нелегкая и сюда принесет. Так что стой смирно, а отвечай либо «так точно» либо «не могу знать». Может и пронесет. И помни, то что ты Хитрову ребра пересчитал, еще ничего не значит, тому давно следовало. Офицер тебе не ефрейтор, он глазом моргнет, тебе небо с овчинку покажется!
Вольноопределяющиеся сегодня целый день наблюдали за странным новобранцем и иногда покатывались со смеху, как давеча на молитве. Его ловкий ответ Звонкевичу и вовсе привел приятелей в бурный восторг, однако назначенное поручиком наказание заставило их забеспокоиться. Дело в том, что старший офицер роты редко рукоприкладствовал при свидетелях, однако вполне мог избить стоящего под ружьем солдата один на один. Во всяком случае, однажды такое случилось.
- Кажется, нашему посланцу грядущего может прийтись не сладко, - шепнул товарищу на ухо Николаша.
- Какая дикость, - скрипнул зубами Алексей, всегда близко к сердцу воспринимавший подобные инциденты.
- Подожди, кажется, у меня есть идея, - отозвался приятель и поднял вверх руку. – Господин ефрейтор, разрешите выйти?
Хитров подозрительно посмотрел на вольнопера, однако связываться с барчуком имевшим почти приятельские отношения с командиром роты не стал.
- Дозволяю, - сухо бросил ефрейтор и продолжил занятия.
Штерн же, выйдя из класса бросился на поиски поручика и вскоре нашел его у казармы.
- Что такое? – строго вскинулся тот, но узнав Николашу тут же сбавил тон, - ах это вы, у вас какое-нибудь дело?
- Так точно, ваше благородие, - четко отрапортовал вольнопер и, подойдя поближе к офицеру, принялся ему что-то втолковывать.
- Вот, как? – удивленно выслушал его Звонкевич, - пгямо тайны мадгидского двога!
Штерн в ответ только развел руки, дескать, что есть - то есть. Поручик же еще на минуту задумался, а потом уточнил:
- Ггаф Блудов?
- Никак нет, просто Блудов, - тут же отозвался Николаша, - младшая ветвь.
- Ну, хогошо, - сдался офицер и сожалением потер ладонью о кулак, - пегедайте унтегу, что я отменяю свой пгиказ. Полагаю, часа будет вполне достаточно.
- Слушаю, - вытянулся тот в ответ, - разрешите выполнять?
- Валяйте.