Уважаемые коллеги, прошу пардону, но сюжет опять скачет. Прошлая прода отправляется в "неканон"
а сюжет с упорством достойным лучшего применения возвращается к прошлой точке.
- Когда мы поедем во дворец? – продолжила девочка.
- Во дворец? – удивился фон Гершов-старший, ещё непривыкший к её непосредственности.
- Ну, должны же вы представить меня семье моего отца в новом статусе, раз уж мы здесь оказались?
- Говоря по правде, прин… Александр, мы хотели сохранить ваше инкогнито.
- Герцогиня и так меня не жалует, а если узнает, что мы её проигнорировали, то может и обидеться!
- Но откуда она узнает?
- Тоже мне загадка, - фыркнула Шурка и снисходительно посмотрела на братьев. – Посудите сами, Старый Клаус наверняка уже добрался до Вольфенбюттеля и поднял там всех на уши. И теперь бабушка шлет во все стороны гонцов, чтобы узнать, куда я запропастилась. Через пару дней, самое большее, неделю, в Берлине тоже узнают об этом. И что сделает Её Королевское Высочество? Да вас же на поиски и пошлет, господин барон. И вы ей сами все и расскажете!
- Вот чёрт! – выругался Болек. - А ведь верно.
- И что делать? – встревожено спросила Марта. – Вдруг…
- Вдруг – мачеха приказала меня похитить? – уточнила девочка. – Это вряд ли!
- Почему вы так думаете? – все более изумляясь происходящему, поинтересовался Кароль.
- Ну, причин любить меня у неё – нет. Однако и похищать – тоже. Моя преждевременная кончина, наверняка, не опечалила бы её или герцогиню Софию, но не более того. В качестве пленницы – я им совсем не нужна.
- Пожалуй, - согласился барон. – Но отчего вы упомянули тетку вашего отца?
- А разве мой «царственный отец», - не без сарказма в голосе поинтересовалась Шурка, - не отправил на тот свет её сыновей?
Услышав, что говорит её дочь, Марта побледнела и судорожно стиснула ладошку дочери, которую продолжала сжимать в руке. Лицо старшего фон Гершова и вовсе стало каменным
- Не знаю, кто вам всё это рассказал, но всё было совсем не так. Мы с братом были тому свидетелями!
- А ведь у герцогини Софии вполне могло сложиться такое мнение, - неожиданно заметил Болеслав. – Уж больно ловко тогда все вышло. Заговорщик убил герцога Адольфа Фридриха и погиб сам. У герцогини Маргариты Елизаветы случились преждевременные роды, которые она не пережила, а скоро за ней последовал и её супруг. И хоть она и не ладила со своими детьми, но неужто осталась совсем равнодушна к их смерти?
- Пожалуй, все эти обстоятельства и впрямь могли вызвать подозрения! И что мы предпримем?
- Вы же обер-камергер, значит, имеете доступ, - пожала плечами принцесса. – Доложите герцогине Катарине потихоньку – так, мол, и так, случилась трагедия! Захочет она меня увидеть – покажете. Не захочет, и не надо! А я в сторонке постою, на меня в этом наряде никто и внимания не обратит.
- Это звучит разумно, но боюсь, что вам все-таки не следует встречаться с её высочеством.
- Но почему?!
- Всё дело в том, Ваша Светлость, что к величайшему моему сожалению, ни ваша матушка, ни Её Высочество герцогиня Браунгшвейг-Вольфенбюттельская так и не научили вас одной важной вещи.
- Держать язык за зубами? – сообразила Шурка и обреченно вздохнула.
- Именно! Вы, не могу не признать, очень умны, в особенности для ваших весьма юных лет, но если Вы и дальше будете говорить, все что приходит в вашу очаровательную голову, это может плохо кончиться. И прежде всего для Вас!
Принцесса на минуту опустила голову, как будто задумалась, затем резко подняла её и с раскаянием посмотрела на братьев фон Гершов, потом оглянулась на мать и тихо сказала:
- Простите меня. Я всего лишь маленькая девочка и, потому - делаю ошибки. Обещаю вам, что буду вести себя осмотрительно и не скажу ничего лишнего!
- Очень надеюсь на это, Ваша Светлость!

На следующий день митрополит, дьяк и их люди, отправились на аудиенцию с герцогиней Катариной. Та, снисходя к их бедственному положению, была готова принять их частным образом, однако в дело вмешался случай. Слухи о приехавших в Берлин московитах быстро распространились, обрастая по пути всё новыми подробностями. Согласно им получалось, что русские не просто отправились на поклон к супруге своего государя, а едва ли не бежали из плена, перебив при этом свою охрану.
В общем, курфюрст и члены его семьи заявили, что ни за что не пропустят такое зрелище, и пожелали принять в нем участие. Что касается шведского короля, то он просто объявил, что желает видеть подданных своей сестры, и та, разумеется, не могла ему отказать. Узнав об этом, фон Гершов поморщился, но возражать не посмел. В конце концов, всем известно, что русские были в плену, так что их не слишком презентабельный вид не должен был привести к бесчестию его нового отечества!
Действительность, однако, превзошла все его ожидания. Хотя рядовые слуги и впрямь выглядели, может, самую малость, лучше уличных побирушек, они остались снаружи, а сами послы оказались на высоте. Митрополит был в подобающем случаю облачении и выглядел весьма внушительно. Дьяк тоже принарядился в почти новый опашень лазоревого цвета, обильно украшенный золотым шнуром, с воротником, отороченным драгоценным соболем и такую же шапку. Обер-камергер только покрутил головой, вспоминая, как Луговской жаловался на оскудение.
Филарет держал себя с поистине царским достоинством. Широким жестом благословив высокородных особ, главное внимание он уделил Катарине и детям. Принцесса Евгения немного дичилась бородатых незнакомцев, а вот принц Карл Густав проявил себя в высшей степени похвально. Митрополит задал ему через фон Гершова несколько вопросов, на что тот отвечал с должной почтительностью, но твердо.
Луговской, тот просто бухнулся перед государыней на колени и отдал ей и царевичу с царевной поклон «большим обычаем*». Герцогиня немного смутилась подобному проявлению верноподданности, и велела встать, допустив дьяка до целования руки. Тот не посмел приложиться прямо, а накрыл её руку платком из тончайшей кисеи, громко чмокнул, вызвав у присутствующих улыбки. Все же его варварская галантность произвела должное впечатление.
-------------------
#Большим обычаем. – То есть – земно.
