Берлин был в те времена далеко не самой блестящей столицей в Германии, а потому  в нем не часто собиралось такое представительное общество, как осенью 1618 года. Главным гостем был, несомненно, молодой шведский король Густав II Адольф, прибывший в Бранденбург инкогнито и, к своему удивлению, заставший там свою сестру мекленбургскую герцогиню Катарину, приехавшую накануне вместе с детьми. Он, разумеется, рад был встрече, тем более, что они с самого детства были очень близки. Но все же визит её оказался полной неожиданностью. Король прибыл по весьма личному, можно даже сказать – интимному поводу. Дело в том, что он, наконец, осознал необходимость жениться. Не то, чтобы Густав Адольф не понимал этого раньше, но, будучи без памяти влюблен в свою давнюю фаворитку Эббу Браге, он не хотел слышать ни о ком другом. Увы, ни риксдаг, ни королева-мать, не одобряли подобного мезальянса, и его величеству, несмотря на все усилия, не удалось сломить их сопротивления.

Первой это поняла Эбба и неожиданно для всех ответила согласием на предложение руки и сердца со стороны Магнуса Делагарди. Правда, злые языки поговаривали, что любимец короля специально женился на его любовнице, чтобы прикрыть грех своего сюзерена – но правды в этом было мало. Густав Адольф действительно любил Эббу и хорошо относился к Магнусу, но их брак стал для него полной неожиданностью, чтобы не сказать – ударом. Однако, поразмыслив хорошенько, шведский монарх решил, что всё, что ни делается – всё к лучшему и принялся подыскивать себе невесту.
Вот в чём в Священной Римской Империи германской нации не было недостатка, так это в юных принцессах, отцы которых страстно мечтали поскорее выдать их замуж. Но, поскольку, шведский король позиционировал себя как один из лидеров протестантского мира, девушки-католички отпадали. Впрочем, среди последователей Лютера потенциальных невест тоже хватало, так что оставалось лишь выбрать. В общем, выбор Густава Адольфа пал на юную Марию Элеонору Бранденбургскую.
Причин тому было несколько. Во-первых, она принадлежала к знатному, влиятельному и богатому роду. Во-вторых, одним из претендентов на руку девушки был кузен шведского короля – Владислав Ваза, принадлежавший к католической ветви их семьи. Допустить союз между Речью Посполитой и Бранденбургом было совсем не желательно, а вот щелкнуть по носу кузена – напротив – весьма заманчиво. Наконец, в-третьих, она была красавицей! Конечно, в таких делах, как брак сильных мира сего, третий пункт вовсе не является решающим, но молодому королю все же не хотелось связать свою жизнь со старухой или уродиной.
Отец Марии Элеоноры – Иоганн Сигизмунд – оказался в непростой ситуации. С одной стороны, шведский король – это вовсе не та польская пародия на монархию, которую и называть королевством стыдно, ибо должность короля там выборная, и он невероятно ограничен в своих возможностях польским шляхетством. Но с другой, Швеция – она ведь за морем, а Речь Посполитая – вот она, рядышком! И не то чтобы курфюрст слишком уж опасался соседей, хотя другое его владение – герцогство Пруссия, было вассально по отношению к Польше. Но все-таки ссориться лишний раз не хотелось.
Правда, всё можно было уладить и иначе. Дело в том, что у Иоганна Сигизмунда было две незамужних дочери. Ну, как незамужних… старшая его дочь Анна София, была всего на год старше Марии Элеоноры, но уже успела побывать замужем. Несколько лет назад совсем ещё юную принцессу выдали замуж за тогдашнего герцога Брауншвейг-Вольфенбюттельского Фридриха Ульриха. Надо сказать, что выбор был не слишком удачен. Жизнь у молодых не заладилась с самого начала, тем более что супруг, как и его покойный отец – Генрих Юлий, был склонен к безудержному пьянству и мотовству. Эти наклонности ни в коей мере не являлись тайной для подданных, так что нет ничего удивительного, что далеко не все из них признали его своим сюзереном. В герцогстве едва не случилась гражданская война, но вмешалась влиятельна родня, во главе с датским королем Кристианом, и власть перешла к другой ветви рода во главе с Августом Младшим.
