Глава 8. В которой герои разделяются, крадутся в ночи, оказываются в царстве порока и участвуют в небольшом сражении.
- Выпей вина, если хочешь, - молодой мужчина указал на кубок, массивный и грубый, выполненный из не самого чистого серебра. Все здесь – в этой комнате и в этом здании – хотело казаться лучше, чем оно есть. Пошлый и безвкусный кубок пытался скрыть свое убожество за серебряным фасадом. Мебель, потемневшая от постоянной влажности, как заклинаниями прикрывалась вырезанными тут и там непристойностями, а темная, напитанная паром и потом ткань, покрывала древние стены, словно скромное монашеское одеяние, под которым бьётся жаждущее страсти сердце. Стены, к слову, и сами прятали за вывеской приличной бани непристойный женский дом. А его обитатели, как сказали бы священнослужители, скрывали под чистотой плоти грязную порочность души. Впрочем, обмануться этим мог только тот, кто сам хотел быть обманут.
- Спасибо, господин! – обнаженная девушка, отдыхавшая на кровати, грациозно поднялась и парой легких шагов пересекла всю небольшую комнату. Подхватив кубок и сделав несколько глотков, она опустила глаза, попытавшись изобразить невинность, а затем, тряхнув золотистыми волосами, тихонько спросила: - Мне одеться, господин?
Мужчина не ответил, только покачал головой из стороны в сторону и, опустившись на крепкий стул, нелепо стоявший прямо посредине комнаты, поглядел на девушку – стройную, но, конечно, без аристократического изящества. На спинке стула висел, подметая оструганные доски пола, черный бархатный плащ, который абсолютно не выписывался в небогатое убранство этого помещения. Его – убранства – и было-то всего ничего: справа от входа, вдоль стены, деревянная лавка, рядом небольшой стол и круглый, словно пень, табурет. Слева, в углу – кровать, накрытая серой простыней, а напротив двери – небольшой оконце, закрытое сейчас ставней. На табурете стояла масляная лампа, которая одна и боролась с темнотой, заставляя ту прятаться по углам.
Однако непрезентабельность и бедность обстановки с лихвой компенсировались уединенностью. В большом общем зале, где вдоль одной из стен рядком стояла дюжина деревянных ванн, а в середине имелся неглубокий бассейн, спрятаться от чужих глаз было невозможно. Но люди сведущие знали, что неприметная и узкая лесенка, скрывающаяся за одной из занавесей, ведет в скромные, но все-таки отдельные покои. Засова на дверях не было, но покой уединившихся счастливчиков бдительно охранял либо сам хозяин бани – крупный мужчина с изъеденным оспой лицом, либо один из его подручных. Злые языки поговаривали, что двери не имели запора специально, для того чтоб сподручнее было обирать притомившихся после любовных утех гостей. Да и вино, за которое здесь просили втридорога, по слухам, бывало, било в голову так, что кое-кто полагал будто оно минимум на четверть состоит из сонного зелья.
Сам молодой человек бывал в этом заведении довольно часто и ничего не боялся, зная, что здешний хозяин не решится провернуть с ним такую шутку.
Тем временем, когда опорожнившая кубок девушка вернулась на кровать, на улице раздались негромкие шаги, заставившие мужчину насторожиться. К бане, которая, не смотря на запреты, работала почти всю ночь, как к огню мотыльки, слетались горожане, жаждавшие радостей плоти. Но они не имели привычки ходить, позвякивая доспехами, да еще и отрядом в шесть-семь человек.
«Неужели это епископ решился подослать людей?» – подумал он, поднявшись на ноги и быстрым движением отставив тяжелый стул к стене так, что тот оказался прямо под окном. Если эти люди настроены решительно, то уже через несколько минут они будут здесь. Хозяин их не задержит.
На лавке мужчину ожидал длинный меч в простых коричневых ножнах, украшенных латунным оконечником, и кинжал – рондель, с круглой, словно шайба гардой и таким же навершием.
Не мешкая, но и не торопясь мужчина надел кожаные перчатки, лежавшие тут же, подвесил кинжал на пояс и извлек меч. Не очень большой вес и удлиненная рукоятка, позволяли действовать им как одной, так и обеими руками.
- Что-то случилось, господин?? – громко воскликнула девушка и попыталась зачем-то прикрыться простыней.
Отвечать молодой человек не спешил – сейчас он словно статуя замер напротив двери, прислушиваясь к тому, что за ней происходит. Видимо что-то услышав, он слегка присел, выставив вперед левую ногу и несколько наклонив корпус. Правая рука ухватила рукоять меча у самой гарды, а левая - у навершия. Прижав локти к туловищу, он держал меч параллельно земле, направив острие примерно в живот предполагаемому противнику.
Наверное, стороннему наблюдателю его поза и внешний вид могли показаться нелепыми или даже смешными. Молодой мужчина, лет двадцати пяти – шести, высокий и худощавый. На голенях скатаны разноцветные, по последней моде, шоссы – льняные чулки, один черного, а другой алого цвета. Короткие, до середины бедра, брэ светло-голубого цвета, обнаженный торс, перчатки на руках и распущенные длинные русые волосы дополняли картину. Смеяться, однако, не хотелось. Желание улыбаться проходило, если вглядеться в его лицо – узкое, с близко посаженными черными глазами и тонкими, плотно сжатыми губами. Острый, выдвинутый вперед подбородок выдавали в нем человека упрямого и решительного. А длинный, несколько искривлённый нос с заметной горбинкой и сетью тонких белесых шрамов, служил наглядным свидетельством того, что его обладатель уже имел опыт в схватках.
- Господин, разрешите войти, я принес вам вина, - раздался из-за двери голос хозяина заведения. – Специально для вас берег, доставили прямиком из столицы!
