***
Конторская дверь затворилась, отсекая шум фабричного зала – стук паровика и жужжание индукционных катушек, накапливающих заряд. В углу тихо позвякивало  – Николь готовила новую порцию кофе.
Кривошеин покосился на девушку, и Николай испугался, что он и ее выставит вслед за Груссе и Саразеном. Впрочем, это уже ни к чему – беседа шла на русском.
- Ну что, Коля, решился, или тебя еще поуговаривать?
Кривошеин сидел перед ним прямой, как ножны кирасирского палаша, не касаясь спинки стула. Николай впервые с момента знакомства мог рассмотреть его лицо вот так, вблизи. В уголках рта залегли тревожные складки, веки набрякли усталостью, глаза – глубоко запавшие, умные пронзительные…
Какой еще студент, в смятении подумал прапорщик,  ему не меньше тридцати пяти! Хотя – выглядит молодо, нетрудно и обмануться. Правда, это еще ни о чем не говорит: мало ли в Москве «вечных студентов», годами перепархивающих с с факультета на факультет?
Но Кривошеин не очень-то похож на этих жизнерадостных бездельников. Скорее уж,  инженер, ожидающий ответственного испытания, или…
- Предупреждаю: будешь кормить байками о Ремесленной школе– разговора не получится. 
- А что получится? – поинтересовался Кривошеин.  - Нет, правда – что ты намерен делать? Неужели драпанешь в Солевилль?
Это словечко – «драпанешь» - неприятно резануло Николая. Как будто он уже дал какие-то обещания, и теперь искал повод, чтобы уклониться от их исполнения.
Ну да ладно, в конце концов, это твое дело. – смилостивился собеседник. – Только учти, насчет школы – чистая правда. Я действительно проучился там целый год, а потом еще пять месяцев в Техническом училище. Правда, перед этим закончил Владимирское артиллерийское в Киеве, но это отдельный разговор.
- Так ты – офицер? Вышел в отставку?
Не то, чтобы Николая это удивило. Он был готов к чему-то подобному – слишком уж решительно вел себя Кривошеин для представителя студенческой братии, слишком уверенно отдавал команды. И прищур глаз – будто в прорезь прицельной рамки картечницы…
- Нет, я и сейчас на службе – состою при нашем посольстве во Франции. Вернее, состоял, пока не пришлось заняться кое-какими деликатными вопросами.
«Деликатными? Ну конечно, как он сразу не догадался!»
- Так ты – шпион? Нарочно вошел  в доверие к Саразену, чтобы выведать его секреты?
- Не шпион, а военный агент! – наставительно изрек Кривошеин, подняв палец, словно профессор, вразумляющий нерадивых студентов. – Иными словами – разведчик. Разведка, если хочешь знать, природный рефлекс любопытства, только на уровне государства. Лиши, скажем, человека этого свойства – что с ним будет? Да ничего хорошего: заляжет на лавке, и будет зарастать плесенью, пока соседи по его амбарам шарят.  Так и с государством – если хочешь жить спокойно и в достатке, надо приглядывать, что  творится вокруг!
- Но все равно – шпионить… - Николай скривился, подбирая слово. -  Как- то это… недостойно, что ли?
- А что достойно? – обозлился собеседник. – Получать по харе, как во время Крымской войны? Ты же инженер – не слышал, как англичане ставили в  Варненском порту паровые краны, когда наши ваньки перли на себе грузы с самого Перекопа? Ну, может, не перли и не с Перекопа – но все равно: сейчас развитие техники определяет мощь державы ,а в этом Саразен обскакал не только нас, но и англичан с пруссаками. Я такого насмотрелся в Солевилле, в жизни не поверишь! Если переправишь мои записи в Россию – можно смело вешать тебе на шею Станислава, а то и сразу Владимира! Без мечей, конечно, но все равно – заслужил!
Прапорщик изумленно поднял брови. Святой Владимир – это серьезно. Кроме солидной пенсии, даже четвертая степень этого ордена давала право на потомственное дворянство. Неужели сведения, добытые Кривошеиным, так важны?
«Что за вздор, какое дворянство? Он здесь никто и звать никак – без документов, без родни, даже без имени! Не являться же, в самом деле, к деду с бабкой, в село Белоомут, Зарайского уезда Ново-Рязанской губернии. То-то будет встреча: «здравствуйте дорогие сродственники, вот и я, ваш природный внук из самого, что ни на есть, грядущего!»
Кривошеин меж тем продолжал свой рассказ:
- Еще до войны до нас доходили сведения о том, что с именем Саразена связана некая тайна. И когда Груссе вышел на меня и предложил присоединиться к профессору в его новейшем проекте -  я не колебался ни секунды. Но, кто же мог подумать, что  речь идет не о путешествии  на какой-нибудь секретный остров, а в другой мир! А тут еще война с пруссаками, осада… Посольство выехало из Парижа, и когда я вернулся -  не застал никого из коллег.
Он выложил на стол  плоский сверток, перетянутый шелковой ниткой, корочки документов, тощую пачку ассигнаций и тяжело звякнувший кошелек.
- Здесь – все, что я смог разузнать о Саразене и его изобретениях. Паспорт и прочие документы – на мое имея, придется тебе побыть пока Алексеем Дементьевичем Кривошеиным. Благо, роста мы почти одного, а приметы указанный в паспорте вполне подойдут обоим. Деньги – британские фунты, рейхсталеры и российские червонцы. Когда выберешься из Парижа – сразу в Тулон или Брест, сядешь на пароход, идущий в Англию. Оттуда – в Швецию и домой! В паспорте листок с петербургскими адресами; по прибытии зайдешь по любому из них, расскажешь все, как есть. И смотри, береги бумаги, им цены нет!
Николай взвесил на ладони кошель с золотом.
- Вижу, ты все уже решил за меня?
- А то, как же! – ухмыльнулся Кривошеин. – Да ты, брат, не горюй – пустая это привычка. Надеюсь, мы с тобой еще свидимся - тогда и поговорим от души, как подобает однокашникам, за штофом с закуской! Знаешь, какие в Солевилле копченые мокрицы? Ежели под смирновскую – пальчики оближешь, куда там лобстерам…