Всё это так опечалило несчастного Фридриха Ульриха, что он стал напиваться еще больше, пока, наконец, не сломал себе в пьяном виде ногу и не умер от гангрены, поскольку не допускал к себе докторов.* После его безвременной кончины Анна София не захотела оставаться в своих вдовьих владениях и вернулась к отцу, добавив ему, тем самым, еще головной боли.
-----------------
#В нашей истории герцог Фридрих Ульрих умер только в 1634 году, но при таких же обстоятельствах. Считается самым неудачливым правителем Брауншвейгского дома.
Поскольку  Густав Адольф прибыл инкогнито, ему не устраивали торжественной встречи. Престарелый курфюрст принял его с сестрой по-семейному, можно сказать интимно. Ужин, данный в их честь, впрочем, был весьма изыскан. Помимо всех прочих лиц, его почтили своим присутствием старший сын и наследник бранденбургского дома – Георг Вильгельм, специально по такому случая приехавший из Клеве, где был наместником, а также обе потенциальные невесты, нет-нет бросавших нескромные взгляды на шведского короля.
В какой-то момент молодой человек почувствовал себя зайцем, за которым охотятся сразу две лисы и это сравнение его, неожиданно, рассмешило. Он с аппетитом поел, не забывая расточать комплименты, хозяевам и, в особенности, их прекрасным дочкам. Сказал несколько приятных слов будущему курфюрсту, подшучивал над сестрой и вообще, сделал всё, чтобы вечер прошел в как можно более непринужденной обстановке. Когда Густав Адольф хотел, он умел быть обворожительным, так что, когда вечер подошел к концу, Анна София и Мария Элеонора готовы были вцепиться друг другу в волосы. Но все когда-нибудь подходит к концу, и скоро девушки были вынуждены откланяться и уйти. За ними последовали придворные и скоро хозяева остались наедине с гостями, чтобы обсудить важные вещи. В первую очередь, конечно же, матримониальные планы шведского королевского дома.
- Как вы нашли Берлин? – в которой раз спросил Иоганн Сигизмунд, подразумевая, естественно, своих дочерей.
- Он обворожителен, - скупо улыбнулся Густав Адольф. – Во всяком случае, значительно более, нежели Брауншвейг.
- Это очень приятно, ваше величество, однако существуют некоторые обстоятельства. Дело в том, что ваш кузен Владислав, некоторым образом…
- Остался без московского трона? – насмешливо поинтересовалась Катарина и бросила проницательный взгляд на курфюрста.
- Да, до нас дошли слухи, о славной победе вашего супруга, - охотно кивнул тот. – Но, видите ли, ваш кузен, хотя и разбит, все же остается наследником престола Речи Посполитой…
- Вот уж не знала, что трон в Польше наследуется, - не без сарказма в голосе, отозвалась Катарина. – Давайте говорить прямо, ваше высочество, поражение Владислава не добавила ему популярности среди польской шляхты и потому, перспективы его избрание в случае смерти отца, довольно туманны. Кроме того, наш кузен – католик, и будьте уверены, Папа никогда не даст ему согласие на брак с лютеранкой.
- Это весьма вероятно, - согласился глава Бранденбурга.
- Ну, а уж если, паче чаяния, ему удастся добиться папского согласия, то чем плоха ваша старшая дочь? Вдовствующая герцогиня вполне может составить счастье нашему кузену.
- Не вижу к тому, никаких препятствий.
- Ну, вот и прекрасно! Если вы не против, мой брат завтра же объяснится с вашей дочерью и можно будет назначить дату помолвки.
- Я полагаю, сестра не будет против, - вставил молчавший до сих пор Георг Вильгельм, подумав про себя с усмешкой - «по крайней мере, одна из них!»
