- Вот и мне непонятно!? – Селевёрстов внимательно оглядел стоящих перед ним казаков и женщину. – Как мне наказному атаману докладывать: «Ваше превосходительство, у нас хунхузы на днях хотели станичный  войсковой табун лошадей угнать, да только четырнадцатилетний Тимоха Аленин взял да и убил их один всех. Да чего там, ваше превосходительство, их было то всего двадцать один варнак. Для наших казачат – это всё равно, что стакан молока выпить».
- Ладно, - атаман махнул, как рубанул рукой, - об этом позже будем думать. Марфа, ты иди Тимоху смотри, мы с Наумом пока ещё  переговорим, а ты, Афанасий Васильевич, иди, присядь пока на лавочку.
Сказав всё это, атаман с урядником отошли в сторону и стали что-то негромко обсуждать.
- Не волнуйся, Афанасий Васильевич, - Марфа положила старику руку на плечо, - всё будет хорошо. Я чувствую.
Погладив старого Аленина по плечу, знахарка и ведунья легкой походкой пошла в дом, куда уже перенесли раненного Тимофея.
Афанасий с трудом доковылял до лавки, кряхтя, опустился на неё и застыл, глядя пустыми глазами куда-то вдаль.
Селевёрстов, переговорив с урядником, пошёл по двору, останавливаясь по очереди и разговаривая о чём-то с казаками, находящихся на подворье Алениных. Поговорив со всеми, он вернулся к старику Аленину и, присев рядом с ним на лавку, тихо произнёс:
- Вот что, дядька Афанасий, я переговорил с казаками, и мы решили, что из захваченной добычи утаим трёх лучших лошадей с полной сбруей и три хороших винтаря с патронами. Всё это пойдет тебе и Тимохе. – Атаман поднял руку, предупреждая возражения Аленина.
– Пойми, дядька Афанасий, твой внук наш станичный войсковой табун спас. Сколько бы казаков в станице могло без строевого коня остаться. Да что кони, Тимоха моего Ромку, да Дмитро Данилова сына Петруху от верной смерти спас. За что всю оставшуюся жизнь буду за Тимофея твоего молиться.
- Кроме того, - атаман снял фуражку и положил её себе на колено, - мы со станичниками  решили, что всю премию за хунхузов и за их снаряжение, что начальство в Благовещенске даст, тебе отдать для Тимохи. Ему деньги понадобятся, если сможет в Иркутское училище поступить. Да вам и сейчас деньги не помешают.
Афанасий Васильевич из-под густых седых бровей внимательно посмотрел на атамана.
- Да, Афанасий. Завтра повезём в Благовещенск захваченное у хунхузов оружие, амуницию и их лошадей погоним для доклада, - Селевёрстов поднялся, надел фуражку. – Там я с наказным атаманом о Тимохе и поговорю. Всё равно докладывать о том, как он отличился. Может быть, под этот случай и вопрос о его поступлении в училище решим.
Атаман направился к своему жеребцу:
- Дядька Афанасий, я твоих коней и, которых отберём для тебя, пока у себя оставлю, а вечером Ромку пришлю для помощи. Он и поснедать тебе привезёт и бульон куриный для Тимохи.
- Спасибо тебе за всё, Пётр Никодимыч! – старый казак поднялся с лавки и склонил голову.
- Тимохе твоему за всё спасибо, - Селевёрстов поклонился, затем перебросил повод на шею коню и легко, не касаясь стремян, вскочил в седло, будто и не шестой десяток шёл атаману.
На выход со двора за атаманом потянулись верхами остальные казаки, ведя в поводу несколько заводных лошадей. Из дома вышла Марфа и подошла к Аленину.
- Что скажешь, Марфа?
- Не знаю, что и сказать, Афанасий Васильевич, - женщина на несколько секунд задумалась. – Показалось мне вначале, когда Тимофея разбудила, что смотрит на меня старик. Только я попыталась вглядеться в него, как он как будто бы в скорлупу спрятался, а потом уже твой внук появился.