Молодой человек не произнес ни слова, только покрепче сжал рукоять меча. Не дождавшись ответа, банщик слегка потянул дверь на себя и просунул в образовавшуюся щель голову. Увидев, однако, отблески лампы на клинке, острие которого, казалось, было направлено ему прямо в сердце, он взвизгнул и, завопив что-то неразборчивое, скатился с лестницы, не забыв при этом захлопнуть дверь.
- Он там! Он стоит! С мечом! – раздались возгласы банщика.
- Вперед, - громко сказал один из нападавших. По лестнице коротко застучали торопливые шаги и в распахнувшуюся дверь влетел молодой паренек в кольчуге с длинными рукавами, которая была ему несколько великовата и кольчужном же капюшоне с широким оплечьем. В руках – дубина с обитым железом верхом. И хотя цвет его шевелюры разглядеть под доспехом не представлялось возможным, судя по покрытой веснушками физиономии, парень был рыж, как молодой лис. За спиной у него маячило еще несколько человек.
Мужчина не стал дожидаться пока все нападающие ввалятся в комнату и, после небольшого подшага правой ногой, сделал глубокий выпад, нацелив острие меча рыжему в живот. Треугольный и неширокий клинок, пробив с легким звоном кольчугу, почти на ладонь вошел в живот паренька, который инстинктивно попытался схватиться руками за полосу стали. Сделать этого ему не удалось. Владелец меча двумя быстрыми движениями раскачал клинок и вытащил его из раны. Отступив на полшага назад, он вновь направил острие на нападавших и замер.
Нападавшие, подхватив оседающего на пол паренька, разом утратили атакующий порыв и поспешили спуститься с лестницы назад, в общий зал. Молодой человек же, заметив, что противник отступает, стал смещаться влево так, чтоб его не было видно с лестницы. И сделал он это вовремя, потому как почти сразу раздался стук спускаемой арбалетной тетивы и в деревянный ставень, прикрывавший окно, впился тяжелый короткий болт. Через мгновенье стук повторился и рядом с первым болтом оказался еще один.
«За рыжим стояло трое. И еще двое с арбалетами в самом низу лестницы. Дождались пока свои спустятся и выстрелили на удачу. Еще двое-трое наверняка караулят под окном, - размышлял мечник. – Значит я ошибся, их было по меньшей мере восемь человек. Плохо. Теперь, правда, на одного меньше».
Девушка на кровати, казалось, окаменела. Замерев в одной позе, она не издавала ни звука и, видимо, старалась даже не дышать.
- Послушай, - негромко, так чтоб не было слышно нападавшим, обратился к ней мужчина, - я сейчас попрошу, чтоб тебя отпустили, ты-то тут ни причем.
Услышав это, девушка как ужаленная подскочила с кровати и, прижав руки к груди, принялась быстро-быстро кивать головой.
- Да, господин! Спасибо, господин! – скороговоркой произнесла она и, судя по всему, тут же собралась бежать вниз прямо так, как была – нагишом.
- Стой! Не торопись! – девка начала раздражать его, но злиться было нельзя. – Если выскочишь сейчас, то получишь болт, а то и не один. Кроме того, у меня есть к тебе просьба.
- Слушаю, господин! – так как мужчина говорил не очень громко, девушка сделала на цыпочках несколько маленьких, семенящих шажков в его сторону. – Что мне нужно сделать?
- Если они согласятся тебя отпустить, ты пойдешь в мой дом и скажешь людям, которые там будут, что на меня напали. Скажи, что их минимум семеро и они хорошо вооружены, есть два арбалетчика, - секунду подумав, он добавил. - А может и больше. Мой дом – сразу за кривым переулком. С красной крышей. Здесь недалеко.
- Я знаю, господин!
- Тогда одевайся, - коротко приказал он девушке, а та поспешила накинуть на себя тонкую белую рубаху до пят, но без рукавов и с глубоким вырезом на спине. – И не вздумай рассказать о моей просьбе тем, кто ждет внизу!
- Что вы, господин, что вы!! – девушку буквально трясло. – Клянусь Искупителем и пусть Первый будет свидетелем, я ни слова им не скажу!
Молодой человек несколько долгих мгновений пристально смотрел на нее так, будто хотел запомнить ее лицо на всю оставшуюся жизнь. После чего, кивнув напоследок девушке, он закричал, обращаясь к нападавшим:
- Здесь у меня девка, местная! Отпустите ее!
- Пусть идет, - раздался через мгновение спокойный, слегка приглушенный стенами и расстоянием, голос.
Девушка, все также на цыпочках, быстро спустилась по лестнице, оставив мужчину в одиночестве.
«Теперь остается только ждать, - спокойно подумал он. – Если они не успеют, то мне конец»
Однако шевалье Жиль де Кри – а это был именно он – зря надеялся на подмогу…
За несколько часов до этого, когда шевалье был занят делами гораздо более приятными, в доме с красной черепичной крышей, что за кривым переулком, двое мужчин кидали кости. Сидели они за залитым тягучим пивом столом, освещенным небольшой масляной плошкой с тлеющим фитилем.
- Не знаю, Креди, но не спокойно у меня на душе, - произнес после неудачного броска лысый мужчина с редкой, изъеденной плешью, седой бородой. – Сегодня на закате так собаки выли…
- Ну выли и выли, что с того? – ответил другой, помоложе, и легонько погладил свое правое ухо, мочку которого он навсегда утратил в одной из давнишних битв, когда, будучи молодым еще воином, неосмотрительно снял шлем в неподходящий момент. Тогда тоже выли собаки.
- Дурной знак! – нахмурился первый и обратился к пожилой женщине, которая сидела в углу, прислонившись спиной к стене: - Скажи ему, Вита, что это дурной знак!