Придя к согласию, стороны принялись обсуждать размеры приданного и другие увлекательные вещи, но было уже поздно и высокие договаривающиеся стороны, вынуждены были разойтись, с тем, чтобы продолжить завтра. Густав Адольф взялся проводить сестру к выделенной ей покоям, а когда они достигли их, без обиняков спросил:
- Като, скажи мне откровенно, что привело тебя в Берлин. Неужели тебя так невтерпеж увидеть меня женатым?
- Я рада, что ты, наконец, одумался, братец, но сознаюсь, что твой брак не самое главное, что вынудило меня искать встречи с тобой!
- Ты говоришь загадками!
- На, читай, - вынула она копию письма перехваченного фон Гершовым и подала брату.
- Что это значит? – напряженно спросил тот, закончив чтение.
- Это значит, что король Кристиан опять сунул свой нос, куда его не просили!
- Не может быть никакой ошибки?
- Подлинник послан вместе с арестованным Глюком в Стокгольм. Я так и знала, что ты будешь мотаться по всему королевству и не успеешь с ним ознакомиться. А ведь у епископа есть влиятельные друзья, и негодяй может избегнуть наказания!
- Будь покойна, если обвинения найдут подтверждение, он не избегнет справедливой кары!
- Ты мне не веришь?
- Верю, но… сама понимаешь, епископа так просто не отправишь на плаху.
- Да, чёрт с ним с епископом, - разъярилась герцогиня, обычно не употреблявшая крепких выражений. – Ты что не понимаешь, что проклятый датчанин, чтобы ему подавиться своим колтуном,* собирается отнять у нас герцогство!
- Понимаю, но это вызывает известные сомнения. Как он может решиться на такое?
- А как он сменил династию в Брауншвейге?
- Ну, от этой рокировки выиграла в первую очередь твоя свекровь, - усмехнулся король.
- Фридрих Ульрих, рано или поздно, допился бы до горячки и без его участия!
- Это верно, но…
- Ты собираешься вмешаться, или нет?
- Что ты хочешь, Като, чтобы я ввел войска?
- Нет, оккупация может только подхлестнуть агрессора. Но, послушай меня, если мы перехватили письмо, значит, Кристиан еще о нём не знает.
- И что ты предлагаешь?
- Нужно поставить в известность о его планах все заинтересованные стороны. Если датчанин столкнется с консолидированным протестом Швеции, Бранденбурга, Померании и Брауншвейга, то вряд ли решиться на агрессию.
- Август Брауншвейгский обязан ему престолом!
- Ну и что? Клара Мария не допустит, чтобы её единственного сына лишили герцогской короны, а Август не станет ей перечить.
- Ты думаешь, этого будет достаточно?
- Если мы сможем выставить Кристиана предателем протестантского мира, стакнувшимся с папистами, то – да!
- Что же, это выглядит разумно. Так ты думаешь, не стоит перебросить к вам хотя бы несколько полков?
- Кто первый вторгнется, тот и будет агрессором в глазах Германии! К тому же, полагаю, датчане далеко не такие уж хорошие вояки, как кажется их королю. Быстро захватить герцогство они не смогут, а вот тогда ты сможешь прийти к нам на помощь.
- Да уж, был бы здесь Иоганн Альбрехт, Кристиан не посмел бы сунуться к вам.
- Мой муж находится там, куда вы его послали, ваше величество! Вы ведь не забыли, что я была против его похода в Московию?
- Во-первых, сестренка, насколько я помню, ты вовсе не была против! Во-вторых, его посылали вовсе не затем, чтобы он стал там царем! И в-третьих… Като, я никак не могу понять, почему ты до сих пор не уехала к нему?
Герцогиня на секунду задохнулась от негодования, ведь именно из-за брата она до сих пор оставалась в Мекленбурге. Однако короли имеют право забывать о своих прежних словах и обязательствах, это ей было хорошо известно. Поэтому, Катарина сначала успокоилась, а потому ответила безразличным тоном:
- А куда мне ехать? Я с самого начала писала Иоганну, что мне с детьми не пристало ютиться, где попало. Пусть он построит для нас дворец приличный нашему положению, чтобы мы могли достойно жить в нем.
