Болеслав и Марта изрядно проголодались и с удовольствием воздали должное мастерству здешнего повара, а служанка, тем временем, принесла им две добрые кружки пива с высокими шапками пены.
- Спасибо, красавица! – тепло поблагодарил её фон Гершов, вызвав, тем самым, пристальный взгляд своей спутницы.
- Не за что, - игриво отвечала та, сверкнув белоснежными зубами. – Только что-то ваш друг ест совсем без аппетита. Ему, верно, не понравилась наша стряпня?
- Нет, что вы, все очень вкусно.
- Тогда заходите к нам ещё, ваша милость, - улыбка Кетхен стала и вовсе чарующей. – Можете даже без этого буки – господина Болеслава!
- Боюсь, дорогуша, - ухмыльнулась Марта, - что у меня не получится доставить тебе столько удовольствия.
Закончив с трапезой и расплатившись, молодые люди двинулись дальше по своим делам. У хозяйки заведения было еще множество дел, так что она не стала провожать этих посетителей, а лишь бросила им вслед беглый взгляд. Затем её взор остановился на всё ещё озадаченной служанке и губы фрау Анны невольно скривились:
- Знаешь, Кетти, - покачав головой, прошептала она: - то, что ты шлюха, я знала всегда, но вот то, что еще и дура…

Всем в Неметчине известно, что самая, что ни на есть, веселая жизнь у студентов. Забот у них мало, развлечений много, а экзамены, так они когда еще будут. Правда, всё это верно лишь с одной поправкой – ежели эти студенты не русские. Вот у тех не жизнь, а каторга!
Во-первых, взяли их, недорослей, от родной матушки, да и отправили в чужедальнюю сторонушку неспросясь, а хотят ли они учения? Во-вторых, языка басурманского из них – сиротинушек никто до сей поры не ведал, обычаев не знал, да о жизни на чужбине не помышлял! А в-третьих, кормов добрым молодцам выделяли столь скудно, что, как и ноги-то с голодухи не протянули до сей поры, непонятно!
Однако, служба царская дело такое, тут не забалуешь. Сказано ехать за море постигать науку, стало быть, бери шапку в охапку, да и ступай куда велено. С государем Иваном Федоровичем шутки плохи, он ведь, по неизбывной доброте своей, в такую Тмутаракань загнать может, не посмотрев на то, что ты и твои предки спокон веку в московском списке числились.
Русских студентов было ровно семь человек. Выбирали их тщательно, испытывая разум и твердость в вере, а также хоть малую, да образованность. Ну и нашли, шутка ли – все семеро грамотные! Поперву, было их, правда, восемь, да один из недорослей – Парамон Смолин не выдержал, да в бега подался, еще до того, как пределы государства Российского покинули. Парамошку поймали, нещадно выдрали кнутом и, как на грех, перестарались. Отдал богу душу отрок, не выдержав понуждения к наукам. Царство ему небесное, обалдую двадцатилетнему!
Прочие вьюноши, сообразив, что с ними никто шутить не собирается, присмирели и бежать более не пытались. Везли их морем, на свейской ладье, да такой большой, что никому доселе и видывать таковой не приходилось. В пути пару раз попадали в такую лютую бурю, что православные хотели было причащаться, да вот беда – не случилось попа с ними, да и кабы был, разве тут просфора в глотку полезет? Свейские же моряки только посмеялись над сиволапыми пассажирами и сказали, что шторм был вовсе невелик, так, игрушки. Сказано – басурмане, что с них взять!
В Ростоке молодым людям, в правду сказать, поначалу понравилось. Ну, а что, город большой, красивый, весь в камне. Девки, опять же, пригожие по улицам ходят, а не взаперти в теремах сидят. Но посланный с ними дядькой подьячий посольского приказу Семен Ножин, забаловать недорослям не дал, а велел браться за учение. Сам-то он по-немецки мало-мало толмачить умел, и обмануть его – ирода, не получалось. Для дела просвещения Семену ничего жалко не было, хотя кроме крепкой палки  ничего и не имел. Вот её-то он и пускал в ход, переиначив на чужеземный лад в шпицрутен, а чего обзываться-то? Батог, он и есть батог.
