Мелькавший ранее фрагмент, с некоторыми переделками и дополнениями

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ,
в которой путешественники ступают на опасную тропу
- Ничего, вашбродь, как-нибудь переберемся. Слава богу, мона́си веревки дали, не пожадничали. А могли бы и не дать – выбирайтесь мол, рабы божии, как знаете, а сверзитесь - стало быть, такова ваша планида!
Юбе́р  не понимал ни слова из того, что он сказал, а переводить слова казака Николай не стал. Впрочем, не так уж и трудно было догадаться о чем идет речь.
Оказавшись на скале, казак сделался необыкновенно разговорчив  – видимо, осознавал свою незаменимость.  И то сказать, без его необыкновенной ловкости Николай с Юбе́ром далеко бы не ушли – а сейчас они преодолели уже около четверти пути по узкому, ходящему под ногами ходуном деревянному карнизу.  Опасности добавляло и то, что оба они не были субтильными и низкорослыми, как почти все местные паломники, и хлипкая конструкция угрожающе скрипела и прогибалась под их весом. Казак же порхал по ней, словно акробат по своим трапециям, успевая помочь обоим, кинуть веревку, подстраховать, поддержать в особенно опасном месте под руку, а  то и за шиворот.
Так что они улитками ползли по скале – медленно, но верно приближаясь к первой из платформ подъемника. Увы, от самой платформы, лебедки и часовни мало что осталось. На их месте из скалы торчали лишь обломанные балки, и теперь путешественникам предстояло преодолеть образовавшийся на тропе широкий разрыв, а без веревок это превратилось бы в смертельный цирковой номер – на голой скале,  в двух без малого, тысячах футов над землей.
- Не… - лениво отозвался Николай. – Никуда бы бритоголовые не делись. Виноватыми себя чувствуют: как же, такая реликвия, монастырь для ее сохранения основан – и не уберегли! Скандал ужасный, позор, урон репутации! Да они должны были на руках нас спустить, чтобы не держали обиды…
Он устроился на отдых с комфортом, будто сидел не на дощечке над шестисотметровой пропастью, а в венском кресле, в курительной комнате респектабельного клуба. Устроился, достал из-за пазухи кисет и принялся раскуривать трубочку. 
- Вернее было бы спустить нас головой в пропасть. - возразил француз. – Чтобы уж концы сразу в воду. Нет свидетелей – нет и скандала!
- Будь на их месте наши, российские банкиры, или американцы  – непременно так и поступили бы! А от здешних монахов такого ждать не приходится -  не принято, карму побоятся испортить!
Раздался шорох, сверху на путешественников посыпались мелкие камешки. Из-за каменного выступа, метрах в трёх выше карниза,  кошмарная харя. Отдаленно она напоминала человеческое лицо: маленькие, глубоко запавшие глаза, под тяжёлыми надбровными дугами, сплюснутый, будто у обезьяны нос, и длинная, до глаз, седая шерсть.
По спине Юбе́ра пробежали струйки ледяного пота, он зашарил рукой, нащупывая карабин, не в состоянии отвести взгляд от жуткого зрелища.
«Схватить оружие, вскинуть и, не вставая, крутануться для выстрела, прижимаясь к скале? Не выйдет, обязательно потеряешь равновесие и сверзишься в пропасть…»
- Опустите ружья! И не надо бояться йе́ти, они не опасны, пока вы не угрожаете обитателям Лаха́нг-лхунбо̀ или хранящимся в нем реликвиям!
Юбе́р сразу узнал этот голос;  секундой позже из-за выступа показался и его обладатель – давешний монах-переводчик. Сейчас поверх привычной утта́ра са́нга и юбки-антараваса́ка, он был одет не в, а в темно-бордовую накидку санга́ти; такую одежду  носили лишь в сильные холода,  а в остальное время складывали в узкую полосу и перекидывали через плечо, на манер шотландского пледа.
- Вам не надо бояться йе́ти! – повторил монах. – Они вас не тронут, пока я им не велю!
«Значит все-таки,  «пока я им не велю»… Впрочем, кто бы сомневался, что снежные люди играют при монастыре  роль то ли цепных псов, то ли стражей-убийц, наподобие хашишинов Старца Горы – беспощадных, не способных на предательство и не задающих лишние вопросы…