- Вот как? Не думал, что Московские цари до сих пор жили в сараях. Но что же он тебе ответил?
- Мой царственный супруг очень похож на ваше величество, по меньшей мере, в одном. Он обладает счастливым даром не слышать того, что слышать не хочет. Впрочем, недаром вы были так дружны. Подобное тянется к подобному!
- А что ты думаешь, о его решении признать принцессой дочку этой… как её… Марты Рашке, кажется?
- Ничего не думаю! Он просто уступил просьбе своей матери, только и всего. Моя свекровь почему-то очень привязана к этой девчонке. Но я не в претензии, Ивенак не такой уж большой городишко, чтобы наши интересы сильно пострадали.
- А его угроза развестись?
- Он не посмеет!
- У меня другие сведения, Като.
- Что ты имеешь в виду? – напряглась герцогиня и испытующе уставилась на брата. Наконец, взгляд её дрогнул, и она почти жалобно спросила: - И кто она?
- Ты помнишь Никиту Вельяминова?
- Кажется это один из русских офицеров моего мужа.
- Верно. Он сделал хорошую карьеру и стал теперь окольничим. Я не знаю, что означает этот варварский титул, но он заседает в их риксдаге и имеет большой вес. Так вот, у него есть младшая сестра - Алена. По слухам, большая красавица.
- Она его любовница?
- Все гораздо хуже, Катарина, - вздохнул Густав Адольф. – Он её любит!
- Что ты хочешь этим сказать?
- Для тебя ведь не секрет, что у него было много женщин до тебя?
- И во время – тоже!
- Именно. Но ни одна из них, не задержалась в его сердце надолго. Он вспыхивает, добивается своего, а затем быстро охладевает. Такова уж его натура. Но вот с Вельяминовой у него всё по-другому. Тебе, наверное, неприятно это слушать?
- Говори, раз начал!
- Да я, собственно, всё уже рассказал. Боюсь он готов совершить ту же ошибку, что я собирался сделать с Эббой.
- Проклятье! – вырвалось у Катарины и на глазах её показались слезы.
- Что с тобой?
- Я не могу сейчас всё бросить и отправиться в Москву. Будь прокляты и этот мерзкий датчанин, и Глюк, и император!
- Прости, сестра, в этом есть и моя вина.
- Оставь, я сама была дура, что послушала твои посулы. Да-да, не смотри на меня так, я знаю, чего ты добивался! Но, Господи всеблагий, что же мне делать?
- Тебе нужно ехать. Даю слово, что Кристиан не откусит от вашего герцогства даже самого маленького кусочка и мой племянник, помимо царского венца будет носить еще и герцогскую корону!
- Ты думаешь, еще не поздно?
- Конечно! Я, получив это послание от Иоганна, сразу же ответил, что ты выедешь к нему при первой же возможности.
- Хм, - напряглась Катарина, и даже перешла на вы. – Интересно, а когда же вы, дорогой брат, собирались сказать об этом мне?
- Не смотри на меня так. Вот заключим помолвку, и ты сможешь отправляться. Можно даже на моем корабле.
- Ты с ума сошел? Мне же надо собраться, в конце концов. В Москве ведь вообще ничего нет!

Отредактировано Старший матрос (05-03-2019 10:10:45)

Уважаемые коллеги. В свое время начиная работу на циклом, я копал не слишком глубоко и ошибочно назвал мать Иоганна Альбрехта - герцогиней Вольфентбюттельской. Теперь это канон:))
В общем переделка вызвана именно этим. Считайте её попыткой примирить АИ с РеИ.   