В общем, жили впроголодь, учились трудно, но не унывали, рассчитывая со временем вернуться домой и получить за муки перенесенные на чужбине вознаграждение. И тут как гром среди ясного неба! В Мекленбург приехал не кто-то, а сам митрополит Ростовский Филарет. А дальше ещё веселее, он в Росток пожаловал и пожелал увидеть студентов русских, поглядеть на их житьё-бытьё.
Ножин и прежде хуже всякой собаки был, а услышав про то и вовсе как с цепи сорвался и велел недорослям привести в порядок одежу, да морды умыть, дабы они своими непотребными харями иерарха православной церкви в тоску не привели. А где тут рожа благообразная будет, когда кою неделю горячего варева не видели? С хлеба на квас перебиваются, то есть на пиво. Вот пиво у басурман хорошее, тут не отнять!
- Мир вашему дому! – пробасил Романов, заходя в отведенное для отроков помещение.
- С миром принимаем, - нестройно прогудели они в ответ и стали подходить под благословление.
Митрополит показался молодым людям совсем не злым, стал расспрашивать, каково поживают, усердны ли в науках, и давно ли были у причастия? С последним оказалось худо, поскольку посланный с ними инок занемог еще в Ругодиве, да там и остался, болезный , а иного им до сих пор не прислали.
- Не годится юношей без церковного окормления оставлять, - покачал головой Филарет и обернулся к сопровождавшему его монаху: - Брат Пахомий, каково разумеешь?
- Благослови, Владыко, - правильно все понял тот.
- Быть посему!
- Государь мой добрый, - вдруг бухнулся на колени один из недорослей Истома Дементьев. – Ослобони! Не дай загинуть в неметчине, отпусти душу на покаяние, разреши вернуться домой…
Глядя на него, стали смелеть и остальные и, горько жалуюсь на скудость, принялись молить его о возвращении в отчий дом.
- Давно ли науки изучаете? – нейтрально поинтересовался митрополит.
- Да уж второй год пошел…
- И много ли постигли?
- Да все, какие есть!
- Ишь ты! А ну-ка расскажите мне вьюноши, о философии славнейшего мужа Аристотеля?
Студенты разом замолчали, будто наткнулись на невидимую стену, и лишь один из них, стоявший до сих пор смирно, кротко ответил:
- Не изучали мы еще сего, Ваше Высокопреосвященство. Тут бы до тривиума с квадривиумом добраться, да где там… Только-только немецкий, да латынь разуметь начали, чтобы хоть как-то профессоров понимать.
- Как зовут тебя, чадо?
- Сергием крестили, Владыко! Родионовым.
- А эти что же?
- Не гневайся на них, Владыко, да только живем в таком гладе, что мудрено не зароптать. Кормов получаем столь скудно, что впору милостыню просить. Истома вот, не в укор будь сказано, хотел уже в холопы запродаться, насилу отговорили. Да что там о хлебе толковать, в церкви божией, сколько времени не были. Не к лютеранам же ходить, в соблазн себя вводя?
- Отчего так? – Филарет внимательно посмотрел на Ножина.
- Так уж вышло! – сокрушенно вздохнул Семен. – Государь велел купцам заботу о студентах русских иметь, а за то выделил им льготу, да приказал двор Гостиный поставить, только, сколько их тут, купцов-то тех? Поначалу кинулись торговать, да только, кто их тут ждал? Нет, шалишь, брат, всё иноземцы под себя подмяли, а двор тот давно впусте стоит.
- Так, значит, ничего и не получаете?
- Ну отчего же, ничего. Дьяк Рюмин, когда был в остатний раз, давал денег, да запропал куда-то. Стольник фон Гершов, дай ему Бог здравия, тоже толику серебра выделил, да с государевых вотчин велел прислать на каждого по пяти пудов ячменя, да пшеницы. Тем и живы.