Нет, наверное не всё так просто – иначе, где были эти цепные псы и беспощадные убийцы вчера, во время резни, учиненной в монастыре людьми-гекконами, почему не вступились за своих хозяев?»
Юбе́р кивнул в знак согласия, и тут до него дошло: эта реплика, как, впрочем и предыдущая, прозвучали на французском языке – не слишком правильном, но оттого не менее понятном. Он беспомощно обернулся к Николаю – русский лишь грустно улыбнулся и развел руками.
Говорить, и вправду, было нечего – их провели, как детей. И поделом, подумал француз, это им урок – впредь не  глядеть на людей свысока оттого лишь, что  те не принадлежат к европейской расе. Монахи, наверное, привыкли к такому отношению со стороны англичан, и научились обыгрывать недалёких и самоуверенных чужаков с поистине восточным коварством… 
Монах уловил этот обмен взглядами, и на лице его, обычно каменно-невозмутимом, мелькнула тень улыбки. А чего бы ему не улыбаться -   пришельцы осознали, у кого на руках козыри в предстоящей партии… в чем бы она не заключалась.
«Вот сейчас и узнаем…»
И верно, ушлый азиат и не думал тянуть время:
-  Меня послали к вам с просьбой. Если вы согласитесь нам помочь, то и мы вам окажем вам помощь -  йе́ти помогут вам спуститься в долину без всякого риска!
***
- Значит, вы собираетесь найти похищенные «слёзы асу̀ров», и вернуть их в монастырь?
Они расположились на отдых на том, что осталось от площадки, где когда-то стояла часовня.
Несколько железных  костылей, забитых в скалу, деревянные распорки  да несколько уцелевших досок настила – и все равно, после узкой тропы, здесь казалось можно было танцевать. Что касается йети, то два  волосатых великана устроились на почти незаметном для глаза выступу скалы в десятке футов от площадки – и, похоже, чувствовали себя там вполне уверенно. Путешественники были поражены, с которой ловкостью эти полулюди-полуобезьяны карабкаются по отвесной скале. Может, йе́ти и не дотягивали до людей-гекконов с их присосками, но из людей с ними могли равняться в ловкости разве что такие, как Курбатов, да еще, пожалуй, цирковые акробаты.
- Вы неправильно меня поняли. – ответил монах, чуть наклонив наголо бритую голову. – Судьба распорядилась так, что реликвия покинула обитель. Возможно, новый хозяин принесет ее в Лаха́нг-лхунбо̀, а может быть, и нет – откуда нам знать, что начертано в книге Бытия̀?
- То есть вам нужен не сам ларец, а тот, кто его похитил? – спросил Юбѐр. – собираетесь скормить его вашим стражам?
Монах глянул на воздухоплавателя снисходительно, словно на неразумного ребёнка, сморозившего невзначай, глупость.
- Я уже объяснял, что с момента, когда реликвия оказывается в руках постороннего, над ней и её новым владельцем властна лишь судьба. Наше дело – стоять в стороне и терпеливо ждать.
- Но мы слышали, что йѐти могут сбросить вора с тропы. Или нас обманули?
Монах посмотрел на Юбе́ра и чуть заметно усмехнулся.
- Нет, вас не обманули. Но мы не властны над этими существами. И, кстати - они вовсе не людоеды, что бы ни твердили всякие не́учи. Эим создания вовсе не едят мяса, только коренья и зерна ячменя.
- В сердцах людей они тоже не умеют видеть? – уточнил Юбѐр и на всякий случай отодвинулся от снежных людей подальше. Что бы там ни говорил монах, а  йети меньше всего походили на вегетарианцев. Вон какие клыки торчат из нижней челюст – тигр обзавидуется! 
- Сердца человеков, – ответил монах, - мое, ваше, чье угодно, - открыты высшим силам, а эти существа всего лишь их орудия. И если йѐти помешают кому-то достигнуть конца тропы – значит так было решено тем, кто имеет право решать. Что до клыков, когтей и прочего–они предназначены пугать тех, кто лишен внутренней стойкости и не понимает, что истинная опасность – вовсе не та, что угрожает бренному телу.
«Он что, мысли читает?»
Николай негромко, нараспев произнес:
- «Того хотят, там где исполнить властны,
То, что хотят. И речи прекрати.»*
В его переводе на английский строки великого итальянца звучали донельзя коряво, однако монах, похоже, уловил смысл, потому что кивнул в ответ и замолчал- надолго .

