Переделал начало девятой главы

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ,
В которой путешественникам приходиться заняться весьма неаппетитным делом.
Настоятель принял их в комнате, ничем не напоминающей залы индуистских храмов, украшенные перламутром, пурпуром и позолотой, искусно вырезанными из дерева и камня идолами и бронзовыми фигурками. Здесь имелся лишь небольшой, на ладонь возвышающийся над полом, помост, да несколько молитвенных барабанов, закрепленных вдоль стен. Под ними рядком сидели монахи; сам настоятель занимал невысокое сиденье на помосте, а рядом с ним склонился в почтительном поклоне, монах-переводчик, сравнительно молодой человек лет тридцати,  в неизменной шафрановой хламиде.
После обмена любезностями и выражений сочувствия (настоятель выразил сожаление по поводу гибели воздушного корабля; гости в ответ, погоревали об убитых людьми-гекконами обитателях Лаха́нг-лхунбо̀), посетителям было предложено объяснить, за каким, собственно, дьяволом их принесло в монастырь. Впрочем, вопрос был задан в самых деликатных выражениях, с расшаркиваниями и заверениями в том, что в здесь рады даже таким гостям.
Николай пошарил за пазухой, извлек портмоне и достал из него кусок темно-коричневого пергамента, испещренного непонятными буквами. «Депозитная квитанция» даже на вид была необыкновенно древней, и Юбе́р испугался, что она раскрошится у русского в пальцах. Но обошлось: переводчик принял документ и с поклоном подал его настоятелю.
Тот несколько минут рассматривал «квитанцию», не прикасаясь к ней, после чего произнес несколько слов. По рядам монахов прошло легкое шевеление, и Юбе́р понял, что сейчас произойдет нечто из ряда вон выходящее – до сих пор монахи сидели вдоль стен, подобно каменным изваяниям, и ни тени эмоций, нельзя было угадать в щелочках глаз,  обращенных в буддистскую Вечность.
И не ошибся. Переводчик, почтительно поклонившись настоятелю, повернулся к гостям и убил насмерть. Реликвия, оказывается, похищена тем самым монахом, что спрыгнул со скалы на парашюте – переводчик назвал его летающим куполом. Так что извините, дорогие гости, очень жаль, что вам пришлось впустую проделать этот нелегкий путь. Его святейшество желает вам не сорваться со скалы себе шеи по пути вниз, потому как в монастыре вам делать решительно нечего.   Конечно, гости  могут отдохнуть в отведенном для них домике, подкрепиться  кашей и лепешками из ячменной муки - но завтра чтоб духу их здесь не было!
Все это было обращено в столь безупречно-вежливую форму и произнесено с такой невозмутимостью, что французу остро захотелось достать «Смит-Вессон» и пристрелить  переводчика, настоятеля, а заодно и половину монахов. А потом застрелился самому, поскольку грандиозные усилия, приложенные для того, чтобы раздобыть «слёзы асуров», лишены отныне всякого смысла. Неизвестный злоумышленник увел приз у них из-под носа, и остается только  уйти, как говорится, «en être pour ses»*. Если, конечно, удастся добраться донизу и не свернуть себе при этом шею…

* (фр.) «Остаться со своими убытками» - аналог русского выражения «Несолоно хлебавши»