- Нынче же скажу государыне о бедах ваших! – решительно заявил митрополит.
- Спаси тебя Христос, Владыко!
- А ты – Сергей, со мной пойдешь. Вроде побойчее прочих будешь.
- Из первых в науках! – подтвердил Ножин.
- Иди-иди, - пробурчал вышедшему вслед за иерархом русской церкви товарищу Истома. – Вернешься – отведаешь тумаков, чтобы знал, как от своих отбиваться. Договорились же просить у Владыки, чтобы ослобонил… Ой!
Неслышно подошедший сзади отец Пахомий услышал последние слова недоросля и цепко схватил его за ухо.
- Я тебе покажу, сукин сын, как от царевой службы леготу просить! 

Фрау Анна не ошиблась. В магистратуре Ростока нашлись все необходимые документы, и скоро Марта с Кларой Марией стояли перед собственным домом. Девочке стоило немалого труда упросить мачеху отпустить её с матерью, но случилось чудо, и та разрешила. Правда, велела фон Гершову-младшему всюду сопровождать принцессу, что он, впрочем, и без того делал.
Подарок бабушки-герцогини был невелик, и выглядел как большинство бюргерских домов в округе. Двухэтажный, с черепичной крышей и каменными стенами, стоящий бок о бок со своими близнецами, отличаясь от них разве что несколько нежилым видом. Внутри пахло сыростью и пылью, а все углы были густо заплетены паутиной.
- А привидения тут не водятся? – осторожно поинтересовалась Шурка, несколько иначе представлявшая себе эту недвижимость.
- Я полагаю, что если и водятся, то скоро сбегут отсюда, - с непроницаемым лицом ответил Болек, так что непонятно было, серьезно он, или издевается.
- Мой Бог, - даже прослезилась Марта, - это так похоже на наш дом в Кляйнештадте!
- Там было так же грязно? – удивилась дочь, но взволнованная мать проигнорировала эту шпильку.
- Я так долго хотела иметь свой дом, что теперь не верю в это! Ну, посмотри, Клара-Мария, разве он не прекрасен? Конечно, тут нужно немного прибраться и кое-где сделать небольшой ремонт, но все равно, это наш дом! Ты, понимаешь, наш!
- Как и тот, что в Ивенаке, - хмыкнула принцесса, припомнив тамошнюю усадьбу.
Герцогиня ничуть не погрешила против истины, назвав вотчину своей падчерицы дырой и большой деревней. Ну, разве что, погорячилась со словом «большой». Бывали на их пути деревни и покрупнее. Тамошний герцогский дом тоже был двухэтажным, каменным и запущенным. Несколько лет назад, его попытались сдать арендатору, но тот не прожив в своем новом имении и пары лет, имел неосторожность упасть с лошади и умереть от ушибов. С тех пор там никто не жил. Но, по крайней мере, там была мебель и несколько слуг, поддерживающих господское жилье в мало-мальски пригодном для существования состоянии. Но Ивенак на Марту не произвел и пятой доли такого впечатления, сколько этот заброшенный домишко в Ростоке. Наверное, она все-таки была сугубо городской жительницей.
- Надо немедленно приниматься за уборку! – решительно заявила она.
- Может быть, сначала нанять вам в помощь несколько слуг? – попытался осторожно возразить Болеслав.
- Вот еще, мы пока не можем себе этого позволить!
- Тогда вам нужно вернуться к своему природному состоянию, - усмехнулся померанец. – Потому как рейтар с тряпкой это – перебор!
- Действительно, - смешалась женщина. – Мне нужно переодеться во что-то более подходящее. Правда, у меня ничего нет!
- Может лучше меня переодеть как мальчика? – в очередной раз закинула удочку Шурка, но снова без результата.