Если совсем коротко, то поскольку Август Младший давно стаг герцогом в Вольфенбюттеле, никакого  Фридриха Ульриха в этой истории не было
Берлин был в те времена далеко не самой блестящей столицей в Германии, а потому  в нем не часто собиралось такое представительное общество, как осенью 1618 года. Главным гостем был, несомненно, молодой шведский король Густав II Адольф, прибывший в Бранденбург инкогнито и, к своему удивлению, заставший там свою сестру мекленбургскую герцогиню Катарину, приехавшую накануне вместе с детьми. Он, разумеется, рад был встрече, тем более, что они с самого детства были очень близки. Но все же визит её оказался полной неожиданностью. Король прибыл по весьма личному, можно даже сказать – интимному поводу. Дело в том, что он, наконец, осознал необходимость жениться. Не то, чтобы Густав Адольф не понимал этого раньше, но, будучи без памяти влюблен в свою давнюю фаворитку Эббу Браге, он не хотел слышать ни о ком другом. Увы, ни риксдаг, ни королева-мать, не одобряли подобного мезальянса, и его величеству, несмотря на все усилия, не удалось сломить их сопротивления.
Первой это поняла Эбба и неожиданно для всех ответила согласием на предложение руки и сердца со стороны Магнуса Делагарди. Правда, злые языки поговаривали, что любимец короля специально женился на его любовнице, чтобы прикрыть грех своего сюзерена – но правды в этом было мало. Густав Адольф действительно любил Эббу и хорошо относился к Магнусу, но их брак стал для него полной неожиданностью, чтобы не сказать – ударом. Однако, поразмыслив хорошенько, шведский монарх решил, что всё, что ни делается – всё к лучшему и принялся подыскивать себе невесту.
Вот в чём в Священной Римской Империи германской нации не было недостатка, так это в юных принцессах, отцы которых страстно мечтали поскорее выдать их замуж. Но, поскольку, шведский король позиционировал себя как один из лидеров протестантского мира, девушки-католички отпадали. Впрочем, среди последователей Лютера потенциальных невест тоже хватало, так что оставалось лишь выбрать. В общем, выбор Густава Адольфа пал на Бранденбургский дом, где у курфюрста Иоганна Сигизмунда были две дочери подходящего возраста, и подрастала третья.
Причин тому было несколько. Во-первых, бранденбургские Гогенцоллерны были знатным, богатым и влиятельным родом, а после фактически состоявшегося объединения с Пруссией их могущество должно было только возрасти.
Во-вторых, кузен шведского короля – Владислав Ваза, принадлежавший к католической ветви их семьи, тоже присматривался к дочерям курфюрста. Допустить союз между Речью Посполитой и Бранденбургом было совсем не желательно, а вот щелкнуть по носу враждебно настроенного родственника, опередив его – напротив – весьма заманчиво.
Наконец, в-третьих, все три девушки слыли красавицами! Конечно, в таких делах, как брак сильных мира сего, третий пункт вовсе не является решающим, но молодому королю все же не хотелось связать свою жизнь со старухой или уродиной.
Благородные родители принцесс – Иоганн Сигизмунд и его супруга Анна – оказались в непростой ситуации. С одной стороны, шведский король – это вовсе не та польская пародия на монархию, которую и называть королевством стыдно, ибо должность короля там выборная, и он невероятно ограничен в своих возможностях польским шляхетством.
Но с другой, Швеция – она ведь за морем, а Речь Посполитая – вот она, рядышком! И не то чтобы курфюрст слишком уж опасался соседей, хотя другое его владение – герцогство Пруссия, было вассально по отношению к Польше. Но все-таки ссориться лишний раз не хотелось, а польские Ваза, узнав, что одну из дочерей отдали за их врага, могли и обидеться.
Надо сказать, что юные принцессы, узнав какая крупная рыба плавает рядом с их сетями, так же крепко призадумались. Все-таки, настоящий король, да ещё такой красавчик, это вам не фунт изюму!
Старшую из них звали – Анна София и шел ей уже двадцать первый год. Возраст, как вы сами, вероятно понимаете, уже почти критический. Большинство её ровесниц давно были замужем, да еще и успели нарожать своим суженным ребятишек, а вот ей, бедняжке, пока не везло. Еще ребенком она была помолвлена с пфальцграфом Вольфгангом Вильгельмом Нейбургским. Но, он, увы, мало того, что перешел в католицизм, но еще и ухитрился победить Иоганна Сигизмунда в войне,* вследствие чего, увел у него из под носа Юлихское герцогство. Спустить подобное, было, конечно же, никак не возможно! Но политика – политикой, а принцесса осталась без жениха.