К тому же, обер-камергер рассказал, насколько она ему была известна, историю посольства, в котором митрополит Филарет и Луговской принимали участие. Коварство поляков, взявших в плен послов Семибоярщины, а также  стойкое поведение русских в неволе, вызвали известное почтение к этим, может, немного неуклюжим, но сильным и верным людям. В любом случае, их царем стал теперь имперский князь и родственник шведского королевского дома, известный своими многочисленными военными победами, и отблеск его славы падал на всех его подданных. Так что ни о каком неуважении не могло быть и речи.
Герцогиня Катарина, тронутая этими злоключениями, распорядилась включить послов в состав своей свиты с положенным их статусу содержанием. Дьяк бросился кланяться, главным образом, чтобы никто не видел, как блеснули от радости его глаза. Митрополит же принял благоволение как само собой разумеющееся, сдержано поблагодарив за участие.
Пока шел прием, Болеслав и Марта с принцессой стояли в одной из галерей дворца, ожидая вызова. Шурка, помня о данном ею обещании, вела себя в высшей степени прилично, то есть изнывала от скуки, но все-таки сдерживала свой темперамент. Мать, проведшая с дочерью накануне воспитательную беседу, иногда с тревогой поглядывала на неё, нисколько не обманываясь покорным видом, но пока поводов для беспокойства не было. Привыкший к дисциплине померанец, напротив, стоял с совершенно безучастно, как будто происходящее его совсем не касалось. Это спокойствие, очевидно, и послужило поводом для атаки со стороны маленькой оторвы.
- Господин фон Гершов!
- Да, Ваша Светлость?
- Здесь ужасно скучно! Расскажите нам что-нибудь.
- Но, что именно вас интересует? – высоко поднял брови Болек.
- Ну, не знаю! Вы путешествовали, повидали много разных стран, участвовали в войнах, сражались рядом с моим отцом. Неужели вам нечего рассказать?
- Боюсь, это не столь интересно, как Вам кажется.
- Ну, хорошо, тогда расскажите нам о себе. Мы ведь уже давно вместе, а мы о вас ничегошеньки не знаем!
- Клара Мария, – строго прервала её мать. – Оставь, пожалуйста, господина фон Гершова в покое!
- Но, мамочка, неужели тебе не интересно узнать о господине Болеславе?
- Но, возможно, он не хочет ничего рассказывать! В конце концов, это…
- Не сердитесь на дочь, сударыня, - мягко прервал её лейтенант. – Принцесса права – здесь и впрямь совсем невесело! Что же, если вам интересно, то извольте, я расскажу.
- Очень интересно, господин фон Гершов!
- Тогда слушайте. Мы с братом родом из Померании. Впрочем, вы это и так знаете. Наши родители жили в небольшом замке неподалеку от Дарлова, где правил благородный дядя вашего отца – князь Георг.
- У вас есть замок?
- У нашего отца, принцесса. К тому же замок – это громко сказано. Просто каменная башня, к которой пристроен родительский дом. Мы были младшими сыновьями, а потому нас с детства готовили к военной службе.
- А сколько вас всего было у папы с мамой?
- Семеро, Ваша Светлость. Старший – Франц, он будет наследовать земли нашего отца. Затем Казимир, его отдали учиться на священника. Он, верно, теперь уже рукоположен. Затем две сестры – Анна и Магдалена, потом мы с Каролем, и самая младшая  - Ангелина. Она, наверное, уже замужем.
- А старшие сестры?
- Их выдали замуж ещё когда мы жили в замке.
- А почему земли наследует только старший сын?
- Таков уж порядок, - пожал плечами Болеслав. – К тому же триста моргенов* – не так уж много, чтобы делить их на всех детей.
- Клара Мария, тебе разве не рассказывали на уроках о майорате? – спросила Марта.
- Не помню, - пожала плечами Шурка. – Может, и рассказывали, только одно дело узнать об этом от учителя, а совсем другое от человека, которое это напрямую коснулось.
- Да, - подтвердил померанец, - это и есть майорат. Старший получает всё!
- А отчего вас тоже не отдали учиться на священника? Хотя, понимаю, вы с детства хотели стать военным…
- Учеба стоит денег, Ваша Светлость. К тому же мы с братом не чувствовали в себе призвания к служению Господу.
- И вы поступили на службу к моему отцу?
- Он как раз тогда приехал в Дарлов, на свадьбу к своему дяде Георгу. Было объявлено, что он набирает отряд. Мы с братом и бедолага Манфред, были первыми, кто записался.
- А кто это – Манфред?
- Наш сосед. Тоже младший сын, правда, получше образованный, не то, что мы с братом.
- А почему он бедолага?
- Он погиб.
- Простите…
- Это было давно, Ваша Светлость. Манни был славным парнем, и мы его долго оплакивали.
- Я немного помню его, - с грустной улыбкой заметила Марта. – Кажется, он был рыжим.
- Именно так, сударыня, - кивнул головой Болек. – Его будто солнце поцеловало…
----------------------
#Морген. – старинная мера площади в Германии и Польше. Приблизительно – 0,56 га.
В этот момент их бесцеремонно прервали. С другой стороны галереи, громко стуча башмаками, бежали двое мальчишек, переговариваясь на ходу.
- Говорю же вам, принц, - довольно громко говорил первый. – Щенки уже совсем большие и бегают по всей псарне, когда играют.
- Должно быть, их мамаше не очень-то понравится, если мы возьмем её детей? – рассудительно отозвался второй.
- Это только если она не спит…
Тут молодые люди заметили, что находятся в галерее не одни и, сбавив скорость, попытались чинно продефилировать мимо ожидающих аудиенции, почтительно поклонившихся наследнику Мекленбурга. Однако тот, кого называли «принц», по-видимому, узнал фон Гершова и остановился. Затем его взгляд коснулся Марты и Клары Марии.
- Здравствуйте, господа! – вежливо поприветствовал он их, с удивлением рассматривая странную троицу и пытаясь понять, что с этими двумя дворянами может делать мальчик-простолюдин.
- Здравствуйте, Ваше Королевское Высочество! – хором ответили те и еще раз поклонились.
- Вы, кажется, брат моего наставника?
- Болеслав фон Гершов, к вашим услугам! А это мои спутники. Мы ожидаем приема у вашей благородной матушки – герцогини Катарины.
- Боюсь, вам еще долго ждать. Она вместе с Его Величеством королем Густавом Адольфом и здешними хозяевами принимают русских послов, бежавших из Польши.
- Мы подождем.
Как юный принц не таращился на непонятного мальчика, вспомнить, где он раньше его видел, никак не получалось. Наконец, это ему наскучило, и он просто спросил:
- Кто ты такой?
Пока Болеслав с Мартой мялись, не зная, как поступить в такой ситуации, Шурка вздохнула и, стащив с головы шапку, освободила каштановые косы. А затем, подарив кровному брату самую очаровательную свою улыбку, звонко воскликнула:
- Вы снова не узнали меня, принц?!
