Отправив, Тура и Дана шерстить шалаши хунхузов, с приказом нести всё на длинный стол, где бандиты принимали пищу, я направился к перемётным сумкам на двух оседланных конях хунхузов, из-за которых произошла несколько минут назад драма со смертоубийством шеф-повара местного общепита. С трудом достав из перемётной сумки тяжеленный мешок, я развязал его и обнаружил в нём один крупный кожаный мешок колбаску размером как три моих кулака, но весящий килограммов десять-двенадцать и шесть кожаных мешков поменьше, каждый из которых весил килограммов по шесть-семь.
Развязав большой мешок, я увидел, что он набит золотыми самородками, в остальных мешках оказался золотой песок в основном жёлтого цвета. В одном из мешков песок был красноватого цвета. Завязав все мешки, я их распихал по своим передним перемётным сумкам на Чалом и задумался.
Выходит я был прав в своих размышлениях. Этот так похожий на армейский отряд хунхузов мыл золото и вернее всего посменно. Одна смена моет, другая отдыхает. Намыли прилично. Больше трёх пудов. А объём небольшой. В литровую банку входит в среднем как раз пуд  или чуть больше. Это зависит от чистоты золота. Если золото 999 пробы, то в литровой банке его уместится  девятнадцать килограмм.
Когда был зимой в Благовещенске специально зашёл в контору, где государственный чиновник скупал золото, намытое старателями с официальными лицензиями. Ценник на стене указывал, что за один золотник золота даётся три рубля пятьдесят с чем-то копеек или около восемьсот девяносто рублей и сколько-то там копеек за килограмм. Но там  надо было отдать ещё 10-12% налогов, плюс процент на засорённость или плотность песка. Но даже по официальной государственной цене выходило не меньше сорока тысяч. Только сдавать официально мы не сможем, а при контрабандной продаже можно было бы и больше  пятидесяти тысяч российских рублей получить. Китайские контрабандисты, как объяснил мне атаман Селевёрстов, скупали золотой песок, если перевести в цену за килограмм, по тысяча сто рублей, а самородки по полторы тысячи рублей.
«Хотя нет, - подумал я про себя. - Самородки продавать не будем. Это будет мой НЗ на «черный день», а песочек при будущей поездке в Благовещенск в новом году надо будет продать. Тысячи по три рубликов каждый из нас получит, а это просто бешеные деньги для казачьей семьи. Никаких забот и хлопот лет на десять, если не больше. А если их ещё и в дело вложить, то вообще всё в шоколаде может получиться. Только пока о данной находке, казачатам ничего говорить не буду. Если тьфу-тьфу доберёмся удачно, потом разбирательств с официальными властями будет много. Хватит с властей других трофеев и драгметаллов, что с тел в кошелях насобираем. Из них правда «премию» казачатам надо будет выделить, а остальное сдать. А о сорока с лишком кило золота, особенно о самородках молчим».
Из задумчивости меня вывел Тур:
- Ермак, я там узел с одеждой женской нашел и нашей формой. Казаки вернее всего из Екатерининской сотни, а офицеры – подполковник и капитан из каких то инженерных частей. Каких полков не знаю. Я таких погон не видел. Берём?
- Обязательно. Что мы покойных голышом или в дерюге комиссии, которая в станицу обязательно прибудет, представим. Ускоряемся, Тур. Быстро собираем всё самое ценное и уходим отсюда.
- Ермак, а коней заберём?
- Тур, их семнадцать штук. Мы их как погоним почти семьдесят верст по тропам? Тем более уверен, что Лис и с ручья всех лошадок не смотря на запрет заберёт.
- Ермак, но ты посмотри какие красавцы! Давай их хотя бы до брода через Ольгакан догоним, а там лучших с собой отберём, а остальных, включая наших «старичков» оставим, а потом с взрослыми казаками за ними вернёмся. За два-три дня с ними не должно беды случиться. Оставим их в овраге рядом с бродом, где родник с ручьем нашли. Ну, Ермак, тут всего-то десять вёрст до брода. И тропа широкая. Быстро догоним!
- Уговорил, чёрт речистый. Меня самого вот такая жаба душит! – я развёл руки в стороны на всю ширину.
- Какая ещё жаба? – удивленно уставился на меня Антип.