- Как он? – старый Аленин подался ближе к ведунье.
- Не помнит ничего. Говорит, что когда погнали табун в падь, услышал выстрел, что-то ударило в бок, и он слетел с коня, ударился головой и всё.
Марфа покачала головой:
- Не знаю, что и думать, Афанасий Васильевич. Казаки то с атаманом говорили, что Тимофей всех хунхузов убил. Других следов не было. А он не помнит ничего.
Афанасий Васильевич пригладил ладонью свою седую бороду:
- А ты что думаешь? Все знают, что ведунья ты сильная и знахарка знатная.
- Не знаю, не сталкивалась я с таким. И бабка, что учила меня, тоже не сталкивалась. А вот её бабушка, моя прапрабабушка говорила, что был у неё случай, когда в одном теле как бы два разных человека жили.
- И что делать?
- Не знаю. Смотреть буду. А может быть тот другой, что не Тимофей, появляется только в минуты смертельной опасности для них обоих? – знахарка ласково улыбнулась старику. – По сути, он же спас Тимофея, да и убить варнаков столько – это каким же воином справным надо быть?
- Да… - продолжая оглаживать бороду, протянул Аленин. – Уж насколько я в молодости был умелым казаком, но такого количества ворогов точно бы не одолел. Так что мне делать, Марфа?
- А ничего! Живите, Афанасий Васильевич, как жили. Внука выхаживайте от ранений. А я наезжать буду, смотреть. Может быть, что и прояснится.
Женщина приобняла старика:
- Всё хорошо будет, дядя Афанасий. Тимоха жив. Молодой. На поправку быстро пойдет. Да может и ошиблась я, привиделся мне взор старика. Ладно, поехала я в станицу.
Женщина подошла к телеге, села в неё и, понукая лошадь вожжами,  стала разворачивать телегу для выезда со двора.
- Прощевай, дядя Афанасий! – Марфа задорно улыбнулась, показав ровные белоснежные зубы. – Завтра, ближе к обеду подъеду, посмотрю, что там докхтур наш намудрит.
Затрусила кобылка, и телега, поднимая пыль, покатила со двора. Сидевшая в ней женщина прощально махнула старому Аленину рукой.
Афанасий Васильевич немного постоял во дворе, провожая взглядом уезжающую знахарку, затем потихоньку пошёл к дому. С трудом поднявшись на крыльцо, старый казак зашёл в сени и  медленно проковылял в горницу, где на кровати лежал забинтованный внук.
Склонившись над Тимофеем, дед осторожно погладил его чёрные вихры волос, торчавшие из-под перевязочной ткани. Как будто почувствовав это, Тимофей открыл глаза:
- Деда, всё хорошо?
- Хорошо, внучек. Всё хорошо, Тимоха! – по загрубелому лицу из глаз старого казака, теряясь в бороде, потекли слёзы.

Отредактировано Курсант (03-03-2019 20:00:42)

Глава 3. Гвардии подполковник Тимофей Аленин.
Пока внук общается с дедом, подумаем о том, что же случилось. Для начала позвольте представиться – гвардии подполковник запаса Тимофей Васильевич Аленин – полный тёзка молодого Аленина, в тело которого занесло мою грешную душу, сознание, матрицу или ещё что-то, не знаю, как это назвать. Но ощущаю я себя в этом теле почти нормально: думается легко, Тимоха мне не мешает, да и телом его, как убедили утренние события, тоже управлял нормально. Хорошее, сильное и развитое тело у паренька. Разве растяжки, резкости, выносливости не хватает, но это дело наживное. Но, обо всём по порядку.