Рот Карла Густава открылся, и он с изумлением уставился на девочку.
- Клара Мария! Но почему ты в таком виде?
- Ну, у нас что-то вроде маскарада, - пожала та плечами.
- Как хорошо, что ты здесь! – воскликнул мальчик. – А мы идем смотреть щенков, хочешь с нами?
- Но мы ожидаем аудиенции у вашей матушки…
- Да говорю же, она еще долго будет занята. Мы мигом обернемся туда и назад, никто и не заметит!
- Я полагаю, Вы можете составить компанию Его Высочеству, - кивнул Шурке фон Гершов-младший.
- Только недолго, - вздохнула мать.
Получив разрешение, детвора тут же испарилась, как будто её здесь и не было. Марта встревожено посмотрела на Болеслава, но тот лишь пожал плечами в ответ.
- Его Королевское Высочество – наследник престола! А посему – от его приглашений не следует отказываться.
- Похоже, он совсем не знает, что Клара Мария – его сестра.
- Принц еще совсем юн. Возможно, герцогиня не посчитала необходимым посвящать его в эти обстоятельства.

Щенки и впрямь были очень милыми. Самый смелый из них выскочил из псарни во двор и занимался изучением окрестностей. Другие, менее отважные, жались к стене, боязливо поглядывая на детей. Шурка первой подхватила маленького храбреца на руки и прижала к себе.
- Посмотрите, какой он лапочка! – громко воскликнула она и с улыбкой посмотрела на принца.
- Он тебя поцеловал, - счастливо засмеялся тот, глядя как малыш облизал ей лицо.
- Этот – ничуть не хуже, - проворчал Петер, ревниво поглядывая на непонятно откуда взявшуюся девчонку, и поспешил схватить еще одного щенка.
Тот, правда, попытался удрать, но не тут-то было. Мальчик крепко держал в руках пушистый комочек и довольно улыбался. Правда, остальным все же удалось улизнуть, и Карл Густав сообразил, что ему тискать некого.
- Возьмите, Ваше Высочество, - протянула ему свою добычу Клара Мария, дав тем самым еще один повод для ревности товарищу принца.
- Он и впрямь очень славный! – счастливо смеясь, воскликнул мальчик, когда щенок облизал и его.
- Вот свинья! – выругался Петер, обнаруживший, что испуганный щенок обмочил его новый щегольской камзольчик, и едва не бросил его наземь.
- Он просто тебя боится, - вступилась за малыша Шурка и забрала его у мальчишки.
- Значит, он – трус! – насупился тот.
- Он еще очень мал, - примирительно улыбнулась принцесса, и внимательно осмотрев щенка, добавила: - К тому же – это девочка. Неудивительно, что она испугалась тебя.
- Эй, кто это вам разрешил играть здесь? – громко спросил подошедший откуда-то псарь, однако, узнав принца, тут же заметно сбавил тон. – Простите, Ваше Высочество, но Вам не следует находиться здесь без присмотра. Хоть наши собаки и отменно выучены, но и у них случается дурное настроение. Хорошо ли будет, если они Вас укусят, или напугают?
Из слов слуги явно следовало, что если обитатели псарни немного погрызут Петера или Клару Марию, никакой особой беды не случится, но вот за принца он ответственности нести явно не желал.
- Мы уже уходим, - не стал спорить Карл Густав и с явным сожалением отпустил на землю щенка.
Шурка тоже последовала его примеру, но если её питомица немедля воспользовалась оказией, чтобы улизнуть, то малыш явно не желал покидать своих новых друзей, а усевшись рядом, обвел их умильным взглядом.
- Уж если Вашему Высочеству по сердцу этот кобелек, - смягчился псарь, - так скажите об этом его Светлости. Я полагаю, что господин маркграф не откажет Вам в такой малости!
- Пожалуй, я так и сделаю! – просиял Карл Густав и кивнул своим спутникам: - Пойдемте.
- Пожалуй, мне надо возвращаться к своим спутникам, – вздохнула Саша.
- Нам тоже пора, - обрадованно заявил Петер и поспешил увлечь своего высокопоставленного друга от непонятно откуда появившейся девчонки.
Клара Мария вернулась как раз вовремя. Явившийся вслед за ней посыльный объявил, что герцогиня освободилась и готова их принять. Двинувшись за ним, они прошли несколькими переходами и скоро оказались в покоях, отведенных для её высочества.
Катарина Шведская приняла их, сидя в большом, больше похожем на трон, кресле, рядом с которым стоял фон Гершов-старший.
- Нам доложили о ваших злоключениях, - начала она, окинув посетителей внимательным взглядом. – И мы очень рады, что с вами всё благополучно.
Болеслав с Мартой почтительно склонились в поклоне в знак благодарности за участие, а затем их примеру последовала и Шурка.
- Однако, отдавая должное вашей изобретательности, - продолжала герцогиня, - мы желаем заметить, что Клара Мария теперь принцесса Мекленбургского дома и ей необходимо держать себя согласно её статуса!
- Только крайние обстоятельства вынудили нас прибегнуть к этому маскараду, - почтительно возразила Марта.
- Это, вне всякого сомнения, уважительная причина, - кивнула Катарина. – Но, теперь обстоятельства переменились. Раз уж Иоганн Альбрехт решил признать Свою дочь, стало быть, она – член Нашей семьи. Её следовало бы представить ко двору курфюрста, а также нашего брата – короля Густава Адольфа. Но согласитесь, сударыня, её наряд совершенно не располагает к подобному! Впрочем, что сделано – то сделано. У Клары Марии еще будет время для этого, но сейчас нам следует, прежде всего, позаботится о её безопасности.
- Ваше Высочество так добры.
- Господин фон Гершов, - герцогиня перевела взгляд на молодого человека. – Мы довольны вашей службой, и обещаем, что она не останется без награды!
- Быть полезным Вашему Высочеству – лучшая награда для меня!
- Как я погляжу, галантность – отличительная особенность мужчин из вашей семьи, - усмехнулась Катарина, перестав на время говорить о себе во множественном числе. – Но сейчас – важнее другое. Верно ли, что люди, напавшие на принцессу Мекленбургскую, были шведами?
- По крайней мере, один из них, Ваше Высочество!
- Вы его узнали?
- Да. Это был граф Карл Юхан Юленшерна.
- Вы в этом вполне уверены?
- Более чем, моя герцогиня. Так уж случилось, что прежде мы неоднократно встречались, и я никак не мог ошибиться.
- Верно ли, что граф в прежние времена был не в ладах с нашим супругом? – спросила Катарина, сделав вид, что не осведомлена о характере их взаимоотношений.
Болеслав с некоторым сомнением, посмотрел на брата, но тот лишь молча кивнул ему, дескать, ничему не удивляйся.