Вита, уставившись на Креди своими выпученными глазами, один из которых был затянут бельмом, оправила седые волосы, вылезшие из-под платка, и тихим прерывающимся голосом сказала:
- Чего ему говорить-то? Вишь его жизнь ничему не учит. Так и помрет дураком.
- Молчать! - зло бросил ей в ответ Креди. - А ты эту каргу старую в наши разговоры не впутывай, - упрекнул он своего собеседника.
- Зря молодой господин пошел сегодня в одиночку… - лысый, судя по всему, не знавший, как обозначить место, куда направился их хозяин, после недолгой паузы добавил: - На прогулку…
- На прогулку?? – заржал, как боевой конь, Креди. – Да в распутный дом он пошел, как обычно!
- Если бы туда, -тихонько сказала Вита, - так ведь не устраивают его девки, которые в Закоулке девственниц промышляют! В баню он пошел…
Закоулком девственниц горожане называли женский дом, который принадлежал городу и где добропорядочный человек, за небольшую плату, мог приглушить зов плоти, дабы не плодить еще большего греха. Да и врачеватели предупреждали, что, не избавившись от излишков семени, можно нарушить баланс четырех главных жидкостей в организме, что неминуемо приведет к болезни, а может и смерти! Свежа была в памяти жителей история епископа Мориса – предшественника нынешнего – который, дав обет безбрачия, со временем настолько обессилил и был так близок к собственной кончине, что, вынужденный искать лечения в женском доме, только тем и спасся, прожив после этого еще десяток лет.
Однако, помимо обузданного городским советом порока, существовали и такие места, которые плодили грех и похоть без оглядки на законы Божьи или человеческие. Рассадниками недозволенных и необлагаемых налогами наслаждений, стали в последнее время бани, хозяева которых днем заботились о чистоте тел, а ночью были заняты тем, что пачкали души. Поговаривали, будто распутство продолжалось там даже под колокольные звоны двенадцатого дня. Завсегдатаем одного из таких заведений и был молодой шевалье де Кри.
- А чего удивляться? – негромко, буквально себе под нос, пробурчал Креди в ответ на замечание старушки. – Кровь-то не водица… Гляньте, кем была его матушка!
- За такие слова старый господин, покоя ему в Царстве Божьем, велел бы выдать тебе десяток плетей, - с укором произнес лысый.
Креди, однако, стыдиться не стал, а только раздвинул мясистые губы в ехидной усмешке. Да и была истина в его словах. Молодой шевалье был зачат вне брака, от одной из распутниц в женском доме. Его отец, будучи к тому времени человеком пожилым и бездетным, понимал, что иных наследников у него уже не будет. Тогда-то он и забрал будущую мать своего ребенка из женского дома, чем заслужил похвалу местного священника. Отвадив, как считалось, женщину от греха, признал ребенка и воспитал его воином.
Закончилась, правда, история скверно. Пожилой шевалье, через несколько лет после рождения сына, застал свою названную жену с управляющим за тем занятием, от которого женщина, по всей видимости, так и не смогла отвыкнуть. Без долгих размышлений он выхватил меч, с которым почти никогда не расставался, и рубанул изменницу по шее, отчего та буквально за несколько мгновений скончалась, оросив алой кровью стены, любовника и самого шевалье. Управляющего он убивать, к слову, не стал, потому как очень тяжело найти человека, честного в финансовых делах.
Старый шевалье удивительно ловко сочетал в себе решительность и бесшабашную, а иногда просто безумную храбрость с прагматичностью и редким трезвомыслием. Эти же качества он как мог прививал и своему сыну.
Закончив злословить, Креди подхватил со стола кости и сложил их в небольшой стаканчик. Он уже собрался сделать бросок, как за дверью – деревянной, обитой железными полосами – раздались шаги, а после, раскатисто прогремели безжалостные удары:
- Открывайте!!! Стража! – произнесены слова были уверено и властно.
Старая Вита подскочила от неожиданности со своего места, а лысый, который тоже несколько растерялся, поднялся со стула и подошел к двери. Креди последовал примеру товарища.
- Какая еще стража? – лысый попытался подбавить немного суровости в голос. – Чего вам надо?
- Шевалье! У нас приказ арестовать шевалье Жиля де Кри! Если кто окажет сопротивление - будет убит на месте!
- Так нету его, в баню… - легкомысленно выпалил Криди, но тут же поперхнулся от увесистой затрещины, которую ему отвесил лысый.
- Все равно открывайте! Мы должны убедиться, что его здесь нет! – человек за дверью не собирался отступать.
- Не будем мы ночью никому открывать. Если надо, приходите утром, - возразил ему седобородый, а затем тихонько добавил: - Криди, давай, поднимай остальных…
Но оставшиеся люди, которые спали в комнате на втором этаже, уже сами проснулись от поднявшегося шума и начали потихоньку спускаться на первый этаж. Было их четверо. Одеваться они не стали, только похватали оружие.
Те, кто представился стражниками, судя по всему, не собирались долго спорить, потому как новых предложений добровольно впустить их не последовало. Вместо этого в дверь с громким грохотом ударили чем-то очень тяжелым, да так, что та, хоть и была достаточно крепкой, зашаталась и затрещала.
- Дверь подпереть, - лысый, как самый старший, начал раздавать короткие команды, - доспехи ходим надевать по двое. Баррикадируем подъем на второй этаж – отступим туда, когда они ворвутся. Креди, займись этим.
Лестница на второй этаж была практически напротив двери, которая стонала сейчас под жестокими ударами. Но имелся и еще один вход – из небольшого дворика, что ютился позади дома.