Родился я в 1963 году в семье военного в городе Благовещенске. Учился так себе, но спортом занимался усиленно. К окончанию школы выполнил норматив КМС по биатлону. Очень хотел поступить в Дальневосточное высшее общевойсковое командное училище в Благовещенске,  где также готовили офицеров для морской пехоты, но не прошёл по баллам. Завалил русский язык. Не могу писать сочинения – не Лев Толстой я, к сожалению. Поэтому вместо военного училища попал в армию, как думал, сначала, обычным «пехотным Ваней». Но всё оказалось намного интереснее.
Из военкомата с «покупателем» - молодым старшим лейтенантом с пехотными петлицами, я и еще двое ребят на самолёте совершили перелёт через всю страну из Благовещенска до Великого Новгорода. Потом на уазике нас отвезли куда-то под Псков в летние лагеря, где и выяснилось, что пехотные петлицы старшего лейтенанта – это маскировка, а служить я буду в каком-то спецназе, хотя форма солдат и офицеров  в учебке была десантных войск.
И прослужил я в войсках специального назначения двадцать пять лет с хвостиком, не считая учёбы  в военном училище. После полугода обучения в учебке, где получил специальность минёра, почти  год службы в Афганистане в 177 отдельном отряде спецназа в составе 22-й бригады СпН. В данное подразделение получил распределение из-за своей внешности. Вылитый пуштун, не раз потом подкалывали меня ребята в отряде.
За Афганистан получил медали «За боевые заслуги» и «За отвагу», орден «Красной звезды», позывной «Ермак», славу хорошего минёра и снайпера.
В отряде, как КМСу по биатлону, после пробных стрельб вручили СВД и  поставили сначала в пару к основному снайперу. Вскоре стал штатным снайпером. Потом был бой, во время которого получил два ранения: в голову и правую руку.
«Почти как сейчас, - подумал я и попытался повернуть голову и пошевелить рукой, благо дед Афанасий уже из горницы ушёл, и никого рядом не было. – Терпимо. Боли почти нет. Интересно, тогда в Афгане кожу на голове  осколком мины рассекло, и пулю в плечо от снайпера моджахеда в одном бою получил. И сейчас – пулю в руку и китайским мечом по голове. Тенденция, однако!»
После госпиталя в Ташкенте и отпуска по ранению до моего дембеля оставалось около шести месяцев, когда неожиданно даже для себя взял и написал рапорт с просьбой отправить меня поступать в рязанское десантное училище.
Батя – командир 177 ооСпН – майор Керимбаев рапорту ход дал и характеристику взводного подписал, в которой тот столько хорошего написал, хоть памятник из меня делай. Потом учебные сборы на базе Самаркандского автомобильного училища, где попал в роту, поступавших в десантное училище. Сдача физо и медкомиссия. Её, несмотря на ранения, слава богу, прошёл. Награждение орденом освободило от сдачи вступительных экзаменов. Затем абитура в ЗУЦе под Рязанью и я – курсант РВВДКУ.
Четыре года обучения в спецбатальоне в отделении спецназа, красный диплом, лейтенантские погоны, право выбора места службы и 173 ооСпН в родной 22-й  бригаде спецназа, которая базировалась уже в Азербайджане.
А затем поддержание конституционного порядка в Баку, Нагорный Карабах, Осетино-Ингушский конфликт, две Чеченских кампании, парочка загранкомандировок, Грузинский конфликт и заслуженный дембель в 2009 году. Мог бы и дальше служить, но надоело смотреть, как армию лишают последних боевых подразделений. Лучше бы Табуреткин продолжал мебелью торговать, а не Министерством обороны руководить! Хотя, на вооружении больше заработаешь.
Выслуги, да ещё со льготами было уже по самое не могу – вот и ушёл. С жильём проблем не было: от родителей после их переезда в Краснодарский край трёхкомнатная квартира в Благовещенске осталась и от деда крепкое подворье в Ермаковской пади на Амуре, где и проживал постоянно последние годы.