-----------------------
#Война за Клевское наследство
Вторая дочь курфюрста Мария Элеонора была всего годом моложе своей старшей сестры. Она также была мила и красива, но имела в отличие от Анны Софии более легкий характер. Поговаривали, что именно её польский король прочил в невесты своему сыну – королевичу Владиславу. Но пока дело не зашло дальше разговоров.
Младшей принцессе Екатерине было всего шестнадцать, и она только вступила в пору своего расцвета. Совсем еще юная девушка, она пока не рассматривалась как невеста, но как знать, на ком остановит свой выбор шведский король?
Как уже говорилось, все три дочери Иоганна Сигизмунды слыли красавицами, что принимая во внимание наружность их матери – Анны Прусской, было весьма удивительно. Злые языки утверждали, что маркграфиня* и в молодости не отличалась красотой, и были, в общем, недалеки от истины. Но она была намного умнее своего супруга и у неё была железная воля, а потому именно ей принадлежало последнее слово.
Поскольку  Густав Адольф и его сестра прибыли инкогнито, им не устраивали торжественной встречи, а приняли  по-семейному, можно даже сказать – интимно.
Ужин, данный в их честь, впрочем, был весьма изыскан. Помимо всех прочих лиц, его почтили своим присутствием старший сын и наследник бранденбургского дома – Георг Вильгельм, специально по такому случая приехавший из Клеве, где был наместником, а также три потенциальные невесты, нет-нет да бросавших нескромные взгляды на шведского короля.
В какой-то момент молодой человек почувствовал себя зайцем, за которым охотятся сразу три лисы и это сравнение его, неожиданно, рассмешило. Он с аппетитом поел, не забывая расточать комплименты, хозяевам и, в особенности, их прекрасным дочкам. Сказал несколько приятных слов будущему курфюрсту, подшучивал над сестрой и вообще, сделал всё, чтобы вечер прошел в как можно более непринужденной обстановке.
Густав Адольф умел быть обворожительным, так что, когда вечер подошел к концу, Анна София и Мария Элеонора готовы были вцепиться друг другу в волосы, и даже их младшая сестра поглядывала на короля более чем благосклонно.
Но все когда-нибудь подходит к концу, и скоро девушки были вынуждены откланяться и уйти. За ними последовали придворные и скоро хозяева остались наедине с гостями, чтобы обсудить важные вещи. В первую очередь, конечно же, матримониальные планы шведского королевского дома.
- Как вы нашли Берлин? – в которой раз спросил Иоганн Сигизмунд, подразумевая, естественно, своих дочерей.
- Он обворожителен, - скупо улыбнулся Густав Адольф. – Не говоря уж о его прекрасных обитательницах.
- Это очень приятно, ваше величество. Надо сказать, что весьма многие владетельные особы, отмечали это обстоятельство. Взять хоть вашего кузена Владислава….
- Того самого, что остался без московского трона? – насмешливо поинтересовалась Катарина и бросила проницательный взгляд на курфюрста.
- Да, до нас дошли слухи, о славной победе вашего супруга, - охотно кивнул тот. – Но, видите ли, ваш кузен, хотя и разбит, все же остается наследником престола Речи Посполитой…
- Вот уж не знала, что трон в Польше наследуется, - не без сарказма в голосе, заметила маркграфиня Анна, которой активно не нравилась Польша, а так же её королевская семья.
- Э… видите ли, - начал мямлить Иоганн Сигизмунд, сбитый с толку вмешательством супруги, но мекленбургская герцогиня мягко прервала его:
– Давайте говорить прямо, ваше высочество, поражение Владислава не добавило ему популярности среди польской шляхты и посему перспективы его избрание в случае смерти отца, довольно туманны. Кроме того, наш кузен – католик, и будьте уверены, Папа никогда не даст ему согласие на брак с лютеранкой.
- Это весьма вероятно, - вздохнул глава Бранденбурга.