- Да хворь есть такая, называется «грудная жаба». Это когда сильно болит в груди, и человеку кажется, что он дышать не может.  Вот и я как подумаю, сколько всего придется бросить, что вздохнуть, что выдохнуть не могу.
- Ну, тогда, Ермак, меня жаба больше твоей душит! – хохотнул Тур. – Коней берём?
- Берём, берём. Давайте быстрее.
Управились где то за час. Под вьюками оказалось шесть коней. Из самого ценного, кроме золота, нашлись в одном из шалашей два полных ящика с патронами к Гевер 88, каждый на полторы тысячи штук. Можно сказать, что минимум полторы тысячи рублей на патронах наше подразделение с экономило. Эти патроны в трофеи не пойдут, иначе меня жаба задушит точно. Поэтому надо думать, где запрятать то, что в трофеи сдавать не будем. Вернее всего придется по перелескам с какой-нибудь тройкой обогнуть станицу и попрятать всё на моём хуторе, и только после этого всем отрядом входить  на улицу Черняева. Решив этот важный для моей жабы вопрос, выбрал в трофеях крепкий кожаный мешок, наполнил его маслом и пошёл выполнять ещё более грязную работу войны.
- Ермак, зачем ты это делаешь? – бледный как полотно Дан, смотрел, как я отрезаю у очередного трупа хунхуза правое ухо и закидываю его в мешок. Хорошо, что он не видел, как я в шалаше отрезал голову предводителю бандитов и упаковал её в этот же мешок, погрузив в кедровое масло, которого много нашлось на кухне. «Дичаю… - думал я про себя при той процедуре. – Бошку главарю отрезал как цыплёнку, никаких особых переживаний. Хотя такая практика совсем недавно присутствовала в боевых действиях на Кавказе».
- Для отчётности, Дан, - ответил я, закинув последний трофей в мешок. – Вряд ли нам поверят, что мы двадцать шесть хунхузов убили и при этом никто из нас даже не был ранен. Трофеи мы собрали, конечно, знатные, но доказательства нужны.
-  Какие то они зверские доказательства, - высказался, подошедший Тур, судорожно дёрнув кадыком.
- Мне дед рассказывал, - завязывая мешок, ответил я, - что во время войны с черкесами на Кавказе, которая закончилась всего-то тридцать лет назад, была такая негласная традиция «с черкесами по черкески». Черкесы любили свои врагам головы отрубать, а потом хранить их как знаки своей доблести. Глядя на них кубанские казаки и солдаты-линейцы, убив горца, отрезал тому правое ухо или большой палец правой руки, на котором обычно черкесы носили кольцо – золотое, серебряное, медное или железное, чтобы взводить тугие курки своих кремнёвых ружей. А если же  удавалось убить влиятельного горца – главу отряда или князя противника, то  отрубали и голову на показ, как трофей.
- Не может быть, - не поверил Дан.
- Деду об этом кубанцы рассказывали, с которыми они вместе воевали во время Венгерского похода. – Продолжил я. – Правда или нет, но с их слов сам барон Засс, командующий Кубанской линией поддерживал черкесский обычай отрубать у мертвых неприятелей головы. А на  нарочно насыпанном кургане у Прочного Окопа, где штаб линии располагался,  постоянно на пиках торчали черкесские головы, и бороды их развевались по ветру.
- Что то слабо  верится в эти ужасы, - поддержал Дана Тур.
- С волками жить, по волчьи выть. Правда, не правда! Я вам сколько уже говорю, что война это грязь и вонь. Мне, думаете приятно уши, да бошки резать? Да я чуть не переблевался!
- Ладно, Ермак, остынь. Надо, значит надо. Ты командир, тебе решать, - Тур примирительно поднял ладони перед собой вверх.
Покончив с трофеями, собрали всех коняшек и двинули в обратный путь, подбирая «зверские» трофеи. На переправе, где устроили засаду, остановились только затем, чтобы пополнить мешок ушами хунхузов и обрушить на их трупы песчаный откос берега, под которым их сложили. Чем меньше следов, тем лучше.
Через три часа соединились с остальным отрядом на переправе через реку  Ольгакан. Отправил Ромку наблюдать за тропой, откуда прибыли, быстро соорудили волокуши типа индейских «травуа». Два срубленных небольших дерева с обрубленными ветками прикреплены к седлу и связаны между собой перед высокой передней лукой монгольского седла. Сзади на шесты, также перевязанные между собой, на подложку из веток сложили завёрнутые  в плащ палатки трупы офицеров, казаков и женщины с ребёнком.