- Вы двое, - он обратился к оставшимся бойцам, - идите к другому входу и заваливайте его всем что есть! А ты, - эти слова предназначались Вите, которая стояла столбом, бледная, напуганная и с трясущимися губами, - иди наверх и аккуратно посмотри в окна. Мне нужно знать сколько их.
- Но как же? Там же… - Вита заикаясь лепетала какую-то несуразицу.
Лысый потер свою седую плешивенькую бороденку, а затем резко, без замаха, ударил женщину ладонью по щеке.
- Быстро! – гаркнул он на нее. – Быстро, я сказал!
Вита ойкнула – скорее от неожиданности, чем от боли – и помчалась наверх со скоростью, которую трудно было ожидать от человека ее возраста.
Двое бойцов, облачившиеся за это время в доспехи – кольчуги до колен с широкими рукавами средней длинны – отправились помогать Криди, а их предводитель, заскочив в оружейную, схватил бригантину, накинул ее прямо так, на рубаху, и ловко затянул ремни на правом боку и плече. Подхватив треугольный щит, он вышел, не взяв другого оружия. В тесных помещениях ему будет достаточно кинжала в локоть длинной, висевшего у мужчины на поясе.
- Гамбезоны не надевайте, не будет от них толку, - сказал он тем воинам, которые закончили заваливать черный вход, - возьмите арбалеты, болты и топор для Криди. Сам он, боюсь, уже не успеет…
Подождав, пока его люди закончат вооружаться, лысый, бросив короткий взгляд на дверь, которая доживала последние мгновения, скомандовал:
- Все наверх! – и сам, являя подчиненным пример, со всех ног бросился по лестнице, с трудом пробираясь через устроенный завал. Поднявшись на десяток ступеней, он оказался на небольшой площадке откуда лестница уходила под прямым углом вправо и где Криди построил настоящую - пусть и невысокую - стену из мебели. Убедившись, что все поднялись, командир приказал завалить оставленный проход и начинать сооружение новой линии укреплений уже на самом верху - на втором этаже.
Стрелки, с помощью поясных крюков, натянули арбалеты, вложили болты и, присев за баррикадой, направили оружие туда, откуда вот-вот должны были появиться нападавшие – на дверь.
Сделано все было вовремя, потому как через несколько невесомых мгновений дверь, издав напоследок протяжный стон, развалилась и атакующие принялись разбирать тот хлипкий завал, которым удалось загородить вход.
Воины с арбалетами без команды выстрелили в дверной проем, ответом на что послужила громкая брань, и принялись перезаряжать свое оружие, стараясь не высовываться из-за укрытия.
Нападавшие же, добившись первого успеха, на решительный штурм идти не спешили. Вместо этого они отошли от прохода на некоторое расстояние, чтоб не нарваться на случайный болт, и устроили военный совет. Этот совет стал продолжением недавнего разговора, состоявшегося каких-то три часа тому назад…
- Думаете, нужно все делать именно сегодня? – спросил Иван, отчего-то избегая слова «нападение».
- Непременно, - коротко ответил господин Зиндекин, удостоивший своим визитом тот самый дом, где квартировали его люди. – Времени терять нельзя!
Сложный, но плодотворный день уже собирался уйти в небытие, оставив город наедине с луной и ночными развлечениями. Последние предзакатные лучики напористого летнего солнца из последних сил освещали кривые улицы, наполненные уставшими, но славно поработавшими горожанами. Люди жаждали отдыха после тяжелого трудового дня. Наши герои не были исключением, ведь сделано сегодня было не мало! Утренний поход за бессмертником и визит к епископу, доклад об успешном выполнении задания и посещение гильдии портных, которые изготовили одежду нужного размера – все это давало надежду на вечерний отдых, но исполниться ей было не суждено.
Сведения о том, что шевалье де Кри не просто сочувствует делу короля, а предпринимает вполне конкретные шаги к реализации его воли, настолько взволновали Нивелера Зиндекина, что он решил не откладывать решение этого вопроса в долгий ящик.
- Я знал, что ублюдок не очень верен тем клятвам, которые его отец давал городу, - медленно и задумчиво произнес глава купеческой гильдии, глядя на пламя свечи, - но не думал, что он будет действовать вот так, напрямую! Понимаю, если бы он не явился под надуманным предлогом в ополчение или склонял к этому других…
Свеча – дорогая вещь – бугрилась потеками воска, стекающими на грубый стол, и, освещая лица сидевших за ним мужчин, будто бы рисовала на них зловещие улыбки багровыми всполохами.
- Наверняка он состоит в переписке с кем-нибудь из королевского двора, - покачав головой, добавил Уильями Эйлиш. – Кто знает, что ему еще поручили?
- Вот именно поэтому и нужно действовать быстро! – назидательно подняв указательный палец вверх, пояснил господин Зиндекин. – Пока он не натворил ничего или не сбежал… И еще, неизвестно, что он предпримет, когда узнает о вашем сегодняшнем визите к епископу. А он узнает! В нашем городе нельзя ничего утаить.
- Бочка оставил двух парней, чтоб они следили за домом священника, - сообщил начальник охраны.
- Если мы его убьем, разве у вас не будет проблем? – решил уточнить Алексей, который уже примерил одну из обновок – длинный, до середины бедра, приталенный кафтан с узкими рукавами из коричневого сукна.
- А убивать не обязательно, можно просто посадить его в клетку. Хотя если он умрет – я горевать не буду!
- И все же, - настойчиво продолжал Алексей, - шевалье не последний человек в городе. Как на это отреагирует городской совет? Может нужно сначала получить его разрешение?