- Ну, а уж если, паче чаяния, ему удастся добиться папского согласия, то у вас нет недостатка в дочерях, не так ли? Одна из двух оставшихся вполне сможет составить партию польскому королевичу.
- Не вижу к тому, никаких препятствий, - обрадовался курфюрст.
- Ну, вот и прекрасно! Если вы не против, мой брат завтра же объяснится с вашей дочерью и можно будет назначить дату помолвки. Кстати, Густав, ты уже выбрал, которую из девушек собираешься осчастливить?
- Выбрал, - скупо улыбнулся король. – Но, если позволите, я назову её имя позже.
- Я полагаю, моя сестра, будет счастлива принять ваше предложение,  - немного невпопад вставил молчавший до сих пор Георг Вильгельм,
- По крайней мере, одна из них, – желчно отозвалась маркграфиня и без восторга посмотрела на своего первенца, которого считала недотепой.
Придя к согласию, стороны принялись обсуждать размеры приданого и другие увлекательные вещи, но было уже поздно и высокие договаривающиеся стороны, вынуждены были разойтись, с тем, чтобы продолжить завтра. Густав Адольф взялся проводить сестру к выделенным ей покоям, а когда они достигли их, без обиняков спросил:
- Като, скажи мне откровенно, что привело тебя в Берлин. Неужели тебе так не терпится увидеть меня женатым?
- Я рада, что ты, наконец, одумался, братец, но сознаюсь, что твой брак не самое главное, что вынудило меня искать встречи с тобой!
- Ты говоришь загадками!
- На, читай, - вынула она копию письма перехваченного фон Гершовым и подала брату.
- Что это значит? – напряженно спросил тот, закончив чтение.
- Это значит, что король Кристиан собирается сунуть свой нос, куда его не просили!
- Не может быть никакой ошибки?
- Подлинник послан вместе с арестованным Глюком в Стокгольм. Я так и знала, что ты будешь мотаться по всему королевству и не успеешь с ним ознакомиться. А ведь у епископа есть влиятельные друзья, и негодяй может избегнуть наказания!
- Будь покойна, если обвинения найдут подтверждение, он не избегнет справедливой кары!
- Ты мне не веришь?
- Верю, но… сама понимаешь, епископа так просто не отправишь на плаху.
- Да, чёрт с ним с епископом, - разъярилась герцогиня, обычно не употреблявшая крепких выражений. – Ты что не понимаешь, что проклятый датчанин, чтобы ему подавиться своим колтуном,** собирается отнять у нас герцогство!
- Понимаю, но это вызывает известные сомнения. Как он может решиться на такое?
- Ты собираешься вмешаться, или нет?
- Что ты хочешь, Като, чтобы я ввел войска?
- Нет, оккупация может только подхлестнуть агрессора. Но, послушай меня, если мы перехватили письмо, значит, Кристиан еще о нём не знает.
- И что ты предлагаешь?
- Нужно поставить в известность о его планах все заинтересованные стороны. Если датчанин столкнется с консолидированным протестом Швеции, Бранденбурга, Померании и Брауншвейга, то вряд ли решиться на агрессию.
- Ты уверена в поддержке Брауншвейга?
- Более чем! Поверь мне, Клара Мария не допустит, чтобы её единственного сына лишили герцогской короны, а Август во всём слушается жены
- Ты думаешь, этого будет достаточно?
- Если мы сможем выставить Кристиана предателем протестантского мира, стакнувшимся с папистами, то – да!
- Что же, это выглядит разумно. Так ты думаешь, не стоит перебросить к вам хотя бы несколько полков?
- Кто первый вторгнется, тот и будет агрессором в глазах Германии! К тому же, полагаю, датчане далеко не такие уж хорошие вояки, как кажется их королю. Быстро захватить герцогство они не смогут, а вот тогда ты сможешь прийти к нам на помощь.
- Да уж, был бы здесь Иоганн Альбрехт, Кристиан не посмел бы сунуться к вам.
- Мой муж находится там, куда вы его послали, ваше величество! Вы ведь не забыли, что я была против его похода в Московию?
