***
Горячка боя отпустила Николая почти сразу, как смолкла ружейная пальба.  Ноги внезапно сделались ватными, в глазах потемнело и он сел, обессилено прислонившись к колесу зарядного ящика. Он только что, своими руками лишил жизни четверых!  четверых! И это были люди, такие же, как он сам – они ходили, говорили, смеялись, вспоминали о своих близких и их самих тоже где-то вспоминали с любовью – и ждали, когда они вернутся домой. Но теперь этого уже никогда не будет, а все потому что он, прапорщик Ильинский решил блеснуть искусством меткой стрельбы на чужой, в общем-то, войне. Нет, справедливое восстание, борьба с угнетателями, «за нашу и вашу свободу» - это все замечательно и очень понятно, но… как отлетает назад от удара тяжелой пули еще живой человек, как брызгают кровь и мозг из лопнувшей, словно перезрелый арбуз, головы! Тогда, на бегу, на ощупь снаряжая обоймы, он по ошибке вскрыл коробку с патронами «дум-дум» - и заметил это только после боя, когда кто-то из коммунаров, обшаривавших мертвые тела в поисках патронов, уважительно присвистнул: «А ваша фитюлька, мсье, даром, что с виду полная ерунда, а бьет не хуже митральезы!»
Николай, хоть и прослужил в армии больше года, но состоял, по большей части, при сложной технике. Стрелять он научился еще до армии. Сначала из детского ружьеца «монтекристо» – на пустыре, по пустым бутылкам, потом на стрельбище охотничьего клуба. Получив погоны прапорщика, он с первого раза попал в тройку лучших в воздухоплавательной роте по стрельбе из карабина и «нагана», и даже собирался поучаствовать в гарнизонных соревнованиях – если бы не треклятая командировка в Париж.
Теперь вот довелось пострелять по живым мишеням. И, судя по всему, это только начало. Да, конечно, он офицер, и все такое, и вообще,  «убей, или убьют тебя»… Нехорошо было Коле Ильинскому, совсем нехорошо.
Кстати, о погонах…
Он снял китель. Пуля, скользнувшая по правому плечу, вырвала погон с мясом. Теперь, прежде чем вернуть его на место, надо сначала зашить дырку - а чем прикажете зашивать? Это в солдатах он таскал в  изнанке фуражки иголку с подмотанной к ней ниткой, а для офицера такая предусмотрительность была как бы и зазорна. Да и погоны – к чему они теперь? Только привлекать ненужное внимание, тем более, что вензель на них Николаевский, а в России сейчас правит его дед, государь Александр Освободитель. Решено: прапорщик отстегнул оба погона, добавил к ним бронзовый значок учебного воздухоплавательного парка, а после недолгих колебаний – снятую с фуражки кокарду. Черт знает, как тут относятся к русским – вон, Николь давеча помянула «terribles cosaques», и поди, докажи, что он никакой не казак, а вовсе даже воздухоплаватель! И хорошо, если доказывать придется разочарованной барышне – а если тому оголтелому студенту с саблей? То-то, он распорядился после боя  расстрелять троих пленных версальцев и самолично руководил экзекуцией... Нет уж, ну их, этих революционеров, шлепнут еще из солидарности с польскими инсургентами! Как там писал Карл Маркс – «пролетарии всех стран, соединяйтесь»?
- Мсье решил заняться своим туалетом?
Перед Николаем стояла Николь, все такая же очаровательная, как полчаса назад, перед боем. Правда, на переднике – свежие следы крови, похоже, об него вытирали руки. Ну да, она же добровольная санитарка или сестра милосердия…
- Да, видите, вот, зацепило. Думаю, как бы починить…
Она взяла китель, просунула пальчик в дыру, потом отложила в сторону.
- Чепуха, я сейчас сделаю, тут работы на пять минут. А вы,  Николя, перекусите, я принесла...
Прапорщик хотел, было, отказаться от угощения, но вдруг понял, что голоден, как волк. Если память ему не изменяет, последний раз он прикасался к съестному еще в Шале-Мёдоне, перед отъездом в Париж, а с тех пор прошло…. Ну, это, смотря  как считать: то ли  «пять часов», то ли сорок лет, только в обратном порядке.  Но есть-то хочется прямо сейчас, да так, что кишки подводит!
Так, что тут у нас в корзинке? Королевское угощение: ломоть хлеба, кусок сыра и пара луковиц. Ого, еще и бутылка? Вино? Нет, яблочный сидр… Ну, Николь, ну подруга героя! Да, за одно это на ней стоит жениться!
- А я-то думал, у вас здесь голод… - сказал он, сделав большой глоток.
- Ну что вы! Голод был давно, зимой, когда пруссаки осадили город.
- А верно, что тогда съели слона? – прапорщик припомнил разговор с букинистом.