Нивелер Зиндекин с усмешкой глянул на Алексея и покрутив огромный перстень с темно-красным камнем, негромко произнес:
- Во-первых, мне не нужно ничье разрешение для того, чтоб раздавить гниду! Я не про тебя, дружок, - добавил он, повернув голову в сторону высокого парня с задранным кверху правым плечом, который носил такое звучное прозвище. – А во-вторых, проблем не будет, если мы найдем переписку, о которой упоминал Уильям. Я предъявлю ее совету и скажу, что медлить было нельзя.
- Де Кри живет в старом доме, который достался ему от отца, - перешел к конкретике Уильям Эйлиш, - письма наверняка хранятся там же.
Старый шевалье купил этот дом полвека назад, сразу же после того, как были повержены войска графа де Курте. Добротный и каменный, он сразу приглянулся ему. Ну а позже, с расширением семейства, над первым этажом был надстроен второй – деревянный.
- А если нет? – поинтересовался Иван.
- Тогда он нам расскажет, где они, - Уильям поднял свои прозрачные глаза на Ивана и, после короткого мгновенья тишины, продолжил: - Сколько у него людей точно не известно, где-то около десятка.
- У простого шевалье? Он ведь не барон, откуда у него столько людей? – вновь влез Иван.
Господин Эйлиш нахмурился, недовольный тем, что его перебивают, но все-таки ответил:
- Он богат. Отец оставил ему солидное состояние.
Старый шевалье де Кри, хотя сам не мог похвастаться ни большой знатностью, ни значительным богатством, за свою долгую жизнь – а прожил он семьдесят восемь лет – будучи человеком крайне разумным, многократно преумножил свои капиталы.
Встав на сторону города в противостоянии с графом де Курте, он, после победы, присвоил себе земли тех, кто присоединился к проигравшим. И хотя это не сделало его бароном, но позволило значительно увеличить собственный земельный надел. Он даже получил доступ к небольшому участку побережья, где тут же организовал маленькую пристань.
Сочетая в себе качества присущие как воину, так и купцу, старый шевалье не удовлетворился достигнутым. Он освободил крепостных крестьян на теперь уже своих землях и, разделив ее на небольшие участки, сдал им же в аренду за звонкую монету. Верно рассчитав, что близость к крупному и развивающемся городу позволит крестьянам выгодно продавать плоды своего труда, он безжалостно сгонял с земли тех, кто задерживал оплату, не слушая ни просьб, ни оправданий.
- Я лично знаю двоих его людей: Криди и Линека – хорошие бойцы, опытные, - сообщил тем временем господин Эйлиш. – Яма, ты кого-нибудь там знаешь? – спросил он и продолжил, дождавшись отрицательного ответа: - Пойдут все, кто сейчас здесь.
- Как вы говорили, господин, двое сейчас караулят дом епископа, - Бочка подошел почти беззвучно, - прикажете их вызвать?
- Кого еще нет? – решил уточнить начальник охраны.
- Еще двое не в городе, господин, - тут же ответил толстяк.
- Тогда не нужно, пусть смотрят за епископом, - после недолгого размышления, принял решение Эйлиш. – Нас будет шестнадцать человек, думаю, этого будет достаточно, - добавил он для господина Зиндекина, который внимательно наблюдал за происходящим.
Тот в ответ кивнул, полностью доверяя в подобных делах начальнику охраны, а после, в сопровождении нескольких человек, удалился, сказав на прощание:
- Главное, найдите письма! После того, как я зачитаю их на совете - город начнет собирать ополчение, по-другому и быть не может!
- Можем попробовать выдать себя за стражников, - внес предложение Бочка, после ухода господина Зиндекина, - может они нам сами дверь откроют.
- Попробуем, - согласился с предложением Уильям Эйлиш, - но Ривельду, - так они называли небольшое тяжелое заостренное бревно, окованное сталью, - все равно нужно будет взять.
- Оружие? – раздался откуда-то сбоку негромкий голос одного из бойцов.
- Копья брать не нужно. Только короткое оружие – действовать придется в доме. И арбалеты.
- Доспехи надеваем все, - грозно добавил Бочка. – Все какие есть! И шлемы не забудьте.
- У вас есть два часа на сборы, - подвел итог обсуждению Уильям Эйлиш, - потом выдвигаемся. И фонари возьмите, чтоб в темноте глаза не ломать.
После такого напутствия бойцы разошлись, чтоб успеть подготовиться. Кто-то чистил кольчугу, кто-то правил клинок меча или тесака, а кто-то больше полагался на Божью помощь негромким речитативом произнося специальную молитву.
Иван с Алексеем получили от Бочки арбалеты и связку болтов, да пару длинных кинжалов с простыми рукоятями. От Сиплого, который заведовал доспехами, два панциря – кольчуги из небольших плоских колец – с длинными рукавами, толстые кожаные перчатки, стеганную поддоспешную одежду и стеганные же капюшоны, которые полагалось надеть под стальные шлемы с широкими полями. А господин Эйлиш, оглядев героев с ног до головы, облагодетельствовал друзей только добрым словом, посоветовав не лезть на рожон.
- Беременная корова под седлом смотрится лучше, чем вы в доспехах! – с радостным гоготанием сообщил Бочка и тут же спросил: - Знаете, что это?
В руках у него были какие-то устройства, состоявшие из деревянных брусков соединенных железной осью.
- Это козья нога, - он протянул друзьям приспособления, - давай покажу, как пользоваться!
Но показывать не пришлось. Алексей быстро разобрался как прикладывать рычаг и как производить натяжение – устройства были примитивные. Иван, глядя на Алексея, справился парой мгновений позже.
Бочка, который был уверен, что друзья раньше дел с оружием не имели – это было видно по всему – удивился, как быстро им удалось разобраться с натяжением тетивы.