Сбежал я из Благовещенска, где очень часто приглашали на торжественные мероприятия в качестве почётного гостя или «новогодней ёлки». К наградам за Афган еще два  ордена «Мужества» добавились и Звезда Героя России за  операцию в Первомайске против банды Радуева. А если добавить юбилейные медали, за выслугу и кучу всяких знаков за Чечню, то иконостас на парадном мундире значительный получался. Вот и «работал» в администрации города «почётным жителем» пока не надело. Уехал в дедов дом, подремонтировал его и зажил спокойной жизнью пенсионера.
Пенсии и надбавки за Героя России хватало с избытком, лес обеспечивал дичью и другими дарами, Амур рыбой, спутниковая тарелка с модемом давала связь с миром через Интернет и телевидение. Так и жил бобылём.
Были в своё время  две жены, да не выдержали они постоянного ожидания мужа с боевых выходов, которые иногда длились по полгода. Детей в обоих браках не нажил. Осталось одиночество, но оно постепенно стало нравиться. В последнее время пристрастился к чтению книг, особенно по альтернативной истории с «попаданцами», благо в электронном виде таких произведений в Инете можно было найти множество. Подумывал свои мемуары засесть писать, но всё оборвалось летним утром 2018 года. Выбежал, как обычно с утра в лес на зарядку, увидел яркий шар в небе. Успел подумать: «Всё же пиндосы ударили ядерным оружием!» Нестерпимый жар и темнота.

Отредактировано Курсант (03-03-2019 20:01:46)

Очнулся и не пойму где нахожусь. Лежу на спине в траве, раскинув руки, голова разваливается, в правом боку сильная боль. Слышен топот множества конских копыт, будто табун от меня удаляется. Попытался сесть -  удалось, но не могу понять, что  не так. Увидел свои ноги в сапогах и в синих шароварах с желтыми лампасами, затем поднес руки к глазам:
- Нда… Приплыли! – вслух произнёс я и не узнал собственного голоса. Это был ломающийся басок молодого парня. И руки, и ноги, и всё остальное тело также принадлежало крепкому жилистому парню лет шестнадцати-восемнадцати.
- Глюки?! – тихо сказал я, но боль в голове и боку была уж больно реальной.
Скосив взгляд вправо и вниз, увидел на залитой кровью серо-белой холстинной рубахе входное и выходное пулевые отверстия. Прижал правую руку к боку и невольной дёрнулся от прострелившей меня боли.
- Похоже, по касательной зацепило, - прошипел сквозь зубы и сильнее прижал ладонь к ране.
Боль не усилилась, значит - ребра целые. Это уже хорошо! Но рассмотреть более подробно рану не удалось, так как внимание переключилось на приближающие конский топот и крики. Повернув голову, увидел, что в мою сторону где-то в километре от меня во весь опор несётся пятнадцать-двадцать всадников, одетых во что-то непонятное, с какими-то верёвками за головами, некоторые чем-то крутили одной рукой над собой, а кто-то держал в руках предметы издалека похожие на палки или ружья.
Индикатор опасности в голове забил во все колокола. Я вскочил на ноги, покачнулся из-за боли в боку и закружившейся головы, но, сжав зубы, заставил себя оглядеться вокруг.
Слева от меня метрах в тридцати начинался глубокий, широкий  и длинный овраг с высокой травой и поросший на склонах кустарником и деревьями, вдали овраг пропадал в лесу. Прямо на меня уже где-то метров за восемьсот по ровному полю скакали всадники. Справа высился холм, а за мной тянулась к лесу широкая лощина с густой травой и мелкими кустарниками.
В лощине останавливал бег, переходя с рыси на шаг, большой конский табун голов в сто  или в сто пятьдесят. От табуна отделились два всадника и, нахлёстывая лошадей, во весь опор понеслись к виднеющейся вдали дороге, уходящей в лес.
- Ромка и Петруха в станицу поскакали, казаков поднимать, - прозвучало в моей или не моей голове.
- Ты кто? – мысленно спросил я оппонента.
