(А Вельбицкий-то при Тинькове околачивается)
Тиньков, чертыхнувшись про себя, хотел приказать пехоте ускорить шаг, но тут к нему подскакал подпоручик Линдфорс и принялся что-то горячо говорить, оживленно при этом жестикулируя. Полковник помнил его еще по делу у Езерджи, а потому внимательно выслушал. Некоторое время, он хмурился, несколько раз в нерешительности трогал себя за ус, но, затем хитро усмехнулся и начал быстро отдавать приказания. Повинуясь ему, кавалерия и пушки остановились за ближайшим холмом. Пехотные цепи были посланы по окрестным склонам, а подпоручик поскакал к своей команде.
................
Рядом с Линдфорсом и Самойловичем стоял Мак-Гахан, что-то строчивший в записную книжку и какой-то левый штабс-капитан, неизвестно откуда взявшийся.
- Господин штабс-капитан, - отдал честь Дмитрий, - разрешите обратиться к господину подпоручику.
.........
- Смотрите, штабс-капитан, - доверительно шепнул жандарму прапорщик. – Ручаюсь, такого вам прежде видеть не доводилось!
И действительно, ударивший по османской пехоте свинцовый ливень, прошелся по ее рядам, будто серп по стеблям спелой пшеницы
.......
- Это точно, - задумчиво сказал штабс-капитан. – Интересно только, где он мог этому научиться?
.........
- Где турки? – спросил Тиньков у подошедшего Линдфорса.
- В десяти минутах ходьбы, господин полковник! – устало отрапортовал тот, отдавая честь.
- Хорошо, - кивнул тот, - вы, и ваши люди, вероятно, утомились?
- Так точно. К своему стыду, вынужден сказать, что едва передвигаю ноги!
- Идите в тыл и передохните. Вы и так уже сделали сегодня более, чем в человеческих силах.
Пока они говорили, пришедший вместе с подпоручиком Будищев, украдкой осматривал русские позиции и чем больше он видел, тем больше хмурился. А когда, откозырявший полковнику Линдфорс, скомандовал было идти в тыл, не выдержал и вышел вперед.
- Ваше высокоблагородие, разрешите обратиться?
- Что?!! – удивленно протянул Тиньков, но затем, видимо, узнал его и смягчился: - Ах, это ты? Ну, обратись, если есть нужда.
- Ваше высокоблагородие, разрешите нам занять вон ту вершину?
- Это еще зачем?
- Так, когда турки на вас попрут, они оттуда как ладони будут. А если только отсюда стрелять, то они за всяким камешком или пригорком схорониться смогут!
- Но из винтовок вы все равно не добьете, только зря огнеприпасы потратите!
- Никак нет, ваше высокоблагородие! Из «крынок» ваша правда, не достали бы, а вот из «турчанок» самое милое дело!
....
Попрощавшись с товарищами, Будищев и выбранные им люди, попрыгали, поправили амуницию и ловко, будто и не было перед тем многовёрстного марша и тяжелого боя, двинулись по склону.
- Скажите, он всегда так ходит? - спросил у Линдфорса внимательно наблюдавший за ними Вельбицкий.
- Нет, только в поиске.
- Занятно.
- Что именно?
- Да так, ничего… это ведь его решение, отправиться на высоту, а не ваше?
- Он хороший унтер и не боится проявлять инициативу.
- А вот это редкость. Неужели совсем не боится?
- По крайней мере, в бою. Впрочем, вы и сами все видели.
- И что, эта позиция действительно так выгодна?
- Если там поставить митральезы, тогда они смогли бы все пространство простреливать, так что ни одна сволочь, головы не подняла. Но на это, к сожалению, нет времени. Извините, но мне пора!
- Конечно-конечно, не смею больше задерживать.
- Честь имею!
- А вы бы последовали этому совету? – спросил жандарм у артиллериста, когда подпоручик и его люди отошли на достаточное расстояние.
- Если бы не приказ полковника, я бы так и сделал, - пожал плечами Самойлович.
....
Я, правда, хотел обратить твое внимание не только на это, - продолжил Всеволод, после недолгого молчания.
- Что-то еще?
- Бог с ним с крестом, тем более что наш товарищ, кажется, не обратил на это безобразие никакого внимания, точно дело его не касалось вовсе. Но, послушай, мы с тобой произведены в офицеры, хотя даже последнему рядовому в нашем полку известно, что Будищев куда больше понимает в военном деле, а, следовательно, более достоин этого чина.
...
- Более чем. Вообще, он человек в своем роде замечательный. Я бы даже сказал – исключительный!
- Вот как?
- Судите сами. Будучи призван перед самым выступлением полка из Рыбинска, он в короткое время сумел стать унтер-офицером и георгиевским кавалером. Храбр, силен, отлично стреляет из любого вида оружия.
- Так-таки и отлично?
- Я сам видел его в деле. Винтовка, револьвер, картечница… все одинаково подвластно ему!
...
(Мезенцев и Вельбицкий)
- Послушайте, а мы с вами точно о нижнем чине сейчас говорим? Уж больно он, подлец, развит для своего положения!