*Данте Алигьери, «Божественная комедия». «Ад», песнь 3-я.

Повисло тягостное молчание. Монах молчал, будто превратился в статуэтку, изображающую Будду; Николай то и дело демонстративно поглядывал на часы, Юбе́р кипятился, проклиная про себя невозмутимость монаха и собственное неумение держать язык за зубами. Что касается Курбатова, то он привалился к скале и чуть слышно похрапывал - не выпуская, впрочем, из рук карабина. Юбе́р пригляделся: ствол «Мартини-Генри» был направлен аккурат на ближнего йе́ти, а указательный палец правой руки казака – конечно же, по чистой случайности, - лежал на спусковом крючке.
- Хорошо, я  отвечу. – заговорил монах. Француз вздрогнул от неожиданности; Курбатов чуть шевельнулся и приоткрыл глаз. Ствол его карабина все так же смотрел на снежных людей. – Решено, что я отправлюсь вместе с вами и приму участие в поисках тех, кто устроил нападение на монастырь. Но не волнуйтесь – нашей целью не является возвращение «слёз асу̀ров»; с того момента, как реликвия покинула священный грот, обитель более не несет за неё ответственность.
- Хотите отомстить за налет на монастырь? – деловито поинтересовался русский. Он вытащил из кобуры небольшой вороненый пистолет, и теперь делал вид, что внимательно его рассматривает.
- Месть – самое бессмысленное из всех занятий, недаром мудрец сказал: «перед тем, как мстить, выкопай две могилы». К тому же, месть не улучшит карму ни того, что решился на неё, и ни того, что пал её жертвой. Нас интересует другое:  как найти тех, кто пошёл против законов людей, богов и самого Мироздания, сотворив то... что они сотворили.
- Это вы о людях-гекконах? – на всякий случай уточнил Юбе́р. – собираетесь наказать их создателей?
- Именно о них. Только наказания, так как вы его понимаете, не будет – эти люди сами наказали себя, хотя ещё  не понимают этого. А мы  - мы должны просто знать.
Николай выжидающее молчал. Рука с пистолетом лежала у него на коленях.
«Палец пока не на спуске, но ведь достаточно крошечного движения, и… на такой дистанции промахнуться – это надо постараться. Интересно, в кого он станет стрелять сначала – в монаха или в йе́ти?»
- Есть еще одно условие. Мы должны знать, куда привела вас дорога, открытая «слезами асуров». Могу заверить, что об этом не узнает ни одна живая душа за пределами обители, но мы – монах особо подчеркнул это местоимение, - должны знать.
- По-видимому, - теперь русский смотрел на собеседника в упор, -  в вашем монастыре хранятся не только те сокровища, которые вы показываете паломникам.
Тот, не дрогнув, выдержал взгляд.
Николай встретился глазами с Юбе́ром. Тот едва заметно пожал плечами.
«Сегодня вы банкуете, мистер – так, кажется говорили в армии Потомака? Хорошие были времена, насквозь простые и понятные: всего-то навсего, Гражданская война, и никаких тебе хитрозадых монахов-буддистов,  «слёз асуров», отвратных тварей с приращёнными лапами и паровыми ранцами. И, главное - совершенно никаких йети…»
- Что ж… - медленно произнес русский. Он передвинул на колени кобуру и принялся запихивать в нее пистолет. - Будем считать, что мы договорились. Но у меня встречное условие – вы подробно, без утайки рассказываете, как вышло, что «слёзы асу̀ров» удалось похитить. И если вздумаете хитрить или лгать – нам, конечно, придется спускаться самим, без вашей помощи - но и вы будете разыскивать создателей этих тварей, пользуясь исключительно своими возможностями. И я отнюдь не уверен, что у вас есть хоть мизерный шанс на успех!

Отредактировано Ромей (03-01-2019 05:14:59)

Перезалил крайнюю проду с солидными изменениями

***
- Как хотите, мсье, а я ему не верю. Может, никто не похищал ларец,  а  монахи просто решили его утаить?
Они говорили вполголоса – до переводчика, устроившегося на отдых возле йети, было шагов десять; путешественники видели, как монах извлек из-за пазухи кулёк с какими-то корешками и по одному скармливал своим подопечным.
- Нет, мсье Бондиль. Не стал бы он лгать – промолчал бы, и всё.  Вот мы спросили, что такое на самом деле «слёзы асуров» - и что? Замолк  и не произнёс ни слова. Каменный народ - хоть режь их, а от своего не отступятся. А все потому, что боятся только одного – испортить карму чем-нибудь неблаговидным. А смерть, или, скажем, мучения – это так, семечки…
Юбер хмыкнул, не скрывая скепсиса.
- Вы, мсье, все же идеалист – впрочем, говорят, все русские такие. Карма там, не карма… жизнь заставит – соврут, как миленькие! Вы подумайте: подпустить к самой ценной реликвии явного чужестранца, который в монастыре без году неделя, да и взялся неизвестно откуда? Нет, что-то тут нечисто…
На последних словах Юбер понизил голос и покосился на монаха -досада по случаю конфуза с французским была еще слишком свежа. Правда, на этот раз они беседовали по-немецки,  но кто знает, сколько ещё языков в запасе у этого бритоголового хитреца?
А потому – бдительность, и еще раз бдительность! Заранее проинструктированный Курбатов разлегся на помосте, раскурил коротенькую костяную трубку с сильно изогнутым чубуком, и дребезжащим голосом затянул песню. Юбер с трудом разобрал нечто вроде вроде «ohisya, ty oyisya, tu n'as pas peur de moi»*  - он, конечно, не выучился понимать по-русски, но эту песню казаки распевали каждый вечер, и Николай по его просьбе перевел пару куплетов.  Не очень-то это помогло – француз так и не смог понять, что означает «ohisya, ty oyisya..»
Русский с сомнением покачал головой.
- Знаете, а я ему верю. Конечно, в ваших словах есть резон, но сами подумайте – что еще могло понадобиться в монастыре посланникам Тэйлора? А ведь это они, тут никаких сомнений быть не может… Да и короб за спиной у того типа, на площадке, явно немало весил.  Не булыжникам же он наполнил?