- Сказать, что они друг друга ненавидят, было бы куда точнее, Ваше Высочество! – развел руками младший фон Гершов.
- Значит ли это, что он мог напасть на принцессу и её свиту по своей инициативе, например, из мести?
- Чужая душа – потемки, но сдается мне, что это вполне в его духе.
- Что же, я услышала вас…
В этот момент их прервали стук в дверь, после чего в неё, не дожидаясь ответа, стремительно вошел шведский король, вместе со своим племянником – Карлом Густавом.
- Я слышал – у тебя сегодня ещё один приём, Като? – улыбаясь, спросил Густав Адольф, обведя взглядом склонившихся перед ним гостей сестры.
- От Вас ничего не скроешь, Ваше Величество, - криво усмехнулась герцогиня.
- Неужели этот милый мальчуган, - усмехнулся король, разглядывая Клару Марию, - и есть дочка нашего брата Иоганна Альбрехта?
- Рада Вам её представить!
- Как мило! – голос Густава Адольфа стал вкрадчивым, - а скажите, Ваша Светлость всегда путешествует в таком наряде?
- Нет, только когда меня хотят убить! – не выдержала Шурка, которой до смерти надоело изображать из себя манекен.
- Что?!
- Это правда, Ваше Величество, – подтвердила герцогиня. – На свиту принцессы напали. Все придворные и слуги погибли, и лишь ей с госпожой Рашке совершеннейшим чудом удалось избежать гибели.
- Где это произошло?
- На самой границе между владениями Брауншвейга и Мекленбурга.
- Но кто мог отважиться на такое злодеяние?!
- Карл Юхан Юленшерна! – глухо отозвался Болеслав.
- Это серьезное обвинение, - нахмурился король.
- И я готов подтвердить его под присягой!
- Вы ведь братья? – оглянулся на Кароля Густав Адольф.
- Да, Ваше Величество!
- И у вас обоих не очень хорошие отношения со шведами?
- Если ваше величество о епископе Глюке, то это так.
- Что же, полагаю, это, я имею в виду присягу, можно будет устроить. Если граф Юленшерна попадет в руки правосудия, ему не избежать суда. Довольно ему испытывать наше терпение!
- Мудрость и справедливость Вашего Величества не знает границ!
- Дорогая сестра, - продолжил Густав Адольф, немного успокоившись. – Не кажется ли Вам, что юную Клару Марию надобно переодеть согласно обычаям её пола?
- Мы займемся этим, - согласилась герцогиня.
- Может, повременим? – с надеждой в голосе спросила девочка.
- Предпочитаете мужской наряд, дитя моё? – улыбнулся король.
- Нет, что Вы, Ваше Величество. Просто я слышала, что вы прибыли выбирать себе невесту. С моей стороны было бы невежливо затмить дочерей здешних владетелей!
Повелитель Швеции какое-то время ошарашено смотрел на принцессу, как будто не понимая, что именно она сказала. Затем непонятно хрюкнул, и, наконец, оглушительно расхохотался.
- Вы бесподобны! – с трудом выдавил из себя король, когда немного успокоился. – Однако можете быть спокойны. Я уже сделал предложение Марии Элеоноре Бранденбургской, и вы можете смело блистать при здешнем дворе.

Болеслав и Марта облегченно вздохнули, когда закончилась аудиенция. Хотя Клара Мария и не смогла совсем удержаться от разговоров, её шутка явно пришлась королю по вкусу, и он смотрел на маленькую принцессу с симпатией. Для Карла Густава, судя по всему, появление у него ещё одной сестры стало шоком. Герцогиня Катарина вроде бы тоже отнеслась к ним без вражды, но все равно, они были рады откланяться и вернуться на постоялый двор.
- Като, отчего ты не захотела оставить Клару Марию при себе? – спросил король, оставшись с сестрой наедине. – Кажется, она весьма мила!
- Слишком мила, Ваше Величество!
- А мне она понравилась – эдакая маленькая амазонка!
- Две амазонки!
- Ты про её мать? А ведь верно, госпожа Рашке весьма импозантна в мужском наряде.
- Вот и возьмите их к себе.
- Ха-ха-ха, а ведь ты ревнуешь!
- Вот еще, - фыркнула Катарина. – Да, она моложе, и чего уж там, свежее меня, но я – дочь короля, а она – всего лишь мелкого бюргера. Но дело не только в этом, Ваше Величество.
- А в чем же?
- Видишь ли, братец, - задумчиво сказала герцогиня, - я тут говорила с этим русским митрополитом, кстати – весьма приятный господин, хоть и не слишком просвещенный. Так вот, он вскользь упомянул о некоем мальчике, весьма хорошо говорившем на языке московитов.
- Каком ещё мальчике?
- Там был только один ребенок.
- Ах да, принцесса ведь была в мужском платье. Прости, сразу не сообразил. Но что тебя беспокоит?
- Не разочаровывай меня, Густав!
- Но я все же не понимаю…
- О, Господи, и это король нашей бедной Швеции!
- Прекрати, пожалуйста.
- Ладно, слушай. Иоганн Альбрехт правит в Москве, а я с детьми, по ряду причин, вынуждена оставаться вдали от него. Так?
- И что?
- Ничего, просто бывшая любовница и нажитая вне брака дочь усиленно изучают язык его подданных. Ты ведь не думаешь, что выучиться говорить по-московитски слишком уж просто?
- Это точно, - посерьезнел король, который сам хоть и не говорил по-русски, но достаточно хорошо понимал их речь.
- И скажи мне на милость, к чему они готовились?
- А госпожа Рашке тоже знает русский?
- Наверняка, просто в отличие от дочери, умеет держать свои знания при себе.
- Ты думаешь, эта Марта не так проста, как кажется?
- Возможно, и нет, но вот моя свекровь – та еще интриганка!
- Да уж, герцогине Кларе Марии палец в рот не клади…
- Теперь ты понимаешь, почему я не хочу видеть новоявленную «принцессу» и её мать рядом с собой? И уж тем более, брать с собой в Москву. Думаю, мне хватит там хлопот и без них!
- Что же, поступай, как знаешь, - пожал плечами Густав Адольф. – Возможно, ты права.
- Лучше скажи мне, что ты собираешься делать с Юленшерной?
- Даже не знаю, - с досадой отозвался король. – Он пропал с того самого момента, как произошел обмен Риги на Новгород. Там между ним и твоим мужем произошла какая-то темная история. Причем, как мои люди ни старались, подробностей они так и не выяснили. Ходили самые разные слухи – даже что он женился, и бежал в Данию. Но при тамошнем дворе он точно не появлялся.