- Так арбалет лучше долго не носить, - пояснил он, - натягивать нужно перед стрельбой. Пойдемте во двор, стрельнёте пару раз…
Спустя пару часов, когда ночь окончательно утвердилась в городе, а стражники спокойно сидели в караулках, решив, что люди, которые имеют привычку бродить по ночам, могут защитить себя сами, отряд под предводительством Уильяма Эйлиша покинул свое обиталище и, выстроившись в колонну по двое, отправился в сторону жилища шевалье де Кри…
- Рыжий, не лезь ты туда – подстрелят! – Бочка одернул молодого паренька, который обычно стоял привратником у ворот, а теперь пытался проявить себя и первым ворваться в дом, через только что разломанную дверь. Убедившись, что молодой боец в безопасности, здоровяк повернулся к своему командиру и продолжил: - Что делать-то будем, господин Эйлиш? Они там подготовились к штурму, могут быть потери, если в лоб полезем. Поджечь бы их…
- Шевалье в бане, если верить тому, о чем проболтался Криди… - Уильям Эйлиш даже не стал обсуждать бредовое предложение устроить пожар в городе. – Нам, видимо, придется разделиться.
- Зачем, господин? – на лице Бочки читалось недоумение. – Он же когда-нибудь оттуда вернется, тут мы его и возьмем!
- Нельзя затягивать с этим делом, скоро может стража заявиться и тогда будут проблемы. Да и вряд ли де Кри, увидев, что твориться у его дома, решит пробиваться к своим. Он просто сбежит из города, а перекрыть все ворота невозможно. И нужные бумаги могут быть при нем, - пояснил Иван для Бочки.
Уильям Эйлиш потер переносицу и сморщив лоб размышлял еще какое-то время, после чего, приняв, по всей видимости, решение сказал:
- Я возьму пятерых, - он указал рукой на тех, кто пойдет с ним. В их число попал и Иван с Рыжим. – А ты, - обратился Эйлиш к Бочке, - останешься за главного здесь и попробуешь захватить дом. Он, - кивок в сторону Алексея, - тебе поможет.
- А в какую баню вы пойдете, господин? Их в городе несколько десятков! – решил уточнить Бочка.
- Начну с ближайшей, если там его нет, буду двигаться дальше. Если получится закончить здесь быстро, то ищите бумаги, а после присоединяйтесь ко мне. Если же мы справимся раньше – вернемся сюда.
Не прощаясь, Уильям Эйлиш со своим маленьким отрядом скрылся, позвякивая доспехами, в крохотном переулке, отбрасывая на покрытые белой известью стены густые тени.
Алексей, понаблюдав некоторое время за отблесками неярких масляных фонарей на булыжниках мостовой, обратился с вопросом к своему новому командиру:
- И чего будем делать?
Бочка, который и сам был не рад этому поручению, хмуро глянул на него и пробурчал себе под нос что-то неразборчивое.
- Может ставни выломать и через окна залезть? – выступил с предложением Алексей.
- Они мелкие совсем, не видишь разве? – с тяжелым вздохом ответил здоровяк и поднял повыше круглый щит. – Придется через дверь идти…
Алексей поморщился. К запахам железа и масла от кольчуги примешивался аромат разгоряченного тела и пота - плотная стеганная одежда, которая была надета под доспех, совсем не пропускала воздух. Шлем, по началу практически невесомый, теперь доводил мышцы шеи до судорог, а в затылке поселилась звенящая и ноющая боль – предвестник мигрени. Кольчуга давила на плечи и грудь, затрудняя каждый вдох, кинжал при ходьбе постоянно бился то о живот, то о бедро, а тяжелый арбалет наглухо забил мышцы рук.
Помимо физиологических неудобств, раздражало и постоянное ощущение чужого взгляда. Жители окрестных домов не спешили выйти на улицу, но наверняка наблюдали через щели в ставнях за тем, что там происходит.
Алексей глубоко вдохнул свежий ночной воздух, который своей прохладой ожег легкие и вернул ясность мысли. Удивительно, но страха отчего-то совсем не было. То ли быстрое развитие событий не давало ему как следует испугаться, то ли усталость вызвала эмоциональное очерствение, однако поджилки совсем не тряслись, а под ложечкой не сосало.
Тем временем, Бочка, отправив пару человек наблюдать за другой стороной дома из опасения, что осажденные могут решиться на контратаку, собрал вокруг себя несколько человек со щитами, а остальным сделал знак приблизиться.
- Стрелков там вроде бы двое, - начал он, - поэтому мы, - жест в сторону бойцов со щитами, - заходим первыми. Слушайте внимательно, после двух выстрелов заходят остальные. На улице остается Яма, - и обратившись уже непосредственно к нему, Бочка добавил: - Если заявится стража, попробуй отбрехаться.
Пятеро бойцов, включая командира, встали по обе стороны от дверного проема, прикрывшись щитами и наклонив вперед голову. Быстро, но без суеты, аккуратно ступая короткими шагами, они ринулись на первый этаж дома по команде толстяка. Обороняющиеся не спали и когда в дверях появился первый силуэт – это, к слову, был сам Бочка – раздалось два слитных выстрела. Один с громким стуком впился в край щита, отчего Бочка сбился с шага, а второй со звоном ударился прямо в шлем тому, который следовал за предводителем по пятам. С боку, на блестящем в теплом масляном свете стальном наголовье, появилась глубокая вмятина, но счастливчик, который чудом избежал смерти, продолжить наступление не смог, потому как с грохотом и едва разборчивым матом свалился с невысокого крылечка, где, стянув шлем, принялся тереть рукой лоб.
Алексей с арбалетом в руках, подбежав к подстреленному и убедившись, что достать выстрелом здесь его не смогут, помог тому лечь на бок и приложил ко лбу спасительный и прохладный шлем, строго наказав без крайней нужды не шевелиться.