*«Ойся ты, ойся, ты меня не бойся» - старая казачья песня.

Юбер припомнил, как  разбегался для прыжка «парашютист» с сундуком за плечами.
- Ладно, допустим, вы правы и монах не соврал. Но зачем вы согласились взять его с собой? Подумаешь – «поможем вам спуститься…» Мы и сами, вроде, неплохо справлялись, а попробовали бы помешать – в три ствола мы их быстро успокоили бы?
Николай немного помолчал, видимо, подыскивая возражения.
- Ну, во-первых, не факт, что успокоили бы. Нет, я не о том, что это какие-нибудь оборотни,  которых берут только серебряные пули – просто зверюги здоровенные, не меньше медведя, а того, как известно, не всякой пулей свалишь.  А во вторых – на кой им вообще соваться под пули? Заберутся повыше, спустят оттуда нам на головы десяток камешков – и все, поминай как звали рабов Божьих.  Но главное даже не это. Не помню, какой мудрец сказал: «Держи друзей близко, а врагов ещё ближе». Это в точности про нас с вами. 
- Так вы полагаете, что монах задумал что-то недоброе?
- А пёс его знает, что он там задумал! А только сдается мне, что в покое он нас не оставит – прогоним, так увяжется за нами тайком, лучше, что ли?  Плохо вы восточных людей  знаете –в коварстве и упорстве им нет равных. Нет уж, пусть будет на глазах, так спокойнее.
Юбер пожал плечами, но спорить не стал. Все-таки, у этих русских своеобразное представление о спокойствии…
К тому же – есть у меня предчувствие. Он ведь так и не ответил, что это за «слёзы асуров такие» и, чует моё сердце, нам еще придется с ними разбираться. Вспомните – Саразен узнал о свойствах содержимого ларца в основном, из надписей на его стенках и крышке. Вдруг и на этом ларце какие-нибудь важные надписи?  А мы с вами не сильны в санскрите… в отличие от нашего нового приятеля…
- Но с чего вы взяли, что он захочет нам помогать?
- Пока – ни с чего. А вот когда реликвия попадет в наши руки… это будет уже совсем другое дело.
- Так вы надеетесь ее вернуть?
- А что нам еще остаётся? Первоначальный план Саразена пошел псу под хвост – без «слёз асуров» апертьёр не построить, а мы ведь рассчитывали именно на это! Значит, остаются два варианта: или признать своё поражение и возвращаться, нам – в Россию, а вам - в Америку. Или…
Доски заскрипели. Бьер поднял голову – монах приблизился на несколько шагов и остановился в ожидании. За спиной у него замер Курбатов. Рука на рукояти пластунского ножа, только мигни –  сделает, как велено…
- Надеюсь, вы успели отдохнуть? – Голос монаха шелестел, будто сухой песок сыпался на каменную плиту. – Ветер немного утих, и если мы поторопимся – то успеем спуститься до темноты.
Русский встал, потянулся, с хрустом расправляя плечи.
- И то верно, засиделись мы что-то. Курбатов, ты там как, готов? Туши свою носогрейку, пора!
И добавил, обращаясь уже к монаху:
- Кстати, друг мой, вы так и не сообщили, как вас зовут. Согласитесь, раз уж мы собрались путешествовать вместе, это будет нелишним!
Уголки рта переводчика чуть дрогнули – Юбер уже успел понять, что так он изображает улыбку.
При посвящении мне дали имя «Церѐн» - в переводе на ваш язык это означает «живущий очень долго»
Русский хохотнул и похлопал его по плечу:
Что ж, пусть так оно будет. А то ведь дорога нам предстоит длинная, всякое может приключиться…
И озорно подмигнул французу.
- Будет так, как записано в книгах судьбы.  – кротко отозвался Церен. – И, что бы мы не делали – нам не переменить предначертанного.
На фамильярный жест он, казалось, не обратил внимания.
В самом деле, подумал Юбер, что еще мог сказать монах?   А вот им с Николаем, похоже  есть, о чем побеседовать…

Отредактировано Ромей (05-01-2019 20:27:02)