- Опять Дания! – поморщилась Катарина
- Да уж, король Кристиан любит везде совать свой нос. Но я, хоть убей, не пойму, для чего ему лезть к вам в Мекленбург?
- Все просто, он считает Иоганна Альбрехта виновником своего поражения в Кальмарской войне и желает отомстить. К тому же, ему отчего-то кажется, что весь Нижнесаксонский имперский округ – его вотчина и никак не может смириться со своей потерей.
- О чем ты?
- О прежнем герцоге Вольфенбюттеля – Генрихе Юлии и его сыне Фридрихе Ульрихе.*
- Тех, что погибли при осаде вольного города Брауншвейга?
- Именно, ведь Генрих Юлий был женат на родной сестре Кристиана. После трагической кончины отца и сына, владения средней ветви Вельфов перешли к Данненбергам, то есть Юлию Эрнсту и Августу Младшему. Первый получил Каленберг-Геттинген, а мой будущий свекор – Вольфенбюттель.
- Да уж, не повезло датчанину, - усмехнулся король. – Клара Мария имеет большое влияние на мужа и ни за что не даст в обиду своего сына.
- Возможно, но мой муж так и остался её единственным ребенком, а двух детей Августа Младшего забрал к себе Господь. У Юлия Эрнста тоже пока нет сына, и если они так и не появятся, то все владения старшей ветви Вельфов перейдут Люнебургам, а с ними он в родстве через свою тетку – Доротею Датскую. В общем, если он им поможет, то они могут и поддержать его притязания на Мекленбург.
- Братья еще не так стары, - с сомнением покачал головой Густав Адольф. – К тому же, император не потерпит этой аннексии.
- А зачем Кристиану присоединять герцогство к Дании? У него много детей, в том числе и внебрачных. Найдется, кому занять Шверин и Гюстров, образовав новую династическую линию.
- Будь уверена – я не допущу этого!
--------------------
#В нашем варианте истории у Фридриха Ульриха было еще два брата. Правда, не было Иоганна Альбрехта, ставшего русским царем.

Сохранить инкогнито юной Мекленбургской принцессы все же не получилось. Возможно, проболтался кто-то из слуг, возможно, что-то пронюхали бранденбургские придворные, но вскоре весь двор узнал, что падчерица герцогини Катарины находится в Берлине. В общем, чета курфюрстов намекнула, что хотели бы познакомиться с Кларой Марией и отказать им в этом было никак невозможно.
Волей-неволей, Шурке с матерью пришлось заняться своим гардеробом. Но если Марте достаточно было пары простых платьев, то принцессе было так легко не отделаться. Тут к ним, как ни странно, пришла на выручку бранденбургская маркграфиня Анна. Узнав о сложившейся ситуации, она пригласила юную Клару Марию к себе и предложила воспользоваться услугами её придворных портних.
И вот теперь принцесса стояла с покорным видом на высоком и неуклюжем табурете, чувствуя себя при этом полной дурой. Наряд, вправду сказать, был настолько же шикарен, сколь и неудобен. Богато украшенный шитьем корсаж стискивал тело не хуже тисков. Пышная юбка на жестких фижмах позволяла передвигаться лишь чинными, маленькими шажками. Слава богу, из уважения к Густаву Адольфу, обошлись хотя бы без огромного гофрированного воротника, поскольку в Швеции эту деталь одежды не жаловали.
  В добавок ко всему над ней предварительно поработал придворный куафер,* и вместо привычных косичек на голове Шурки было устроено нечто среднее между шиньоном и вавилонской башней. Венчала это сооружение маленькая корона – подарок мачехи.
---------------
#Куафер – парикмахер (устар.).
- Не могу не признать, принцесса – так вам гораздо лучше! – заявила присутствующая при примерке герцогиня Катарина.
- Действительно, получилась весьма мило, - поддержала её скрипучим голосом руководящая процессом Анна Прусская.
Суетящиеся вокруг портнихи и служанки немедля выразили полное согласие с их словами, и только мнения самой Клары Марии никто спрашивать не собирался, а уж ей, поверьте, имелось, что сказать по этому поводу герцогине с маркграфиней.
Было трудно найти двух более непохожих женщин, чем эти две владетельные дамы, но, тем не менее, они быстро сошлись. Анна и в молодости была на редкость некрасива, но прусскую принцессу в восемнадцатилетнем возрасте выдали замуж за сына бранденбургского курфюрста. Её отец был душевнобольным, да и муж, мягко говоря, не блистал интеллектом. Но зато у самой маркграфини в достатке было и ума и характера, и она не стеснялась демонстрировать и то, и другое. Злые языки говорили, что она даже поколачивала своего супруга, когда тот злоупотреблял горячительными напитками и нес ахинею под их воздействием.
Катарина, напротив, была довольно миловидна и умела ладить с окружающими её людьми. Отец долго не мог найти ей подходящую партию и, в конце концов, выдал за живущего при его дворе мелкого германского князя. Но скоро, невероятным вывертом судьбы, Иоганн Альбрехт стал единственным властителем Мекленбурга, да плюс к тому, его выбрали царем в далекой и непонятной Московии, про которую много кто слышал, да мало кто знал.
В общем, пока её муж странствовал по свету и совершал подвиги, о которых любили посудачить завсегдатаи пивных, шведская принцесса освоилась в его владениях и крепко взяла в руки бразды правления герцогством.
Таким образом, несмотря на все несходство характеров и внешности, Катарина и Анна были женщинами умными, властными и не собирались ограничивать свои интересы к «Kinder, Küche, Kirche»*. А выбор наряда для незаконнорожденной дочери Иоганна Альбрехта был лишь поводом собраться без лишних глаз и обсудить кое-какие детали.
- Как ваши девочки восприняли сватовство моего брата? – осведомилась герцогиня Мекленбургская.
- Мария Элеонора счастлива, Анна София бесится, а Екатерина втихомолку смеется над ними обеими!
- Сказать по правде, я немного удивлена выбором Густава Адольфа. Ваша старшая дочь и характером и умом определенно превосходит среднюю.
- Вам ли не знать, моя дорогая, что мужчины не очень-то любят умных женщин!
- Это верно, - мягко улыбнулась Катарина.
- Ну, кажется – готово, - с удовлетворением заявила маркграфиня, увидев, что портнихи окончили работу. – Снимите Её Светлость с табурета!
Оказавшись на полу, Шурка сделала несколько неуверенных шагов, затем повернулась и вопросительно посмотрела на мачеху.
- Весьма недурно, - заключила та. – Теперь Вас можно предъявить обществу.
- И оно будет в восторге! – согласилась с ней Анна Прусская.
- Тут есть зеркало? – неуверенно спросила Клара Мария.
- Разумеется, - отвечала хозяйка, и сделал знак служанкам.
