И прода
Последние слова Гиршовский договорил уже с раздражением в голосе  и вышел прочь, оставив Дмитрия наедине с сестрой милосердия.
Девушка тоже хотела выйти, чтобы позвать санитаров, но Будищев остановил ее.
- Геся, вы сшили себе платье?
- Что? – округлила глаза Геся, настолько неуместным показался ей этот вопрос.
- Я спрашиваю, сшили ли вы себе платье из той ткани, что я вам подарил?
- Ах, вот вы про что, - грустно покачала головой барышня. – Нет, мне было совершенно не до того. То есть я начала работу, но известие о гибели Николая совершенно уничтожило меня.
- А вот это напрасно. Вы еще молоды и еще найдете свое счастье.
- Боюсь, вы не понимаете о чем говорите! Родных у меня нет. Община меня не примет. Я осталась совсем одна и мне совершенно некуда идти. Моя жизнь кончена.
- А приезжайте к нам в Рыбинск! Ну, а что? Городок у нас славный, много купцов, а соответственно купчих и купеческих дочек. Наряжаться они любят ничуть не меньше парижанок, так что хорошая модистка или швея не останется без заработка.
- Вы это серьезно?
- Вполне. Или у вас другие планы?
- Нет у меня никаких планов. Аристарх Миронович был настолько добр ко мне, что взял в госпиталь совершенно без документов. Но война закончилась, и что делать дальше я не знаю. А чем займетесь вы?
- Тоже не знаю. Крестьянин из меня вряд ли получится, так что попробую заняться чем то другим. Руки-ноги на месте, голова работает, так что не пропаду.
- Мне бы вашу уверенность в себе.
- Хотите, одолжу? У меня ее на пятерых!
- Это уж точно! – улыбнулась Геся. - Ну, хорошо, я подумаю над вашим предложением. Однако сейчас вам нужно возвращаться в палату. Я пойду, позову санитаров.
Отправив странного пациента на место, девушка задумалась. В последнее время она жила больше по инерции, как набравший ход механизм, не чувствуя вкуса к жизни. Окружающие люди всячески пытались помочь ей пережить ее горе, но у них плохо получалось, ибо груз потери был столь велик, что, казалось, вот-вот придавит ее своей тяжестью. Но только этому унтеру иногда удавалось расшевелить ее и почувствовать снова себя живой. И это было тем более удивительным, что она нисколько не обманывалась на счет его душевных качеств. Судя по рассказам Лиховцева, он был циником, легко способным солгать, обмануть или украсть, но вместе с тем, не задумываясь рискнуть жизнью, ради спасения товарища. Конечно же, Алеша в своих рассказах всячески старался сгладить острые углы и приукрасить действительность, но врать он не умел совершенно, так что Геся без труда понимала все, что тот тщетно пытался недосказать.

Гиршовский не ошибся, говоря, что у Будищева отменное здоровье. Рана его быстро затягивалась, и скоро он уже смог вставать и даже понемногу ходить по палате. Жандармы больше не докучали ему, но зато навещали солдаты из расквартированного неподалеку батальона болховцев. Особенно часто приходил Федя Шматов, каждый раз пытавшийся принести какой-нибудь гостинец. То кусок местного сыра, то шмат сала, то еще что-нибудь. Дмитрий обычно беззлобно подтрунивал над его передачами, отчего-то называя их «гуманитаркой», но все же с благодарностью принимал, тем более что кормежка в госпитале, была не особо хорошей. Все полученным он тут же делился с товарищами по палате, что лишь добавляло ему авторитета, и без того бывшего на недосягаемой высоте. В последнем, Геся успела убедиться, когда кто-то из выздоравливающих солдат вздумал было развязано подшутить над ней. Одного взгляда унтер-офицера оказалось достаточно, чтобы у весельчака сразу же пропала охота к насмешкам.
Наконец, пришла пора отправлять негодных к дальнейшей службе, в число которых попал и Будищев, домой. Транспорты, правда, должны были прибыть только завтра, но весь госпиталь лихорадочно готовился к этому событию. Нужно было приготовить массу документов, снабдить увечных самым необходимым на дорогу, а так же много других дел. Так получилось, что Геся со всеми этими заботами совсем забегалась и нашла время зайти в палату Дмитрия только после обеда, однако, к своему удивлению, не нашла его на месте.
- Господин унтер-офицер вышли, - услужливо подсказал солдат, давеча так неловко пошутивший над ней.
- Но куда? – изумилась сестра милосердия.
- Не могу знать, барышня, - виновато развел тот руками.
Девушка досадливо нахмурилась, дел предстояло еще много, а она приготовила Дмитрию прощальный подарок и хотела успеть его вручить до отправления. Но делать было нечего, и она хотела было уже выйти, но тут ее остановил другой раненый.
- Сестричка, загляните вон в тот флигелек, должно там он.
Поблагодарив, она побежала к неказистому строению, лишь по недоразумению, называемому флигелем, стоящему неподалеку от основного задания госпиталя. Обычно там складывали всякий хлам, который давно следовало выкинуть, но полагалось хранить до списания, да еще проживали санитары. Последние, правда, сейчас бегали как заведенные, выполняя различные поручения начальства, так что Геся вошла туда без опаски. Но едва переступив порог, девушка остановилась как вкопанная от увиденной картины. На печи сложенной посреди этого помещения стоял котел с кипящей водой, рядом с которым в клубах пара стоял абсолютно голый Дмитрий и помешивал его содержимое.