- Тимоха Аленин из Ермаковской пади, - получил такой же мысленный ответ.
- Какой сейчас год?
- Лето одна тысяча восемьсот восемьдесят восьмого года.
- А это что за всадники?
- Хунхузы! Конец нам пришёл!
В голове и по всему телу прокатилась волна страха и ужаса, от которой дыбом встали все волосы на теле.
- Так, Тимоха, спокойно. Я тоже Аленин, и тоже Тимофей. Офицер спецназа, - я задержал дыхание, чтобы в новое тело получить взброс  адреналина. – Не паниковать и мне не мешать. Затаись где-нибудь и не лезь в руководство телом.
- А вы взаправду офицер, ваше благородие?
- Взаправду, Тимоха, взаправду. Оружие у тебя было какое-нибудь?
- Кинжал дедов был за поясом, карабин Бердана был в руках, когда в бок что-то ударило, и я упал с коня. И ещё к Берданке четыре патрона в кармане шаровар  было.
- Уже хорошо! – я сделал несколько шагов навстречу всадникам и увидел в траве кавказский кинжал кама с красиво отделанной рукоятью и в шикарных ножнах, а чуть далее лежало короткое однозарядное ружье.
«Надо же какой раритет! Кавалерийский карабин Бердана-Сафонова 1871 года! Жалко, что однозарядка. А кинжал – вещь!» – эти мысли я додумывал уже на бегу к оврагу, куда припустился, взяв в руки карабин и кинжал, так как расстояние между мной и всадниками стремительно сокращалось.
Не  смотря на боль в боку и небольшое головокружение, до оврага я буквально долетел, а не добежал. Оглянулся. В мою сторону от группы хунхузов отделилось три всадника, а остальные, обтекая склон холма, скакали к табуну. «Ромку и Петруху, им уже  вряд ли достать, - подумал я, - но подстрахуем ребят».
Зарядив карабин и зажав в зубах ещё два патрона, я произвёл, как можно быстрее перезаряжая карабин, три выстрела. Три всадника, направлявшихся в мою сторону, упали с коней. Первого снял метров со ста пятидесяти, последнего метрах в двадцати от себя,  сразив его в голову. Это был мой профессиональный стиль или почерк – всегда, начиная с Афгана, если стрелял на поражение, то только в голову. Хотя в учебке инструктор учил нас: «Никогда не цельтесь в голову! Она маленькая и твердая. Цельтесь в корпус: он большой и мягкий!» Видимо  чувство противоречия мнению начальства было во мне всегда сильно развито.
«Минус три!» – подумал я и увидел, как по команде высокого китайца с выбритым лбом и толстой, длинной косой сзади (вот и верёвка), пять всадников развернулись и поскакали в мою сторону.
«Встретим и вас, ребята!» – зарядив последним патроном карабин, я стал спускаться в овраг, стремясь, как можно быстрее добраться до его заросшей внизу деревьями части.
Добежав до деревьев, я обернулся и увидел, что пятёрка хунхузов попыталась спуститься в овраг верхом, но потом спешилась и стала осторожно двигаться вниз по склону, оставив коней на краю оврага.
«Отлично! – подумал я. – Теперь есть время, что бы заняться раной и обдумать, что делать дальше».
Углубившись в лес, я сначала умышленно оставлял как можно больше своих следов, где только можно, направляя погоню в глубину оврага, поросшую лесом. Найдя метров через пятьсот небольшой ручеёк, который струился из небольшого родника, я снял с себя рубаху и, отрезав три полосы, сделал себе перевязку раны на боку. То, что осталось от рубашки, измазал в глине и грязи, которые были на дне ручья, и натянул её на себя.
«Надеюсь, столбняк не хватит», - думал я, замазываю грязью лицо, жёлтые лампасы на синих шароварах. Затем нарвав виноградных листьев со стеблями, обмотал ими предплечья, шею и голову.

Отредактировано Курсант (03-03-2019 20:02:23)