« Мда… - думал я. – Шесть волокуш, двенадцать вьючных. Караван уже в двадцать девять лошадок получается. В колонну по одному больше  ста пятидесяти метров. А эти проглоты, ещё по заводной лошади требуют. Всё, принимаю волевое, командирское решение».
- Тур, Шило, Шах, ко мне! – буквально прорычал я.
Вызванные мною командиры троек подбежали ко мне, удивлённо переглядываясь между собой. Такого командирского рыка, они от меня ещё ни разу не слышали.
- Браты, слушай приказ, - начал я уже нормальным голосом. – Тур,  Дана в распоряжение Шаха. Сам вместе с Лешим в головной дозор. Выходите немедленно. Находится в зоне видимости основной группы.
Получивший приказ, Тур продолжал стоять передо мной.
- Кому ждём? Тур, приказа не слышал? Вперёд!
Тур, развернувшись, побежал к своему коню, на ходу раздавая распоряжения Лешему и Дану.

Отредактировано Курсант (21-03-2019 08:21:00)

- Да, погоди ты с трофеями… - махнул рукой атаман.
- Нет уж, господин атаман. Одиннадцать винтовок Гевер 88 и по тридцать патронов к каждой, монголы жеребчики, которых казачата выбрали, серебра по сто рублей каждому, поддевки из меха красного волка, ну и остального по мелочи мой отряд забирает! А своё старьё сдает для передачи в Благовещенск. Надо только лошадей пригнать! – Я, набычившись, уставился на Селевёрстова.
- Кхе, хе, ха, ха, ха-ха-ха… - раздался булькающий смех Шохирева, к которому вскоре присоединились старейшины Савин и Лунин. Данилов улыбался, а я с атаманом продолжал сверлить друг друга взглядами.
- Эх, - прекращая смеяться, заговорил старейшина Шохирев. – Жалко, Афанасий не дожил до сегодняшнего дня, а то увидел бы, какого внука-атамана вырастил. Ермак! Вылитый Ермак! Настоящий атаман!
Шохирев, вытер слезящиеся глаза и продолжил:
- Хватит, Петро, его взглядом бодать. Пора на круг выходить. Распускай казачат, им и так досталось. Покойных на ледник к Сычёву, трофеи в сборную горницу. Лишних лошадей пока к Савину на постой.
«Да…, вот что значит, больше десяти лет атаманствовал в своё время Давыд Шохирев. Три предложения и  всем понятно, что делать», - подумал я.
Все поднялись и направились на выход. Уже около двери в сени меня нагнал вопрос в спину старика Шохирева:
- Тимофей, неужели все трофеи здесь? Или захоронку где организовали?
Я повернулся лицом к казакам и с сожалением произнёс:
- Да не успели, в трёх верстах от станицы на тропе дядьку Михаила Лескова встретили. А так, конечно,  хотели кое-что во обход  ко мне на хутор отвезти, до того как в станицу войти. Эх! Раньше надо было!
Мой глубокий вздох-выдох вызвал новый взрыв смеха казаков. Отсмеявшись, вышли на крыльцо, с которого увидели как Подшивалов Алексей и Анисим Чупров пытаются вывести из строя своих сыновей.
- Что значит, не положено? – немного поддатый отец Чуба стоял перед сыном, тыкая, ему указательным пальцем в грудь. – Тебе отец говорит идти домой или кто!? Что значит, Ермак приказал ждать дальнейших распоряжений? Какой Ермак?
А рядом аналогичный диалог Подшивалова с Шило под смешки окруживших площадь казаков.
- Господа станичники! – голос атамана Селевёрстова навис над площадью, застив всех замолчать. – Во время учебного выхода казачата  обнаружили убитыми хунхузами трёх казаков Екатерининской сотни, двух офицеров и молодую женщину с ребёнком. Не смотря, на свою молодость, ими было принято решение нагнать по следам убийц и наказать их. Это им удалось. Двадцать шесть хунхузов было ими уничтожено, а убитых хунхузами и трофеи наши казачата привезли в станицу.