  - Даже двух! - с готовностью подтвердила Николь. – Одного звали Кастор, другого Поллукс. Я, когда узнала, долго плакала – слоны были такие милые! А слонятину на следующий день продавали по сорок франков за фунт! И волков из зоосада съели, и даже тигров, не говоря уж о мулах и лошадях, даже скаковых, породистых, с ипподрома. Только обезьян трогать не стали – говорили, что они наши родичи и это будет почти что людоедство. Зато кошек и собак в Париже не осталось, все пошли в кастрюли!
Даже разговоры об особенностях французской кухни в условиях осады не смогли испортить здоровый аппетит нашего героя. Пока прапорщик расправлялся с содержимым корзинки, Николь устроилась рядом, извлекла из-под передника иголку с ниткой и потянула к себе китель.
- Зачем это, мадемуазель… Николай чуть не подавился куском сыра. – Наверное, вы устали с ранеными, отдохните, я и сам могу!..
- Не говорите ерунды, Николя, и ешьте спокойно! – строго прикрикнула на него девушка. -  Вам еще сражаться, наберитесь сил А женские дела ставьте женщинам, Вы же не хотите чтобы мне пришлось взяться за оружие?
И испытующе посмотрела на Николая. Тот помотал головой – ну как с такой поспоришь?  Хотя… он уже успел насмотреться здесь на женщин, а то и вовсе юных девушек с ружьями…
- Что до раненых,  - продолжала Николь, - то их не так уж и много: те, кто может держать оружие, решили остаться в строю, я только перевязала несколько человек. А тяжелых увезли в тыл. Мне тоже предлагали с ними, но я отказалась. Да и какой теперь тыл, просто смешно!
Игрока так и порхала в ее тонких пальчиках….
- Отказались? Зачем? Это неразумно, мадемуазель, вам лучше было уйти.
Она бросила на него взгляд – по-птичьи наклонив голову вбок, лукаво, со смешинкой в зеленых глазах:
- Мсье так быстро наскучило мое общество? Кстати, мой герой,  вы до сих пор не назвали мне свое имя! Ну-ну, не смущайтесь, мне уже раз дсять рассказали, как вы перестреляли дюжину этих негодяев!
Вот как? Дюжину? А он-то насчитал всего четверых…
- Ко… простите, Николай Ильинский, к вашим услугам!
Она очаровательно сморщила носик:
- Ну вот, а еще говорят, что польские имена все трудные!
И принялась писать перед собой в воздухе буквы:
- Ни- ко- ля и Ни- коль – похоже, верно? И как чудесно звучит! 
Прапорщик почувствовал, как у него вспыхнули уши. Да что же за день сегодня такой, с чего он все время смущается?
- Нет, Николя, я никуда отсюда не уйду. – в ее голосе больше не было прежней игривости.  – Да и куда мне идти? Вы, верно слышали: версальцы не щадят никого, если кого-то замечают – этот человек обречен. Стоит просто взглянуть в их сторону и можно получить в ответ пулю! Это гиены, звери, жаждущие крови, а не солдаты, исполняющие свой долг! А еще и выдумали очередную гадость: будто бы в кварталах, захваченных армией, женщины бросают в подвалы домов бутылки с керосином и поджигают! Газеты подхватили эту сплетню, и теперь над несчастными, которыз в чем-то заподозрили, творятся немыслимые зверства. Тетушка Мадлен,наша соседка, рассказывала, что на ее глазах растерзали женщину за то, что она несла пустой бидон из-под молока! Николя, этот бидон даже не пах керосином, но это их не остановило!
Повисло молчание. Прапорщик не мог найти слов для ответа и тискал в пальцах погоны. Николь ниже наклонилось к работе, крошечная слезинка упала на форменное сукно – и сразу впиталась в ткань, оставив едва заметное пятнышко.
- Ну вот, готово. – Она встала, встряхнула китель и протянула молодому человеку. – Одевайтесь, Николя, и ступайте, у вас, наверное, много разных важных дел!
Он встал, двигаясь нарочно без спешки, затянул портупею. «Парабеллум» в кобуре, на боку, фуражка, как и положено… тьфу, кокарды тоже нет, ну и видок у него…
- Благодарю вас, мадемуазель!
- Ну что вы, Николя, было бы за что! – тонкая ладошка скользнула по его щеке. - Вы, главное, постарайтесь не погибнуть…
Он коротко кивнул, щелкнул каблуками, подражая кавалерийским офицерам, и зашагал прочь, испытывая острейшее желание – вернуться, схватить в охапку и унести подальше от всего этого. Только сперва придется выяснить, куда, собственно, нести и как безопасно туда добраться, не рискуя по дороге получить пулю или удар штыком. Кстати, о штыках – не худо было бы раздобыть хоть завалящий клинок, пригодится…  Да, Николь права, у него полно дел!
И надо уже, наконец, найти сумку -  сколько можно ходить, как лишенец, с узелком под мышкой!

Отредактировано Ромей (05-11-2018 19:12:08)