- Что за странные мысли приходят вам в голову, госпожа, - вмешался в их разговор помалкивающий до сих пор Иржик. - Давайте все же поинтересуемся у соседей, не нанимаются ли здешние женщины для такой работы. Держу пари, что за четверть талера они выскоблят этот дом от чердака до подвала, а еще на полталера мы купим дрова и сможем хорошенько протопить камин, чтобы избавиться от сырости. Вы же, сударыня, тем временем, сможете заняться своим гардеробом и въехать сюда как полноправная хозяйка.
- Наверное, вы правы, - немного поникла Марта совершенно нежелающая допускать, кого бы то ни было, до своего, наконец-то обретенного гнезда. Но, все равно, нам нужно где-то переночевать, а этот дом подходит для этого ничуть не хуже любого другого места. Нужно только, хоть немного, привести его в порядок.
- А еще нужно бельё, постельные принадлежности, посуда для кухни, - начала перечислять Шурка, деловито загибая пальцы. – А ещё нужно завести кошку!
- Кошку?
- Ну конечно, разве вы не чуете запах мышей? К тому же запустить первой в дом кошку – хорошая примета!
- Никогда не слышала, - удивилась Марта.
- Если в доме станет пахнуть едой и теплом, то кошка сама придет, - рассудительно заявил Иржик. – А пока же отсюда и мыши сбежать могут.
В общем, дело закончилось тем, что Болеслав вручил чеху несколько монет и поручил организовать уборку и покупку дров. А сам с Мартой и Кларой Марией отправился посетить окрестные лавки. Несмотря на то, что вид двух молодых дворян гуляющих с богато одетой девочкой был, не слишком привычен для здешних улиц, народу в городе было много, и никто не обращал на них особого внимания. Разве что в лавке торгующей готовым платьем немного удивились тому, что они покупали только женскую одежду. Еще они приобрели небольшой котелок, несколько глиняных чашек и оловянных ложек. Из провизии взяли каравай хлеба, немного муки, гороха, сала, кувшин пива, и отправились домой в сопровождении мальчиков* несущих их покупки.
-----------------------------
#Мальчики в лавках служили в те времена разносчиками.

Несмотря на то, что отсутствовали они недолго, дом, благодаря стараниями Иржика, совершенно преобразился. Нанятые им женщины, действительно выскоблили до блеска полы, обмели все стены и потолки, вычистили слюдяные окна. В камине потрескивал огонь, в большом котле грелась натасканная чехом из уличного колодца вода, а устроенные в небольшом сарайчике позади дома лошади вкусно хрупали овес и довольно пофыркивали.
Пока мать отмывала Клару Марию и мылась сама, слуга приготовил ужин, и вечером они сели за стол как настоящая семья. Марта впервые с тех пор как они выехали из Берлина переоделась в женское платье и, хотя купленный в лавке наряд было трудно назвать изысканным, выглядела просто и женственно. Во всяком случае, Болеслав весь вечер не сводил с неё глаз и всячески ухаживал за столом.
Шурка, против обыкновения, сумела обойтись, на сей раз, без своих шуточек и, с довольным видом просто сидела за столом, уплетая за обе щеки кнедлики с омачкой*. Пусть во дворце жизнь и сытнее, и изысканнее, но здесь она была среди своих и чувствовала себя просто замечательно. Разве что немного скучала по Карлу Густаву, маленькой Жене и даже Петеру, но завтра она вернется ко двору, где опять будут чванливые слуги и важные придворные, строгая мачеха и надоедливый митрополит, а сегодня она проведет вечер в кругу действительно близких ей людей.
----------------
#Кнедлики с омачкой – чешское блюдо.
Иржик первым закончил с едой и попросил разрешения удалиться. Клара Мария явно была не прочь посидеть еще, но после долгого дня глаза её слипались, и мать уложила её спать. Вернувшись к столу, она застала Болека сидящим перед камином и со странным выражением на лице, смотрящим на мерцающие в темноте уголья.
- Это вы, сударыня? – вздрогнул он, услышав шуршание её платья.
- Да, Болеслав, - негромко ответила она, и воцарилась неловкое молчание.