Шурка с любопытством посмотрела на свое отражение и, неожиданно для себя, осталась довольна увиденным. Раз уж торжественного приема не избежать, то лучше предстать перед собравшимися при полном параде, не так ли?
- Надобно пригласить живописца, с тем, дабы он написал ваш портрет, - заявила маркграфиня, после того, как девочка вдоволь на себя полюбовалась
- Зачем? – удивилась Клара Мария.
- Ну, хотя бы послать вашему отцу.
- Это что же, позировать придется?
- Разумеется.
- Иоганн Альбрехт, вне всякого сомнения, будет очень рад! – хмыкнула герцогиня и выразительно посмотрела на высокопоставленную подругу.
- Решено, завтра же мы дадим знать местным художникам, и выберем из них лучшего!
------------------
*Kinder, Küche, Kirche. – Дети, кухня, церковь. – Немецкое устойчивое выражение, характеризующее положение женщины в обществе.
После того как владетели Бранденбурга узнали о приезде принцессы, ей выделили соответствующие её положению апартаменты. Увы, этот статус, с их точки зрения, был не слишком высок, поэтому простором и роскошным убранством они не отличались. Сказать по правде, в гостинице им с матерью было как бы не удобнее, но отказаться от гостеприимства было никак не возможно. Выделенная Кларе Марии комната была узка, темна и находилась далеко от покоев хозяев и герцогини, так что для участия в церемониях ей приходилось идти через весь дворец.
Марте была предоставлена возможность жить вместе с дочерью, но её пребывание было обставлено значительным количеством неудобств. Тем не менее, с ними приходилось мириться, надеясь лишь, что герцогиня Катарина не станет гостить в Берлине слишком уж долго.
Болеславу было проще – он поселился вместе с братом, благо, тот путешествовал без супруги. Перед самым отъездом выяснилась, что баронесса Регина Аделаида находится в тягости и потому герцогиня велела ей оставаться в Гюстрове.
Поскольку принцесса прибыла без приличной её положению свиты, представили её ко двору без всякой помпы. Труд этот взял на себя сам король Густав Адольф, отрекомендовавший Клару Марию как свою племянницу. Наученная матерью и прежним горьким опытом, Шурка старательно держала язык за зубами, приветливо всем улыбалась и всячески демонстрировала благовоспитанность и дружелюбие. Это принесло свои плоды и вскоре на неё перестали коситься как на неведомую зверушку. Впрочем, она была ни первым, и не последним незаконнорожденным отпрыском владетельной особы, признанной своим родителем и введенным, таким образом, в высший свет.
Однако не обошлось и без эксцессов. Митрополит и думный дьяк каждый божий день являлись к герцогине как на службу. Собственно, для них это и была служба. Филарет, быстро сообразив, что Катарина созрела для переезда в Москву, развел бурную деятельность. Во-первых, он взялся посвятить свою будущую государыню в особенности русских обычаев, неписаных законов и прочие тонкости, неизвестные большинству иностранцев. Во-вторых, велел Луговскому составить подробную справку о государственном устройстве Московского царства. И в-третьих, занимался своими прямыми обязанностями, то есть, объяснял герцогине и её детям суть православия и его догматы.
И вот тут они с Шуркой снова встретились. То есть, первым её узнал Луговской и побежал докладывать митрополиту.
- Прости, Владыко, недоглядел! – завопил тот и бухнулся в ноги.
- Что случилось?
- Помнишь отрока чудного, что мы в дороге встретили?
- Сашку-то?
- Ага!
- И чего с ним?
- Не отрок это вовсе!
- А кто?!
- Девица!
- Как это?
- Вот тебе крест, не ведаю! А только видел, как она шла в женском летнике*, да волосы длинные и в косы убраны!
- Хм…
Филарет нахмурился, но гневаться не стал, а только задумался, видимо, что-то про себя прикидывая.
- Владыко, ты вроде и не удивился? – осторожно спросил дьяк, озадаченный его реакцией.
- А чего тут дивиться? – пожал плечами митрополит.
- Да как же это?!
- Ох, Фролушко, ты вроде там был и все видел. Неужто тебе самому ничего странным не показалось?
- Да, как тебе сказать, чудные они, конечно, так ведь немцы! Что с них взять?
- Охти мне! Ну, сам посуди, отрок сей – одет был как простец, а люди, что с ним были, явно из шляхты. Но держался он с ними вровень, как со своими. Так?
- Истинно так, Владыко!
- Опять же, паренек хоть и почтителен был, а шапку не ломал. Я-то поначалу думал, что от испугу, но вишь, как все обернулось! Стало быть – волосы под ней прятал!
- И верно…
- А теперь говори, где ты видел девицу-то эту?
- Дык, с царевичем и царевной…
- Ишь ты, выходит, высокого роду Сашка эта… Чего не спросил-то, кто такова?
- Да как тут спросишь, по-нашему то один Фангрешев складно говорит, дак он при государыне, а у прочих разве дознаешься? Твердят, что твои истуканы: - «нихт ферштейн!» Тьфу, окаянные!
- А у самой?
- У кого – самой? – не понял дьяк.
- Ну, у девицы, - терпеливо пояснил Филарет. – Покуда она в портках бегала, по-русски то куда как складно говорила, нешто ты думаешь – в юбке разучилась?
- Ох, - сокрушенно вздохнул Луговской. – Не подумал я! Да и, говоря по совести, не признал сразу. Они мимо проходили, дак я кланяться стал, потом поднял голову, а она смеется. Кабы не усмешка эта, так и не признал бы!
- Ну что же, - остался невозмутимым митрополит, - пойдем, потолкуем. Глядишь, и дознаемся до правды, почто это девка отроком вырядилась… А может наоборот!
Решив так, они прямиком направились в комнату, где обычно находились дети герцогини.
---------------------
#Летник. – Старинная русская верхняя одежда, как мужская, так и женская. Здесь – женское платье.
Прежде Карл Густав с Петером так и норовили куда-нибудь улизнуть под благовидным предлогом, оставив Евгению на попечение нянек. Но теперь они чаще проводили время вместе, и причиной этому была Клара Мария. Конечно, она бы и сама была рада сбежать с ребятами и поиграть с ними на воле, но приходилось сдерживать себя. Поэтому Шурка каждый раз старалась придумать новое развлечение и увлечь им своего брата и его приятеля. Для начала хорошо подошли уже знакомые принцу и принцессе жмурки, а также салки и прятки. Хотя бегать в длинном платье было не слишком удобно, а прятаться особо негде, но, тем не менее, детям было весело.