После этого он прошмыгнул в дверной проем, выстрелив на ходу туда, где угадывались очертания лестницы, и занял место рядом с Бочкой, который напряженно сопел у одной из стен, вне досягаемости арбалетных болтов.
- Что теперь? Давай наверх? – спросил Алексей, у которого от выплеска адреналина гулко колотилось сердце и хотелось бежать дальше. Неважно куда - вперед или назад – главное не сидеть на месте. Подол кольчуги слегка звенел из-за тихонько подрагивающих колен.
- Угомонись, - еле слышно ответил ему опытный Бочка, глаза которого блестели белками в темноте. – В тебе дурная кровь бурлит, так бывает.
Однако просто сидеть не имело большого смысла и поэтому здоровяк, вновь подняв щит, полез по крутым ступенькам на штурм укрепления вместе с оставшимся щитоносцами. Арбалетчикам же, которых вместе с Алексеем было трое, он приказал стрелять по готовности, но так чтоб не зацепить своих.
Как только атакующие оказались на лестнице, богато заваленной различной мебелью, вновь раздалось два звонких выстрела, угодившие в один из щитов. Подниматься быстро не получалось: крутые ступени и темнота – фонари оставили на улице - сами по себе были надежными защитниками, а наваленный хлам, который приходилось разгребать, дал возможность стрелкам еще несколько раз перезарядить свое оружие и выпустить короткие злые болты в нападающих. Один из бойцов, стоящий прямо за Бочкой, которого все почему-то называли Ахты, начал беззвучно заваливаться на шедших позади товарищей. Заметив это, здоровяк скомандовал отступление, атака не удалась. Отряд буквально скатился с лестницы под свист болтов.
Когда из проема показался грузный силуэт командира, Алексей, высунувшись буквально на мгновение, выстрелил в темноту и сразу же ловко перезарядил арбалет.
- Мы их не возьмем, - устало сказал вдруг Бочка, прикрыв глаза убитого – арбалетный болт попал ему прямо в середину груди. – Неудобное место, а нас слишком мало. Осаждать нет времени, поджечь нельзя… Мы их не возьмем. Уж точно не в этой темноте.
Алексей хоть и был знаком с этим громкоголосым здоровяком уже несколько дней, но только сейчас, в этом темном и пропахшем потом, сталью и кровью помещении, увидел в нем человека, а не карикатуру. Товарища, а не временного попутчика.
- Линек, плешивый петух, ты еще не помер там со страху? – гаркнул вдруг Бочка да так, что эхо заметалось под потолком.
- Бочка? Так это твою толстую задницу Господь принес сегодня к нашему дому? – раздался сверху спокойный голос. – Я еще жив и помру, похоже, теперь уже только от старости… Потому как тебе и твоим недоноскам здесь явно не справиться!
- Да ты нам и не нужен, мы пришли за твоим хозяином…
- Я догадывался, что матушка произвела тебя на свет совсем не из того места, откуда положено, но, даже ты должен был понять, что шевалье здесь нет! – произнес Линек и добавил: - А где твой хозяин, длинный, как червяк и приятный, как промозглый осенний дождь?
- А он как раз пошел за твоим господином, которого так и тянет к потаскухам! Наверное, скучает по матери? – с хохотом поинтересовался толстяк. - Надеюсь, что шевалье завещал тебе хоть какую-нибудь пенсию, потому что с такой рожей, как у тебя на подаяние жить не получится!
- Пошел за моим господином? – с не меньшим весельем прокричали сверху. – Именно это и напишут на его надгробии: «Уильям Эйлиш, который с дуру пошел за шевалье де Кри».
Перепалка продолжалась еще некоторое время и в конце концов Бочка озвучил тот вопрос, ради которого он начал этот разговор:
- Линек, послушай, я не хочу лишней крови. Дай нам подняться наверх и, обещаю, вас никто не тронет, - здоровяк говорил предельно серьезно.
- Не могу, Бочка, ты же знаешь! – с печалью в голосе ответил человек шевалье. – Пока жив господин, я не дам тебе подняться…
- Да мертв он уже, господин твой! – с раздражением прокричал Бочка. – За ним пошли шестеро, вместе с Эйлишем!
- Ну что же, пусть душа его обретет покой, но пока я не увижу его тело, ты сюда не войдешь! – упрямо ответил Линек.
- Тогда, упрямая ты задница, я сейчас принесу тебе его пустую башку!! – с ярость взревел Бочка и, поднявшись на ноги, вознамерился пойти на новый приступ. Но голова Жиля де Кри все еще была на своем обычном месте…
Уильяму Эйлишу повезло – шевалье оказался в первой же, ближайшей к его дому, бане. Старое здание, сложенное из светлого и очень прочного камня – наследие почившей империи - было не так давно восстановлено, отремонтировано и хорошо известно начальнику охраны господина Зиндекина. Широкое и какое-то приземистое, оно состояло всего из двух больших помещений – раздевалки и самой купальни. Все подсобные помещения: от кухни до дровяника, находились за баней и с улицы были не видны. Уильям сам бывал здесь неоднократно, знал внутреннее расположение помещений и был на короткой ноге со здешним хозяином. Он не стал оставлять охрану под окном – оно было слишком узким, даже для худощавого шевалье, который оказался фактически в ловушке.