Тишина на майдане взорвалась криками, в основе которых звучали сомнения рассказу атамана.
-  Станичники, я понимаю, что в это тяжело поверить, но тела убитых на волокушах и вьюки с трофеями говорят о том, что это правда. Поэтому казачата учебного отряда сейчас заносят вьюки с трофеями в сборную горницу и потом свободны.
«Фууу…- мысленно я выдохнул про себя. – Сейчас в сумерках спрячем сумки с патронами и золотом. А остальное всё в горницу».
Между тем, Селевёрстов продолжал раздавать команды. Из окружившей отряд станичников стали выходить казаки, которые взяли под уздцы лошадей с волокушами и повели их к леднику у фельдшерского дома Сычёва.
Я подбежал к строю казачат и дал команду разгружать вьюки и перемётные сумки, при этом шепнув, чтобы последним разгружали мешки с патронами. Ящики с патронами было неудобно везти, поэтому упаковки патрон и пачки переложили в четыре непромокаемых кожаных мешка, которые нашли в лагере хунхузов. В наступившей сутолке и темноте сумки с патронами и мешки золотом удалось незаметно переправить на двор Селевёрстовых и спрятать на сеновале. Отнеся трофеи в сборную горницу, казачата разъехались по домам, я же хотел остаться на дележе трофеев, но был вежливо отправлен домой, но не к себе, а к Селевёрстовым.
Плюнув на всё, вместе с Ромкой разобрали свои вещи, почистили оружие, сходили в баню, благо вернулись из похода в субботу, потом плотно поели, удовлетворив во время ужина и последующего чаепития любопытство большой семьи Селевёрстовых о наших приключениях. Так и не дождавшись атамана Селевёрстова, завалились спать.

Глава 16. Кто виноват?
Утро выдалось беспокойным. Разбудил нас с Ромкой посыльный казачек из окружного правления.
- Тимофей, поднимайся быстрее, - дергал меня за ногу двенадцатилетний Мишка Башуров. -  Тебя атаман кличет! Бегом сказали!
- Чего случилось то? – почти одновременно произнесли я и Ромка, вылезая из-под шкур-одеял.
- Сегодня рано утром два парохода пришли и пристали у станицы. Какое то большое начальство прибыло. Ругается сильно. Атамана грозит на каторгу сослать! – залпом выпалил Мишка. 
- Кто грозит то? – спросил я Мишку, натягивая шаровары и наматывая портянки.
- Дядька дюже строгий. Одет богато. Ему даже ротмистр, который казаками командует, не перечит.
- А меня чего зовут?
- А я знаю! Меня приказный Данилов за тобой послал. Бегом сказал, да ещё ухо крутанул. Больно!
    Быстро собравшись и умывшись, я вместе с Ромкой и Мишкой побежал к сборной избе, на крыльце которой меня ждал приказный Данилов.
- Так, выглядишь нормально. – Данилов крутанул меня на триста шестьдесят градусов. – Постарайся много не говорить. Так точно. Никак нет. Понял?
- Так точно! – браво рявкнул я. - Кого хоть там принесло?
- Целого надворного советника из горной службы, да нашего командира первой Албазинской сотни ротмистра Печёнкина.
- А чего они зверствуют? Мишка сказал, что каторгой грозят?
- Ох, Тимоха! Ты знаешь, кого мёртвыми привёз?
- Откуда?
- Опознал их надворный советник. Женщина мёртвая – это баронесса Колокольцева, троюродная племянница нашего генерал-губернатора Корфа. Барон, подполковник её муж и командир отдельной Восточно-Сибирской сапёрной роты во Владивостоке. Батя у него контр-адмирал и начальник Обуховского сталелитейного завода в Санкт-Петербурге. Капитан заместитель у подполковника. Вот надворный советник рвёт и мечет. Они, оказывается, должны были к нам в станицу из Зейской пристани прибыть, чтобы на пароход сесть. По телеграфу с надворным советником договаривались, когда он ещё в Покровской был неделю назад.
- Ой-йой-ой! – выдохнул я. – Тяжко там дядьке Петро приходится! А меня чего вызвали?
- Из первых уст хотят всё услышать. Иди, давай, заждались их благородия. – Данилов подтолкнул меня к двери в сборную горницу.
« Ну, как пел Цой: «Пожелай мне удачи в бою!» - подумал я, открывая дверь.