Затем пришел черед настольных игр. Один из столиков в отведенных для них апартаментах, очевидно, был предназначен для игры в шахматы. Во всяком случае, инкрустация на нем была в виде шахматной доски. Фигур у них не было, но принцесса нашла выход: собрав в парке желуди и каштаны, она предложила использовать их, и научила остальных играть в шашки. Эта новое развлечение так увлекло Карла Густава и Петера, что они довольно быстро превзошли свою учительницу и стали её побеждать. И тогда она поведала им про наиболее продвинутый и интеллектуальный вариант игры – «В Чапаева».
Когда митрополит зашел к детям, Шурка как раз заканчивала разгром брата, выбив ловким щелчком последний желудь с доски. Проигравший принц тер лоб, готовясь получить положенную порцию щелбанов. Петер напряженно размышлял на тему предстоявшего реванша, а маленькая Женя смеялась и хлопала в ладоши. Ей, вообще, всё больше и больше нравилась её новая сестра, тем более что та пообещала сделать для неё какую-то невиданную до сих пор куклу.
- Мир вашему дому! – поздоровался Филарет.
Дети тут же прекратили играть и недоуменно посмотрели на вошедшего. Но иерарх русской церкви, нимало не смутившись таким приемом, подошел к Карлу Густаву и благословил, перекрестив тому макушку и положив на голову руку. Затем проделал тоже самое с Евгенией и, наконец, обернулся к Шурке. Та помялась под его внимательным взглядом, но, так и не решив, как себя вести, приняла независимый вид.
Романов не знал немецкого, а принц – русского языка, поэтому обычно при их встречах присутствовал фон Гершов, выступавший в качестве переводчика. Но сейчас его не было и роль толмача пришлось взять на себя Шурке. Митрополит, ни словом не обмолвившись, что знает девочку, принялся расспрашивать Карла Густава и Евгению – хорошо ли они почивали и много ли усвоили из его прежних поучений. Надо сказать, что он не слишком докучал детям с Законом Божьим, чем в их глазах выгодно отличался от епископа Глюка. Было это, впрочем, не от небрежения пастырем своими обязанностями, а от понимания, что без знания языка он мало чего добьется, и нежелания торопить события.
Принц, донельзя удивленный, что его новоявленная сестра так хорошо знает русский язык, отвечал вполне толково и со знанием дела. Похоже, он действительно понимал, о чем речь, чего никак нельзя было сказать о переводившей ему сестре. Во всяком случае, митрополит остался доволен и благословил всех присутствующих, кроме Клары Марии. Та, наконец, поняла, в чем дело и, опустив очи долу, повинилась:
- Простите, Владыко, за обман.
- Бог простит, чадо! – строго отвечал он ей. – Почто хоть скоморошествовала?
- Получилось так, Ваше Преосвященство. Напали на нас дорогой, да почти всех, кто с нами был, убили. Бежать пришлось, а чтобы скрыться – переоделись.
- Ишь как! А чего это тати напали на вас, и, вообще, ты – чьих будешь?
- Клара Мария меня зовут. Клара Мария Мекленбургская. Дочь я Иоганна Альбрехта, то есть Государя Ивана Федоровича.
В глазах иерарха русской церкви быстро промелькнул целый сонм разных эмоций – от недоверия до понимания. Наконец, придя к какому-то умозаключению, он спросил:
- А Мартин?
- Матушка это моя – Марта Рашке. Она родила меня еще до того, как мой отец на Катарине Шведской женился.
- Стало быть, ты – царевна?
- Царевна у нас – Евгения, Владыко, а я так…
- Что место свое знаешь – хорошо, - задумчиво проронил Филарет. – Слышал я про то, что государь тебя признал. По нашим законам неправильно сие, да тут не Русь-матушка, стало быть, отцу твоему виднее. Ступай, чадо, нет на тебе греха! Однако же отныне, каждое утро, в обед, и перед сном читай трижды «Верую», «Отче наш» и «Богородицу», да моли Господа, о прощении грехов отца твоего! А я тебя тропарю с кондаком поучу, что бы ты веру нашу постичь могла, да брата с сестрой при нужде наставить.
- Владыко, - осторожно заметила Шурка, чьи запасы смирения стали истощаться, - я, вообще-то – лютеранка!
- Была бы ты православная, раба Божья, и сотней молитв не отделалась, - спокойно парировал митрополит, и, широко перекрестив девочку, вышел.
---------------------
#Тропарь и кондак – религиозные песнопения (в данном случае православные), кратко выражающие суть празднуемого праздника и или празднуемого святого (простите за тавтологию).

Через несколько дней в Берлин примчались гонцы из Вольфенбюттеля от герцогини Клары Марии. Венценосная бабушка очень беспокоилась о судьбе пропавшей внучки и её поисками занялись всерьез. Благо, что Старый Клаус рассказал, в каком направлении её следует искать. По этому поводу, Шурку снова одели в парадное платье и в присутствии четы курфюрстов и герцогини Катарины предъявили посланцам. Король Густав Адольф, призываемый государственными делами, уже отбыл и не смог принять участие в этой церемонии, но и без него общество собралось более чем представительное.
- С глубоким прискорбием узнали Мы об ужасном несчастии, произошедшем со свитой принцессы Мекленбургской! – нетерпящим возражений тоном заявила Катарина Шведская гонцам. – Поскольку виновные в этом злодеянии еще не найдены, Мы берем означенную принцессу Клару Марию под свою защиту и покровительство. Мы сами позаботимся о вступлении её в права владения пожалованными ей Нашим благородным супругом землями и городом Ивенаком.
Гонец и не подумал ей возражать, да и кто бы его стал слушать в такой ситуации. Удостоверившись в том, что любимая внучка госпожи жива и здорова, он получил запечатанные письма, после чего откланялся. Бывшая камеристка захотела кое-что передать ему для Брауншвейгской герцогини и вышла вслед за ним. Мачеха завела разговор с маркграфиней Анной, курфюрст тоже куда-то удалился, и Шурка оказалась предоставленной сама себе.
Стоять разряженной как кукла посреди зала было не слишком удобно, и она сочла за благо незаметно выскользнуть и отправиться к себе, в надежде, что найдет кого-нибудь из служанок, и те помогут ей переодеться. Вообще, с прислугой частенько случались проблемы. Они прекрасно понимали двойственность положения незаконнорожденной принцессы и всячески старались её избегать. Причем, касалось это как служащих Бранденбургских курфюрстов, так и людей из свиты герцогини Катарины. Разумеется, прямой приказ выполнили бы и те, и другие, но вид у них при этом был такой, будто они дают милостыню безродной побирушке. Всё это было так унизительно, что Марта с дочерью старались обходиться своими силами и не обращаться лишний раз за помощью.
Идти нужно было по довольно длинной галерее и девочка, подобрав подол, решительно двинулась вперед. Обычно в это время здесь никого не было, и Шурка шла быстрым шагом, можно даже сказать бежала, не слишком оглядываясь по сторонам. Возможно, поэтому она не сразу заметила идущую ей на встречу женщину и едва не налетела на неё.