Словом, Уильяму Эйлишу повезло. В отличии от Рыжего, которому насмерть испортил пищеварение клинок Жиля де Кри. Молодой паренек спешил отличиться в первом своем настоящем деле и неосмотрительно полез вперед, забыв об осторожности. Теперь Рыжий доживал последние минуты своей короткой жизни. И так белокожий, как и все рыжие, сейчас он был бледен как снег, на вершинах гор. Иван, на коленях которого лежала голова бедолаги, с ужасом смотрел как несчастный пытается что-то сказать, но вместо слов изо рта лезли только кровавые пузыри, лопавшиеся и оседавшие на губах красной пеной. Рыжий легонько шевелил ногами, шоркая кожаными сапожками по полу, и пытаясь подтянуть их к животу, но сил у него уже не было. Невесомый и едва различимый звук, с которым кольчуга скребла по дереву, когда раненый двигался, казалось, поселился прямо в голове и звенел, словно рой рассерженных мух.
- Надо как-то ему помочь… - голос Ивана дрожал и выглядел он сейчас ничуть не лучше Рыжего.
- Первым пойду я, - сказал негромко Уильям Эйлиш, быстро взглянув на умирающего, - остальные заходят только по моей команде.
Распутной девке, которая только что выбежала из того помещения, где находился сейчас шевалье де Кри, было запрещено куда-либо уходить, а сторожить ее было поручено Ивану, вооруженному взведенным арбалетом. Иван, под прицелом холодных глаз командира, поднялся с пола, аккуратно убрав рыжую голову с колен, взял в руки свое оружие и уставился на миловидную девушку невидящим взглядом.
Поправив доспех – новенькую черную бригантину с блестящими латунными заклепками, надетую поверх кольчуги – Уильям извлек из ножен недлинный одноручный меч с изогнутой кверху гардой, украшенной изящной гравировкой. Клинок, широкий у основания, имел два коротких узких дола и одинаково хорошо подходил как для колющих, так и для рубящих ударов. Второй рукой воин снял закрепленный на поясе маленький круглый щит – баклер - целиком сделанный из стали.
Резко помотав головой из стороны в сторону, чтоб проверить как сидит шлем – бацинет с узким, расширяющимся книзу наносником и кольчужной бармицей – воин, удовлетворенный результатом, неспешно начал подниматься по лестнице.
Из комнаты доносилась негромкая молитва, которую протяжно читал Жиль де Кри:
- Пусть Первый дарует силу и твердость моему духу, а Второй принесет удачу в бою…
Уильям Эйлиш медленно, чтоб не сбить дыхание раньше времени, покорял одну ступеньку за другой.
- Третий сделает мои члены гибкими, а мышцы твердыми, словно камень…
«Он стоит справа от входа и ударит сразу, как только я войду, - размышлял начальник охраны, - бить будет в лицо»
- Пусть четвертый сделает мой меч тверже камня, а клинок врага будет изъеден ржою…
«Пора» - подумал Уильям Эйлиш и, подняв свой небольшой щит так, чтоб прикрыть большую часть лица, шагнул через порог.
Резкий, стремительный выпад острием длинного меча пришелся прямо в середину щита и заставил Уильяма покачнуться. Удар был настолько силен, что кончик клинка, длиной с мизинец, обломился и с веселым перезвоном улетел куда-то на лестницу.
Шевалье попытался сместиться в сторону, сделав несколько быстрых приставных шагов в право, чтобы разорвать дистанцию, но его противник, защищенный доспехом, без боязни сделал два шага прямо на него, желая зажать врага в углу. Имитировав удар по ногам, де Кри снова собирался провести укол в лицо, но был вынужден отступить, потому как Уильям Эйлиш на обманный удар не купился и сам попытался рубануть шевалье по защищенным только перекрестьем гарды и кожаными перчатками рукам.
Уильям продолжал прикрывать часть лица баклером, а меч держал внизу, направив острие в пол. Достаточно оттеснив противника от входа, он громко скомандовал: - Заходите! – чем вынудил шевалье совершить очередную атаку. Используя свой меч как рычаг, де Кри отвел оружие Уильяма в сторону, сделал шаг к нему навстречу и, взявшись левой рукой прямо за клинок собственного меча почти у самого его острия, попытался нанести укол в шею так, чтоб пробить кольчужную бармицу. Затея, однако, успехом не увенчалась. Эйлиш просто шагнул назад и коротко ударил наступающего противника баклером в лицо. Без замаха, но хватило и этого. Шевалье Жиль де Кри, пачкая кровью пол, рухнул без сознания прямо под ноги своему врагу.
- Вяжите его, - приказал господин Эйлиш поднявшимся по лестнице бойцам, а затем крикну так, чтоб услышал Иван: - Черный, девку можешь отпускать.
Оказавшись в общем зале и сняв с головы шлем, который теперь нес один из его людей, начальник охраны обратился к хозяину бани:
- Моего человека убили сегодня здесь, у тебя.
- Но в этом нет моей вины, - изъеденное оспой лицо банщика окаменело от напряжения.
- Не знаю, ведь его убил твой гость… Мои люди будут недовольны. А мой господин, который, как ты знаешь, состоит в городском совете, будет недоволен вдвойне!
- Что я могу сделать, чтоб избежать его гнева?
- Ночь близится к концу и мои люди устали. Сегодня вечером они придут к тебе, чтобы отдохнуть, а ты постараешься им угодить и не возьмешь с них денег, договорились?
Хозяин бани не ответил, а только склонился в низком поклоне, надеясь скрыть гримасу, которая искривила его и без того некрасивое лицо.
Оказавшись на улице, где уже чувствовалось приближение утра, Иван безжизненным голосом доложил командиру, что никаких бумаг при шевалье не было и нужно возвращаться к его дому.
- Готов биться об заклад, что Бочка сейчас препирается с Линеком, вместо того, чтобы сражаться, - со вздохом сказал начальник охраны, глянул в очередной раз на Рыжего, бездыханное тело которого тащили двое бойцов, и устало добавил: - Идем. Куда нам без этих чертовых бумаг?