- Во-первых, сестренка, насколько я помню, ты вовсе не была против! Во-вторых, его посылали вовсе не затем, чтобы он стал там царем! И в-третьих… Като, я никак не могу понять, почему ты до сих пор не уехала к нему?
Герцогиня на секунду задохнулась от негодования, ведь именно из-за брата она до сих пор оставалась в Мекленбурге. Однако короли имеют право забывать о своих прежних словах и обязательствах, это ей было хорошо известно. Поэтому, Катарина сначала успокоилась, а потому ответила безразличным тоном:
- А куда мне ехать? Я с самого начала писала Иоганну, что мне с детьми не пристало ютиться, где попало. Пусть он построит для нас дворец приличный нашему положению, чтобы мы могли достойно жить в нем.
- Вот как? Не думал, что Московские цари до сих пор жили в сараях. Но что же он тебе ответил?
- Мой царственный супруг очень похож на ваше величество, по меньшей мере, в одном. Он обладает счастливым даром не слышать того, что слышать не хочет. Впрочем, недаром вы были так дружны. Подобное тянется к подобному!
- А что ты думаешь, о его решении признать принцессой дочку этой… как её… Марты Рашке, кажется?
- Ничего не думаю! Он просто уступил просьбе своей матери, только и всего. Моя свекровь почему-то очень привязана к этой девчонке. Но я не в претензии, Ивенак не такой уж большой городишко, чтобы наши интересы сильно пострадали.
- А его угроза развестись?
- Он не посмеет!
- У меня другие сведения, Като.
- Что ты имеешь в виду? – напряглась герцогиня и испытующе уставилась на брата. Наконец, взгляд её дрогнул, и она почти жалобно спросила: - И кто она?
- Ты помнишь Никиту Вельяминова?
- Кажется это один из русских офицеров моего мужа.
- Верно. Он сделал хорошую карьеру и стал теперь окольничим. Я не знаю, что означает этот варварский титул, но он заседает в их риксдаге и имеет большой вес. Так вот, у него есть младшая сестра - Хелена. По слухам, большая красавица.
- Она его любовница?
- Все гораздо хуже, Катарина, - вздохнул Густав Адольф. – Он её любит!
- Что ты хочешь этим сказать?
- Для тебя ведь не секрет, что у него было много женщин до тебя?
- И во время – тоже!
- Именно. Но ни одна из них, не задержалась в его сердце надолго. Он вспыхивает, добивается своего, а затем быстро охладевает. Такова уж его натура. Но вот с Вельяминовой у него всё по-другому. Тебе, наверное, неприятно это слушать?
- Говори, раз начал!
- Да я, собственно, всё уже рассказал. Боюсь он готов совершить ту же ошибку, что я собирался сделать с Эббой.
- Проклятье! – вырвалось у Катарины и на глазах её показались слезы.
- Что с тобой? – забеспокоился брат.
- Я не могу сейчас всё бросить и отправиться в Москву. Интересы моих детей требуют, чтобы я оставалась в Германии. Будь прокляты и этот мерзкий датчанин, и Глюк, и император!
- Прости, сестра, в этом есть и моя вина.
- Оставь, я сама была дурой, что послушала твои посулы. Да-да, не смотри на меня так, я знаю, чего ты добивался! Но, Господи всеблагий, что же мне делать?
- Тебе нужно ехать. Даю слово, что Кристиан не откусит от вашего герцогства даже самого маленького кусочка и мой племянник, помимо царского венца будет носить еще и герцогскую корону!
- Ты думаешь, еще не поздно?
- Конечно! Я, получив это послание от Иоганна, сразу же ответил, что ты выедешь к нему при первой же возможности.
- Хм, - напряглась Катарина, и даже перешла на вы. – Интересно, а когда же вы, дорогой брат, собирались сказать об этом мне?
- Не смотри на меня так. Вот заключим помолвку, и ты сможешь отправляться. Можно даже на моем корабле.
- Ты с ума сошел? Мне же надо собраться, в конце концов. В Москве ведь вообще ничего нет!