- Что это значит?! – немного визгливо воскликнула та, но потом, увидев, с кем столкнулась, сбавила тон. – Ах, это вы… принцесса… не ожидала застать вас в таком месте.
- Госпожа Анна София? – узнала её девочка. – Простите мне мою неловкость, я тоже не думала, что здесь кто-то есть.
- Но что вы вообще здесь делаете?
- Прием окончился, и я иду к себе.
- Одна?
- Моя матушка занята, а остальным не до меня.
- Знакомое чувство, - горько усмехнулась дочь курфюрста, но потом, будто спохватившись, что проявила недостойные аристократки чувства, вздернула нос, и хотела было идти дальше, но принцесса остановила её неожиданным вопросом:
- Вы плакали?
- Что?!
- У вас глаза красные и следы слез на щеках.
- Ах, вот вы про что. Нет, это просто… какое вам дело?
- Никакого, - пожала плечами девочка. – Но мне показалось, что вам плохо и одиноко, раз уж вы плачете. Я могу вам помочь?
- Да, - неожиданно для самой себя призналась Анна София, - мне плохо и одиноко, но вряд ли мне может помочь такая как вы…
- Приблудная?
- Я так не говорила!
- Но подумали. Бросьте, я прекрасно знаю, что люди говорят за моей спиной, тем более что они частенько делают это в лицо.
- Я вовсе не хотела вас обидеть.
- А я и не обижаюсь. Так кто тот негодяй, что довел Вашу Светлость до слез?
- Но почему вы решили, что в этом виноват мужчина?
- Ну, было бы довольно глупо плакать вам из-за женщины!
- А вы и впрямь – забавная!
- Обхохочешься! Так кто?
- Зачем вам это знать? – вопросом на вопрос ответила Анна София.
- Для опыта. Просто я еще в детстве решила, что ни один самодовольный индюк в штанах никогда недоведет меня до слез!
- В детстве? Занятно!
- Хорошо, я вам сама расскажу, а если я в чем то ошиблась, то вы меня поправите. Итак, вам хуже горькой редьки надоел отчий дом, и вы были бы очень рады его покинуть. К сожалению, единственный способ для этого – выйти замуж, а с этим вам хронически не везет. Жених, с которым вы были обручены в детстве, погиб, королевич Владислав очень не нравится вашей благородной матушке, а мой венценосный дядя выбрал вашу сестру. Так?
- Что-то вы подозрительно хорошо осведомлены!
- Что поделаешь, издержки происхождения. Для ваших служанок я – пустое место, но при этом они ужасно болтливы.
- Вы всего пару дней при нашем дворе… что, неужели эти мерзавки так бесстыдно всё это обсуждают?!
- Ещё и не так. Но это не важно. Лучше скажите, вам правда нравится кузен моей мачехи?
- Ну, я его очень давно не видела, - смутилась дочка курфюрста. – Можно сказать, с детства. Но нам присылали его портрет и на нем он такой…
- Красавчик? – уточнила Шурка. – Смело делите увиденное на три! Наверняка художник безбожно польстил ему.
- Вы думаете?
- Уверена! Но в любом случае, он сын короля и, с большой вероятностью, сам – будущий король. Я слышала, в Польше любят красивую жизнь, балы и всё такое прочее. Так что там всяко будет веселее, чем в Берлине.
- Моя матушка и слышать не хочет о его кандидатуре.
- Но ведь его отец – сюзерен Пруссии, не так ли?
- Да, но он…
- Не проявляет настойчивости?
Ответом был лишь тяжелый вздох и красноречивое молчание. Принцесса некоторое время смотрела на Анну Софию с сомнением, а потом решилась:
- А вы напишите ему!
- Как?!
- Пером, Ваша Светлость. Ему сейчас, наверняка, грустно. Войну он проиграл…
- Вашему отцу!
- Угу, у моего батюшки просто дар – делать других несчастными. Но о поражении вам писать как раз не надо. Лучше напишите, что восхищаетесь его благородством, храбростью… Что он – цвет рыцарства, наконец!
- Вы тоже так думаете? – оживилась девушка.
- Нет, конечно, но ему-то об этом – зачем знать?
- Невероятно!
- Да все нормально! Как бы вы не похвалили мужчину, он с готовностью примет это на свой счет, так уж они устроены.
- Но что мне это даст?
- Ну, если он и впрямь полагает себя рыцарем, то ему страсть как хочется победить дракона и освободить прекрасную даму. С драконом у него, правда, промашка вышла, но станьте дамой его сердца, и он горы свернет по пути к вам!
Анна София, раскрыв рот, слушала откровения мекленбургской принцессы, на какое-то время, забыв о её возрасте. Какие-то суждения показались ей не лишенными смысла, другие просто были повторениями ей тайных чаяний, третьи настолько поразили её своей оригинальностью, что она поневоле к ним прислушалась.
Старшая дочь курфюрста была натурой страстной и увлекающейся. Её душа и сердце требовали действия, а положение диктовало необходимость покорности и смирения. Совмещать это было трудно, и она тщательно скрывала от других свои мысли. И вдруг – маленькая девочка так спокойно и здраво рассуждает о том, о чем она и думать боялась, не то, что говорить. Тут было о чем задуматься. В смятении она дослушала Клару Марию и отправилась к себе. Слезы её высохли, а в глазах зажегся огонь.
Шурка проводила Анну Софию скептическим взглядом и продолжила свой путь. Оказалось, что пока она беседовала с девушкой, Марта успела вернуться и ждала дочку в комнате.
- Где ты была? – встретила она её вопросом.
- Этот дворец такой большой, - пожала плечами принцесса. – Я просто немного заплутала. А что ты сказала гонцу?
- Что с нами всё в порядке и передала письмо для твоей бабушки. А теперь давай переодеваться, пока ты не измяла свой наряд. Он тебе еще пригодится.
Девочка покорно стояла перед матерью, давая ей возможность расстегнуть крючки, а кое-где и распороть нитки, а затем выскользнула из платья и, оставшись в одной сорочке, пошлепала к обычной одежде. «Что-то меня опять потянуло устраивать чужую личную жизнь» - запоздало подумала она. – «Может, мне брачное агентство открыть?»

Отредактировано Старший матрос (27-03-2019 09:41:10)

Еще как исследована. Был юридический термин - "выблядок" (вот ей богу не вру и не матюкаюсь) и полное поражение в правах. Строго-настрого было запрещено писать их в разрядные списки. Собсно, я касался этой темы в одной из прошлых книг, когда дворянин, оставшийся один после смуты, просит Иоганна узаконить байстрюка.