- Как странно, - начал спустя несколько минут фон Гершов. – Я тоже вспомнил отчий замок, хотя этот дом не так уж сильно его напоминает. Но вот угли в камине потрескивали точно так же. И матушка точно так же уводила вечером моих сестер, а мы с отцом и братьями сидели у камина и разговаривали о всякой всячине. Вы что-то хотели?
- Нет. То есть – да, - помялась Марта. – Я хотела бы знать, как долго вы еще собираетесь меня избегать?
- Что?! Но я вовсе не избегаю вас…
- Бросьте мямлить, Болеслав, вы же рейтар! Неужели я хуже этой вашей Кетхен из трактира фрау Анны?
- Нет, что вы! Да и Кетти всего лишь…
- Готова была из платья выскочить при виде вашей милости?
- Нет, то есть… Я хотел сказать, что она для меня ничего не значит!
- А я?
- Вы?! Фройляйн Марта, вы для меня, как… Не знаю, как… Боже, что я несу! Я не могу! Понимаете, я очень виноват перед Иоганном Альбрехтом, отцом Клары Марии…
- К чёрту отца Клары Марии! – негромко сказала молодая женщина и приложила палец к губам померанца. – Здесь только вы и я. Возможно, завтра я пожалею об этих словах, но… Я ужасно устала от своего одиночества! Вы первый мужчина за много лет, который отнесся ко мне по-хорошему. Увидевший во мне человека, а не брошенную любовницу коронованной особы. Я не могу дать вам ни богатого приданного, ни своей невинности, но и не прошу у вас ничего взамен. Нет ни прошлого, ни будущего, есть только здесь и сейчас!
- Прикажите мне, и я умру за вас!
- Приказываю. Не смейте умирать. Просто любите меня!
Говорят, что у каждого человека есть своя половинка, предназначенная Создателем только для него. И повинуясь Его воле, мужчины и женщины ищут по всему свету эту свою половинку, чтобы исполнить свое предназначение и обрести своё счастье. Одним это удается быстро, и они сразу находят друг друга. Другие тратят на это всю жизнь, и чтобы найти свою – единственную, успевают перепробовать множество других.

А в нескольких кварталах отсюда, в каморке под крышей одного из больших доходных домов, проживали два странных человека, более всего похожих на моряков, отставших от своего корабля. Целыми днями бродили они по городу, то ли что-то разыскивая, то ли вынюхивая, а вечером возвращались в свою конуру, и залив себе в глотку дрянного вина, ложились спать, не сказав друг другу и слова. Впрочем, в этот вечер они нарушили традицию.
- Мне нужна другая одежда, - мрачно заявил один из них. – Мне надоело выглядеть оборванцем!
- Это рискованно, граф. Вас могут узнать!
- Пусть так. Но я устал скрываться. К тому же здесь она!
- Кто она, принцесса?
- Дьявол вас раздери, Бопре, и вашу принцессу вместе с вами! Я говорю о Регине Аделаиде…
- А кто это?
- Моя невеста.
- Невеста?
- Да, чёрт возьми! Мало того, что этот проклятый Странник украл её у меня, так он еще и отдал её своему приближенному…
- O la la! – хохотнул француз. – Да он просто…
- Осторожнее, сударь. Мне не так уж сильно нравится ваше общество, чтобы я терпеливо переносил подобные шуточки!
- Нет ничего проще, заплатите мне причитающиеся мне деньги и я больше не потревожу вашу милость своим видом!
- Я заплачу, только когда эта проклятая девчонка будет в моих руках!
- Она была в ваших руках, граф! И не моя вина в том, что вы и ваши люди не сумели удержать её с матерью. Удивляюсь, как они вообще не перерезала ночью всю вашу банду?

Отредактировано Старший матрос (03-04-2019 10:42:38)

В то время немецкая художественная школа только формируется. И большинство из немецких живописцев - ученики голландцев и итальянцев.
Эльбфрас, благодаря работам которого до нас дошли портреты шведской королевской семьи еще только учится.