***Как ни торопились монахи избавиться  непрошенных гостей, визит затянулся. Дело в том, что обитатели Лаха́нг-лхунбо̀ не пожелали пачкать руки, возясь с трупами людей-гекконов и хотели просто сбросить их со скалы - и пускай падальщики и обитатели деревни разбираются с тем, что уцелеет после падения на камни с высоты в две тысячи футов.
Николай с трудом уговорил их позволить сперва изучить хорошенько тела бестий; монахи согласились, и видно было, что делают они это крайне неохотно. Сами обитатели Лаха́нг-лхунбо̀ не пожелали присутствовать при «вскрытии» - исключение составил давешний монах-переводчик, единственный, кто не побрезговал присутствовать при этой  неаппетитной во всех отношениях процедуре.
Монах следил за действиями «препараторов» и ловил каждое их слово - но эти старания не пошли ему впрок:  Николай и Юбе́р переговаривались по-французски, а казак ограничивался отдельными русскими репликами, по большей части, эмоционального и крайне скабрёзного свойства.
И было с чего материться!  Вивисекция дала поразительные результаты – и это несмотря на то, что среди путешественников не было ни врача,  ни ученого-натуралиста. Впрочем, как выразился Юбе́р в своей североамериканской манере: «этим ребятам механик с разводным ключом требуется, пожалуй, почаще, чем доктор с пилюлями».
Спорить с французом было трудно: у каждой из тварей на спине имелся массивный ранец, склёпанный из листовой меди и покрытый поверх нее слоями войлока и кожи. Внутри  ранец содержал миниатюрную топку с керосиновой горелкой, паровой котел и сложную систему цилиндров, из которых под давлением нагнеталась по коленчатым медным трубкам смесь пара и смрадной зеленой жижи, хранившейся в отдельном баллоне.  Трубки соединялись резьбовыми штуцерами с другими, вживленными в уродливые бугры, покрывающие, словно панцырь, спину, грудь, конечности,  даже шеи и головы, из-за чего люди-гекконы не могли вращать головами – эту их особенность путешественники заметили во время перестрелки в монастыре. Сами же наросты-бугры были, словно коростой, покрыты роговой чешуёй, такой прочной, что ее могла бы пробить далеко не всякая пуля.
Николай, рассматривая эти отвратительные подробности мрачнел с каждой секундой. Подковырнув одну из чешуин лезвием своего кукри, он обнаружил под ней толстенные жгуты мышечной ткани, и заявил, что наросты служат своего рода «внешней мускулатурой», многократно усиливающей движения конечностей. А по вживлённым трубкам из ранца напором пара подается особая питательная жидкость, вот эта самая вонючая жижа – она заменяет « дополнительным мускулам» питательные вещества, пропадающие в ткани обычных живых существ с естественным током крови. На вопрос Юбе́ра, откуда ему это известно – не определил же он все это на глаз, после  недолгого поверхностного осмотра! -  русский ничего не ответил и  помрачнел еще сильнее .
Осматривая «мышечный панцырь», исследователи сделали еще одно открытие: оказывается, его ткань не была сращена с конечностями и торсом, а охватывала их в разных местах, подобно тугим манжетам. Изрядно повозившись, Николай и Курбатов, действуя ножами, сумели отделить чужеродные наросты от тела и обнаружили, что в нескольких местах в человеческую плоть уходили трубчатые отростки. Когда их рассекли, оттуда хлынула самая обыкновенная кровь - видимо, отростки каким-то образом соединяли «внешнюю мускулатуру» с кровеносной системой человека-геккона. Юбе́р (он с трудом преодолел инстинктивное отвращение и заставил-таки себя принять участие в  «вивисекции») предположил, что с кровью мышечные бугры получают питательные вещества в дополнение к тем, что поступают из ранца по трубкам под давлением пара.
Покончив с «наростами»,  исследователи взялись за тела, скрытые под броней мускулов и роговой чешуи. И здесь их ожидали новые сюрпризы. Все три человека-геккона, подвергнутые препарированию, оказались неграми. Бесчеловечная операция совершенно их искалечила: кожа, когда-то эбеново-чёрная, посерела, поблёкла, покрылась нездоровой сыпью; под ней совершенно не прощупывались нормальные для человека мышцы и сухожилия, не говоря уж о жировой прослойке. Без сомнения, будь несчастные живы, они не смогли бы самостоятельно передвигаться даже ползком. 
Николай заявил, что это явилось следствием того, что их собственные мышцы  атрофировались, не получая достаточного питания и нагрузок – и то и другое доставалось внешнему «мышечному панцырю». И снова Юбе́ру показалось, что русский не высказывал умозаключение, а сообщил нечто, уже ему известное. Но, наученный опытом,  спрашивать он не стал– к чему утруждать себя, если в ответ получишь одно только угрюмое молчание?
Было и другое, столь же пугающее изменение: ниже локтей и колен, человеческие конечности переходили в лапы, более подходящие ящерице-токи, только огромного размера. Плоть в этих местах бугрилась уродливыми шрамами, будто над ней потрудился безумный изувер-вивисектор, который словно лепил чудовищ из ночных кошмаров: собирал их, словно головоломки,  из фрагментов тел других живых существ: людей, гигантских рептилий, каких-то тварей, размерами не уступающих африканской горилле – откуда еще могли взяться мышечные жгуты, облепляющие тщедушные негритянские тела?
Уродливые конечности, покрытые  зеленоватой, бугристой кожей, заканчивались  четырьмя растопыренными веером пальцами, снабженными присосками. Способные открываться и закрываться, подобно мышечному сфинктеру, эти присоски могли бы прилипнуть к любой, даже неровной поверхности – этому  люди-гекконы и обязаны своей неимоверной ловкостью, позволяющей взбираться на отвесные скалы, а может быть, даже перемещаться, подобно ящерке-токи, по потолку.

Отредактировано Ромей (31-12-2018 01:15:11)