- Ваше высокоблагородие, Тимофей Аленин по вашему приказанию прибыл! - выпалил я, перешагнув порог и вытянувшись во фрунт.
В сборной горнице, кроме атамана Селевёрстова и вахмистра Шохирева находился есаул, точнее ротмистр в форме Амурского казачьего полка и субъект в неизвестной мне чиновничьей форме, взглянув на которого подумал: «Ой, блин, приехали. Вот это не повезло. Чуть глянул на данного господина и сразу ясно – мало того, что дурак, так еще и в образе».
- Рассказывайте, Аленин, - с какой-то барской брезгливостью произнёс чиновник.
- О чём, ваше высокоблагородие? – включил «кнопку дурак» уже я, преданно поедая глазами высокое начальство.
- Как вы обнаружили барона с баронессой и остальных.
- Двадцать четвертого сентября после полудня на броде через  Ольгакан, в зарослях таволги, - бодро отрапортовал я.
- Почему вы им не помогли? – оловянные глаза чиновника, не мигая уставились на меня.
- Кому не помогли? – я в недоумении уставился на расспрашивающего меня чиновника. – Мы же их мёртвыми нашли!
- Почему не помогли раньше, когда они были живые?
От такой постановки вопроса, я впал в ступор, но спустя пару секунд, всё же ответил:
- Так мы же не знали, что они идут по тропе нам на встречу и что на них хунхузы нападут.
- Значит, атаман Селевёрстов не посылал вас встретить барона Колокольцева и иже с ним? – оловянные глаза, как сказал Данилов, надворного советника неотрывно наблюдали за моим лицом.
- Никак нет, выше высокоблагородие, мы просто вышли в поход по маршруту от станицы Черняева до Зейской пристани и обратно. Один из казачат учебного отряда с отцом ходил по этому маршруту в прошлом году, поэтому заплутать, мы не боялись. А то, что их благородия нам на встречу идут по тропе, повторюсь, мы не знали. Но потом за их смерть мы с хунхузами рассчитались.
Выслушав меня, надворный советник развернулся к атаману Селевёрстову и произнёс:
- Что ж, ваши слова о том, что вы не знали о том, что барон Колокольцев двигается с Зейской пристани в сторону станицы, этот молодой казак подтверждает. Но всё равно, атаман, я вам не завидую. В зоне ответственности вашего округа погибли барон с баронессой и их дочь, при этом баронесса племянница самого генерал-губернатора Корфа, – надворный советник покачал головой.
- Так ваше высокоблагородие с телеграфа же приносили  журнал учета. Не было в наш округ телеграммы об их высокоблагородиях. Не знали мы, что они к нам в станицу вышли. – Селевёрстов, не смотря на прохладу в горнице,  вытер рукавом пот со лба.
«Да,  старая как мир история: поиск «козла отпущения», - думал я, анализируя сложившеюся в горнице обстановку. - Убийство племянницы самого Приамурского генерал-губернатора повлечёт большие разбирательства и последствия. И, судя по всему, наш бравый горный чиновник уже определил на роль «за всё виноватого» дядьку Петро – «зона ответственности вашего округа»». Хорошо придумал! Грамотный! Козёл!!!»
- Аленин. – Чиновник повернулся в мою сторону. – Что можешь рассказать о лагере бандитов.
- Летний лагерь на шестьдесят-семьдесят человек. Пятнадцать шалашей на четыре-пять человек. Большой навес для лошадей, голов на семьдесят. Длинный стол под навесом для приема пищи. Кухня под навесом с печью на два больших котла. Обустроенный родник. Даже отхожее место оборудовали. При этом все нечистоты ручей уносит в Ольгакан. В лагере было очень чисто. – В этот момент я увидел, как  вахмистр Шохирев, стараясь незаметно для других, делает мне знак рукой, типа хватит, и замолчал.
- И ты с казачатами убил двадцать шесть хунхузов? Так? – его высокоблагородие опять выпучил на меня свои оловянные глаза.
- Так точно, ваше высокоблагородие!
- А может, вы просто брошенное бандитами старье собрали на покинутой стоянке, да ненужных из-за старости лошадей пригнали? Какие доказательства ещё есть?

Отредактировано Курсант (21-03-2019 08:18:31)