Все это выглядело настолько дико, что она стояла, потеряв дар речи, и хлопала глазами.
- Ну, кого там еще хрен принес? – недовольно буркнул Будищев и, обернувшись, застыл, как громом пораженный.
- Извините, - пробормотала Геся и сообразила, наконец, отвернуться.
- Я тоже рад вас видеть, - ошарашено сказал унтер-офицер и тут же зашел за печку.
- Простите меня ради Бога, - взмолилась покрасневшая до корней волос девушка. – Я совершенно не рассчитывала застать вас в таком виде…
- А в каком виде вы рассчитывали меня застать? – насмешливо переспросил Дмитрий, к которому вернулось его самообладание.
- Я… я искала… а что вы тут делаете?
- Трамвая жду!
- Что?!
- Ничего особенного, Геся, я тут не делаю. Просто кипячу свою одежду на предмет избавления от насекомых. Я, кажется, уже говорил, что заболеть тифом не входит в мои планы?
- Кипятите… от насекомых?
- Ну, да. Видите ли, вши бывают двух видов, одни живут на человеке, а вторые в его одежде. Их так и называют – бельевые. У нас, по счастью, как раз вторые. Избавиться от них довольно просто, надо лишь прокипятить белье и одежду. Хорошо бы еще и горячим утюжком по швам пройтись, но чего нет, того нет. Потом одеваешь на чистое тело и дело в шляпе. А вы, собственно, что хотели?
- Я хотела… я хотела … в общем, вот, - запинаясь, еле выговорила Геся и показала Дмитрию пакет.
- Что там?
- Форма.
- Какая еще форма?
- Военная. Ваша. И смена белья.
- Ничего себе, - изумился Будищев и машинально двинулся вперед, но затем, спохватившись, снова спрятался за печкой. – Вы, это, положите их вон там.
- Да, конечно, - пробормотала вконец смущенная сестра милосердия и опрометью бросилась вон.
Дмитрий еще некоторое время удивленно смотрел ей в след, затем оглянулся, представил все происходящее со стороны и неожиданно для себя самого, вдруг, согнулся от хохота.
- Ой, не могу, это же рассказать кому – не поверят! – заливался он. – А я-то хорош, стою тут, аполлон полуведёрный!
Затем он взял сверток в руки и развернул. В нем и вправду лежала пара белья, а так же новенький, только что сшитый мундир из тёмно-зелёного, почти черного сукна и шаровары. На красных погонах блестели унтер-офицерские басоны и номер полка – 138.
Геся тем временем, забежала в здание госпиталя и тяжело дыша, остановилась у стенки. После года проведенного среди тяжелораненных, когда беспомощных людей приходилось переодевать, мыть, подставлять им судна и утки, ее трудно было смутить видом мужского тела, но к подобной ситуации она оказалась совершенно не готова. Будищева, не смотря на ранение, было трудно назвать беспомощным. Его тело было крепким и поджарым, без единой прослойки жира, с бугрящимися мускулами, и невольно притягивало к себе взор. А непонятная надпись, над левым соском лишь разжигала любопытство. Но самое главное  - его взгляд. Он был ироничен, даже насмешлив, но, пожалуй, ничуть не смущен. Его, казалось, забавляла эта ситуация.
- Мадемуазель Гедвига, с вами все в порядке? – вернул девушку к реальности голос старшей сестры милосердия. – Голубушка, вас Аристарх Миронович разыскивает, а вы ходите неизвестно где!
Через минуту удивленная Геся уже была в кабинете главврача, недоумевая, зачем она ему так срочно понадобилась. Тот встретил ее сидя за своим столом и молча показал ей на ближайший стул. Девушка, не переча села, и некоторое время ждала, пока тот закончит писать. Наконец, тот отставил в сторону перо и испытующе посмотрел на нее.
- Геся, вам известно, что отправляемых завтра увечных солдат, должен сопровождать кто-то из персонала?
- Да.
- Замечательно, это будете вы.
- Но… это так неожиданно, - замялась она, - к тому же вам известны мои обстоятельства.
- Вы про документы? Это именно та причина, по которой я не предупредил вас заранее, об этой миссии. Не был, знаете ли, уверен, что все получится. Но теперь, благоволите…
С этими словами, Гиршовский выложил перед ней на стол несколько бумаг и щелчком ногтя подвинул ближе к девушке.
- Что это?
- Э… это, некоторым образом, дубликат документов, выданных вместо утерянных. Извольте видеть: паспорт, метрика, свидетельства о крещении и причастии. А так же моя рекомендация с детальным описанием вашей службы при госпитале. С этими документами вы можете поселиться в любом городе империи на совершенно законных основаниях.
- Но, как это возможно?
- Ох, голубушка, не задавайте нескромных вопросов, не получите уклончивых ответов. Если коротко, ваши документы утеряны во время боевых действий, а взамен вам выданы новые. Вы теперь, отныне и навеки, немка, лютеранского исповедания, из Царства Польского Гедвига Берг. Еще я дал казначею соответствующее распоряжение, чтобы он выдал вам жалованье за все время. Оно, откровенно говоря, крайне невелико, но вам, на первое время, хватит. Ну и вот это, примите, уже от меня лично.
С этими словами, Гиршовский подвинул Гесе конверт из плотной бумаги.
- Мерси, - выдавила из себя девушка и на глазах ее заблестели слезы.
- Не за что. Это вам спасибо за службу, за тяжкий труд и за заботу о раненых.